|
На следующих
страницах:
Из истории сексуальной жизни во Франции
Кзтрин Норберг
Проститутки в городах раннего Нового времени
История женщин на Западе: в 5 т. Т. 3: Парадоксы эпохи Возрождения и Просвещения
/
под общ. ред. Ж. Дюби и М. Перро; под ред. Н. Земон Дэвис и А. Фарж;
науч.
ред. перевода Н.Л.Пушкарева. - СПб.: Алетейя, 2008, с. 475-492
Проститутки были привычным зрелищем в городах раннего Нового времени. Нельзя
было пересечь Риальто и не столкнуться с ними. Испанский моряк, высадившейся в
Севилье, со всех сторон слышал их оклики. Они осаждали завсегдатая лондонских
театров на его пути в Ковент-Гарден. Парижский ремесленник натыкался на них,
выйдя из пригородной таверны. Среди криков, которые звучали в европейских
городах, с предложением купить рыбу, поношенное платье, черствую выпечку или
наточить ножи, обычно в сумерки, слышался вкрадчивый соблазнительный вопрос: «Не
хотите ли вы свести приятное знакомство?»
Согласно свидетельствам того времени, проститутки были повсюду. Венецианская
перепись 1526 г. насчитывала 4900 проституток при общем числе населения в 55035
чел. Если учесть также сводников и сводниц, окажется, что примерно 10% жителей
Венеции существовало за счет проституции. Оценки числа проституток в Париже
середины XVIII в. варьировались от десяти до сорока тысяч, а это около 10-15%
взрослого женского населения. Один немецкий путешественник подсчитал, что в
Лондоне было 50 тыс. блудниц, не считая содержанок и куртизанок. Похоже, что все
эти цифры чрезвычайно преувеличены. Для добродетельного и даже не очень
добродетельного наблюдателя одна проститутка превращалась в целый десяток. Но,
даже оставляя в стороне эти нереальные оценки, следует признать, что проституция
занимала важное место в городе раннего Нового времени. Секс по найму являл собой
или эпизодическое, или постоянное занятие для многих женщин.
475
Как же их охарактеризовать — тех, кто занимался проституцией, попросту говоря,
девок (filles)? Были ли они мятежницами, социальными бунтарками, стремящимися
подорвать основы патриархата? Или же они были жертвами, невольными пособницами
мужского господства? С одной стороны, проститутка обитала в мире мужчин и
выживала только в том случае, если доставляла им удовольствие. Ее универсум был
заключен в пределах таверны, игорного дома и военных казарм. Она должна была
подчиняться мужчинам, выполнять все их прихоти. Она — сосуд для мужских
фантазий, объект презрения, гонимая и третируемая властями. В крайнем случае, в
полицейских протоколах след от нее — лишь имя или число, цифра, причем почти
всегда без идентичности или голоса.
С другой стороны, распоряжаясь своим собственным телом, проститутка бросала
вызов мужскому доминированию и самой сути патриархата. Она сама выбирала, когда,
кому и где даровать свою благосклонность, она выставляла напоказ женскую
сексуальность. Открыто ниспровергая право отцов и мужей на монополизацию половой
жизни женщин, она была ох как далека от того, чтобы быть покорной и молчаливой.
Она заставляла слушать свои призывы во всех уголках города. И ее история может
многое рассказать нам об участии женщин в городской жизни XVI-XVIII вв.
Кем бы она ни была, мятежницей или жертвой (а проститутка не была ни той и ни
другой в позднее Средневековье), она являлась членом городской общины,
полноправной гражданкой, занимавшей важное и ценимое место в городской жизни. В
средневековой и ренессансной Европе проституцию не просто терпели — она была
признана и узаконена. Во Флоренции и Венеции отцы города отвели некоторые улицы
— зону вокруг Меркато Веккио во Флоренции и рядом с Риальто в Венеции — в
качестве официальных кварталов публичных домов, где поощрялся секс по найму,
чтобы предотвратить предполагаемый рост гомосексуализма и упадок брачности.
Такие уважаемые граждане, как Медичи и венецианские нобили, владели домами
терпимости и получали от этого доходы, не испытывая никакого видимого
беспокойства или стыда. Флоренция способствовала проституции, учредив особые
судебные органы (Онеста), чья полиция патрулировала квартал «красных фонарей» и
защищала проституток.
За пределами Италии города создавали официальные бордели в течение всего XV
столетия. В Страсбурге (1469 г.), Мюнхене (1433 г.), Севилье (1469 г.) и городах
долины Роны право управлять такими домами продавалось с аукциона «хозяину
женщин» (Frauenwirt), «папаше» (padre) борделя или «настоятельнице» (abbesse).
Повсюду, за исключением Франции, владельцами-управляющими официальных борделей
были мужчины.
476
Им предоставлялось право обеспечивать проституток помещением, а порой и
пансионом, получать часть их доходов. За это они были обязаны соблюдать
определенные правила. Большинство городов требовало, чтобы муниципальные бордели
закрывались в праздничные дни и не допускали в свои стены священнослужителей и
женатых мужчин. Муниципалитеты также взимали особые штрафы с проституток, если
те проводили слишком много времени с одним мужчиной, не поощряя близкие духовные
отношения между блудницами и клиентами.
Несмотря на сходство, средневековый бордель не был «закрытым домом» (maison
close) XIX в. Проститутки свободно приходили и уходили и искали клиентов в
тавернах и банях. Более того, сонм «непокорных» (insoumises), или неофициальных
проституток (обычно более юных), торговал собой вне стен борделя, открыто
пренебрегая муниципальной монополией. Иногда их штрафовали, однако, как правило,
всем категориям проституток отводилось место в ритуальной жизни городских общин.
