Проституция

На этой же странице:

Е. Вардиман. Женщина в древнем мире.

Из истории сексуальной жизни во Франции

На следующих страницах:

К. Норберг. Проститутки в городах раннего Нового времени

Е.С. Штейнер

Штейнер Е.С."Ветка сливы" Иккю // Сад одного цветка: Сборник статей и эссе. М., 1991, с. 162-163

Иккю Содзюн* недостойных монахов не раз сравнивал с куртизанками, неизменно ценя последних более высоко. Иккю же наделял этих женщин высокими духовными качествами, о чем он писал в четверостишии под названием «Мирянин читает песню перед воротами веселого дома и после уходит»:

У девушки в доме сознания нет,
у него ж что-то есть на уме.
Погрязши в стихах, поэт
сможет ли окунуться в любовь...

Иккю наделяет одинокую обитательницу дома высшим состоянием безмыслия, или «не-сознания» (мусин). Понятие мусин как составной части буддийской философско-эстетической категории югэн возникло первоначально в религиозных текстах, а оттуда прочно перешло в область искусства. С мусин. связывался обширный комплекс близкого значения муга—«не-я» (кит. уво, санскр. анатман), которое, по определению Д. Т. Судзуки, крупного дзэнского философа и главного пропагандиста дзэн на Западе, является основной концепцией буддизма. Девушка, выполняя свои обязанности, пребывает в мусин, она не связана мыслями о гостях и вожделениями. Иккю в отличие от многих своих современников глубоко осознал сущностное родство монахов и куртизанок. Может показаться парадоксальным, что Иккю как бы уравнивает монахиню и гетеру, но в этом сближении есть свой смысл. Женщины, жившие при гостиницах или в специальных домах любви, были погружены в непрестанную череду меняющихся связей. Опытом своей жизни они выражали непостоянство (мудзё — основное состояние мира) в сфере человеческих отношений. Ему же следовали и оставившие житейские связи монахини. Сжигавшие себя в огне мимолетных наслаждений, куртизанки оказывались, если глубже вдуматься в занимаемое ими место в социальной структуре общества, ближе к осознанию извечного закона существования — быстротекущей бренности. Они не имели привязанности к собственному дому или семье, подобно мирянам, а значит, ничто не препятствовало им жить согласно принципам мудзё и мусин. В предельных случаях куртизанка могла отождествляться с бодхисаттвой, как то было, например, с прославленной дамой Эгути. Эта гетера, известная тем, что наставляла в истине монахов, идентифицировалась с бодхисаттвой Фугэн (Самантабхандра).

В ряде своих стихов Иккю говорит, что мусин приходит не только в результате долгих и мучительных дзадзэн — медитаций в позе лотоса. Исчезновение своего «я», что, собственно, и было главной целью религиозного делания, или деятельности по перестройке сознания, может случиться и благодаря любовному соединению. Психосоматическому опыту с куртизанками и возлюбленными посвящено несколько десятков стихотворений в «Кёунсю». Если учесть, что в антологию вошла лишь меньшая часть из написанного им, то становится очевидным, сколь большое значение придавал Иккю такому своеобразному исповеданию дзэн. Следует, впрочем, отметить, что отдельные аллюзии и реминисценции из китайского фольклора и мифологии показывают, что он, по всей видимости, был знаком с соответствующей даосской практикой, а также тантрическим буддизмом.

Даосская натурфилософия обеспечила теоретическую основу слияния эротики с космическим и духовным началами. Еще в гексаграммах «Книги перемен» высшая гармония двух взаимодополняющих сил инь и ян символически обозначала союз мужчины и женщины. 63-я гексаграмма — «Завершение»— состоит из триграммы кань (женщина, вода) и триграммы ли (мужчина, огонь). «Взаимодействие одного инь и одного ян называется дао»,— говорится в «Ицзине». Последующее развитие даосской мысли подробно разработало принципы гармонизации человека и вселенной .

-------------------------------------------------

* Иккю Содзюн (1394-1481) много лет провел в странствиях, к концу жизни стал настоятелем столичного монастырского комплекса Дайтокудзи. Иккю был крупнейшим каллиграфом своего времени, поэтом, основателем школы живописи Сога, наиболее экспрессивной во всей японской классической живописи. Иккю оказал определяющее воздействие на сложение эстетики чайного действа в стиле ваби, чьи традиции живут в Японии и поныне. Кроме того, он повлиял на формирование искусства сухого дзэнского сада, т.е. сада из камней и песка, оформлявшего околохрамовое пространство.

Е. Вардиман

Вардиман Е. Женщина в древнем мире. М., 1990, с. 250-264

"Мужчина в древности критически смотрел на свою жену, но влюбленно — на свою подругу или на чужую женщину. Вавилонянин, посещая чужую женщину в храме, называл это «возвышением сердца». Особого рода «возвышение сердца» происходило в праздник Нового года, когда он приходил к величественному семиступенному святилищу Мардука, благоговейно, затаив дыхание, наблюдал церемонию «священного брака» царя с верховной жрицей, происходившую на верхнем этаже, и сам мог за плату повторить ту же церемонию с храмовой рабыней. Под «возвышением сердца» он понимал молитву, культ н жертву деятельной любви.

Восточный человек, интенсивный и страстный в жизненных проявлениях, требовал, чтобы религия заботилась не только о его духе, призывая почитать высшие силы, но и о его чувствах, способствуя общению с божественным. Жизнь коротка, трудна и мучительна, будущее темно, поэтому надо радоваться редким часам праздника с пением, танцами и «возвышением сердца».

Эпос о Гильгамеше, возникший около четырех тысяч лет назад, содержит такой совет:

Наполняй свое чрево, день и ночь наслаждайся,
Пусть каждый день тебе будет праздником радости...
Пусть будет счастлива каждая женщина на твоей груди,
Ибо в этом — радость людей...

Гильгамеш воздал богатую дань земной и небесной любви, последней — в храме Урука. В Малой Азии и в Израиле храмовые рабыни имели общее название «посвященная богу»; в Греции их называли «иеродулы».

