Петр I

На следующих страницах:

О. Н. Мухин

ПЕТР I: ЛИЧНОСТЬ И ЭПОХА В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ

(перспективы изучения)

Методологический синтез: прошлое, настоящее, возможные перспективы.

М.: "Логос", 2005, с. 91-110.

Петровская эпоха - поистине один из важнейших периодов отечественной истории, дающих возможность найти ключ ко многим вопросам прошлого России. В полной мере это относится и к самому Петру I. Это одна из тех узловых исторических фигур, на которой сходится прошлое и будущее - Петр, несомненно, был продуктом своей эпохи, вобравшим ее основные черты, и одновременно творцом эпохи новой, во многом определившим вехи дальнейшего пути страны. Вот почему важно попытаться разобраться в этой сложной, противоречивой личности, носившей явный отпечаток психологической нестандартности, так как нестандартность эта была порождена совокупностью реалий не только личной, но и общественной жизни царя-реформатора, и она же, в свою очередь, оставила неизгладимый след в судьбе России.

Как известно, особенности толкования определенных исторических тем зависят от специфики вопросов, задаваемых имеющемуся материалу. Касательно взглядов на деятельность Петра можно выстроить условную историографическую схему. Изначально исследователи (начиная с современников императора) спорили о том, нужны или не нужны были реформы - спор этот увековечен «классическими» позициями западников и славянофилов. Этот вариант характерен перекосом в сторону оценочных суждений - хороши или плохи были реформы и сам царь Петр. В той или иной мере такой ракурс господствовал до последнего времени, когда спектр вопросов стал усложняться. Одним из наиболее спорных является вопрос об альтернативах петровским преобразованиям - возможен ли был иной, эволюционный путь реформ? Самый свежий пример - дискуссия о сослагательном наклонении в истории в сборнике «Одиссей». Так, В.Д. Назаров настаивает на том, что серьезной альтернативы модернизаторскому курсу в России не было: не будь Петра, Россия все равно осуществила бы реформаторские тенденции, олицетворяемые, в частности, царевной Софьей и ее фаворитом В.В. Голициным. Петр же до некоторой степени сорвал ситуацию, сменив плавный, западного типа, темп преобразований на бешеную гонку на пределе возможностей ¹⁴⁷. А.В. Оболонский, подчеркивая, в свою очередь, наличие в России альтернативы «цивилизованной» европеизации, традицию которой он проводит начиная с Лжедмитрия через Алексея Михайловича, Федора Алексеевича и опять-таки Софью и Голицина, в принципе отказывает Петру в праве продолжать этот ряд. Он утверждает, что Петр смял первые ростки модернизаторской альтернативы, рассматривая Запад лишь как источник заимствования инструментов для укрепления собственного, вполне традиционного деспотизма ¹⁴⁸.

Сформулировать главный вопрос иначе предлагает А.Б. Каменский: почему, несмотря на насильственный, запредельный способ внедрения, реформы все же удалось провести, к тому же практически без сопротивления? Могла ли Россия достичь статуса великой державы и встать вровень с европейскими странами
--------------------

147 Назаров В.Д. Сослагательность сослагательности рознь // Одиссей. М., 2000. С. 42-44.
148 Оболонский А.В. Исторические перекрестки // Там же. С. 27-32.

93
без именно радикальных реформ?¹⁴⁹ Действительно, на данный момент представляется наиболее важным выяснить, насколько закономерным было проведение этих реформ и насколько закономерным был формат реформ, предложенный Петром? Один из главных ключей к этим вопросам дает личность самого царя-реформатора. Характерно, что большинство даже самых интересных и значительных работ останавливаются на грани психологической подоплеки петровской эпохи, не переступая ее. Пожалуй, едва ли не все самые яркие психологические характеристики этой противоречивой натуры были даны еще В.О. Ключевским, однако ни он, ни поколения последующих историков не смогли сделать достаточно глубоких выводов в данном отношении, так как не обладали соответствующими методиками. Использование наработок таких авторов, как Э. Эриксон, Э. Фромм, школы Узнадзе, П. Бурдье, помогает по-новому взглянуть на личность и деятельность Петра ¹⁵⁰.

При изучении переломных моментов и их лидеров существуют два основных встречных вопроса: почему общество оказалось способным принять эти идеи (в той или иной мере) и почему именно этот человек стал выразителем этих идей. Причем второй вопрос гораздо сложнее. Слепок эпохи дать проще, здесь больше источников информации по стандартным характеристикам - политическая, социальная, экономическая, культурная история и история ментальности (хотя с последней уже сложнее), ведь даже совершенно «апсихологичные» направления, например археология, вносят свою лепту в построение исторической картины. Берясь за изучение особенностей великих личностей, мы имеем в распоряжении биографические данные, автобиографические сведения, действия и их результаты как таковые, то есть весьма относительные и многозначные источники информации, анализировать которые помогут психологические исследования, если признать, что на уровне подсознания человека из века в век передается определенная информация, то, что называется исторической памятью, которая в разные конкретные моменты актуализируется по-разному, но тем не менее позволяет проследить в механизмах поведения, мышления и реагирования людей разных эпох нечто общее. К тому же, как показывает история, многие великие личности носят отпечаток психологической, если не психопатологической, нестандартности.
-----------------------------

149 Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М., 2001. С. 79.
150 Подробнее об этом см. гл. 2.