В Германии они были почетными гостьями на свадьбах; в Лионе принимали участие в
муниципальных процессиях и празднествах.
Подобно св. Августину, городские власти в XV в. рассматривали проституцию как
меньшее зло, чем прелюбодеяние или изнасилование девственниц, равно как способ
сохранения брака. Проститутки давали выход мужской сексуальной энергии, тем
самым защищая жен и дочерей почтенных торговцев. В то же время проститутки
способствовали сохранению нормальности сексуальных отношений в семьях, укрепляя
брак и законное деторождение. Должностные лица, покровительствуя проституткам,
защищали своих жен и дочерей, а также городское население. То, что основная
часть проституток происходила из других мест, помогало муниципальной элите
рационализировать свою политику. Большинство проституток все равно, так или
иначе, подвергало себя опасности, в том числе со стороны разгуливавших шаек
молодых людей; это также успокаивало совесть бюргеров. За очень небольшую цену
отцы города в буквальном смысле находили место для удовлетворения мужских
влечений — и это в рамках муниципальной структуры!
Но к середине XVI в. большинство официальных борделей было закрыто - в Аугсбурге
в 1532 г., в Базеле в 1534 г., во Франкфурте в 1560 г. Севилья последовала их
примеру в 1620 г. Менее решительные меры были приняты в Италии; хотя
флорентийские и венецианские власти никогда официально не закрывали кварталы
публичных домов, они стали более сурово относиться к проституткам, особенно
после 1511 г., пытаясь ликвидировать все виды продаваемого секса. По всей Европе
власти перешли к подавлению неофициальной торговли женским телом.
477
Целая серия эдиктов объявила секс по найму преступлением. Во Франции Орлеанский
ордонанс 1560 г. поставил вне закона владение и управление борделем. В 1623 г.
Филипп IV официально запретил публичные дома в Испании. К 1650 г. муниципальный
бордель стал историей.
Большинство исследователей объясняют это внезапное превращение проституции в
преступление пришествием в Европу сифилиса. В действительности же публичные дома
закрылись спустя примерно 30 лет после самой страшной эпидемии этой болезни
1490-х гг.
В Севилье, столкнувшейся с серьезной вспышкой сифилиса в 1568 г., городские
власти решили увеличить число официальных проституток, а не упразднять
муниципальный бордель с его регулируемой деятельностью. Это говорит о том, что
сифилис и проституция считались не слишком тесно связанными, хотя многие
европейцы и знали, как заражаются этой болезнью: ее распространяли проститутки.
При этом они, однако ж, не считали сифилис самой страшной или хотя бы самой
актуальной опасностью, сопряженной с проституцией. В отличие от мужчин XIX в.,
мужчины эпохи раннего Нового времени не боялись за свои тела; они боялись за
свои души.
Религиозная трансформация, кажется, стала единственным важнейшим фактором в
изменении отношения к проституции. В своем Обращении к дворянам-христианам
германской нации [An den christlichen Adel deutscher Nation) Мартин Лютер
выражал недовольство, что «христиане терпят открытые публичные дома в своей
среде, тогда как все мы крещены в целомудрии». С приходом Реформации мужчины
были обязаны следовать тем же стандартам, что и женщины, — сохранять целомудрие
вне брака, и официальный бордель уже не должен был удовлетворять мужское
влечение. Для Мартина Лютера и других протестантских реформаторов рациональное
оправдание св. Августином секса на продажу стало неприемлемым. В кратком
трактате, озаглавленном Размышления по поводу публичных домов, Лютер опроверг
аргументы Августина в защиту проституции и осудил саму идею, якобы помогающую
обуздывать больший грех. Напротив, он доказывал, что проституция потакает
внебрачным связям и погибели молодых мужчин. В 1543 г. он расклеил плакаты,
предостерегавшие студентов Виттенбергского университета от контактов с
проститутками, которых «послал дьявол... чтобы погубить некоторых несчастных
юношей». В других сочинениях он предписывал налагать серьезные наказания на
проституток ради удержания мужчин от блуда и защиты института брака.
478
Протестантские реформаторы не были одиноки в своем осуждении секса по найму.
Деятели Контрреформации также обрушивались на блудниц, и моральные соображения,
кажется, стали причиной закрытия публичных домов во Франции, Испании и Италии. В
1480-х гг. проповедники в долине Роны начали выступать с осуждением проституции
и говорить о городском публичном доме как о свидетельстве падения нравов. В 1511
г. флорентийцы начали именовать проституцию позорным делом, как именовался до
того гомосексуализм. Моралисты теперь видели в проститутке угрозу для порядочных
женщин и семейного порядка. Подобная нравственная позиция, хотя и возникшая
позже, привела к концу эпохи терпимости в Испании. Католические реформаторы в
Севилье публично осудили проституцию и добились закрытия местного борделя в 1620
г.
Но религиозный пыл сам по себе не объясняет перемены в отношении к проституции и
желанию расценить ее как преступление. Законы о запрете секса на продажу
сопровождались серией необычных постановлений, регулирующих внешний вид
проституток. Муниципальные власти в Италии и долине Роны издали декреты,
предусматривавшие наказания проституток, одевавшихся в мужское платье, к ним
были отнесены и законы против роскоши, запрещавшие им носить элегантные наряды.
Во Франции, Германии и Женеве гонения на проституток совпали с процессами против
ведьм и закрытием бань. Эти действия, очевидно, отражали новый страх перед
женской сексуальностью и усилившееся беспокойство по поводу стирания тендерных и
классовых различий. Для флорентийских городских властей и германских бюргеров
блудницы, одетые как мужчины или, что еще хуже, как порядочные женщины,
представляли собой угрозу половой и социальной иерархии.
