|
На следующих страницах: Э. Р. Доддс.
Образы сновидений и образы культуры
И. Бескова. Логика
влияния реальности сновидений
Л. Гоц. Рынок
сновидений в культуре постмодерна
В.А. Подорога
Кодекс сновидца
Грани познания: наука, философия, культура в XXI в.:
В 2 кн.
Кн. 2. [отв. ред. Н.К. Удумян]. - М.: Наука, 2007, с. 275-309
Эпистема-минимум. Постановка проблемы
Вопросы, с которых приходится начинать: что такое сновидение и что такое сон!
Одно в одном, или как-то иначе? Две реальности с особым онтологическим статусом,
или одна? Ведь есть сон, но есть и сновидение, не признать ли сон целым, а
сновидение - частью? Можем ли мы выработать по отношению к сновидению некую
дистанцию познания-наблюдения - сновидение-как-объект - или мы должны
довольствоваться исключительно личным опытом? Когда задаешься такими вопросами,
то спрашиваешь себя: а имеет ли сновидение собственную реальность, и можно ли
полагать, что она соответствует реальности физического (или объективного) мира,
во всяком случае, как-то с нею пересекается? Можем ли мы ответить на вопрос: что
происходит с нами
275
не только когда мы засыпаем и видим сны, но и тогда, когда просыпаемся, еще
охваченные их явью и готовые к рассказу, или, напротив, ничего не помнящие из
пережитого во сне? Итак, устанавливаем начальную развилку: между увиденным
сновидением, т.е. "картиной" - сновидением в-себе и для-себя, и сновидением
рассказанным, "историей" - сновидением для-другого. Вопрос: насколько эта
"развилка" соответствует проблематизации сновидческой активности? А она
заключается в определении эпистемологического минимума для реальности сновидного
опыта, - вот что необходимо в первую очередь, а это требует от нас использования
территориальных карт сна. Картирование оказывается важным методом поиска
переходов между тем, что рассказывается о сне, и самим сном, увиденным и
пережитым, и что нельзя рассказать.
3. Фрейд и машина сна
Сновидение есть исполнение желания. "В любом сновидении влечение (желание)
должно предстать как осуществленное"1. Тем не менее, желание не
всегда способно проявить себя в форме, доступной анализу. Что же мешает? Мешает
сновидческий порог цензуры (своеобразный психический фильтр). Правда, можно
найти компромисс между цензурой и материалом сновидения, этот компромисс
определяется степенью искажения подлинных мыслей сновидения. Что это за
"искажения", почему они проявляют себя и откуда нужда в них? Сно-видение
понимается Фрейдом не в том смысле, когда мы привычно говорим, что видели сон, а
как род работы, которую мы совершаем во сне, причем следуя определенным правилам
и законам. Сновидческий материал подвергается: сгущению, Verdichtung, смещению,
Verschiebung, перестановке, Entstellung и, наконец, вторичной обработке,
Durcharbeit. Только после этой работы сновидение "готово"2.
-------------------------
1 Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М, 1989. С. 309.
2 Фрейд использует термин работа, Arbeit (можно этот немецкий термин перевести и
как труд) во всех практически текстах, где им обсуждается тема сновидения.
Название главы в "Толковании сновидений" (1900): Traumarbeit, и далее отдельные
подглавки тоже носят "работающий" характер, "работа по сгущению", "работа по
сдвигу, смещению, перестановке", Verdichtungsarbeit, Verschiebung-sarbeit. В
обсуждении темы "работы" П. Рикер полагает, что понятие "работы" включено
Фрейдом в общую экономику психоанализа. Правда, его интерес в основном касается
понимания работы скорее как работы анализа, непростое взаимодействие в ходе
сеанса психоаналитика и пациента. Значительно меньше он обсуждает работу
сновидения. (Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.:
«"Академия - Центр", МЕДИУМ», 1995. С. 278-295.).
276
Но для чего: чтобы его видеть или чтобы его рассказывать! По Фрейду, его не
рассказывают (ведь оно уже рассказано), а истолковывают. Начальный этап
образования сновидения как "сырого материала" мыслей, где еще слишком сильна их
зависимость от дневных остатков и энергий, переходит в конечный этап благодаря
работе сновидения по авто-кодированию, шифровке потока эмоций. Послушаем Фрейда:
«Обнаруживающиеся путем анализа скрытые мысли представляют психический комплекс
самого запутанного строения. Части его находятся в самых разнообразных
логических отношениях друг к другу: они могут стоять на первом и на последнем
плане; могут быть условиями, отступлениями, пояснениями, доказательствами и
возражениями; почти всегда рядом с одним направлением мыслей присутствует
противоречащее ему обратное течение. Этому материалу свойственны все характерные
черты знакомого нам мышления наяву; но чтобы получить сновидение из этого
психического материала, необходимо подвергнуть его сгущающей прессовке,
внутреннему раздроблению, смещению, которое одновременно создает новые видимости
и, наконец, избирательному воздействию со стороны наиболее годных для
образования ситуаций составных частей. С учетом генезиса этого материала такой
процесс заслуживает название "регрессии". При переработке психический материал
теряет, конечно, скрепляющие его логические связи: работа сновидения как бы
берет на себя только обработку фактического содержания скрытых мыслей; так что
при толковании сновидения необходимо восстановить связь, уничтоженную работой
сновидения»3.