94
Итак, что же представлял собой Петр I как человек? Сразу можно заявить, что цельная сильная личность Петра - царя-реформатора - миф. Ряд событий его жизни, можно сказать, жизненных кризисов, позволяет утверждать, что Петр не был готов к своей будущей роли и потому не мог служить олицетворением новаторского пути России. Вполне согласно оценке Э. Эриксоном великих людей, Петр, не найдя себе идентичность в готовом виде, отвергнув идентичность старорусского патриархального царя и не приняв полностью западную идентичность, создает свой сплав из них, который, по крайней мере в течение XVIII в., служил примером для подражания и который во многом определил специфику положения Российского государства как своеобразного буфера между Европой и Азией.

Некоторые особенности обретения этой новой идентичности я и попытаюсь очертить. Уже С.М. Соловьев отчасти предвосхитил исторический ракурс теории идентичности. Он считал, что период перемен в жизни человека или нации наступает тогда, когда перед ними открывается большое количество альтернатив развития (то есть идентичностей)¹⁵¹. Откуда же берется эта многовариантность в жизни Петра и под влиянием чего он делает свой выбор - вот основные вопросы для раннего периода становления царя-реформатора.

По меньшей мере двоякость альтернатив была заложена уже на уровне единой нефиксированной установки личности Петра (используя терминологию школы Узнадзе): здесь прочно укоренились базисные черты православного человека и правителя (начальное образование царевича шло в традиционном русле, и всю свою жизнь он оставался религиозным человеком), но также и осознание необходимости изменить страну, попытаться выбрать другой путь, привить ей образованность и культуру в западном понимании (в той или иной мере оно присутствовало всегда, особо обострившись как раз в начале Нового времени под влиянием Смуты начала XVII в. - известно, что большинство новаций петровской эпохи имели предшественниц в предыдущие царствования). Две этих тенденции и их соотношение во многом определяют поведение Петра в начальный период его жизни и деятельности. Колебания же и изменения этого соотношения, в свою очередь, зависели от вышеозначенных жизненных кризисов.

------------------------

151 Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом // Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. М., 1990. С. 423.

95
Роковой для личности будущего царя характер первого кризиса, а именно стрелецкого бунта 1682 г., во время которого десятилетний Петр стал свидетелем страшных событий, отмечается всеми авторами, когда-либо писавшими о нем. Известно, что царевич во время этих событий перенес эпилептический припадок - психосоматический кризис, по мнению психологов, сопровождающий тяжелые потрясения. Но подлинный смысл последствий вырисовывается при взгляде на следовавшие непосредственно за этим событием годы. В течение довольно продолжительного времени Петр, от рождения имевший деятельную натуру и взрывной темперамент, оставался в стороне от государственных дел, наблюдая унижения, претерпеваемые его"опальной матерью и родственниками, и сам не имея иных, кроме игр, выходов для своей энергии. Именно ужасы бунта вкупе с последующими унижениями прежде могущественных людей породили в Петре страх перед властью, иногда почти панический (как мы это увидим чуть позже), и одновременно острую, болезненную жажду власти. Это еще один психологический антагонизм, определявший многие черты личности царя Петра. Поясню. Долгие годы Петр избегал именования царем, ставя выше себя условных персонажей, в частности, в письмах он титуловал «королем» Ромодановского, себя же называя просто Петрушкою, как бы дистанцировался от власти. Петр не любил обрядовой стороны правления, ни в одежде, ни в поведении не стремясь идентифицировать себя в качестве монарха.

Еще одно объяснение, с несколько другой стороны, дает П. Бурдье - тяга к власти зависит от реальности ее получения, а безразличие к ней является демонстрацией бессилия ¹⁵². Помимо страха власти, Петр попросту теряет к ней интерес, не имея реальных надежд на полновластие в годы опалы Нарышкиных.

Для подтверждения правомочности применения к юному Петру понятия кризиса идентичности сошлюсь на В. О. Ключевского, который, как и другие дореволюционные авторы, предвосхитил ряд современных психологических выкладок. Описывая бунт 1682 г., он приходит к заключению: «Старая Русь тут встала и вскрылась перед Петром со всей своей многовековой работой и ее плодами. Когда огражденный грозой палача и застенка кремлевский дворец
------------------------

152 Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 110.

96
превратился в большой сарай и по нему бегали и шарили одурелые стрельцы, отыскивая Нарышкиных, а потом буйствовали по всей Москве... то духовенство молчало, творя волю мятежников, благословляя двоевластие, бояре и дворяне попрятались...»¹⁵³. «С тех пор Кремль ему опротивел и был осужден на участь заброшенной боярской усадьбы»¹⁵⁴ - зримый образ отречения от старой идентичности, ставшей негативной. С этого момента на долгие годы Петр остается в состоянии несформированной, смазанной идентичности.