Закрытие публичных домов было результатом не только разного рода озабоченностей;
оно также представляло собой реакцию на конкретные изменения в характере самой
проституции. Хотя наши данные ни в коей мере не являются исчерпывающими, они тем
не менее свидетельствуют, что многие проститутки стали более мобильными и
независимыми. Большинство из них, по всей видимости, оставило муниципальные
бордели еще до их упразднения, и немногие достигли определенного процветания.
Городские власти сталкивались со все большими трудностями, стараясь ограничить
платный секс рамками официальных публичных домов. В Испании, Италии, Франции и
Германии их закрытию предшествовали многочисленные декреты, преследовавшие целью
сдержать и поставить под контроль проституток, действовавших нелегально. Власти
Флоренции, Аугсбурга, Дижона и Севильи выражали недовольство, что блудницы
продают себя за стенами официальных борделей.
479
В 1490-х гг. многие, а возможно и большинство проституток проживали не в
публичных домах, работали самостоятельно и игнорировали муниципальные правила.
Во Франкфурте, например, число таких проституток было столь велико, что в 1501
г. никого не удалось убедить купить должность «хозяина женщин», поскольку
местный дом терпимости перестал приносить доход.
Имеющаяся в нашем распоряжении скудная информация показывает, что в начале XVI
в. большинство или, по крайней мере, значительная часть проституток в городах
Европы жили и действовали самостоятельно. Кроме того, некоторые меняли город и
даже регион. Власти Франкфурта жаловались, что «чужие» проститутки наводняли
город во время ярмарок, а в Париже большие ярмарки в дни св. Германа и св.
Лаврентия пользовались дурной славой из-за огромного количества девиц легкого
поведения, привлеченных возможностью заработать. В эту эпоху также возросло
число армейских проституток. В Страсбурге, Франкфурте и Нюрнберге местные власти
выражали беспокойство по поводу женщин, следовавших за войском, которые порой
располагались за городскими стенами и приносили с собой мятеж и беспорядок. С
ростом численности армии увеличилось число армейских блудниц; таким образом,
возможно, именно возникновение государств со значительными вооруженными силами
породило представление о покупной любви как преступлении. В XVI в. проституция
стала, по словам историка Жака Россьо, «более опасной и более позорной».
Армейские проститутки и их буйные клиенты стали занимать существенное место в
мире наемного секса, и проституцию начали ассоциировать с мятежом, воровством и
убийством, характерными для солдат. Проституция уже не казалась опасной; она
теперь действительно была таковой.
Она также подорожала, по крайней мере для некоторых. Конец XV в. и начало XVI в.
оказались свидетелями рождения нового типа проститутки — куртизанки. Уже на
исходе XV в. проповедники и городские власти в Дижоне, Венеции, Флоренции и
других местах выступили с осуждением появившейся тогда разновидности проститутки
высшего класса. Она носила изысканные одежды и тайно занималась своим ремеслом.
Такая особа несла угрозу ниспровержения семейно-брачного порядка, поскольку
соблазняла уважаемых мужчин и вступала с ними в постоянную связь.
Хотя вопрос о росте значения куртизанки еще не привлек серьезного внимания
историков, его появление, кажется, свидетельствует о существенном изменении в
привычках и отношениях элиты. Очевидно, богатые мужчины отказывались отныне
посещать муниципальный публичный дом. Они стремились к тайным удовольствиям.
Совершенно ясно, что они также предпочитали более изысканный, более интимный
сексуальный опыт. Означал ли выход на сцену куртизанок, что
480
элита обрела вкус к благопристойным сексуальным отношениям? Такие знаменитые
куртизанки, как венецианская поэтесса Вероника Франко и писательница Туллия
д'Арагона, предлагали что-то большее, чем секс, — они предлагали эротизм, то
есть секс с элегантной и образованной проституткой-профессионалкой. Неслучайно
куртизанка стала героиней первого порнографического сочинения — Диалоги (Ragionimenti;
1534 г.) Пьетро Аретино. Куртизанка (la cortegiana) будила фантазии, она также
вызывала беспокойство. В отличие от нездоровой, внушающей подчас отвращение
девицы из борделя, куртизанка запросто могла увести мужчину от его законной жены
и помешать юноше из почтенной семьи найти себе супругу.
Куртизанки пользовались большей независимостью и, несомненно, зарабатывали куда
больше, чем их сестры, следовавшие за армиями или торговавшие собой в публичных
домах. Эти преимущества в элегантности и материальном благополучии являлись
парадоксальным следствием нового отношения к проституции как к преступлению,
распространившегося как раз в то время. В результате закрытия борделей многие
проститутки оказались вне системы регулирования и действовали, подобно
большинству современных проституток, как независимые предпринимательницы или, по
крайней мере, под контролем других женщин. С превращением проституции в
преступление возникла нужда в осторожности, поэтому женщины в возрасте, которые
могли сойти за матерей проституток или их наставниц, брали на себя роль
менеджеров, прежде исполнявшуюся мужчинами — «папашами» борделя или «хозяевами
женщин». Ну, разумеется, сводники не исчезли. В Венеции они, сводники (lenos),
продолжали руководить проституцией, как всегда и делали. Но в других местах
пожилые женщины, как правило и часто — бывшие проститутки, действовали как
посредники между клиентами и девицами легкого поведения, прибирая к рукам
большую часть тех доходов, которые раньше шли владельцам-управляющим мужского
пола. К 1600 г. проституция стала одним из немногих чисто женских занятий.
Утверждение взгляда на проституцию как на преступление и порожденная этим нужда
в осторожности (как со стороны клиентов, так и со стороны проституток), —
вероятно, главные причины этих изменений. Труднее объяснить смену сводников
сводницами. Возможно, с точки зрения клиента, проводившего ночь с девицей в ее
комнате, иметь дело с пожилой женщиной и девушкой, а не с мужчиной и девушкой,
было лучшей гарантией сохранения в тайне его развратных действий.