250

Считалось, что храмовые блудницы могут цивилизовать человечество посредством любви. Гильгамеш нанял такую «посвященную», чтобы научить Энкпду морали, приличиям, приобщить с помощью ее любви дикаря к культуре людей. Умирая, Энкиду проклинает женщину за эту услугу, которую она оказала ему против его желания. В ответ бог Шамаш упрекнул его, сказав, что он не понял истинную суть «посвященной» служительницы, ибо культовая проституция означала жертвенную отдачу божеству; общавшийся с этими женщинами тем самым служил божеству. Это и было .«возвышением сердца»,

Для религии не существует вопросов, лишь абсолютная готовность верить и служить. В Вавилоне имелись специальные храмовые школы, в которых девушки учились выполнению своих специфических обязанностей и задач, получая уроки танца, пения, игры на струнных инструментах, культовых ритуалов, а также искусства любви. Благодаря такой подготовке они высоко ценились. Богини Ипапа, Пинту, Иштар, Апат и другие также именовались почтительным словом «небесные иеродулы». В Вавилоне были богатые иеродулы из лучших семейств; они могли выходить замуж и получать статус законных жен. Но, будучи «посвященными», они не имели права рожать детей. Для этой цели они либо приводили к мужу служанок, либо усыновляли детей.
251

Нельзя судить сакральную проституцию и наивнораскованную чувственность посетителей храма по меркам современной морали. И. Зейберт в книге «Женщина на древнем Ближнем Востоке» поясняет это подробнее: «То, что в сфере влияния христианской религии считалось ,,греховным", а именно половое удовольствие, в древневосточных религиях связывалось с самой природой. Половое соединение считалось культовым священным действием и в своем сакральном значении не предполагало ничего непристойного или аморального. Религия, представлявшая богов в антропоморфном виде — они и ведут себя как люди, в том числе и по части любви, полового желания,— находила место и для сексуальности, причем с такой открытостью, какую сейчас нам трудно представить. Житель древнего Востока говорил о любви и зачатии у богов и людей без робости, и без моральных опасений, в соответствии со своими специфическими, совершенно естественными представлениями».
252

К сожалению, замечает И. Зейберт, множество клинописных табличек по причине своей «аморальной» откровенности портится в подвалах различных музеев; иные ученые полагают, что широкой публике незачем знать такие «непристойности». Даже такой фразе, как эта: «Я хочу при свете луны играть в любовные игры; на чистом роскошном ложе я хочу распустить тебе волосы», пришлось ждать восемьдесят лет, чтобы ее опубликовали.

Примерно за девять тысячелетий до нашей эры, когда еще не существовало письменности, человек начал без ложной стыдливости изображать культовое «возвышение сердца», чтобы магически способствовать плодовитости человека, плодородию животных и растений.

На бронзовой табличке, которая сейчас находится в Берлинском Государственном музее Передней Азии, изображено культовое объятие. «Посвященная» девушка лежит на каменном алтаре примерно 80 сантиметров высотой. Ноги ее покоятся на плечах стоящего перед ней мужчины, который совокупляется с ней, держа ее за руку и бедро. Следует обратить внимание: она лежит на алтаре! Он исполнен сознания, что па алтаре совершается священнодействие. По-видимому, любовный акт совершался в таинственном
253

полумраке, сопровождаемый музыкой и песнопением. При этом посетителя называли нежно «женихом» богини или ее представительницы. «Я хочу украсить ложе свое и себя,— говорится в одной шумерской культовой песне.— Он положит свои руки в мои, он прижмет сердце свое к моему. Рука в руке — сон его так отраден, сердце к сердцу прижато — упоенье так сладко...»

Высшие жрицы были знатного происхождения, иные даже из царского дома. В Южной Аравии найдены стелы с надписями, которые свидетельствуют, что вожди племен посвящали своих жен и дочерей в верховные жрицы и невесты бога. Низшие служительницы храма набирались из числа подкидышей или обедневших, женщин, не сумевших расплатиться с долгами, и девушек средних и низших слоев населения. Исследователям теперь известно, в какой мере бедность была причиной проституции, как храмовой, так и обычной.

В одном вавилонском тексте 550 г. до п. э. вдова Банатиннин заявляет: «Мой муж умер. В стране голод. Поэтому я отметила обоих своих детей знаком звезды (Венеры) и доверила госпоже. За это она даст им пропитание».

Проститутки и святые

Постоянные войны и экономические неурядицы со временем истощили средние слои в Месопотамии. Храм не мог принять всех дочерей обедневших горожан. Получившим отказ приходилось зарабатывать себе на жизнь заурядной проституцией, сбивая храмовые цены и назойливо себя предлагая. Так вскоре стерлись границы между сакральной и обычной проституцией. Детей стало продаваться так много, что обедневшие родители бывали рады, когда могли их задаром отдать в публичные дома или школы, в которых обучали этому ремеслу. Поэтому в сохранившихся документах на эту тему идет речь не о «покупке», а об «удочерении»: «Она должна быть воспитана для проституции, а ее доходы идут ее приемной матери».

Если же ребенок оказывался строптив или убегал, приемная мать имела право продать его в публичный дом, где юную девушку могли побоями принудить к любому извращению. До нас дошли записи знаменитого вавилонского «дома Мурашу», крупного предприятия, которое занималось всякого рода «делами», в том числе, как видно из документов, продавало или предоставляло на время «хороших» женщин и девушек в «публичные дома».
254

С ростом городов росла бедность, и все больше падали нравы. Вскоре число «публичных» женщин стало уже так велико, что «культовым» проституткам также приходилось выходить на улицы и рынки, чтобы конкурировать с ними. В связи с этим в Ашшуре были изданы законы, которые строжайше запрещали тем и другим под угрозой наказания закутываться в покрывало, как честным замужним женщинам, вводя в заблуждение мужчин. Точно так же ни одна городская жительница не могла выходить на улицу с непокрытой головой, чтобы не выглядеть «свободной» женщиной.

«Уличная свобода», конечно, не та свобода, которой можно было желать. Шумерские документы III тысячелетия до н. э. упоминают два вида «свободных» женщин. Одни — «кто жили на улицах», подобно бездомным собакам, и «при всех позволяли себя покрывать», те, у которых «были толпы мужчин», которые, «как нищенки, ютились в тени стен, готовые к любовным услугам за любую подачку». Другие распутничали тайно и лишь время от времени, обычно же имели вид добропорядочных девушек или женщин.

И те и другие торговали собой за две-три меры ячменя или, как говорит пророк Осия, за две смоквы. Действительно, известны вавилонские «прейскуранты», согласно которым «самые дешевые» девицы могли продать себя за две смоквы или за несколько мелких монет. Не так уж много, но иному мужчине, который, как страстный игрок в рулетку, не умел противиться искушению, это могло в конечном счете стоить жизни. Египетский мудрец Птаххотеп предостерегает: «Всего лишь миг любовной радости, подобный краткому сну, а человек уже во власти смерти. Тысячи сгубили из-за этого свою жизнь: глупеешь в их нежных объятиях, и конец их бывает ужасен». Немногие прислушивались к предостережениям Птаххотепа; причем именно люди старшего возраста, которые, казалось бы, должны стремиться к благоразумию, глупели особенно и волочились за молодыми девицами, «ибо, чем старше кот, тем за более молодыми мышками он охотится». На стареющих проституток не обращали внимания, как они ни красились и ни ухищрялись.
255

Местом встречи нижних слоев общества были кабачки и постоялые дворы. В кабачке мужчины получали двойное удовольствие: они утоляли здесь и жажду и похоть. В одной шумерской песне поется: «О боже, как сладко питье юной девы, как сладко ее лоно, сладко, как опьянение...»