Сновидение как ребус - это итоговая картинка. Набор бессмысленных и намеренно
искаженных знаков, подобных египетским иероглифам, которые необходимо
дешифровать, чтобы получить разгадку. Так утверждается господство обширного
комментария над текстом-записью 4. Сновидение
оперирует разными "концами и остатками", "сырьем", "произвольными коллекциями"
фактов бодрствующей дневной жизни, составляя из них загадочные картинки. Но
тогда не является ли сновидение результатом состояния сознания, лишенного
центрирующей и жесткой инстанции Сверх-Я? Понятия "бриколажа" (Леви-Строс) и
--------------------------
3 Ср.: Фрейд 3. Психология бессознательного. Сборник произведений. М.:
"Просвещение", 1989. С. 328.
4 Ср.: "Сновидение, будучи записано, занимает полстраницы; анализ же, в котором
развиваются мысли, скрывающееся за этим сновидением, требует иногда шести,
восьми и двенадцати страниц" (Фрейд 3. Толкование сновидений. СПб.": "Алетейя",
1997. С. 317.) Фрейд даже где-то говорит, что числовое соотношение объема текста
к объему комментария должно быть не менее 1/10.
277
"калейдоскопа, машинерии" (В. Беньямин) или "кроссворда" (Ж. Лакана) - не играют
ли они ту же самую роль, если говорить здесь об организации материала
сновидения, какую у Фрейда играет "вторичная обработка", такое преобразование
всех элементов сновидения в некое логически упорядоченное целое, которое кажется
сновидцу вполне достоверным и убедительным? Следовательно, работа сновидения
нужна только для того, чтобы снови-дящий мог увидеть собственное сно-видение,
отделиться от него, почувствовать себя реальным субъектом экзистенциального
опыта, и приступить к истолкованию. Фрейд усматривал в работе сновидения некую
машинальность (сновидения виделись ему машинерией); он был скорее схематиком
сновидения, нежели картографом. Сновидение не то, что уже есть, а то, что
делается, вырабатывается, производится... Напряжение и труд, сопротивление -без
этого была бы невозможна работа сновидения, мы спим, а оно "работает"... В ходе
работы эмоциональное напряжение сновидца драматизируется и переходит в сцену,
которую, как в настоящем театре, заполняет группа "якобы" знакомых лиц, между
ними существует взаимосвязь, иногда тщательно замаскированная или невероятно
сложно представленная. Законченная форма сновидения, готового к углубленному
толкованию, это и есть такая сцена, представляющая в допустимой отчетливости
действующих персонажей. И сцена эта драматическая, она требует для себя
подробнейшего объяснения со стороны аналитика (еще недавно -сновидца).
Фрейд не терпел ничего бессмысленного, его занимал только поиск смысла. Ход
мысли таков: первое, сновидение есть осуществление желания; второе, сновидение
состоит из явного и скрытого содержания, к скрытому относится сфера желания, а к
явному - его выражение в языке (т.е. содержание самого сновидения); и третье,
сновидение обладает смыслом, но он скрыт и требуется толкование, поскольку
сновидение предстает перед нами в виде ребуса или шарады ("египетские
иероглифы"), оно скрывает свое подлинное содержание по известным сновидцу
цензурным соображениям. Рассказ сновидца шифруется и по экономическим причинам.
Мотив - то, что объясняет причинно-следственную связь ряда мыслей-желаний,
объединяет их в одном поле выражения, которое можно подвергать подробному
анализу. Что же мы видим у Фрейда? Прежде всего, он отказывается
интерпретировать сновидение как особую реальность, к которой сновидцу или нет
доступа или она просто бессмысленна. Все то, что рассказывается, записывается,
должно иметь смысл. Этот смысл относим к отдельным событиям жизни. Стоит
обсуждать не то, что происхо-
278
дит во сне и как его можно исследовать, а само состояние сна. Какое состояние
сознания может считаться сном, какое сно-видением, какое бессонницей, а что -
грезами наяву (day-dreaming). И что представляют собой переходы между ними (если
они возможны?). Ведь ясно, что тот, кто видит сны, тот не спит, или спит
некрепко, постоянно просыпаясь. Нет ли здесь того, о чем напоминает нам Фрейд,
когда говорит, что сновидение - это род невротического расстройства. Есть люди
крайне чувствительные к сно-видческим состояниям; они постоянно видят сны, почти
не спят, или им кажется, что они не спят, а только видят сны. В самоанализе
Фрейда как раз удивляет его убеждение в том, что он рассказывает о снах, которые
ему на самом деле снились, не привиделись, не пригрезились; почему неожиданно
пришедший в голову образ признается сновидением, а не повтором забытого
переживания? Неубедителен бывает не анализ Фрейда, а его вера в то, что он видит
именно те сны, которые толкует. Предполагается с самого начала, что некий набор
фраз, составивших сновидение, может иметь единый смысл, который не исчерпывается
разом и навсегда, - отсюда трудности завершения анализа. С одной стороны, набор
фраз, имен, и названий, с другой, - неисчерпаемое богатство даже краткой истории
жизни. Принимается без каких-либо сомнений вера в то, что сновидческая
реальность - просто не-дешифрованная часть бодрствующей реальности. Не просто
часть, конечно, но особый что ли магический хрустальный шар, в котором
собираются прежде отраженные лучи дневных событий и неудач, и вот во сне он
начинает мерцать, одаряя нас то яркими, то совсем затемненными образами, он
вращается... Область сновидения - бесспорно, самостоятельная и, тем не менее,
включенная в целое сознающей себя бодрствующей жизни.