481
Не удивительно: превращение проституции в преступление несло с собой столько же
проблем, сколько и выгод. В глазах проституток преимущества новообретенной
автономии полностью компенсировали их уязвимость, особенно в контексте новых
репрессивных мер. При прежней системе регулирования они пользовались защитой со
стороны муниципальных властей. В условиях, когда изнасилование было обычным
делом, зарегистрированные проститутки носили отличительный опознавательный знак,
оберегавший их от шаек молодых людей, слонявшихся по городу. Официальные
проститутки также могли обращаться к муниципальным властям, если клиенты
избивали или обманывали их. Проститутка эпохи раннего Нового времени была лишена
такой возможности. Сама считавшаяся преступницей, она едва ли могла просить
полицию защитить ее от владельцев территории или хозяев таверн, бравших с нее
завышенную плату, равно как от клиентов, наносивших ей увечья или отказывавшихся
платить. Такие клиенты встречались чрезвычайно часто, и порой полицейские
надзиратели в Париже, особенно из бригады защиты нравственности, вмешивались,
чтобы помочь проститутке. Другим постоянным бичом оказывались шантажисты и
вымогатели; они спали с девицами, а затем отказывались платить, угрожая выдать
их полиции, или требовали в обмен на молчание часть выручки. Лишенные
официальной защиты и действуя вне закона, проститутки все чаще связывались с
сутенерами. В Париже, например, бывший солдат либо картежник мог охранять
маленький бордель, управляясь с буйными клиентами и отпугивая любопытных
соседей. В Марселе сутенер выступал в роли посредника между небольшими
прибрежными борделями и капитанами стоявших в порту кораблей. Поскольку полиция
не преследовала сутенеров, если только те не трогали девиц из почтенных семей,
сведения об их численности и деятельности остаются отрывочными. Но несомненно,
что в XVIII в. их число, как и число полицейских, значительно выросло.
Поставленная вне закона, проститутка оказалась уязвимой перед насилием и
воровством; она также была беззащитной перед суровой системой правосудия. Во
Франции ряд законов, начиная с эдикта 20 апреля 1684 г., установил строгие
наказания за проституцию (заключение в особую больницу) и передал лейтенанту
полиции* или соответствующим чиновникам в провинциях полную власть над
проститутками. Королевские эдикты 1713, 1724, 1734, 1776 и 1777 гг. повторили
положения закона 1684 г. и подтвердили полномочия полиции. Несмотря на эти
королевские декреты, проституция, как и прежде, осталась в ведении
муниципалитетов. В Париже ситуация была до некоторой степени исключением:
лейтенант полиции являлся королевским должностным
--------------------------
* Лейтенант полиции — магистрат, который руководил полицией в Париже и
крупнейших городах Франции. — Примеч. пер.
482
лицом с широкими полномочиями, и поддержание порядка в столице представляло
особую важность для короны. В провинциях же — в Марселе, Нанте, Лионе или
Монпелье — местные магистраты были по большей части предоставлены самим себе,
когда речь шла об охране нравов, и степень принуждения и строгость наказания
значительно варьировались от одного города к другому. В этом отношении мало что
изменилось с эпохи Средневековья: городская община продолжала сохранять власть
над проститутками.
А вот что поменялось, так это численность и полномочия полиции. Сказанное в
первую очередь характерно для Парижа, где сонм надзирателей занимался
исключительно сбором информации о проститутках высокого ранга, прежде всего
оперных танцовщицах и актрисах. Более прозаические уличные девицы становились
объектом периодических облав, в результате которых множество проституток
представало каждую пятницу перед лейтенантом полиции, который выносил им общий
приговор. Но, несмотря на свою возросшую численность по сравнению с тем, что
было ранее, полиция ни в коей мере не стала в своих действиях эффективнее — все
как в наши дни. Принуждение было бессистемным и произвольным, облавы и ночные
обходы специальных отрядов — спорадическими. Задерживали только тех, кто мешал
движению на улице или провоцировал беспорядки. Полиция едва ли беспокоила внешне
респектабельных и осторожных проституток.
По отношению к тем, кто вел себя благоразумно, существовала неписаная
терпимость. Тех же, кто был неосторожен или кому просто не повезло, ожидали
суровые наказания. Проституток, арестованных патрулем или ночными стражниками,
отправляли в тюрьму временного содержания св. Мартина (позже в Отель де Бриенн),
а через некоторое время приговаривали к заключению в приют Сальпетриер* на срок
от двух до шести месяцев. В провинциях наказания могли быть более строгими: в
первой половине XVIII в. марсельские проститутки могли провести в специальной
тюрьме (maison de force) до 5 лет. Таких женщин, помещенных в грязный и
перенаселенный приют, обычно объявляли больными сифилисом, подвергая «лечению»
ртутью порой без какого-либо осмотра, и это составляло часть их наказания.
Лечение тела сопровождалось нравственным лечением. Многие европейские приюты для
падших женщин обслуживались монахинями, и их участие должно было обеспечить
решение как социальных, так и духовных задач. В XVI и в начале XVII в.
благочестивые католики в Испании, Франции и Италии учредили множество маленьких
монастырей или приютов, призванных дать кров и исправить проституток.
---------------------
* Сальпетриер (Salpetriere) — приют для пожилых женщин и душевнобольных в
Париже. — Примеч. пер.
483
Во Франции орден Убежища, основанный провидицей Елизаветой де Ранфен*, открывал
свои двери для заблудших девиц в Нанси, Авиньоне, Марселе, Лионе и других
городах. Во Флоренции ордена конвертитов («обращенных») и мальмаритаток
(«женщин, несчастных в браке»), а в Севилье монастырь Сладчайшего Имени Иисуса
предоставляли кров раскаявшимся (и не до конца раскаявшимся) проституткам. К
началу XVIII в. подобные учреждения прекратили выполнять религиозные функции.