Если обратиться к теории Э. Эриксона, то возможно еще одно, широкомасштабное предположение по поводу последствий этого первого кризиса: Петр получает так называемое базовое доверие в первые годы в принципе счастливого детства (Э. Эриксон отводит для этой стадии первые два года жизни ребенка ¹⁵⁵), после же стрелецкого бунта 1682 г. оно перестает быть определяющим базисом личности, уйдя в глубь подсознания и уступив место своей противоположности - недоверию. Петр никогда, на протяжении всей жизни, не доверял людям по-настоящему. В.О, Ключевский отмечает, что Петр часто приговаривал, что «правды в людях мало, а коварства много», и не раз повторял слова Давида, что «всяк человек есть ложь»¹⁵⁶. И трагизм его судьбы состоял в том, что эта детская травма и на более поздних этапах получала постоянную подпитку: прощеные в 1689 г. стрельцы снова поднимают бунт в 1698 г., иностранцы, от которых он ждал совета и помощи, оказывались проходимцами и недоброжелателями, собственный народ, который, как он считал, должен быть счастлив на пути просвещения, ненавидел царя, лучший друг Меншиков разворовывает казну, горячо любимая жена Екатерина изменяет ему. Петр должен был всегда чувствовать себя один на один против всего мира. Яркий пример того, как болезненно Петр реагировал на обман - история с Яковом Янсеном, голландским матросом на русской службе, переметнувшимся на сторону турок во время 1-го Азовского похода. После успешного взятия Азова во втором походе царь больше чем богатым трофеям радовался выдаче
-----------------------------------

153 Ключевский В. О. Жизнь Петра Великого до начала Северной Войны // Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1990. С. 155.
154 Там же. С. 156.
155 Эриксон Э. Детство и общество. СПб., 2000.
156 Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников // Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1990. С. 201.

97
предателя, о чем сообщил в письмах всем друзьям, а затем предал его жестокой казни через колесование ¹⁵⁷. Однако то, что Петр не переставал искать этого доверия, испытывал, если угодно, пожизненную тоску по нему (это проявлялось в его отношениях с соратниками и второй женой - Екатериной), как раз и указывает, что базовое доверие не было утрачено полностью.

Это базовое недоверие имело, на мой взгляд, два важнейших последствия. Во-первых, замкнутый характер Петра, который не любил делиться своими переживаниями даже с близкими друзьями, чему самый яркий пример - смерть матери, Наталии Кирилловны, которую Петр очень любил. Как известно, он не присутствовал на ее похоронах, приехав на могилу лишь на третий день и оплакав ее в одиночестве.

Во-вторых, возможно, именно с базовым недоверием во многом связана многогранная работоспособность царя, его желание самому уметь и знать все. Дело не только в том, что Петр не мог ни на кого положиться полностью - базовое недоверие в значительной мере направляется и на самого человека, заставляет его сомневаться в собственных силах, и желание, по крайней мере в случае Петра, доказать себе самому и окружающим свою состоятельность.

Это что касается страха власти. С другой стороны, хорошо известно стремление Петра достичь неограниченности своей власти, именно с него, в определенном смысле, начинается утверждение российского абсолютизма. В какой-то мере неограниченность в действиях порождалась, помимо импульсивности характера Петра, долгой дорогой к власти, когда он, полный сил, умственно одаренный, вынужден был оставаться на задворках власти, будучи «вторым царем». Прибавим сюда не лишенную некоторого основания саморационализацию Петром своей исторической роли просветителя темного, необразованного народа, который один знает правильный путь России и одновременно постоянно сталкивается с трудностями и неопределенностью этого пути.

Самое же главное, что, попав из дворцовых палат в заштатный мир Преображенского в годы личностного становления, Петр получает иное, альтернативное видение российского бытования, переоценивая на свой лад и политические устои, и социальные отношения, и культурные традиции, чему вдобавок помогло активное общение с иностранцами. Причем и походы на Кукуй можно расценивать не только как следствие юношеской любознательности, но и как вызов старой идентичности.
-----------------------------

157 См.: Богословский М.М. Петр I: Материалы для биографии. М., 1940. Т. 1.

98
Важным кризисным моментом в жизни Петра стала история с его бегством из Преображенского от царевны Софьи в 1689 г. Как известно, напуганный известием о возможном нападении стрельцов царевны, Петр в одной рубахе бежал в Троице-Сергиев монастырь, бросив мать и беременную жену, и, плача, просил архимандрита защитить от грозившей ему опасности. Характерно, что в Преображенском он оставил и потешных, способных уже тогда служить реальной защитой. О чем свидетельствует это событие? Легко понять первоначальный импульс ужаса Петра, вызванный памятными картинами бунта 1682 г. Сложнее объяснить его дальнейшее поведение - все происходившее в последовавшие за этим дни наводит на мысль о психологическом ступоре будущего самодержца. Возможно, этот продолжительный ступор был порожден страхом Петра перед властью.

Можно представить умозрительную альтернативу - оправившись от первоначального ужаса и узнав, что опасность минимальна, он мог бы возглавить потешных и встретиться с врагом лицом к лицу, однако это означало бы сделать окончательный выбор в пользу полновластия. Но, как я уже отметил выше, власть имела для Петра ярко негативный оттенок, к тому же он явно не рефлексировал ситуацию в рациональном ключе, не знал, что делать, и, пожалуй, не хотел что-либо предпринимать. Он, если можно так выразиться, в эти дни укрывается уже не от Софьи, а от власти, от принятия решения, хотя все эти нюансы находились на подсознательном уровне. Есть свидетельства, что даже в это время Петра больше волновали не перипетии борьбы за власть, а постройка потешного корабля и строений в Преображенском ¹⁵⁸. Выбор за Петра сделали другие — все значительные люди государства, включая патриарха и военных, прибыли к Петру, и это решило исход дела. Петр просто принял существующее положение вещей. Этот вывод очевиден в свете последующего поведения царя - он продолжает свои игры, практически не интересуясь государственными делами, - это мораторий, по Э. Эриксону ¹⁵⁹.
-----------------
158 Там же. С. 94.
159 Эриксон Э. Указ. соч.