Нехватка реальности
Чего же все-таки недостает сновидению, если попытаться установить его
онтологический статус? Слишком многого:
- нет единого "я": вместо него некое трансцендентальное эго ("двойник"); раздвои
на два вспомогательных "я"; не хватает "я" себя сознающего, не теряющего
единства с собственным образом тела; если и есть "я", то оно скорее
скизо-френическое, или расщепленное, фрагментарное, чем единое;
- нет лица: когда нас во сне называют по имени, мы просыпаемся. Не происходит ли
это потому, что мы являемся самими собой только в сознательном, бодрствующем
состоянии. Всякая
279
личностно-индивидуальная идентификации в сновидении невозможна, да и в ней нет
нужды. Ведь сновидение не имеет значимых элементов (вот почему высшая
христологическая форма человечности, лицо - лишено всякого смысла); нет крупного
плана, только средние и мелкие. Почему? Ответ мог бы быть таков: когда я говорю,
что сновидение не допускает явления лица, я хочу этим сказать еще и о том, что
явление лица невозможно не в силу того, что запрещено или что сновидение не
может с ним "работать", а в силу того, что сновидение так устроено, оно не
допускает никаких знаков и движений внутри себя, ведущих к установлению
зрительной идентичности лица, видящего сновидение, ведь сновидение и есть то,
что есть само лицо в целостности. Сновидение - всегда о том, кто его видит, оно
эгоцентрично. Если в сновидении кто-то кажется нам удивительно знакомым,
настолько знакомым, что мы думаем, что это, собственно, и есть мы сами, то мы
тут же просыпаемся; или как только фигура персонажа сновидения, похожая на нас,
или мнится похожей, оборачивается к нам, и мы видим наконец-то самих себя., то
мы уже больше ничего не видим... мы просыпаемся;
- нет вещей, слов, имен, только пустые знаки: поскольку сновидение не нуждается
в передаче качеств сновидных объектов, оно остается действительно "сценой
письма" (Ж. Деррида), и в принципе иероглифично, движется и развертывается в
игре знаков, но за ними нет вещей, на которые бы эти знаки указывали 5;
- нет "взгляда" и внимания: в сновидении я не могу быть внимательным и
концентрироваться на предмете; не действует фактор "следящего глаза", которым мы
обладаем в реальном опыте, что может то приближать нас, то удалять от видимого
объекта. "Взгляд" дает чувство дистанции, которым мы пользуемся при движении в
обозримом пространстве, и это чувство телесное; в сновидении мы не способны быть
внимательными, "зоркими", в сущности, хотя мы и встречаем надписи, буквы, куски
фраз, мы не в состоянии их разобрать с необходимой точностью; когда-то в юности
я "зачитывался" Достоевским, и помню сон, в котором я вдруг обнаруживаю
неизвестную рукопись писателя. И вот мой взгляд скользит к ней, я даже почти
вижу титульную страницу с характерным дореволюционным набором и общей рамкой,
вижу и контуры названия, но как только я пытаюсь приблизиться еще, и прочитать
название, все исчезает, а черные буквы-муравьи разбегаются как у Сальвадора
Дали, тут я просыпа-
------------------------------
5 См., например: Derrida J. L' ecriture et la difference. Paris: Editions du
Seuil, 1979. P. 293-340.
280
юсь... До сих пор вижу этот сон... и также помню ощущение, что эта рукопись, эти
строчки, этот почерк мне были почему-то очень знакомы, как будто автор - это я
сам... не потому ли я и просыпаюсь, что обнаруживается обман: через
"Достоевского" я хотел увидеть себя самого, пишущего рукопись великого
писателя... (кстати, это типичное и частое упоминаемое сновидение). О таком же
сне рассказывают Х.-Л. Борхес и М. Фуко: "Один кошмар меня преследует с детства:
перед моими глазами текст, который я не могу прочесть, или лишь маленькая часть
его может быть расшифрована; я все-таки стараюсь прочесть, но я знаю, что я
выдумываю; затем неожиданно текст полностью расплывается, я не могу больше
прочесть что-либо и даже изобретать, выдумывать, мое горло сжимает спазма и я
просыпаюсь". Аналогичное переживание встречается в одной из притч Фр. Кафки.
Некто по имени К. наблюдает за работой художника, который пишет на могильной
плите надпись: "Здесь покоится...", но не может ее закончить потому, что тот,
чье имя он как будто должен написать, стоит рядом с ним, а не покоится в могиле,
над которой уже водружен камень, и движется высекаемая подпись... Этот странный
свидетель собственный смерти, словно зачарованный, соскальзывает в свою смерть,
погружаясь в могильную яму: "... голова еще тянулась вверх на судорожно поднятой
шее, по камню уже стремительно бежало его имя, украшенное жирными росчерками.
Восхищенный этим зрелищем, К. проснулся"6;
- нет образа тела, нет развитых полноценных моторных реакций на форму сновидения
и его содержание, оно не собрано, рассыпано, раздроблено и его невозможно
собрать в единство, которое позволило бы придать сновидению одно из "отношений"
реальности. Нет того, что делает нас активными субъектами дневной реальности, -
кинестезиса, и множества других двигательных реакций на изменяющийся состав
событий мира.
Двойник
Если же задача заключается в том, чтобы скрытое сделать нескрытым, и сновидение
должно стать очевидным, зримым, то фактически - а точнее, рассказ в целом был бы
невозможен без развития особого зрения, специализированного по близости и дали,
четкости и резкости, цвету и фигуративности картинок сна.