Хотя их продолжали обслуживать монахини, они превратились в заведения уголовного
толка, как правило управлявшиеся и субсидировавшиеся муниципальными властями. В
Марселе, например, городской суд, обычно называвшийся «судом Убежища»,
рассматривал дела проституток и приговаривал их к длительным срокам заключения в
монастыре Убежища. Этот город также принимал прошения от возмущенных родителей,
желавших отправить в тюрьму своих сбившихся с пути дочерей и спасти тем самым
семейную честь.
Страх перед заключением в такое заведение был велик; однако проститутка могла
надеяться избежать ареста и наказания, если она задабривала своих соседей —
главных доносителей. Протоколы показывают, что около 80% проституток, осужденных
в Марселе, были выданы мужчинами и женщинами из рабочей среды, жившими
поблизости. Утрата многих протоколов затрудняет сравнение, но кажется, что этот
процент был таким же или примерно таким же или даже более высоким в других
городах Франции.
Участие соседей в преследовании проституток проливает определенный свет на
отношение населения к их профессии. Из судебных протоколов Нанта, Парижа и
Марселя следует, что соседи считали своим долгом сообщать полиции о поведении
одиноких женщин. Они, похоже, сурово осуждали проституцию, особенно когда она
влекла за собой шум, беспорядок и угрозу телесных повреждений. В Марселе и Нанте
соседи обращались в полицию, если клиенты той или иной проститутки оскорбляли
или, еще хуже, угрожали избить их. Конечно, собственник или управляющий домом
был заинтересован в избавлении от проституток, поскольку он подвергался тяжелым
штрафам за то, что предоставлял им жилье. Жалобы подавали также и обычные
ремесленники, такие же квартиросъемщики, как и проститутки, и даже обслуживавшие
элиту «дамы» жили в страхе быть выданными своими соседями. Риски, сопряженные с
этой профессией в раннее Новое время, включали определенную изоляцию и отделение
от рабочей среды.
----------------------------
* Елизавета де Ранфен (1592-1642 гг.) — деятельница монашеского движения во
Франции; в 1627 основала орден Богоматери Убежища. — Примеч. пер.
484
Проститутке приходилось опасаться своих соседей, поскольку теперь она торговала
собой в арендуемой комнате, обычно в респектабельном доме, а не в борделе.
Отношение к проституции как к преступлению и порожденная этим необходимость в
осторожности обуславливали разбросанность проституток по всему городскому
пространству.
Публичные дома, конечно, не исчезли, но теперь они функционировали на самом
высоком и на самом низком уровнях этого ремесла. В Париже и Лондоне несколько
роскошных заведений предлагали необычный секс в благопристойной обстановке
мужчинам, которые могли его себе позволить. Для тех, кто не имел таких средств,
существовали порнографические тексты-«зазывалки», якобы точно описывавшие
происходящее в этих элитных заведениях, однако на самом деле чрезвычайно
преувеличивали их элегантность и размеры. Согласно Папке мадам Гурдан [Portefeuille
de madame Gourdan) — небольшому памфлету о самой знаменитой даме легкого
поведения в Париже — заведение Гурдан имело много комнат, что-то похожее на
плавательный бассейн и огромное количество нимф, готовых удовлетворить любые
желания. В действительности же, как показывают полицейские протоколы столицы,
большинство борделей располагало тремя-четырьмя комнатами, и в них работало
самое большее три девушки, мадам и слуга. Когда Джованни Казанова посетил один
из самых известных парижских публичных домов, он нашел его только «подходящим
образом устроенным»; мадам же, увиденная им, отличалась уродством и чудовищной
жадностью.
На другом конце шкалы бордель для рабочих слоев обычно представлял собой
многокомнатное здание, полностью отданное уличным девицам. Двор Гийома,
соседствующий с Пале-Руаяль, являлся как раз таким зданием, в котором свыше
двухсот проституток арендовало комнаты по непомерным ценам. Их сестры в Марселе
занимали целое здание около монастыря кармелиток, а Нант гордился домом
терпимости с сорока обитательницами. Проститутки в таких заведениях не
подчинялись контролю со стороны мадам. Они приходили и уходили, когда хотели, и
завлекали клиентов вне стен дома, либо на улице, либо в тавернах. Однако они
платили необычно высокую плату за жилище и зависели от воли его владельца.
Арендуемая меблированная комната в частном доме обеспечивала относительно
благоприятную обстановку для покупного секса, но она также ставила дилемму:
проститутке нужно было быть достаточно осторожной, чтобы избежать ареста, и в то
же время демонстративной, чтобы привлечь клиентов. Некоторые решали эту
проблему, используя услуги посредницы — сводни (marcheuse) или «содержательницы
дома» (maquerelle). Сводня вербовала клиентов на оживленных улицах, чаще всего
на парижских бульварах; «содержательница» вступала в контакт
485
с мужчинами менее открыто. Она также набирала молодых девушек, сдавала им
комнаты, заставляла клиентов платить, одалживала своим постоялицам деньги и
одежду и обычно забирала значительную часть (иногда половину) всех их доходов.
Она не вступала в споры с буйными клиентами; это была роль сводника или
сутенера. Но тем не менее она все-таки оказывала услуги проститутке, хотя и за
очень высокую плату.