99
Остается лишь вопрос, почему практически все поставили на Петра, даже патриарх, ревнитель старины, а ведь Петр уже тогда отличался отклоняющимся поведением, «прозападными» вкусами? Возможно, это своего рода истоки харизмы, ведь зрелый Петр был явно харизматическим лидером. Вдобавок, нельзя отрицать и чисто рациональной подоплеки - из всех альтернатив Петр на тот момент был лучшей - его брат Иван болезненный и слабоумный, а Софья, пусть волевая и способная, но женщина.

Это проблема делегирования власти. А.Б. Каменский отмечает, что Петр фактически не встречает сопротивления своим реформам со стороны старой элиты. Он объясняет это тем, что именно старая элита переживала в конце XVII в. кризис традиционализма ¹⁶⁰. Логично предположить, что старая знать сознательно делегировала властные полномочия именно Петру по ряду причин. Здесь уместно вспомнить упоминавшийся в начале спор о возможности альтернативного пути петровским преобразованиям. Имелся ли он в действительности? Могла ли царевна Софья воплотить его в жизнь, как считают ряд авторов?

Попробуем взглянуть на конфликт Софьи и Петра с точки зрения теории полей П. Бурдье. Как и кем делался выбор между этими фигурами, как выглядел в этой ситуации механизм делегирования властных полномочий? Конфликт этот представляется вполне обычной борьбой группировок элит. Если угодно, это та же война Алой и Белой роз в русском варианте. Но если за победившим в английском случае Генрихом VII Тюдором стояли джентри и их союзники из торговых слоев, сделавшие ставку на перемены в традиционном укладе, на возможность выбора альтернативы, то в России все обстояло иначе. В обеих группировках знати мы видим полный набор слоев российской элиты - родовитая, худородная, служилая. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что, хотя альтернатива была, спроса на альтернативный путь не было, - те, кто сделал ставку на Петра, выбрали не реформы - на тот момент Петр представлял собой легитимного наследника традиционной Руси, связанного не столько с зараженными «западной язвой» Нарышкиными, сколько с Алексеем Михайловичем Тишайшим, олицетворявшим консервативные устои. И, напротив, Софья в умах современников во многом ассоциировалась с В.В. Голициным, ее фаворитом и фактическим правителем государства, который являл собой тип рафинированного западника-либерала, тип, который никогда не был популярен в России. Несмотря на то, что Петр уже тогда отличался прозападными склонностями и девиантным поведением, структура полей
---------------------------

160 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 90.

100
русского общества, его менталитет почти, с неизбежностью определяли предпочтительность выбора в пользу его кандидатуры. Одной из главных причин были амбиции самой Софьи, вызывавшие неприятие со стороны «общественности» как вследствие того, что за ее спиной «просчитывалась» фигура Голицина, так и по причине несоответствия избранной Софьей модели поведения традиционным представлениям. К примеру, готовясь к провозглашению себя царицей, Софья, выходя из церкви, обратилась к стрелецкому караулу со словами: «Ну что, годны ли мы вам?» В ответ она услышала глухой ропот неодобрения, а затем выговор патриарха за то, что «непригоже поступает», нарушая границы своего женского долга ¹⁶¹.

Деспотические, необузданные наклонности Петра были ближе русской ментальности. Здесь просто не было сил, желавших и способных востребовать иной вариант развития. К тому же, как отмечалось выше, старая элита переживала кризис, и пусть подсознательно, не могла не хотеть из него выйти. Для этого им был нужен достойный лидер, причем достойный по двум критериям - по-настоящему самодержавный, в старых традициях (ведь и саму знать, участвовавшую в борьбе, не могло устраивать ее длительное продолжение, особенно когда эта борьба сопровождалась поднятием знатнейших людей государства на стрелецкие копья) и способный к решительным переменам. Повторяю, пусть на подсознательном уровне, но старомосковская знать ждала перемен (хотя и не в смысле реформ), отсюда и слабое сопротивление первым шагам правления Петра.

Если прибегнуть к терминологии П. Бурдье ¹⁶², Петр в ходе этого конфликта являлся, пусть сам того пока не осознавая, носителем официальной номинации (акта символического коллективного внушения, которое реализуется через доверенное лицо государства). П. Бурдье же отмечает, что доверенные лица в политике выбираются либо по их программе (каковой у Петра на тот момент не было), либо по личностным характеристикам, то есть по габитусу как принципу, порождающему совокупность суждений и действий, которые не сформулированы эксплицитно на момент выбора ни кандидатом, ни избирателем и которые лишь угадываются через экзис - один из аспектов габитуса, очерчивающий наиболее специфические положения тела (устойчивые
--------------------------------------

161 Елисеева О. И. «Прости, мой неоцененный друг»: женская дружба в эпоху Просвещения // Адам и Ева. М., 2001, № 1. С. 247.
162 Бурдье П. Указ соч.