Среди всех содержательниц питейных заведений древнего мира самая знаменитая — ханаанеянка Раав из Иерихона: она спрятала в своем заведении у городской стены двух израильских соглядатаев. Один рабби в Талмуде восхваляет ее двойственную природу: хотя Раав «ослабила тысячи мужчин распутством и плохим вином, но две души (соглядатаев) она спасла, и потому ее надо причислить к святым».

Девицы «для удовольствия»

Греческий историк Геродот написал «Историю», причем события мифических времен, по его словам, исключил, ибо трудно проверить, насколько они истинны. Среди прочих мест он посетил также и Вавилон. Правда, ко времени Геродота город уже почти сто лет находился под персидским господством и был уже мало похож на прежний великий город. По утверждению Геродота, каждая женщина в Вавилоне должна была лишиться девственности в ходе культового ритуала в храме Милитты (то есть Иштар). Это сообщение не подтверждено никем из других античных авторов. Если иметь в виду, что персы сделали более строгими законы о браке и что для Вавилона это был период общественного и экономического упадка, сообщение Геродота должно показаться сомнительным,— возможно, его ввела в заблуждение церемония «священного брака», которую он наблюдал. В любом случае греку не стоило бы слишком возмущаться чужими нравами, ведь в его собственной стране проституция, существовавшая под эгидой государства, достигла, несмотря на расцвет культуры, значительного размаха. Официально греки жили в единобрачии, однако проституция для многих была своего рода отдушиной. Платон даже в государстве будущего предусматривал и приветствовал общение с купленными женщинами, «однако совершаемое лишь втайне». Ему представлялось необходимым сохранить стыд «как непреходящую ценность общественной жизни».
256

Проститутками (по-гречески «порне») могли быть рабыни или свободные. Исходя из общего убеждения, что «ни один мужчина не может быть верен лишь одной женщине», в посещении публичного дома не усматривали ничего постыдного, жены должны были с этим мириться как с чем-то самим собой разумеющимся. Поэтому не без оснований отец в комедии Менандра «Третейский суд» предупреждает свою только что вышедшую
замуж дочь:
Свободной трудно женщине,—
Памфила, знай—тягаться с потаскухою (которую посещает
ее муж.— Примеч. пер.).
Она куда хитрей, куда бесстыднее
И льстит сильней.

Афинский трагик Еврппид влагает в уста Андромахи, супруги Гектора, невеселые слова: «Жена, которая действительно любит своего мужа, должна терпеть соперницу, делая вид, что ничего не замечает».

Сакральную проституцию греки, судя по всему, заимствовали из Малой Азии. Афродита, богиня любви и изобилия, прелести и красоты, видимо, первоначально почиталась там как богиня природы. Одно из имен этой богини было Урания («небесная») и Пандемос («земная», точнее, "всенародная"). Первое имя говорит о далекой небесной царице, второе — о чувственно-земной возлюбленной, которой служили тысячи и тысячи иеродул.
257

Критически настроенные греческие мыслители, у своих жен находившие одни отвратительные стороны, в служительницах Афродиты видели лишь прекрасные, привлекательные стороны; «улыбку, сладостный обман, прелесть и наслаждение, нежность и кротость». Праздник любви в большом храме Афродиты в Коринфе отмечался, по свидетельству греческого писателя Лукиана (II в. н. э.), подобно празднику Осириса в Египте, как праздник «воскресения». Любовь должна была способствовать «воскресению» жизненных сил как в этой, так и в потусторонней жизни. Избытком фантазии торжества в честь животворящей Афродиты превосходили даже египетский праздник воскресения, посвященный оживающему Осирису. При храме Афродиты в Коринфе имелась «для удовольствия» тысяча храмовых рабынь. Изображения прелестных доверчивых храмовых девиц в самых соблазнительных позах украшали многочисленные вазы, которые каждый паломник уносил с собой из Коринфа на память.

«Сейчас,— пишет В. Цинзерлинг,— трудно понять, с какой наивностью и безоглядностью пронизывало всю греческую жизнь и греческое искусство утверждение телесно-чувственного начала... Возможно, прелестные доверчивые девушки в прозрачных одеяниях и с соблазнительными телами существовали лишь в фантазии тех, кто расписывал вазы?»
Это сомнительно.

Любовь по водяным часам

Лукиан проклинал сакральную, но защищал обычную проституцию, ибо, по его мнению, «ничто не постыдно, если сам не считаешь этого постыдным». Сакральная проституция порождена религиозным безумием, обычная же проституция — необходимость, в которой повинно общество. В одном из своих «Разговоров гетер» он описывает афинскую семью, обедневшую в результате
258

политического переворота и решившую пожертвовать дочерью — это был единственный выход из нищеты. Кибила, мать, убеждает здесь свою дочь Корипну такими словами: «Никак иначе нам не справиться, милая моя дочь. Когда был еще жив твой отец, лучший медник в Пирее, у нас было всего вдоволь. Но вот прошло два года, как он умер, и дела наши все хуже. Мне пришлось продать его мастерскую за 2 мины, тканьем и чесанием шерсти едва зарабатываю несколько мелких монет, по надолго ли этого хватит? Я отказывала себе во всем ради тебя, растила тебя в надежде, что когда-нибудь ты сможешь помочь нам, мне и себе самой... если ты станешь проводить время с молодыми мужчинами и они станут тебе за это платить».

В качестве образца мать приводит дочери знаменитую городскую гетеру: «Она одевается всегда изящно, со всеми весела и мила, не хихикает почем зря, держится разумно, и всегда па устах ее приятная, сладостная улыбка. С мужчинами она ведет себя умно, читает по глазам всякое их желание и никого не разочаровывает. Никогда она не напивается в обществе, лишь пригубит бокал, еду берет маленькими кусочками, не говорит больше, чем нужно, и смотрит лишь на того, кто ее пригласил».

В другом месте Лукиан говорит о своем личном опыте: «Гетеры лучше порядочных женщин... Тут все честно, по крайней мере знаешь, за что платишь деньги...» Один греческий писатель с большим опытом «ночной» жизни признается: «На мой взгляд, у девиц для удовольствия благороднейший характер: самоотверженностью, душевностью и умом они намного превосходят чопорных и. холодных городских женщин». А слова афинянина Эвбула (IV в. до п. э.) звучат просто как реклама: «Знаешь ли ты этих нарядных кобылок Афродиты в легких одеждах, знаешь ли ты, как они ставят сети, как музицируют и выманивают деньги, как в прозрачных одеждах, подобные нимфам у священного источника, встречают они гостей?»