Большинство проституток обходились без «содержательниц дома» и самостоятельно
завлекали мужчин в местах с соответствующей репутацией, в неофициальных
кварталах красных фонарей. Местоположение этих «горячих улиц» (rues chaudes)
было разным в различных городах и зависело от истории и традиции. Но, как
правило, проституток можно было найти около крупных рынков, таких как Леаль в
центре Парижа, и в заброшенных зонах, таких как стройки. Повсюду, будь то в
Англии, во Франции или Германии, проститутки приставали к мужчинам в кабаре, и
любая девушка, служившая в таверне, считалась продажной. Некоторые бары имели,
«кабинеты» — маленькие комнаты для секса; другие арендовали для частных встреч
помещение на первом этаже. Поскольку каждая «шалость» начиналась и заканчивалась
едой и питьем, питейное заведение являлось традиционным местом для покупной
любви, порой единственным. В Марселе таверны, питейные заведения и табачные
магазины Старого порта представляли собой главный очаг проституции.
С возникновением в XVIII в. новых форм отдыха появились и новые места для
проституции. Увеселительные сады для богатых — Вокс-холл, Колизей, Ранелаг —
славились тем, что там собиралось множество девиц легкого поведения. Пригородные
таверны (guinguettes) для рабочей бедноты на окраинах Парижа и по берегам Роны
также привлекали проституток. В Париже их было особенно много в сомнительном
предместье Поршерон близ Монмартра. Там они стояли около крупных кабаре и
продавали себя солдатам и рабочим в парках для танцев на задах этих таверн или
на самих монмартрских полях.
Места зрелищ также притягивали проституток. Они заполняли парижские бульвары,
когда рабочая беднота приходила посмотреть на популярные уличные представления.
Они толпились и вокруг более респектабельных театров, таких как Комеди Франсез в
Париже, Ковент-Гарден в Лондоне и театр на Плас де Селестен в Лионе. Когда театр
переезжал, переезжали и проститутки. В конце XVIII в., когда в Нанте и Марселе
построили новые оперы, девицы легкого поведения обосновались на соседних улицах.
Они наводняли вестибюли и коридоры театров. По окончании спектакля они
устремлялись на улицы и атаковали мужчин, покидавших Парижскую Оперу или
Ковент-Гарден.
486
Конечно, актрисы и певицы сами считались проститутками, и большинство из них
таковыми и являлись. Весьма поучительны протоколы парижских полицейских
инспекторов Маре и Менье, относящиеся к 1750-х гг. Типичная парижская куртизанка
была юной оперной танцовщицей, ученицей в так называемом «складе» (magasin)
оперы, которая попала в королевскую труппу благодаря протекции какого-нибудь
старого любовника. Место в одном из королевских театров обеспечивало иммунитет
от судебного преследования за распущенность нравов. Девушку, которую приняли в
театральную труппу по протекции купеческого судьи (прево) Парижа, нельзя было
отправить в заключение за дурное поведение даже по просьбе ее отца. Она могла
вести жизнь куртизанки, не опасаясь указа об аресте (lettre de cachet). В обмен
за свою благосклонность оперная певица могла надеяться получить от своего
любовника, будь он банкиром или принцем крови, платья, комнату в квартале
Сен-Жермен и мебель. Ей, однако, не приходилось рассчитывать на большую
наличность. Если верить полицейским протоколам, средний парижский покровитель
давал своей любовнице от двухсот до пятисот ливров в месяц — царская сумма по
стандартам рабочего класса, но совершенно недостаточная для того стиля жизни,
который хотела вести содержанка. Чтобы накормить лошадей и иметь приличный
выезд, она увеличивала свой доход за счет ужинов в Булонском лесу или же
обслуживая от случая к случаю клиентов какого-нибудь шикарного борделя.
Часто такие куртизанки прежде стремились попасть в публичный дом: многие актрисы
начинали с самой низкой ступени проституции. Мадемуазель Карлье, согласно
полицейским данным, поднялась от жалкого положения обычной армейской шлюхи до
изысканной мадам, доказав тем самым, что карьера в этом ремесле не всегда
представляла собой снижающуюся спираль. Мы привыкли считать, что проститутки
находятся на вершине своей карьеры когда они ее начинают и постепенно
скатываются вниз вместе с утратой своих прелестей. В Евроце раннего Нового
времени так было не всегда: проститутки поднимались и спускались по своей
профессиональной лестнице, переходя от стояния на улице до пребывания в
публичном доме, снова возвращаясь к уличной самостоятельности, а затем
возвышаясь до ранга содержанки. Некоторые проститутки в зрелом возрасте
опускались на самой низкий уровень своего ремесла, становясь «каменоломницами»
(«pierreuses»): так называли тех, кто спал с клиентами в каменоломнях Монмартра
или на пустующих строительных площадках вокруг Парижа. Другие же становились
сводницами или даже владелицами борделей, ибо все мадам были когда-то обычными
проститутками. Бывшие девицы легкого поведения открывали также игорные и
питейные заведения.
487
Мы не располагаем документами, которые сообщали бы нам,
что происходило с теми, кто оставлял свою профессию. Мы можем
лишь предположить, что они, возможно, возвращались в ряды рабочего класса, откуда и вышли.
Если статистические данные, собранные во Франции, типичны для
Европы в целом, очевиден вывод, что большинство проституток в раннее Новое время действительно принадлежало рабочей бедноте. Полиция мало интересовалась происхождением арестованных ею девиц, но
выясняла их возраст, место жительства, церковный приход и занятие.
Эта информация не проверялась, и, возможно, проститутки лгали и сообщали полицейским то, что те ожидали от них услышать. Однако обнаруживаются определенные модели. Фактически все проститутки находились в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Большинство не состояло в
браке и проживало в том городе, где они были задержаны. Многие, несомненно, были
недавними мигрантками: их процент в Париже был весьма высоким (ок. 70%), но эта
цифра сопоставима с общим числом мигрантов в столицу. В провинциальных городах,
таких как Монпелье, фиксируется приблизительно тот же процент10. В Марселе в
начале XVIII в., однако, пришлые составляли только 30% девиц легкого поведения,
представших перед Судом Убежища.