-----------------------
6 Кафка Ф. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. СПб.: "Северо-Запад", 1995.
С. 31-32.
281
Причем зрения, обладающего необычными возможностями проникновения в глубь
сновидения и полного воссоздания сновидческой реальности. Такое переживание мы
можем назвать трансцендентальным сознанием сна. С другой стороны (о чем нельзя
забывать), работа со сновидением - использование техник воспоминания. И как же
иначе, если все воспоминания и есть сновидения, а сновидения - только
вспоминания о том, что нам снилось и что мы успели забыть настолько, что
вспоминая, мы их принимаем или за реально случившееся в прошлом, или, напротив,
за когда-то приснившийся сон (и часто не в силах различать одно от другого).
Технологии забвения - вот что разрабатывает психоанализ, если быть действительно
точным до конца. Сновидение устроено так, как если бы оно обладало
трансцендентальной субъективностью. Единое эго дано в раздвое на активно
действующих малых "я". А это значит, что предполагается изначальная
раздвоенность структуры восприятия: есть тот, кто видит сновидение, но с точки
зрения некоего персонажа сновидения, т.е. самого сновидца, и есть тот, кто
всегда рядом, поверх и над как свободный наблюдатель, не во что ни вмешиваясь,
он все "видит" и держит под контролем. И их движение синхронизировано. Одним
словом, трансцендентальный двойник, который является, если хотите, телом
сновидения, тем телом, которое участвует в событиях сна и одновременно видимо с
точки зрения другого "я", которое как будто не имеет тела; видит независимо от
первого, но является безусловно нашим наблюдающим оком. Мы не можем "ухватиться"
за своего двойника, отделить его от себя, не проснувшись.
Рассмотрим схематично то, что я бы назвал топографией сно-видного пространства.
Таким образом, одно "я" находится внутри пространственных образов, составляющих
другое Я, назовем его большим, которое движется за первым по поверхности
сновидения с той же скоростью, как и первое, не отставая и не опережая. Одно Я
(большое) все исключает из себя, высвобождает себя как бесконечную полость,
пустое, но заполняемое пространство, то, другое "я", малое, находится внутри
этого пространства в качестве изобразительного средства. Одно расширяет зону
действия - пространственные эффекты - "я-персонажного", или сужает, но тогда мы
или становимся пленниками кошмара, или тут же просыпаемся. Во всяком случае, они
не могут совпасть в сновидении. Мы говорим здесь о двойнике вполне условно, ибо
это не столько двойник, сколько дополнительное "я", малое, без которого
невозможно сновидение.
282
Только расщепленное эго (потому-то оно и названо трансцендентальным) и создает
возможность драматизации, возможно, и будущего ритма рассказа: "...когда во
время сновидения происходит раздвоение субъекта на лица, то психофизиологический
порог должен служить, поскольку причиной раздвоения служат психические изменения
организма, поверхностью излома субъекта"7. Тут важно отметить эту
"поверхность излома", характерную именно для сновидного субъекта: где малое "я"
расщепляет единство ("дневное") бодрствующего эго, открывая себе оперативный
простор 8. Вот эта поверхность и есть некая форма защиты, натяжной,
нечто вроде мембраны, через которую передаются разнообразные шумы и воздействия,
там они глушатся (поглощаются), отражаются в эмоциональных всплесках внутри
сновидного пространства.
Идея движения для сновидения чрезвычайно важна. Сновидение есть движение, или во
всяком случае эффект сновидении создается пересечением двух путей: "я" малого и
Я большого. Одно Я, большое, движется по границе поверхности, разъединяющей сон
и сновидение, другое "я", малое, движется как будто на изломе самой поверхности,
оно и есть само сновидное тело. Первое Я охраняет сновидение, оно - страж,
второе "я" участвует в пластически-изобразительном процессе, хотя оно не
является иным большому Я по своей природе, а похоже, является большим Я, только
"вывороченным наизнанку". Можно сказать, что и то и
-------------------------------
7 Карл дю Прель. Философия мистики или двойственность человеческого существа.
М., 1995. С. 86.
8 Там же. С. 104-107.
283
другое составляют структуру сновидного эго (трансцендентального). И тогда можно
предположить, что их движение будет синхронизировано, как бы оно ни различалось
по цели и функции в сновидении: как движется мое "сновидное тело"9,
где, куда, через что, насколько медленно или быстро, и как расширяется или
сужается угол наблюдения за ним (если угодно, уровень второго внимания). Я
большое только наблюдает, "я" малое страдает, испытывает боль, мучается
кошмарами и т.п. Я большое - чистое созерцание, "я" малое пассивно и управляемо,
оно зависимо от любого поворота сновидной перцепции, даже самой незначительной.
Позиция же Я большого неизменна, всегда над, чуть в стороне, сбоку, не доходя. И
самое главное: парадоксия сновидного опыта разрешается, когда "я" малое
исчезает, свертываясь, обратным ходом в Я большое, погружаясь в забытье сна, и
мы спим, погруженные в глубокий "сон без сновидений". Или, напротив, Я большое
свертывается в "я" малое и толкает сновидца к пробуждению, часто под действием
актуальности желания, кошмара, просто внешних помех.
"Кажимость". К критике онейрического культа
Но что такое сновидение, если понимать под ним сно-видение, "видение", или
определенный вид зрения, которым мы пользуемся, будучи внутри самого сновидения.