В Риме обитательниц публичных домов звали «lupae» (волчицы), а сами публичные дома назывались «lupanaria». В городе существовали дешевые постоялые дворы. Когда хозяин спрашивал приезжего, желает ли он комнату «с или без», то это означало не «с ванной или без», а «с девушкой или без». На счете постоялого двора, найденном в Помпеях, значилось; за вино — 1/6,
259

за хлеб — 1, за жаркое — 2, за сено для осла — 2 и за девушку—8 асов. В публичных домах на каждой комнате значились имя обитавшей там девушки и ее минимальная цена. Когда у девушки был гость, она запирала дверь и вешала табличку с надписью «Занято».

До четырех часов заведения открывать не разрешалось чтобы не отвлекать молодых людей от учебы. Большую часть гостей составляли либо очень юные, либо очень старые мужчины; последние предпочитали малолетних девочек. Петроний, знаток римской жизни, любимец Нерона, который называл себя «elegantiae arbiter» (судья тонкого вкуса) и участвовал во множестве оргий пресыщенного общества с Нероном и без него, возмутился, когда стали расхваливать семилетнюю девочку. Сводница Квартилла на его упреки отвечала с вульгарной грубостью: «Что?! Да разве она сейчас младше, чем я была в то время, когда мне впервые пришлось принять мужчину? Да прогневается на меня Юнона, если я хоть когда-нибудь помню себя девушкой! В детстве пришлось иметь дело с ровесниками, потом пошли юноши постарше». Сводница цитирует пословицу: «Кто поднимал теленка, поднимет и быка».

В эпоху, когда воцарился лозунг «Кто не наслаждается, сам не может усладить», потребность в таких заведениях была весьма велика. В Помпеях, где едва насчитывалось 20 тысяч жителей, во время раскопок было обнаружено семь публичных домов, одни из них одновременно служили кабачками, другие — цирюльнями. Причем Помпеи раскопаны еще не до конца. В «Vicolo del Lupanare» можно и сейчас увидеть напоминающие пещеры помещения со сложенными из камня кроватями. На внешних стенах выведены заманчивые надписи: «Для любящих жизнь сладка, как для пчел (в этих ячейках)». На другом публичном доме была надпись: «Hic habitat felicitas» («Здесь обитает наслаждение»),

Любовь по обязанностии любовь для радости

«Гетеры каждому нужны для радости»,— восклицал оратор Демосфен (около 384—322 гг. до н. э.) на афинской агоре, обращаясь к судьям в ходе процесса против гетеры Нееры. И под рукоплескания публики продолжал: «Да, для радости; па почтенных женщинах женятся по обязанности, чтобы родить полноправных, законных детей и иметь в доме верную хранительницу».
260

С развитием культуры появился слой избранных гетер. Это греческое слово означает «спутница», по толкованию Демосфена — «спутница радости». Гетеры играли важную роль в греческом обществе. Они отличались не только изысканной красотой, но и были весьма образованны: разбирались в музыке, литературе, философии, политике и многих других областях. Это были единственные представительницы женщин в сфере культуры. Лаиса из Коринфа была подругой и ученицей Диогена и сама считалась признанным философом; Диотима принадлежала к окружению Сократа и Платона, который с похвалой упомянул ее в «Пире», восславив как жрицу. Леонтион была вдохновительницей эпикурейцев, чье учение вызвало крайнее осуждение «консервативных умов».

Гетера Фрина была обвинена в кощунстве: это она послужила моделью великому ваятелю Праксителю для его Афродиты Книдской. Знавшие Фрину улыбались, глядя на статую Афродиты, а видевшие статую благоговейно смотрели на Фрину. Сотни тысяч паломников, которые молитвенно простирали руки в книдском святилище Афродиты и посылали поцелуи мраморной статуе, вслух восклицали: «Афродита, прекрасная Афродита!» По про себя они шептали: «Как ты прекрасна, Фрина, божественна твоя красота!» Ее защитником на процессе о кощунстве был Гиперид. Когда ему не хва-
261

тило слов, чтобы ответить на нападки ханжей-обвинителей, он обнажил грудь своей подзащитной и воскликнул: «Вот, посмотрите!» И этим сразу склонил на свою сторону престарелых судей: ослепленные ее красотой, они прекратили процесс. Конечно, это всего лишь замечательный анекдот.

Великий государственный деятель Перикл (около 490—429 гг. до н. э.), которому Афины обязаны своим политическим и культурным расцветом («золотой век»), признавался, что часто советовался с гетерой Аспасией и учился у нее искусству риторики; она влияла на форму и содержание его блестящих речей. Овдовев, он женился на Аспасии. Аристократы-оппозиционеры протестовали против присутствия Аспасни * не из-за прежнего ее ремесла, а из-за ее низкого происхождения — и обвиняли ее в безбожии, точно так же как гетер Нееру и Фрину. Греки, обычно терпимые в религиозных делах, понимали под безбожием угрозу существующему общественному порядку.

Эпикур (341—270 гг. до н. э.), основатель учения о блаженстве, говорит: «Наслаждение есть высшая цель человечества и дается лишь разумной воздержанностью и нравственностью поведения». Он тоже признает, что возникновению его философии способствовала гетера по имени Леонтион. Он хранил ей верность до самой ее смерти и сказал о пей прекрасные слова: «Она живет со мной и во мне».
------------------------------------

* Аспасия, дочь Аксиоха из Милета, пе имела прав афинского гражданства, но распространенное мнение, что она была гетерой, по всей видимости, неосновательно. Перикл женился па ней, не овдовев, как утверждает автор, а расставшись с прежней женой,— Примеч. отв. ред.
262

Менандр, выдающийся комедиограф, также говорил, что не смог бы выдержать пренебрежение критиков и ругань публики, если бы не поддержка Гликеры, его возлюбленной и спутниы жизни. Однажды он пришел домой подавленный после провала премьеры и хотел уже уничтожить все своп рукописи, труд целой жизни. Она без слов протянула ему молоко. Он в раздражении отказался пить, потому что па молоке плавала пенка. Гликера многозначительно утешила его: «Сдуй пенку и наслаждайся тем, что под пей». Это означало: не обращай внимания па поверхность, ценно то, что внутри!

Платон в своем «Пире» обессмертил гетеру Диотиму из Мантинеи. Она обогащала идеями его и Сократа. Почему после всех ученых споров в кругу мужчин именно слова Диогимы были признаны мудрейшими? Потому что она, как женщина, знала, что такое рождение, «ибо всякое творческое стремление к добру и красоте порождается жаждой продолжения жизни. Всякое рождение есть чудо, то есть проявление божественного в человеке, в том числе и когда речь идет о зарождении и становлении в нас нравственности или о познании божественного».