Являлись ли проститутки неопытными деревенскими девушками, соблазненными
порочными сводницами и развращенными городским образом жизни, как пытаются
убедить нас полотна Хогарта и произведения Ретифа де Лабретонна?
Безусловно, нет, поскольку большинство из них вышло из городов, а не из
деревень. Парижские проститутки рекрутировались из таких городов, как Руан,
марсельские - из Экса или Обани. В этом отношении проституция отражает знакомые
пути миграции в XVIII в., характерные для других профессий, например домашней
прислуги. Так что распространенный образ сельской служанки, соблазненной и
«ввергнутой» в проституцию, рушится под напором фактов.
Конечно, многие домашние служанки уходили на панель. В Монпелье они составляли
около 40% женщин, заключенных в приют Доброго Пастыря, и это число, думается,
очень высоко. В Марселе они составляли не более 25% проституток, чьи дела
рассматривались Судом Убежища в 1680-1750 гг.11 Еще меньше служанок было
вовлечено в это ремесло в Париже; в конце XVIII в. их насчитывалось не более 12%
среди девиц, приговоренных к наказанию лейтенантом полиции. Поскольку домашняя
служба являлась самым типичным занятием незамужних женщин при старом порядке,
служанки, по-видимому, были чрезвычайно слабо представлены среди проституток;
при этом надо учитывать и терминологическую неточность — обозначение «служан-
488
ка» (servante), использовавшееся в Марселе, относилось не только к домашней
прислуге, но и к девушкам таверн, особенно к тем из них, кто работал в подобных
заведениях, тянувшихся вдоль Старого порта. Поэтому мы можем предположить, что
термин «домашняя прислуга» (domestique) обозначал не только служанок самых
разных категорий, но и закоренелых проституток. Вопреки литературным клише
домашняя служба необязательно вела к проституции.
Работа прачкой, швеей и торговкой, возможно, способствовала вовлечению женщин в
это ремесло. Согласно данным, касающимся и Парижа, и Марселя, число
представительниц швейного дела среди проституток было чрезвычайно велико. В
Париже более половины падших женщин являлось вышивальщицами, швеями,
изготовительницами лент или штопальщицами, занятыми в обширной и разнообразной
городской индустрии одежды. Большинство остальных продавало различные товары на
улицах или в маленьких лавках; особое место среди проституток занимали торговки
подержанными вещами (reven-deuses). При всех местных различиях данные для
Марселя сходны с парижскими. На Средиземноморском побережье швеи и торговки
вразнос занимали очень значительное место среди проституток, как и женщины,
изготовлявшие канаты, вязавшие шапки и поставлявшие провизию и напитки.
Эти сведения трудно интерпретировать. Среди проституток были представлены все
женские профессии, но какие в первую очередь? Так как у нас нет точных данных о
соотношении разных видов занятий в мире женского труда, нелегко сказать, какие
из них в наибольшей степени способствовали вовлечению в проституцию.
Тем не менее можно сформулировать несколько предположительных выводов.
Работа прислугой и платный секс, вероятно, были по сути несовместимы. Условия
труда служанки - необходимость постоянного присутствия, строгий надзор со
стороны хозяина и проживание в его доме — ограничивали возможность подработать в
качестве уличной девицы. С другой стороны, уличная торговля и починка одежды
могли легко сочетаться или приводить к проституции. Действительно, эти занятия
оказывались хорошим прикрытием для завлечения мужчин. Уличные торговки часто
приносили свои товары в дома покупателей; прачки и штопальщицы заходили в жилища
своих потребителей, чтобы взять или вернуть белье. Писатели того времени
постоянно утверждали, что женщины, продававшие еду, напитки или одежду на
улицах, также торговали и своим телом, а многие бутики, особенно те, где
работали модистки (marchandes de modes), являлись на самом деле фасадом
публичных домов (boutiques pretextes).
489
Большая часть добропорядочных женских занятий, таких как стирка и торговля,
обладали потенциально многими чертами ремесла проститутки: личные контакты,
приставание на улицах и посещения домов потребителей. Таким образом, в Европе
раннего Нового времени продажный секс был совместим, по сути дела, с любым видом
женского труда, за исключением домашней службы. Что было несопоставимым, так это
оплата, хотя точные размеры сумм невозможно определить. Показательно, что данные
о заработной плате в этот период трудно выяснить даже относительно легальных
профессий. Дополнительные сложности связаны с тем обстоятельством, что
содержанки и обитательницы борделей получали часть своих доходов натурой (жилье
и стол), тогда как другим проституткам приходилось отдавать часть своей прибыли
сводницам, владельцам таверн и сутенерам. Более того, размеры вознаграждения со
стороны клиентов по большей части зависели от их желания. Доходы чрезвычайно
варьировались даже внутри одного и того же заведения; патрон борделя в Марселе
мог платить от десяти ливров до двадцати пяти су за одни и те же сексуальные
услуги. Тем не менее очевидно, что проститутки обычно получали больше денег, чем
представительницы других рабочих профессий. В Марселе, например,
квалифицированной работнице в городском Арсенале платили в 1690-х гг. двадцать
пять су в день. В то же время девица из публичного дома зарабатывала почти
столько же за один сеанс. В Париже литературные источники и судебные протоколы
дают наиболее качественную информацию о среднем доходе проститутки. Множество
памфлетов, опубликованных накануне Революции, говорят, что средняя сумма за
услуги уличной девицы составляла двенадцать су. Эта цифра столь часто
повторяется в свидетельствах самих проституток, что начинает вызывать доверие.