Особый вид зрения, который позволяет нам, и это надо подчеркнуть, перемещаться с
невообразимой быстротой (все пространственно-временные характеристики сновидения
пока для нас условны). Мы видим, обладаем тем странным зрением, которое
позволяет нам перемещаться в сновидении в зависимости от изменения
направленности самого взгляда. А это значит, в свою очередь, что мой внутренний
взгляд пассивен и причем настолько, что я свободно перемещаюсь в так называемом
пространстве сновидения: парю, пролетаю над-вверх-вдалъ, совершаю невероятные
перемещения и прыжки из одного "места" в другое, но и падаю вниз-вглубъ-вверх.
Не ощущаю препятствий для взгляда, ибо вижу то, что есть. В самом взгляде есть
какая-то неведомая мне игра между актом зрения и тем, что я вижу. Я вижу, - и
все иллюзии зрения сохраняются, но вижу странным образом, вижу движением
взгляда, само же движение, его начало, смысл и значение, ускользают от меня. Но
вижу ли я тогда? Вижу не я, не мое чувственное эго, а видит нечто,
----------------------
9 Минделл А. Дао шамана: путь тела сновидения. Киев: "София", Трансперсональный
институт. М., 1996. С. 37-40.
284
сам сон, или, точнее, я вижу сном. Я даже не могу сказать, что "вижу",...
скорее, что-то видится. В таком случае и зрение в сновидении можно поставить под
сомнение: оно не то, что мы имеем в виду, когда вспоминаем сновидение, говоря,
что вот "я вижу сновидение, а в нем происходит то-то и то-то...". В сновидении
мы не видим, нам мнится, что мы видим, на самом деле мы не видим ничего, да и не
должны видеть. Что же происходит в сновидении? Видим ли мы все-таки или нет?
Другими словами, есть ли возможность сравнить обычный акт зрения со сновидным?
Ответ, думаю, найдется. Первое и самое главное определение сновидной реальности:
кажимость, а это значит, что в сновидении нет ничего, что было бы сопоставимым в
визуальном значении с обычным зрительным актом. Кажимость определяет мое
отношение к тому, что якобы "я вижу" во сне, но вижу ли я там - вот в чем вопрос
? Действительно, мне все время кажется, что я вижу, но на самом деле, что же я
вижу. Хотя сновидный объект мнится видимым, следовательно, существующим, я не
вижу его, ведь я не имею возможности быть к нему ближе, причем настолько, чтобы
удостовериться в его существовании, я же не могу до него дотронуться. Кажимость
- это и есть качество того, что существует, не будучи чувственно доступным, то,
что не имеет с нами со-равно-го бытия. Всякое же усилие по сближению с тем, что
кажется, мнится, ведет к тому, что мы просыпаемся или объект исчезает, изменяя
материал сновидения. Вывод: всякий предмет сна задается в оптике кажимости.
Именно в силу этого он может то исчезать, то появляться, являясь своего рода
ничейным знаком (или знаком неизвестно чего), скорее иероглифом, не следом,
указывающим на "тело", что могло бы его оставить.
Итак, сновидение - это экран для размещения неких графических знаков или следов,
которые вызывают в нас образы любых вещей и событий, но сами к этим образам не
имеют никакого отношения. Причиной подобного семиозиса является временный
телесный паралич сновидца, тот ведь не может миметически отыграть то, что с ним
происходит во сне, пережить происходящее реально ... и не проснувшись. В сне
сохраняются некоторые физиологические функции, но в сокращенном и частичном
виде.
Эти знаки организованы специфическим образом, они могут быть поняты только из
самого сновидного механизма зрения. Ведь это действительно загадка: как
появляется образ вещи в сновидении, и образ, поражающий нас, хотя в самом
сновидении, вероятно, нет места удивлению, ибо там царствует лишь случайность и
быстрота. И все это движение качеств непрерывно, всякая остановка сновидения
запрещена. Может быть, нам следует
285
ввести понятие остаточного, или сновидного эго, ведь нельзя же сказать, что мы
не воспринимаем в сновидении ничего, мы все же как-то воспринимаем и
воспринимаем посредством странного механизма, место которого не определено: то
ли он находится в реальности воспоминания-рассказа сновидения, то ли он
действует внутри сновидения и присущ ему с самого начала? В сновидении
недопустимо единство смысла, организация роящихся, колеблющихся и разбегающихся
знаков - трудное дело. В "Тетрадях" П. Валери внимательно исследует антропологию
сно-видения: "Видимый объект не является совершенно иной природы, чем взгляд.
Интенция взгляда идет от природы самой вещи. Ощущение холода в неотъединимости
от образов холода"10. Если мы вводим правило, что во сне мы видим
только то, что желаем видеть, то как это сочетается с представлением о том, что
взгляд -это взгляд самой вещи. Если верна формула, что знак S отделяется от а, и
то и другое становятся равноправными фактами (данными, единицами) в сновидении,
и, следовательно, от знака нельзя перейти к вещи и, значит, нельзя оперировать
структурой понимания, которая предполагает необходимую связь между знаком S и
вещью а, их мы воспринимаем в сновидении как некоторые и отделимые друг от друга
единицы сновидной реальности, связь между которыми поддерживается благодаря
быстроте взгляда и благодаря тому, что они возникают друг после друга, но ни в
той последовательности, известной нам по сознательным и бодрствующим
представлениям. Эту связь между сновидными образами трудно назвать
ассоциативной, или связью по смежности, ибо между фактами обрыв, скорее
примыкание: они сменяют друг друга произвольно, словно по эстафете, и вовсе не
нуждаются в том, чтобы иметь причину. "Их (образов) псевдореальность замещает
смысл, которого они не имеют"11. Сновидец - не посредник между
образом и вещью, ведь и то и другое - "пустые знаки", лишенные смыслового
наполнения. Вот вижу я цветной сон, вижу в комнате некие мелкие существа, чей
облик затерялся среди смутных элементов, составляющих единый образ этих
животных/птиц/насекомых, - что это ? Мой взгляд не находит что-то определенное,
устойчивое, что бы я мог узнать. Может быть, это одна из моих реакций на дневной
"психический остаток", проникший в сновидение, и ничего кроме этого?