Благодаря Диотиме Сократ пришел к пониманию любви как стремлению к прекрасному. Под прекрасным Сократ подразумевал философию. Однако для Диотимы прекрасное было связано прежде всего с сексуальностью. Вот наиболее впечатляющая часть ее объяснения: «Не замечал ли ты, в сколь необыкновенном состоянии бывают все животные... когда они охвачены страстью деторождения? Они пребывают в любовной горячке сначала во время
263

спаривания, а потом — когда кормят детенышей, ради которых они готовы и бороться с самыми сильными, как бы ни были слабы сами, и умереть, и голодать, только бы их выкормить, и вообще сносить все что угодно. О людях еще можно подумать... что они делают это по велению разума, но в чем причина таких любовных порывов у животных?» Эрот, греческий бог любви, для нее — изначальная космогоническая сила. Его возлюбленная, дополняющая его,— это Психея («душа»). Поэтому для Диотимы Эрот олицетворяет стремление к формированию души и ума, потребность продолжения в прекрасном.

В платоновском «Пире» Диотима далее говорит: «Все люди беременны как телесно, так и духовно, и, когда они достигают известного возраста, природа наша требует разрешения от бремени.. Разрешиться же она может только в прекрасном, но не в безобразном». И добавляет: «Соитие мужчины и женщины есть такое разрешение».

Есть предание, что Диотима, имя которой по-гречески означает «Богобоязненная», в 429 г. до и. э., во время вспышки чумы, вымолила отсрочку болезни для афинян и была за это сделана жрицей.

В те времена самостоятельность, образование, возможность развивать свои способности были доступны лишь такой женщине, у которой хватало мужества жить свободно, отказавшись от священного ритуала брака. Она противостояла давлению общества и обеспечивала себе средства к существованию, лишь торгуя собственным телом. Женщина, стремившаяся к законному браку, желавшая жить обеспеченно, то есть без материальных забот, вынуждена была оставаться бесправной и необразованной. Для нее у греческих писателей и философов находились только слова насмешки и презрения, тогда как для гетер, напротив,— слова величайшего восхищения" ².

Из истории сексуальной жизни во Франции

Сводный реферат по книгам:

1. Richard, Guy. Histoire de l'amour en France. Du Moyen Age à la Belle Epoque. P., 1985.

2. Rossiaud, Jacaues. La prostitution médiévale. P., 1988.

(Далее ссылки на эти издания в тексте с указанием порядкового номера и страницы)

Автор реферата К. Хитаров

Апокриф. № 3. Культурологический журнал А. Махова и И. Пешкова

I. История проституции

Как указывает Ж. Россьо, до сих пор "история проституции совершенно не привлекала внимания медиевистов" (2, с. 19), и имеющиеся исследования носят, как правило, локальный характер и во многом устарели. Между тем проституция в средние века являлась важным компонентом социального устройства в целом и играла определенную стабилизирующую роль.

Существовало несколько разновидностей проституции. В большинстве городов мужчины пользовались услугами домов терпимости (prostibilum publicum, maison commune, maison des fillettes, chauteau-gaillard). В народе эти заведения именовались "борделями". Можно почти наверняка утверждать, полагает Ж.Россьо, что в XV веки не было ни одного доброго города без "доброго дома". При этом чем крупнее был город, тем внушительнее выглядел бордель: так, в небольшом Тарасконе заведение носило скромный вид, а в Дижоне дом терпимости размещался в трех корпусах, свидания проходили в двадцати просторных комнатах, в каждой из которых был камин, кроме того, имелась просторная общая зала. В таком крупном центре, как Лион, дом терпимости занимал уже целый квартал. Владелец борделя должен был

рекрутировать девиц (среди них более половины составляли приезжие, по социальному же составу доминировали дети крестьян и ремесленников), заставляя соблюдать определенные правила и подчас содержал их. Подавляющее большинство владельцев борделей составляли женщины, обычно вполне благопристойные замужние дамы, зарабатывавшие на этом неплохие деньги.

Клиентура борделей была достаточной стабильной. Посещение их неженатыми мужчинами не вызывало со стороны общественного мнения никаких нареканий (кроме тех случаев» когда клиент проводил несколько ночей краду в любовных утехах и кутил напропалую). "Брак на одну ночь" не требовал скрытности, в бордель ходили вполне степенно. Более того, холостяк, не посещающий борделя, мог вызвать подозрения (не спит ли он со служанкой? не соблазняет ли замужнюю женщину?).

Средний возраст посетителей публичных домов составлял около двадцати семи лет. Женатым мужчинам теоретически запрещалось наведываться в бордель, однако на деле это правило никогда не соблюдалось, невзирая на периодически устраивавшиеся в заведениях облавы. Начать с того, что правило это не распространялось на чужестранцев; кроме того, за некоторую дополнительную плату мужья вполне могли рассчитывать на благосклонность хозяев борделя.

Зато им совершенно не возбранялось посещать бани, которые, несмотря на многочисленные запреты, неизменно служили для тех же целей, что и бордели. Таких бань в каждом большом городе существовало по нескольку (в Лионе и Дижоие в 1470 году было по семь таких заведений). Владельцами бань были весьма высокопоставленные лица, в том числе и духовного звания. Не случайно в Лионе выражение "aller s'estuver" (идти в баню) имело в XV веке вполне определенный смысл. В банях было множество потаенных убежищ изапасных выходов на случай обыска. При этом около 20% клиентуры составляло духовенство.

Третий уровень составляли небольшие дома свиданий — частные заведения с двумя-тремя девицами. И, наконец, последняя, четвертая группа — одиночные проститутки, подбирающие клиента прямо на улице, в таверне или на ярмарке.

Власти в средние века относились к проституции весьма терпимо и ограничивались определенной регламентацией деятельности борделей. Во время эпидемий их закрывали из гигиенических соображений; во время таких церковных праздников, как Святая неделя и Рождество, — из благочестия. Не разрешалось также заниматься проституцией вблизи церквей. Взимались также довольно чувствительные налоги, но в целом усилия властей по ограничению проституции были "прохладными" (2, с. 24).

В количественном отношении уровень проституции в городах был весьма высок. Так, в Дижоие к 1480 г. на 10 000 человек населения приходится более ста проституток. Сходное наблюдалось и в Авиньоне. Поневоле примешь за чистую монету старое присловье: "Не пройдешь по Авиньонскому мосту без того, чтобы встретить двух монахов, двух ослов и двух шлюх".

Значительно усложняется положение проституток в шестнадцатом веке. По мнению историков, это связано с постепенным процессом женской эмансипации: женщина завоевывает себе пространство в гражданском обществе, обретает "идентичность" и становится менее уязвимой. На протяжении всего столетия, а особенно во второй его половине, сеть борделей сворачивается. В Лионе бани разрушаются, в Дижоне закрываются, в других городах их перемещают на задворки. Тем не менее проституция не умирает, она лишь становится более дорогой и изощренной.