101
манеры держаться, говорить, ходить, а также чувствовать и мыслить)¹⁶³. Судя по всему, именно этими обстоятельствами в немалой степени было обусловлено то предпочтение, которое современники отдавали фигуре Петра. Окружающие с детства в первую очередь отмечали его живость, любознательность, активность, порывистость и привлекательность.

Дальнейший период жизни Петра наглядно иллюстрирует наличие в понятии идентичности двух смысловых пластов, далеко не всегда совпадающих. Насколько можно судить из контекста употребления Э. Эриксоном этого термина, идентичность это, с одной стороны, набор социокультурных установок, если угодно парадигма поведения, с другой - ощущение человеком совпадения его собственных установок с этой парадигмой. Все вокруг признали Петра царем, причем большинство считало его одаренным и вполне подходящим для этого человеком. Но сам Петр поначалу не вполне вошел в эту роль, оставаясь на подсознательном уровне неуверенным в себе, что во многом подпитывалось «детскими» комплексами.

Знаковым в этом смысле становится следующий, третий кризис - Азовские походы, точнее провал первого похода. Начатый без должной подготовки и проведенный без четкого единого руководства, поход 1695 г. (а не Кожуховское потешное побоище 1694 г.) с достаточным основанием может считаться последней военной потехой Петра. Заигравшийся царь-подросток не сумел быстро переключиться на серьезное дело, да и в действительности дело это отличалось от кровавых потех лишь большими масштабами. Из писем Петра видно, что главным потрясением для него стало не поражение, а гибель близких друзей - Екима Воронина и Григория Лукина ¹⁶⁴. Хотя, конечно, отсутствие в письмах царя каких-либо эмоций по поводу поражения можно трактовать по-разному. Как уже отмечено выше, Петр становился замкнутым, когда дело касалось глубоко личных переживаний. И тогда понятно, что действительно, Петр делает верные выводы из полученного урока и второй поход выигрывает в качестве быстро повзрослевшего, наконец, состоявшегося правителя. Однако напрашивается другое предположение - не было ли все произошедшее для Петра одним из эпизодов, пусть наиболее тяжелым, его первой, потешной, жизни? Не получилось - ничего страшного, в следующий раз
-----------------------

163 Там же. С. 123.
164 Богословский М.М. Указ соч. С. 262; См. также: Письма и бумаги имп. Петра Великого. Т. 1. СПб, 1946.

102
сценарий игры будет прописан старательнее, благо есть более опытные участники (тот же генерал П. Гордон), которые во многом и способствовали победе. Петр, как всегда самоотстранившийся от официального командования, но реально руководивший боевыми действиями, напоминает азартного игрока в шахматы, двигающего послушные фигуры по игровому полю.

Косвенным подтверждением этого предположения может служить история начала действительно первого серьезного дела Петра - Северной войны. Ведь и она была скорее мальчишеским выпадом самоутверждения, нежели достаточно подготовленной серьезной военной кампанией. И только после нарвского унижения Петр, наконец, переходит тот рубеж между игрой и жизнью, с которого и начинаются его реформы. Недаром уже В.О. Ключевский считал, что
реформы Петра были вызваны именно конкретными нуждами Северной войны. В истории самой Нарвской битвы есть интересный момент - накануне подхода к Нарве Карла XII Петр уехал в Новгород, чтобы поторопить оставшиеся полки ¹⁶⁵. К тому времени провал осады был очевиден. Причина отъезда не кажется достаточно веской, возможно, Петр не был готов встретиться лицом к лицу с поражением в столь важном начинании и придумал для себя повод отстраниться от ситуации. В результате он мог не считать Нарву своим личным поражением.

Но накануне войны со шведами произошел еще один кризис, который должен был утвердить Петра в его отказе от старой идентичности - стрелецкий бунт 1698 г. Глазами своих непримиримых врагов он должен был окончательно отрефлексировать свою инаковость относительно дедовской Руси. Стрельцы на протяжении всей юности Петра олицетворяли старый уклад, неоднократность их выступлений все более и более отталкивала от него Петра. И тот припадок ярости, который заставил Петра самолично пытать стрельцов и рубить им головы, стал своего рода катарсисом, страшным способом, освободившим царя-реформатора от груза прошлого, обозначив в его сознании бесповоротность поисков нового пути. И одновременно тот факт, что Петр заставлял своих ближайших сподвижников участвовать в казнях, подчеркивает сохранение недоверия, стремление скрепить своих сподвижников кровавой круговой порукой.
------------------------
165 Буганов В.И. Петр Великий и его время. М., 1989. С. 72.

103
Позже, уже став настоящим полководцем, после Полтавской битвы, Петр снова попадает в ситуацию, вскрывшую его старые комплексы. Имеется в виду Прутский поход, когда в неоднозначной ситуации у Петра возобладала нерешительность, едва не стоившая его армии катастрофического разгрома.

Для данного периода жизни Петра рано говорить об обретении новой идентичности как целостного набора черт и взглядов, он по-прежнему находился в состоянии «творческого поиска». Одно можно утверждать, на что обращал внимание еще С.М. Соловьев, - Петр не был простым подражателем Запада, он стал прилежным учеником ¹⁶⁶ (и сам царь часто прилагал к себе этот «титул»), в большей или меньшей степени применявший полученный извне опыт для собственных нужд своей власти и своего государства. Эта смесь западного цивилизованного лоска и типичных русских самодержавных черт и стали «визитной карточкой» как петровской России, так и последующих веков отечественной истории.