Пространственные переживания отсутствуют в сновидении - тяжесть, дистанция,
величина, размер и другие "ощущения формы", удостоверяющие мое телесное
присутствие, - все это, конечно, влияет на формирование эффекта кажимости.
---------------------
10 Valery P. Cahiers. Т. П. Paris, 1955. Р. 91.
11 Ibid., р. 82.
286
Если для нас очевидна невозможность чтения во сне, то причиной тому диссипация в
сновидении иконических знаков: между ними нет и подобия причинной связи. Если
это так, то не стоит ли обратить внимание на момент пробуждения? Не получается
ли так, что мы пробуждаемся лишь после того, как уже истолковали ряд знаков,
которые будто бы снились? Нам ничего, собственно, и не снилось, но во сне мы
испытали некие состояния, которые считаем сновидением, и уверены в том, что сон
нам снился... Но снился ли? Может быть, существует поле мгновенной достоверности
пережитого, которое не соответствует никакому "зрению" во сне, ибо является
действием нашей "быстрой" памяти, так схожей с первой "пробной" интерпретацией.
Как если бы во сне мы жили только случайными энергиями эмоций. В момент
пробуждения сон вдруг окрашивается и наделяется образами, которые ему не только
не принадлежат, но и выражают неявные мотивации бодрствующего мира. Возможна ли
такая гипотеза: сно-видения нет, есть только его интерпретации, одни из них
могут быть названы мгновенными или опережающими, другие аналитическими,
конструирующими (раздел проходит между формой содержания и формой выражения
сновидческой практики)? Сновидный провал сознания, своеобразный черный ящик,
который поглощает все наши запросы, надежды и домыслы, не возвращая ничего
обратно.
"Остатки и концы"
Итак, проблема все та же: установить эпистемологический минимум. А это значит
обнаружить сновидную реальность в качестве независимой и автономной, т.е. всякий
раз соотносить конструктивные элементы реальности с тем, что якобы происходит в
сновидении. Тщательно исследовать границы сна/сно-видения и сна/яви. Две границы:
одна внутренняя и другая внешняя. Ведь, с одной стороны, сам процесс засыпания
или "погружения" в сон делится, ибо сон нечто большее, чем сновидение, а явь
нечто большее, чем сон. Допустим, что сновидение есть дыра в ткани сна и
глубокий сон, "без сновидений", успешно ее заделывает, чего не скажешь,
естественно, о сновидных переживаниях, которые, напротив, атакуют толщи
глубокого сна, заставляют нас как бы подвсплывать и, ускоряясь, стремиться к
поверхности сна. Сновидная дыра расширяется до тех пор, пока не наткнется на
287
границы сна, - тут мы просыпаемся. Возможно, что психические остатки "дневных
переживаний") и есть преобразованные знаки яви, знаки бодрствующего мира, на
энергию которых ориентируется сновидение. Уточним: психический остаток - не
образ, а энергия, которая проникает в сон под видом образов, благодаря чему
внешняя реальность утверждается во сне и завоевывает там свою территорию,
становится внутренним пространством, в котором мы перемещаемся. Что это за
энергия? Я бы ответил так: в бодрствующем состоянии мы тратим много энергии,
реагируя на самые незначительные события, которые происходят не только вокруг
нас, но и внутри нас. Переходя же в сон, мы освобождаемся от дневных напряжений,
но освобождаемся специфическим образом, больше они не поддерживаются нашим телом,
тело спящего/засыпающего выходит благодаря его временному параличу из состояния
целостного реагирования: каждое "ощущение" требует телесно-двигательного участия
всего организма. Иначе говоря, в дневных переживаниях мы реагируем целостно и
интегрально, и поэтому энергия, которой мы пользуемся, проявляется телесно
связанной. Другое дело, когда мы погружаемся в сон, и наше тело больше не
участвует в процессах связывания, и энергия, питающая сновидные "ощущения",
становится парциальной, частичной, не переходит в четкий образ или
артикулированную речь. Психический остаток - это сгусток несвязанной энергии,
проникая в сон, он порождает сновидение. Погружение в сон отмечено освобождением
"остатков" от связанности с конкретными образами. Я не хочу сказать, что в силу
этого психический остаток оказывается этакой блуждающей
пластическо-изобразительной энергией сна. И все же ... Если вы, например,
засыпаете и видите некие образы дневного сознания, вы видите, как они мерцают,
смещаются, подменяют друг друга, возникают вновь в зависимости от вашего желания
напомнить себе о том или ином событии. И все видится по вашему произволу и
случайному выбору. Вот откуда чудо превращения, чистая энергия одаривает нас
образом, но сама остается абсолютно нейтральной. Важное различие: в психических
"остатках", проникающих в сновидение и создающих его эмоциональный фон,
существенен раздел между энергией и образом, энергия нейтральна, но образ желаем.