При двенадцати су за сеанс девица могла получить за два сеанса больше, чем
женщина, занятая в ремесле, зарабатывала в среднем за полный день. Как и ныне,
проституция оплачивалась лучше, чем большинство видов женского труда, и обладала
одним преимуществом, которого были лишены другие профессии, — относительной
автономией. Не удивительно, что так много женщин вовлекалось в наемный секс.
Ясно, почему женщины становились проститутками, но не ясно, как.
Считалось, что девушек либо соблазняли, либо вовлекали, либо продавали их
матери. И действительно, известны случаи, когда женщины продавали своих дочерей
или по крайней мере, побуждали их к этому ремеслу. В Марселе существовали целые
династии женщин, которые владели и составляли штат борделей при молчаливом
согласии мужчин своей семьи. Большинство проституток, однако, вступали на эту
стезю не с помощью матерей, но вопреки им. Полицейские про-
490
токолы показывают, что многие из них начинали как сбившиеся с пути девушки,
восставшие против родительской власти и бежавшие из дома. Некоторых девушек
родители заключали в один из приютов ордена Убежища или приютов Доброго Пастыря.
Однако у основной массы оступившихся не было родителей, достаточно
состоятельных, чтобы оплатить их пребывание там. Эта девушки постепенно
вовлекались в проституцию не потому, что потерпели неудачу на любовном фронте, а
потому, что они имели подругу, которая торговала собой на стороне. Подобные
дружеские связи обычно сохранялись среди девиц легкого поведения, ибо они часто
работали парами и делили расходы или просто место на бульварах.
В целом проститутки не являлись жертвами. Они отнюдь не «пали» в греховную жизнь
и не были обмануты сводницей или неблагодарным любовником. Большинство
составляли девушки из рабочего класса, бросившие сначала вызов своим родителям,
а затем обществу, решив свободно распоряжаться своим телом. Они не были
порабощены сводниками и не зависели от «мамок». Как правило, они были
самостоятельными предпринимательницами, сохранявшими контроль над своей
деятельностью. Такая независимость, такая освободившаяся от пут женская
сексуальная энергия беспокоила моралистов конца XVIII в. Романисты и социологи
рассматривали это явление с двух точек зрения. Романисты изображали проститутку
как жертву, как дитя, чья невинность и скромность подтверждали руссоистские
представления о фемининности. Социологи рассматривали ее как носительницу
болезни, как заразную девушку из рабочей среды, стремящуюся распространить свою
порчу по всему обществу, не подозревающему об опасности.
К концу XVIII в. сифилис стал доминирующим мотивом в разговорах о проституции, и
беспокойство по поводу биологических последствий продажной любви постепенно
вытеснило страх перед ее моральными последствиями. Бернард Мандевиль еще в 1724
г. доказывал, что проституция сама по себе не является преступлением и опасна
лишь тогда, когда оказывается вне контроля. В Скромной апологии публичных домов
(A Modest Defense of Public Stews) он связал самые разные социальные бедствия —
от женщин-прелюбодеек до незаконнорожденных детей — с нерегулируемой
проституцией и предложил легализовать ее и поставить под строжайший надзор.
Позже, в 1770 г., Ретиф дё Лабретонн также выступил за то, чтобы собрать
проституток в нескольких парижских домах терпимости и таким образом
контролировать их деятельность. Множество менее известных авторов присоединилось
к хору, призывавшему к легализации проституции и ее регулированию ради защиты
семьи и спасения армии.
491
Подобные выступления оказались пророческими. В 1792 г. Берлин учредил систему
регулирования проституции, согласно которой для открытия борделей требовалось
разрешение полиции и определялись специальные улицы для проживания проституток.
В 1796 г. Коммуна Парижа поручила своим полицейским чиновникам выявить и
зарегистрировать девиц легкого поведения, которые получали особые удостоверения.
В 1798 г. двум врачам предписали провести обследование парижских путан. В 1802
г. некий врач учредил амбулаторию, где проституток подвергали принудительному
осмотру. Наполеоновские префекты продолжили борьбу за сдерживание и
контролирование этого ремесла. В Лионе, Нанте, Марселе и других городах местные
власти провели перепись проституток и домов терпимости. Они также попытались
удержать проституцию в границах нескольких предварительно отобранных улиц и
потребовали регистрации всех борделей. К концу правления Наполеона I был уже
создан фундамент всеобъемлющей системы регулирования, хотя окончательно она
утвердилась только много лет спустя.
С возвращением легального публичного дома европейцы как бы прошли полный крут,
восстановив положение, существовавшее до конца Средних веков. Но, несмотря на
видимое сходство, эти две системы регулирования опирались на совершенно разные
основания. В Париже времен Наполеона I проститутка не принадлежала к общине. Она
по определению являлась носительницей болезни и поэтому существовала вне
социального порядка. Разрешение ни в коей мере не означало одобрения. Моралисты
конца XVIII в. поддерживали идею регистрации домов терпимости не ради того,
чтобы их использовала городская молодежь, а ради контроля над ними, чтобы они не
функционировали подпольно и находились под бдительным оком полиции.
Отвечая на вопрос, поставленный в начале этой главы, скажем, что для авторов
XVIII в. проститутка представляла собой мятежницу. Если она не была опасной,
разве удостоилась бы она такого большого внимания, таких суровых репрессий?
Поскольку она бросала вызов социальным нормам, за ней необходимо было следить и
ее контролировать. Болезнь являлась лишь метафорой той действительной угрозы,
которую она несла: ниспровержение патриархального порядка, то есть порядка как
такового. Не случайно консерваторы XIX в. приравнивали деятельность проституток
к рабочим бунтам. Столь осуждаемая женская сексуальность таила опасность, и
проститутка раннего Нового времени, будь она куртизанкой или служанкой в
таверне, содержанкой или уличной девицей, подвергала сомнению установленный
порядок. Или разрушала его.
|
|