Семнадцатый вех во Франции проходит под знаком презрительного отношения социума к проституции, что вовсе не отменяет ее более утонченные формы. Проституткам отказывают в жилье, изгоняют из городов, с позором отправляют на принудительные работы. В то же время в Париже, например, возникают целые "развратные кварталы": это квартал Марэ и предместье Сен-Жермеи. Дело в том, что Сен-Жермен подчинялся юрисдикции аббатства Сен-Жермен-де-Пре, так что проститутки чувствовали себя здесь более вольготно, чем в Париже с его строгими правилами. Были и другие подобные оазисы: двор Чудес, Новый мост, аббатство Сен-Женевьев.

В семнадцатом вехе проституцией занимались малопривлекательные, неимущие молодые особы, приехавшие из провинции; цыганки, еврейки; но нередко к этому ремеслу обращались и замужние женщины, желающие заработать побольше денег. Были и богатые содержанки наподобие Нинон де Ланкло (1620-1705). Это не просто куртизанка высокого полета, но и своего рода феминистка, требующая уравнивания женщин с мужчинами в том, что касается удовлетворения страстей. Она разделяла принципы либертинистской философии, и все видные светские львы середины столетия прошли через ее постель (Сент-Этьен, Гаспар де Колиньи, Миоссан, Жарзе, Севинье, Рамбуйе...)

Официально бордели были упразднены еще Генрихом П, и заниматься сводничеством было запрещено. Тем не менее в ХVII веке существовало немало подпольных домов терпимости. Одновременно идет упорная борьба с проститутками: им отказывают в жилье в Париже, выселяют из других крупных городов, направляют на принудительные работы.

Особое же распространение проституция получает в век Просвещения. Теперь уже разврат оказывается процветающим в самом сердце Парижа, в районе Тюильри и Пале-Ройяля. Сходное наблюдается и в других городах. В Париже к 1780 году насчитывается 30 000 проституток и 10 000 содержанок. Столица государства является в то же самое время и столицей удовольствий: не только на скамейке в общественном саду, но и в салонах модных лавочек девицы легкого поведения предлагают свои услуги. Дело не обходилось без

39
репрессий: падших женщин препровождали по улицам Парижа в открытых повозках, под улюлюканье толпы; при этом лишь наиболее состоятельным из них дозволялось прикрыть лицо вуалью. И все же репрессии касались главным образом нижних слоев проституток; куртизанкам высокого полета покровительствовала знать, пользовавшаяся их услугами.

Один из роскошных домов свиданий принадлежал в те времена госпоже Гурдан, снискавшей расположение "министров, прелатов, важных чиновников, либертинов". Здесь имелся специальный бассейн и туалетная комната, где "готовили" девиц, превращая "золушек" в красавиц. Дом располагал спрятанными в шкафах потайными выходами. Здесь хранился большой запас снадобий, как возбуждающих чувственность, так и предохраняющих от венерических болезней: разноцветные "пастилки Ришелье", многократно увеличивающие мужскую силу, коими якобы не раз пользовался кардинал; кроме того, имелись разнообразные деликатные устройства, достойные современных западных "секс-шопов" — искусственные члены, надеваемые на член колечки с выступами, вводимые во влагалище "яблоки любви" и т.п. В особой комнате (салон Вулкании) каждый, кто садился в кресло, тут же оказывался опрокинутым навзничь, с раздвинутыми ногами. То было специально сконструированное для "побед над девственницами" сооружение.

Были в те времена в Париже и менее роскошные бордели: негритянский, элегантный, буржуазный, провинциальный, смешанный (как иностранки, так и француженки). Ценным пособием для всех, кто интересовался древнейшей профессией, стал выпущенный в 1792 году "Катехизис либертинажа, предназначенный для девиц легкого поведения и девушек, пожелавших заняться этим ремеслом". Его автор, некая мадемуазель Теруань, выражает общую для ХУШ века позицию по отношению к проститутке: это женщина, от коей можно требовать всего чего угодно, за исключением содомизации. Как и любой катехизис, книга строится по принципу "вопрос-ответ":

ВОПРОС. Кто такая шлюха?
ОТВЕТ. Это девица, которая отбросила всякий стыд и не краснея предается чувственным и плотским утехам с мужчинами.
ВОПРОС. Какими достоинствами она должна обладать?
ОТВЕТ. Бесстыдством, обходительностью и многообразием.
(...) ВОПРОС. Что вы понимаете под многообразием?
ОТВЕТ. Я имею в виду, что настоящая шлюха должна... уметь разнообразить формы, изменять способы достижения удовольствия в зависимости от времени, обстоятельств и особенностей темперамента .

Проститутка ХУШ века совсем не похожа на проститутку следующего столетия: она отнюдь не является предметом общественного презрения. Мужчины дарят ей подарки, деньги, еду. Но плата в те времена не являлась еще обязательным условием: не все еще продается и покупается в век Просвещения!
Проституция XIX века известна несколько больше благодаря хотя бы романам Мопассана и Золя. На протяжении столетия кривая проституции в Париже поначалу ползет вверх (в 1810 году было 180 борделей, в 1840 — 220), а потом начинает опускаться вниз (в 1870 —145, в 1881 —125, в 1892 — только 59). Это снижение связано как с увеличением численности подпольных борделей, так и с процессом "филистеризации" сознания людей. В XIX веке выходит целый ряд исследований врачей, юристов, полицейских, посвящеиных проституции; одним из первых был двухтомный труд доктора Паран-Дюшатле "О проституции в городе Париже" (1836). Автор считает, что в больших городах проституция является совершенно закономерным явлением, это нечто столь же неизбежное, как канализация и свалки. Она способствует поддержанию порядка и социальной стабильности. В то же время автор опасается, что "дно" может оказать тлетворное воздействие на общество в целом. Поэтому наилучший вариант—максимально отграничить бордели от городского пространства. Об этом же позднее писал и Ален Корбен, считавший, что надежно упрятанные под замок шлюхи станут в конце концов "добрыми труженицами". Решетки на окнах и матовые стекла, двойные двери, запрет покидать помещение дома кроме особых случаев — вот меры, которые по мысли авторов должны способствовать надежной изоляции проституток от общества. Парижская префектура также разработала ряд мер в этом направлении: запрещалось открывать бордели около школ, лицеев, храмов, а также крупных общественных зданий. Бордели концентрировались вокруг бульваров, посещаемых точек, периферийных кварталов, сильно различались богатые бордели, где царила изысканность и роскошь, и бордели для простолюдинов.