Энергия сна усваивается посредством образов сновидения. Поэтому любой образ
может использовать эту блуждающую энергию, ибо она не связана с каким-либо
определенным планом выражения (что необходимо в бодрствующей жизни). Движение в
сновидном пространстве потому и отличается удивительной быстротой, что
органическая система сновидения находится в состоянии критического
288
равновесия. Все изменяется в каждое мгновение, нельзя останавливаться... Иначе
говоря, чтобы ни происходило в сновидении при смене измерений и невероятных
скоростях, сама эта подвижность и будет примером поразительного равновесия.
Правда, с одной поправкой - это верно по отношению к движению и превращениям
образной ткани сновидения, но не к пробуждению, нарушающему одно равновесие при
переходе к другому, - из сна в бодрствование. Две системы равновесия, и не
сводимые друг к другу, но сообщающиеся между собой посредством малых и инертных
потоков "остаточной" энергии 12.
Условности
Рассказывание сна - ритуал, относящийся не столько к самому сновидению, сколько
к кажимости сновидения. Рассказ наделяет сновидение свойствами реально
происходящего, переводит кажимость в новую образную ткань. Что значит сказать: "Помню,
что был в такой-то комнате, и я говорил то и то-то..."? Или: "Мне снится, что я
иду, чувствую, беру, подбегаю, трогаю или бью...". Я не могу сказать все это, не
переводя предъязыковой "материал" сновидения в измерение моего бодрствующего
языкового бытия. У сновидения нет языка (кроме "языка" семиози-са), оно
немотствует, "не говорящее", но сигнализирующее. Есть эмоция и след от нее в
сознании сновидца, но нет единой телесной реакции на нее. Поэтому касание/прикосновение,
разглядывание или чувство запаха, цвета, звука не могут быть сопоставлены с
реальными. Нет "третьей", физической поверхности соприкосновения моего тела и
сновидной реальности.
-----------------------------
12 Сколько забыто снов. Вот и сейчас, чуть отклонившись в сторону, я начинаю
ослаблять репрессивное действие сознания, и клочки сновидений начинают
подниматься с разных глубин прошлой сновидческой активности наверх, к моему
сегодняшнему "я", "ко-мне-здесь", и это глубина головокружительна и чудовищна по
объему и запасам "душевного" материала. Ведь достаточно и с полной уверенностью
зацепиться хоть за одно прошлое сновидение, как показываются другие, будто
исчезнувшие и растворившиеся навсегда в толще бессознательного; сновидения,
которые ты когда-то пережил, "забыл", вытеснил, и сейчас от них остались только
жалкие клочки. Вот эта практика воспоминания забытых сновидений, - "посещение
кладбища кораблей" - известна ли она, нужна ли она, полезна ли? Но и другая
проблема, ведь сновидения переплетаются с воспоминаниями, причем настолько, что
различать по прошествии длительного времени бывает совершенно невозможно.
Сновидение, проходя обработку в "рассказе", устраивает свое место в памяти и
перестает быть сновидением.
289
И тем не менее... мы говорим, что "видим" во сне. Нет ли здесь привычной
языковой условности, видим, но als ob, на самом деле не видим; или видим вторым
зрением, тем, которым не владеем ? Иногда бывает достаточно лишь малой части
реального ощущения, -"сокращенного", если угодно, - чтобы вызвать сновидный
метаболизм (изменение дыхания, сердцебиение, следы продуктов выделения и т.п.) .
"Зрение - главный источник информации; поэтому сновидящий всегда говорит о своих
ощущениях во сне, пользуясь терминами зрения"13. Вполне справедливое
замечание. Возможно, мы и не снимаем проблему интерпретации сновидения, когда
говорим об условности описания опыта сна в терминах зрения (или других
чувственных терминах). Важно осознать собственную неуверенность в поиске хотя бы
"кусочка" сновидче-ской реальности, там, где можно стать и удержать позиции
целевого поведения.
Мы вступаем здесь в обмен репликами с Кастанедой, для которого внутреннее зрение
- очевидная данность сновидной практики. Ведь приемы "видения", которые
приводятся Кастанедой, представляют собой нечто невозможное для нас и
непостижимое в силу нашей зависимости от собственного зрения в сновидении. Что
же происходит? Ничего мистического, но в том то и вся мистика, что Кастанеда
пытается ввести операции для такого состояния сознания, где не может быть
субъекта рефлексии. Что это значит, когда он требует от своего ученика засечь
момент засыпания или "точку сборки", благодаря неподвижности которой мы можем
фокусировать свое внимание на объектах сновидения, например, добиться такой "внимательности"
во сне, чтобы "увидеть свои руки" или умения "прижимать кончик языка к небу".
Что это значит "видеть энергию", но, может быть, Кастанеда прав, что желание
видеть становится самим видением. Возможно, если мы будем тренироваться в таком
видении, мы постепенно выработаем в себе способность видеть, желание видеть...
Итак, раздвоение начинается на уровне желания. Ведь мы видим лишь потому, что
имеем это желание. И внимание к самому желанию приводит к тому, что видимое,
став желанием, оказывается самим видением, поэтому картинки сна так легко
изменяются, так легко вступаю в оптический метаболизм. Видеть не "глазом хищника",
а другим, который не столько видит, сколько воспринимается в качестве органа
зрения тем (теми), на что ( и на кого) он направлен.