Таким образом, судьба юного Петра замечательно вписывается в концепцию кризиса идентичности Э. Эриксона ¹⁶⁷. Петра, царского сына, воспитывали в качестве члена правящего рода великой державы, титул правителя которой включал определение «Великий князь», он получал лучшее по тем временам образование. Однако при столкновении с западной идентичностью он осознает, что все это лишь видимость. Очень важно, что утратив старую, Петр не получает новой идентичности, он оказывается в состоянии полной открытости, попав в ситуацию расширенного выбора в Преображенском. Отсюда и всеохватность его интересов, кажется, он набирает большое количество самых разных установок, которые ни- как не складываются в законченную идентичность.

Снова напомню о негативной окраске царской власти в глазах юного Петра. И еще одно обстоятельство отталкивало Петра от власти, вполне подтверждающее теорию Э. Эриксона о смешении ролей: он оказался на троне в юном возрасте, можно сказать, попросту не доиграв. Период смешения ролей длился довольно долго, начавшись еще в период регентства Софьи и соправления Петра со старшим братом Иваном. Петр чисто формально относился к сво- им обязанностям, тем более что они и были формальными. Но и став полновластным царем, Петр старается при каждом удобном случае бежать от государственных дел к любимым марсовым и нептуновым потехам. Это имело дальние последствия: с одной стороны, Петр играет, как взрослый, в
---------------------

166 Соловьев С.М. Указ. соч. С. 467.
167 Эриксон Э. Указ соч.

104
масштабные и часто действительно смертоносные военные игры, с другой - он правит играючи, начиная реформы не с настоящих серьезных дел, а с второстепенных признаков западной цивилизации - иноземного платья, бритья бород, курения табака и пития кофе. До последних лет жизни сохраняется пристрастие Петра к шутовским игрищам, в которых все традиционные устои государства и русского народа предстают в «извращенном» виде. Все это в значительной мере отталкивало людей от реформ царя, даже самых полезных.

Игровой характер петровской эпохи - одна из интереснейших перспектив дальнейшего изучения. Самая яркая черта, на которую обращают внимание все писавшие о Петре, особенно его критики, - непристойные игрища с переодеванием, назначением шутовского короля или патриарха. Характерно высказывание по этому поводу И. Полосина: «Психологические корни «игры в царя» мало доступны изучению»¹⁶⁸. Он приводит сведения о том, что в XVII в., после Смуты, были случаи, когда как крестьяне, так и бояре (в частности, князья Шаховские) в подпитии избирали из своей среды царя, изображая при этом его служилых людей. И. Полосин отмечает, что понятно, когда в царя играют мужики и бояре, но другое дело - Иван Грозный и Петр, сами являвшиеся царями ¹⁶⁹. Но и среди царствующих особ такая игра пусть и редкий, но не единичный случай. Я.Н. Любарский сравнивает названных русских царей с византийским императором Михаилом III, чей образ полностью перекликается с ними. Принципиально важным является то, что все они жили в эпохи острых исторических перемен. При этом Я.Н. Любарский приводит весьма показательный перечень общих черт трех самодержцев: они рано осиротели, еще детьми получили царское достоинство, испытали превратности придворных междоусобиц, были свидетелями кровавых событий, рано повзрослели и получили единодержавную власть, были подвержены пьянству, и все прославились эксцентричностью поведения в виде традиции ритуалов перевернутых отношений (сходных с сатурналиями, праздниками дураков и выборами «бобового короля»)¹⁷⁰. Как я попытался показать выше на примере первого кризиса в жизни Петра, за этим «набором» психологических осо-
----------------------------------------

168 Полосин И. Игра в царя (отголоски Смуты в московском быту XVII в.) // Известия Тверского пед. ун-та. 1926. Вып. 1. С. 63.
169 Там же,
170 Любарский Я.Н. Царь-мим (к проблеме образа византийского императора Михаила III) // Византия и Русь. М., 1989. С. 56-65.

105
бенностей вырисовывается картина некоего психологического синдрома его личности, проясняющая многие особенности его поведения как монарха. Синдрома, сформировавшегося в социально-психологическом интерьере жизни ранних лет Петра, интерьере, отражавшем всю кризисность исторической ситуации того времени. Именно кризисность, переломность эпохи была интериоризирована личностью будущего реформатора. Его идентичность, оставаясь долгое время «смешанной», была источником психологичекого дискомфорта, который снимался отчасти с помощью возлияний и шутовского ерничества, носившего отчасти агрессивный характер.

Так, в ходе «всепьянейшего собора» и подобных игрищ, несомненно, происходило «снижение» традиционных устоев и институтов. Но, возможно, это и определенный страх перед собственным новаторством, желание хотя бы внешне свести все в шутку, под- сознательный защитный механизм, плацдарм для отступления, чтобы снять с себя всю полноту, психологический груз ответственности, то есть следствие прочно засевшей на уровне единой нефиксированной установки старой идентичности. Либо, как намекают А.М. Панченко и Б.А. Успенский, это психологическая подготовка самого себя к реальным изменениям («всешутейший собор» - упразднение патриаршества)¹⁷¹. То есть Петр подсознательно стремился сломить в себе остатки почтения к традиции, выставить ее в глазах других и своих собственных посмешищем, чтобы легче избавиться от нее. Для этого же он окружает себя новыми людьми, менее связанными с традиционными институтами и ценностями. Плюс сюда же приглашение иностранцев и дарование им привилегий и начальных должностей - не столько западничество, сколько поиск сил, с помощью которых можно порвать с традицией. Все это в совокупности проливает свет на неуверенность царя, неуверенность, порожденную как личностными чертами, так и кризисным временем, заставлявшую его искать «обходные» на уровне подкорки пути разрешения сложных ситуаций.