Интересно, что к концу века наблюдается отчетливое уменьшение клиентуры борделей. Буржуа отказывается приходить в дом терпимости, где ему навязывают партнершу; он предпочитает заводить любовницу. С другой стороны, определенный мещанский уклад все более утверждается, привязывая мужчину к домашнему очагу. Однако в восьмидесятые годы изменение конъюнктуры рождает новую форму: куртизанки, у каждой из которых может быть несколько любовников, но которые никогда не опустятся до "панели". Они ведут праздную жизнь, в основном занимаясь туалетами (Нана!). С другой стороны, растет число магазинов, где покупателям предлагаются "любовные услуги": это в основном магазины мужской одежды, банных принадлежностей, табачные лавки... Здесь бывали весьма импозантные господа, и при оплате покупок приказчик сообщал им, что за небольшую плату они смогут рассчитывать на "приложение"... В Марселе подобные услуги оказывались даже в общественных уборных. Итак, можно сделать вывод, что идея строгой изоляции проституток от общества терпит в конце XIX века крах: проститутка уже не желает терпеть постоянного наблюдения со стороны полиции, медиков, дам-патронесс, хотя и нуждается в сутенерах. Процесс "размыкания" границ борделей усилила первая мировая война, после которой публичные дома вновь стали открываться (в особенности вблизи вокзалов). Однако проституция в XX веке — тема отдельного разговора.

П. "НЕКАНОНИЧНЫЙ" СЕКС

Неканоничными в средневековом представлении были не только те виды сексуальных отношений, которые и по сей день иногда трактуются как извращения (лесбиянство и мужской гомосексуализм), но и онанизм и даже прерванный сексуальный акт. Естественно, в этот же разряд попадало скотоложство.

Средние века не очень охотно двигались к осуждению "извращений", поначалу царила эпоха "сексуального беспорядка". Не сразу были услышаны призывы отца Петра Дамиани, опубликовавшего в XI веке книгу"Libergomorrhianus". Книга была вызвана к жизни распространением мужеложства среди духовенства; в ней различались четыре вида "проступков против природы" — одиночная мастурбация, взаимная, лесбиянство и мужской гомосексуализм. Петр Дамиани требовал (в частности, от папы Льва IX) принятия энергичных мер для борьбы со злом. Однако папа, поддержав идею книги, не стал проявлять нетерпимости. И лишь в ХП веке начинаются гонения на содомитов. Собор 1102 г. (Лондон) предусматривал отлучение их от церкви (причем не уточнялось, гомо- или гетеросексуальная содомия имелась в виду); лишь епископ был вправе отпустить этот тяжкий грех. Но все это, конечно, не идет в сравнение с теми суровыми мерами, которые принимались в отношении содомитов в XVI веке (вплоть до пытки огнем).

Итак, содомия в средние века не особенно заботила Церковь. Не сразу стала подвергаться санкциям и мастурбация. Считалось, что у детей она простительна (не случайно ее именовали "грехом слабости", и лишь в XVI веке отождествили с "грехом Онана", который изначально как раз и представлял собой прерванный коитус). Еще в начале XIV века священник легко мог отпустить этот грех четырнадцатилетнему мальчику, однако столетие спустя Жан Жерсон уже посвящает мастурбации специальную книгу. Он дает исповеднику инструкции, как следует выведывать у подозреваемого грех: "Коли он не хочет отвечать, спроси его напрямую: "Друг мой, приходится ли тебе щупать или потирать руками член так, как это делают дети?"... Если он скажет, что и держал член и в руках потирал его, скажи ему так: "Друг мой, я охотно верю тебе, но как долго ты делал это? в течение ли часа? или получаса? до той ли поры, пока член не утратил свою твердость?"... Если он, исповедуясь, ответит утвердительно, надобно объяснить ему, что, действуя таким образом, он совершил грех слабости, даже если в силу молодого возраста не произошло поллюции". Судя по всему, многие взрослые стыдились признаться в этом грехе (по замечанию Г. Ришара, совершенно аналогичную картину наблюдают и психоаналитики нашего времени). Иные же отнюдь не считали мастурбацию грехом; напротив, они полагали ее средством избежать греха. А по средневековым понятиям, было немаловажно, о чем думаешь в процессе самоуслаждения. Жан Бенедикти в этой связи писал в "Сумме грехов" (1585): "Ежели совершающий этот грех мужчина мысленно представляет себе замужнюю женщину, то это адюльтер, ежели девицу, то это бесчестье; ежели он возжелает свою родственницу, то это инцест; ежели монахиню, то это святотатство; ежели мужчину, то это содомия. То же относится и к женщине, возжелавшей мужчину".

Опасность мастурбации виделась средневековому сообществу не только в трансгрессии нормы. Было тут и вполне натуралистическое объяснение. Считалось, что сперма — это разновидность очень чистой крови, проистекающая из мозга и становящаяся белой при прохождении через вены. Таким образом, эякуляция соответствует кровотечению. Подросток, который еще не обрел силу взрослого мужчины, может в результате семяизвержения стать слабым и глупым. Кроме того, дурная привычка может сохраниться и после вступления в брак и стать спутником мужчины на протяжении всей его жизни. Итак, налицо совпадение критики мастурбации в средние века (в первую очередь у Жерсона) с ее критикой в XIX и даже XX веках. Это совпадение — "к чести Жерсона, но не к чести современных сексологов" (2, с .260).

Возвращаясь к гомосексуализму, отметим, что в ХVI-ХVП веках мужеложство приобретает во Франции широкое распространение, причем основными социальными группами здесь были .придворные, духовенство иподростки. В частности, из мемуаров того времени можно заключить, сколь характерна была содомия дляфранцузского двора: так, нравы Генриха Ш и его "миньонов" были осмеяны в многочисленных памфлетах и эпиграммах. Любимчики короля славились своим бретерством, постоянно дрались на дуэлях, также ставших предметом осмеяния

Среди писателей, приложивших руку к этой пикантной великосветской теме, был и Пьер Ронсар. Процитируем лишь фрагмент его стихотворения о Генрихе Ш:

"Я чай, вы скажете, — Юпитер в небесах
Исправно трудится в вагинах и задах
И все ж несет притом короны бремя.
Но будет посильней небесный ловелас.
Сыны его отважны. Что до вас,
В дурную почву льется ваше семя".
(Перевод мой. — К.Х.)

Не менее разнузданные нравы наблюдались и при дворе Генриха IV. Здесь изготавливались даже специальные приспособления для поддержания члена в эрегированном состоянии, так называемые "шпаги для постели".