Но на этом кризисные моменты в жизни Петра не закончились. Одним из самых тяжелых испытаний стал конфликт с сыном и наследником Алексеем. Не стоит утверждать, что эти два человека - отец и сын - были абсолютно разными людьми. Скорее можно сказать, что Алексей - это Петр со знаком минус. Очень
---------------------------

171 Панченко А.М., Успенский Б.А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха// ТОДРЛ, XXXVII. Л., 1983. С. 59.

106
многие штрихи жизни и поведения царевича напоминают облик его великого отца. Алексей рос без отцовского присмотра, при матери, заброшенной Петром, занятым играми, делами и любовницами, в атмосфере неприязни к деятельности отца. Не лишенный природного ума, он однако не перенял отцовской неуемной жажды действий. Несмотря на патриархальность воспитания, круг общения Алексея напоминает «антихристовы сборища» Петра - члены «компании» имели далеко не православные прозвища «Ад», «Сатана», «Молох»¹⁷². Одним из главных пороков Алексея и его окружения являлось пьянство. Отец помимо воли сына женил его, руководствуясь собственными соображениями, - то же самое когда-то произошло и с Петром. Несмотря на все своеобразие личности Петра при таком сопоставлении напрашивается вывод о некоей преемственности, чертах традиции. И ведь нельзя утверждать, что Алексей испытывал однозначное отвращение ко всему западному, недаром он предпочитает бежать от забот отца в Европу. Если оторваться от сугубо официальной «пропетровской» позиции, можно привести следующее описание царевича: «Царевич Алексей Петрович по природе своей был именно таким русским западником-барином; он был умен и любознателен, как дед, царь Алексей, или дядя, царь Федор, но, как и они, он был тяжел на подъем, неспособен к напряженной практической деятельности, к движению без устали, к умению и охоте делать все своими руками; неподвижный физически, он был домосед, любивший узнавать любопытныя вещи из книг или из разговора с бывалым умным человеком»¹⁷³. И действительно, он просто был типичным представителем русской традиции, а отсутствовавшие у него черты даются только отдельным личностям, потому и называемым великими, причем отчасти сам Петр и был виновен в такой «традиционной» ориентации сына.

В деле царевича Алексея впервые столь остро вырисовались представления Петра о необходимости самозабвенного служения отечеству, невзирая на лица. Это отчетливо видно из послания Петра сыну: «... известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, и ни мни себе, что один ты у меня сын, и что я сие только в устрастку пишу: воистину (Богу извольшу) исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя, непотребнаго, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, нежели свой непотребный»¹⁷⁴.

---------------------------------------------
172 Буганов В.И. Указ. соч. С. 151.
173 Князьков С. Очерки из истории Петра Великого и его времени. 1990. С. 543.
174 Там же. С. 555.

107
Откуда столь жесткая позиция и идея служения самого царя государству? Известно влияние на мировоззрение Петра и его окружения европейских идей системы регулярного государства, в том числе включавших и положение о служении отечеству. Но если для западных стран они были естественно взращенными, то каким образом они столь быстро привились в России? Сформировавшееся к концу XV в. Российское государство характеризуется в исторической литературе как система, получившая название «служебной организации», отличавшейся подчиненностью и бесправием всех социальных слоев перед лицом сильной центральной власти ¹⁷⁵. При отсутствии четко обозначенных прав, все слои общества имели строго прописанные обязанности по отношению. к государству. Да, при этом царь воплощал в себе государство, но, как отмечалось выше, Петр занимал совершенно особую позицию по отношению к власти, долгие годы стараясь в той или иной степени сохранять от нее дистанцию и легко принимая на себя роли, соответствующие подданным. Отсюда легко перебросить мостик к идее всеобщего (включая и самого царя) служения государству. Ощущение своей тождественности государству, свойственное самодержцам, у Петра было деформировано тем психологическим комплексом базисного недоверия к миру, который сформировался в ранние его годы жизни.

С другой стороны, чувство одиночества, испытываемое Петром на пути преобразований как следствие базового недоверия, замкнутость на собственной значимости для будущности отечества породили у реформатора нечто вроде самохаризмы, твердой уверенности в правомочности измерять все стороны жизни страны параметрами своей личности, зацикленность на проблеме собственной безопасности. Слишком трудно далась ему в руки власть, чтобы позволить противиться ее свершениям и достижениям кому-либо, даже собственному сыну. Он скорее мог простить какие-либо проступки своим соратникам в обмен на так не хватавшую ему верность в делах, чем терпеть сопротивление этим делам со стороны родных.
-----------------------------
175 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 49.