При этом простолюдины, уличенные в содомии, рисковали оказаться на костре; аристократы же и двор могли заниматься ею практически безнаказанно. Среди сожженных на костре был Жак Шоссон, изнасиловавший мальчика; он был "поставщиком" живого товара для богатых педерастов. Вот как описывал его поведение перед казнью поэт Клод Ле Пти:

"Бессовестную плоть открыть он только рад,
И дабы завершить свой путь земной достойно,
Мерзавец обнажил свой нечестивый зад".

Существует некоторое (впрочем, шаткое) подозрение, что не чужд мужеложству был и Мольер с его нежной привязанностью к юному Барону. Зато склонности Люлли не были ни для кого секретом, и несмотря на заступничество короля, ему пришлось иметь неприятности с полицией. У принца Конде любовником был юный паж Окто, что дало основания для игры слов: crimina sunt septem, crimina principis octo (смертных грехов семь, а у принца их восемь—окто).

После Фронды гомосексуалисты прямо-таки кишели при дворе Людовика XIV. Сам король был известным ветреником и не признавал мужеложства, зато брат его отличался именно склонностью к мальчикам. По мнению некоторых историков, Мазарини и Анна Австрийская совершенно умышленно превратили его в пассивного гомосексуалиста, чтобы он не смог составить оппозицию своему брату.

Интересен случай, происшедший между мемуаристом Прими Висконти и маркизом Ла Вальер: "Однажды он провел меня к себе в комнату и подошел ко мне со следующими словами: "Сударь, в Испании это удел монахов; во Франции удел грандов; в Италии — всех подряд". Я отскочил назад и сказал шутя, что у меня и в мыслях нет ничего подобного, что мне уже двадцать пять и у меня растет борода. Он возразил, что француз с его отменным вкусом не посмотрит ни на годы, ни на растительность... Вскоре после этого маркиз умер от заболевания заднего прохода; болезнь эта была в те времена весьма распространена". Госпожа де Севинье вэтой связи писала: Мсье де Ла Вальер умер, не знаю при каких обстоятельствах. Ненавижу мужчин, которые страдают болезнью зада".

К 1678 году было создано секретное общество (Гиш, Граммом, Тийаде, Маникан и т.д.), члены которого поклялись воздерживаться от сношений с женщинами. Деятельность общества была сопряжена с целым рядом скандальных историй и пять лет спустя прекратилась. Гомосексуалисты меньше стали себя афишировать иудалились от двора (I, с. 125).

III. ИЗ ИСТОРИИ КОНТРАЦЕПЦИИ

Как уже говорилось выше, в средние века такой простейший способ контрацепции, как прерванный до эякуляции сексуальный акт, считался греховным. Ибо целью сношения объявлялось именно деторождение, а не пустая трата семени. Несмотря на запрет, прерванный коитус имел весьма широкое распространение. Егоиспользовали и знатные дамы XVI века, но не в сношениях с мужьями, а в случае адюльтера. Как свидетельствует Брантом, они разрешали любовникам "вводить член и наслаждаться допьяна, но лишь при условии, чтоне произойдет извержения семени".

В средние века и вплоть до семнадцатого веха популярностью пользовались также магические напитки и снадобья, якобы предупреждающие беременность. Что же касается механической контрацепции, то мужской презерватив появляется только в начале XVIII века. Правда, сама идея "футляра", который должен предохранить мужской член (но не от рассеяния спермы, а от заражения сифилисом), была высказана Габриэлем Фаллопием еще в 1565 году (его книга "О галльской болезни" — т.е. о сифилисе — вышла в Венеции). В XVIII веке эта идея была воплощена в жизнь. Презервативы стали делать из стенок кишок животных (первоначально— ягнят), и лишь в XIX веке для этих целей стал применяться каучук. Французы величали это приспособление "английским рединготом", а англичане, в силу традиционной для таких случаев инверсии — "французской буквой"; изобретение это, скорее всего ошибочно, приписывалось английскому медику Кондому, откуда и пошло современное наименование мужского презерватива. В XVIII веке им пользовались .еще сравнительноредко, в основном заядлые ветреники типа Казановы.

В 1826 году церковь наложила запрет на использование кондома как "не соответствующего промыслу Провидения, наказующего творения свои там, где они согрешили". Точно так же и медики не испытывали большого почтения к этим приспособлениям. И все же благодаря книге двух из них, докторов Бертрана и Дюшена ("О презервативах". Лион 1877), мы располагаем некоторыми сведениями об индустрии контрацептивов в XIX веке. По их данным, во Франции в те времена производилось около 20 000 штук презервативов в день; стоимость за штуку колебалась в зависимости от размера от 6 до 36 франков. Что касается резиновых презервативов, то они были еще редкостью — их производили лишь в восьми мастерских по всей стране. Интересная деталь: занятые на этом производстве посвящали себя богопротивному делу лишь четыре месяца в году, в остальное же время выпускали воздушные шарики.

По мнению Бертрана и Дюшена, резиновые презервативы гораздо надежнее изготовленных из кишок — там торговцы нередко хитрили, предлагали брак, заклеивали дырочки... Каучуковые кондомы имели длину от десяти до двадцати сантиметров; более дорогие, так называемой "шелковой" модели, продавались в специальной упаковке; наконец, самой надежной и прочной являлась третья модель, продававшаяся "в развернутом виде". Сбытом презервативов занимались фабриканты хирургических инструментов и женских бандажей, были специальные лавочки, вроде заведения знаменитого Гро-Милана, составившего целое состояние на кондомах.

В начале XIX века имела хождение еще одна, "облегченная** модель мужского презерватива — так называемый "капюшон" или "американский конец". Он прикрывал не весь член, а лишь головку, и заканчивался резиновым колечком, которое вставлялось между крайней плотью и стволом члена.

В 1905 году Цюрихский конгресс, организованный Обществом по борьбе с венерическими заболеваниями, единогласно высказался за использование резиновых презервативов. Но были и иные точки зрения. Среди противников кондома следует назвать доктора Сюрбледа, видного специалиста по физиологии брака в XIX в. В своей книге "Супружеский порок" (первое издание —1909, а второе кажется уж анахронизмом —1925!) он резко осудил использование презерватива как попытку "обмануть природу в ущерб чести". Доктор Сюрблед подкреплял аргументы физиологическими: сперма нередко просачивается через микроскопические трещинки в кондоме и достигает своей цели.

В XIX веке зарождается и понимание связи между сроками менструаций и овуляцией (Негрие, Рациборский и Пуше), предвосхищая последующие открытия на этот счет Огино и Кнауса. Начинают производить и устройства, закладываемые во влагалище для предупреждения беременности — "салфетки безопасности", например, изготовлявшиеся из легкой резины и смачивающиеся в одеколоне или спирте. Порошки, тампоны, механические устройства— все говорит о том, что человечество начинает победное шествие в сторону "сексуальной революции"

Иллюстрации: http://pro.corbis.com