108
О том, что Петр все же не стал бездушной машиной, продвигавшей реформы, не обращая внимание ни на что иное, говорит его личная трагедия как отца и мужа, порожденная смертью последней надежды - сына Петра Петровича от по-настоящему любимой жены Екатерины, а также измена самой этой любимой жены. Как считается, эти события, особенно последнее, случившееся незадолго до его смерти, ускорили кончину императора. Это лишний раз подтверждает сделанный выше вывод о жестокой нехватке в жизни Петра чувства доверия, постоянно подрываемого самыми близкими людьми.

Итак, этот ряд серьезных жизненных кризисов показывает, что Петр далеко не был психологически сильной устойчивой личностью, рано сформировавшей свои цели и задачи реформаторского толка. Что же позволило Петру, при всей противоречивости и патологичности его натуры, долгие годы вести созидательную, в целом позитивную для себя и страны работу? Здесь как раз уместно вспомнить о том привитом в раннем детстве и загнанном вглубь базовом доверии. То, что Петр не пошел по стопам Ивана Грозного, став олицетворением обновления России нового времени, как раз и есть подтверждение тому, что это базовое доверие имело место и не исчезло полностью, несмотря на все жизненные кризисы,

Главным же мотивом преобразований явились личные, по сути, подростковые комплексы Петра вкупе с жаждой власти, выработанной одновременно со страхом в ходе тех же событий. Практически на всю жизнь Петр остался подростком с типичными комплексами, раздутыми до масштабов государственной деятельности, всякую новую трудность он воспринимал как личный вызов, перед которым стыдно спасовать, отсюда разбросанность его реформ, отсутствие единой генеральной линии, особенно на первом этапе. Петра (как и всякого властителя) вела задача самосохранения. Причём решена она могла быть по-разному. Правитель мог и не вынашивать (в плане решения этой задачи) цели создания «сверхдержавы». То, что Петр приходит к этому, есть результат, с одной стороны, «наследия», с другой - его выбора. Такой запрос был заложен уже на уровне единой нефиксированной установки личности Петра: здесь прочно укоренились как базисные черты православного человека и правителя, так и осознание необходимости изменить страну, попытаться выбрать другой путь, усилить ее в политическом и военном отношении до западного образца.

109

Такие стремления породили основной упор на военное реформирование. Но хотя Петр осознанно выбирает для образца западный опыт, реформирует он страну не западными методами. Интуитивно он ищет и находит единственно приемлемый, насильственный путь при той структуре полей, которая существовала в России, где, при наличии слабо наметившихся альтернатив, прочно господствовал консервативный уклад. Как бы мы ни оценивали роль петровских реформ для России, для самого Петра это был поистине удачный выбор - он решает поставленные перед собой задачи. Применительно к последним годам жизни Петра можно даже го- ворить о формировании более-менее устойчивой идентичности. Об этом свидетельствует тот факт, что, по признанию большинства исследователей, примерно с 1716-1717 гг. проводимые реформы стали отличаться большей продуманностью и достаточно четкой упорядоченностью ¹⁷⁶. В личностном плане о том же говорит явственно заметная склонность Петра к саморефлексии, спокойному и часто нелицеприятному анализу своей деятельности. Особенно ярким является ставший хрестоматийным разговор Петра с князем Я.Ф. Долгоруким, славившимся своей честностью и прямолинейностью, в 1717 г. Раздосадованный словами Мусина-Пушкина, презрительно отзывавшегося об Алексее Михайловиче и однозначно превозносившего самого Петра, царь предложил Долгорукому оценить деяния свои и отца по справедливости. Долгорукий вполне здраво рассудил вопрос, оставив за Алексеем Михайловичем первенство в делах внутреннего порядка, приравняв его с сыном в военном деле и похвалив Петра Алексеевича за морские и дипломатические успехи. Петр был очень доволен словами князя: «Благий рабе верный, в мале был еси мне верен, над многими тя поставлю»¹⁷⁷.

Легко заметить, что многие проблемы Петр создавал для себя сам - он начинал Азовские походы и войну со Швецией без достаточной подготовки (первый Азовский поход вообще практически не готовился) и уже по-ходу событий, если можно так сказать, задним числом подтягивал отстающие тылы. Здесь Петр выступал вполне в русле типичного отношения русских царей, смотревших на страну как на свою вотчину, а на народ как на своих личных рабов, несмотря на вырисовавшуюся у него достаточно четко идею служения России, которую он относил и к себе. С жертвами, как известно, в России никогда не считались. В этом смысле гораздо ярче, чем в отдельных вспышках
------------------------------------

176 См.: Баггер X. Реформы Петра Великого. М., 1985.
177 Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников // Ключевский В.О. Исторические портреты. М., 1990. С. 216-217.

110
жестокости, проявился садомазохистский, по определению Э. Фромма ¹⁷⁸, характер Петра - в своем реформаторстве он не жалел ни себя, ни страны, при этом вполне осознавая свою зависимость от нее. Пожалуй, это черта всех российских реформаторов, делающих свое дело «для народа» и за счет него же.

Итак, если попытаться подвести итоги, можно вслед за А. Б. Каменским отметить, что иной, плавный путь реформ для России XVIII в. был противопоказан всей внутренней и внешней ситуацией ¹⁷⁹. Но, опираясь на проведенный выше анализ некоторых сторон личности Петра, можно добавить, что он сам не был способен на другой темп преобразований, что было следствием как его психологических особенностей, так и, несомненно, окружавшей его социально-политической и культурной действительности.
--------------------------------------
178 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.
179 Каменский А.Б. Указ. соч.