-----------------------
13 Кастанеда К. Искусство сновидения. Киев: "София", 1993. С. 125.
290
Это и то
Рене Магритт, как всякий художник-сюрреалист, великий мастер сновидной практики.
Не является ли все, что мы видим на картинах Магритта, экспозицией парадоксии
зрения, которой мы так верны в наших снах? Для сюрреалистического опыта
использование сновидных образов и форм было привычным делом. Однако Магритт
нигде не обсуждает проблему сновидной реальности. Хотя в его картинах
изображение "выглядит" подчас фрагментом сновидного потока: левитация объектов (вместо
гравитации), поперечное движение восприятия в-сторону-от-видящего вместо
привычного движения вглубь-от-видящего, - вообще тотальная дисквалификация
пространственно-временной структуры, неожиданные превращения, несовместимость
совместимого и наоборот, подстановки и нарушения размерности фигур и вещей.
Разве это не близко сновидной симуляции Реальности? Единственное, чего не
достает, так это динамики сновидного процесса. Если в момент сновидения нам
привидится, что мы оказываемся под дождем, то этот дождь не может быть отнесен к
чему-то вне себя, он - просто знак дождя, т.е. сам на себя указывает (не дождь,
а знак в качестве "дождя"). Более того, вовсе необязательно "ощущение дождя" (влажность,
капли на лице и т.п.). И этот знак образует дискретное единство дождевого,
которое нам уже не спутать ни с чем, ибо все вещи во сне разбросаны, случайны,
лишены причин и последовательности. Всякая же попытка что-либо точнее
рассмотреть приводит к тому, что образ превращается в другой и отнюдь не по
принципу подобия. Образы настолько быстро сменяют друг друга, что не оставляют
никакой надежды на понимание их связи; они соседствуют как безымянные знаки,
разделенные и вместе с тем словно спаянные. Знак замещает знак по правилам,
которые не использует обыденный язык. Напротив, реальность дается мне не через
то, что я вижу, а через то, чего я могу коснуться, и она не актуализуется во мне
чувством дистанции, если не сработал заранее предистальный механизм восприятия.
Далекое я получаю через ближайшее. Не следует забывать и о том, что любой жест
имеет свои чисто физические параметры, или любое остенсивное (указательное)
высказывание есть жест. Причем, привычный жест, которым мы удостоверяем
собственное присутствие в мире, а через словечко "это" и присутствие самих вещей
в качестве реальных. Чтобы признать реальность чего-либо, нам необходимо
коснуться. Зрение и развивается как компенсирующий осязательный канал
чувственности (видеть - это "касаться на дистанции"). Следовательно, всякий
291
именующий жест удерживает на кончике указательного пальца саму вещь. В любом
зрительном акте всегда присутствует редуцированная форма касания. Таким образом,
когда Магритт нам говорит, что этого вы можете коснуться...то вы этого не
коснетесь никогда. Но как быть с тем, касаясь чего, вы одновременно касаетесь и
того, чего невозможно коснуться. На одной из его картин изображен городской
проспект, который, если взглянуть чуть иначе, окажется башней (но это не значит,
что он перестал быть "проспектом"). Вы касаетесь одной вещи ("башни"), но ее
контур и само изображение вписано рядом же в конусовидный проспект, пересекающий
город и в точности соответствующий контурам и фактуре этой башни. Можно сказать:
"Это - Башня!", но можно сказать: "Это - Проспект!". На самом деле это всего
лишь два конуса, которые организуют поля видимого. Мы говорим: "Башня подобна
проспекту, а проспект подобен башне!". Магритт же, заключая наше воспринимающее
тело в скобки и сводя на нет смысл "первого касания", делает акт называния
случайным и почти чудесным событием, которое тут же обрывается вторжением
сновидного переживания, учреждая оторванность имени от вещи. Можно заметить
направление атаки: атакуется наша уверенность в том, что, владея словами, мы
владеем реальным.
Однако есть простой довод против смешения сновидного с менталистским, "бодрствующим"
восприятием. То, что Магритт представляет в качестве образа, не очень удачная
имитация сно-видческого восприятия, поскольку не принят во внимание момент "перехода"
образа из реальности в сновидение, и обратно. Собственно, никакого сновидческого
распада образа не наблюдается, он не теряет своей границы и не занимает место
другого, тем более не смешивается с ним. Не в том ли суть экспериментов
Маг-ритта, что он хочет сказать нам: ваша хваленая реальность есть не более чем
продукт перцептивной веры (М. Мерло-Понти). Живопись Магритта трудится над тем,
чтобы столкнуть установку на миметическое переживание с практикой сновидного
мента-лизма ("картинки"), и тем самым наносит удар по стереотипам и навыкам
привычного восприятия. Нужда в миметической реактивности исчезает тут же, если
процесс "узнавания" видимого нарушается. Так уплощается мнимая глубина образа,
тело выталкивается за собственные границы и оказывается бесполезным придатком.
Внутри единого контура сталкиваются два рода образов: миметический и
семиотический, как если бы для двух образов имелось только одно единственное
место, но право занять его было у каждого из них.
292
На протяжении многих и многих страниц своих трактатов Витгенштейн задает один и
тот же вопрос: когда вы говорите, что вы видите ЭТО, то скажите мне, что вы
видите ? Ведь может оказаться и так, что вы видите то, что вы видите, благодаря
слову и через него. "Я вижу ЭТО дерево", - говорите вы. В ответ я спрашиваю: "А
откуда вы знаете о том, что это дерево, ведь то, что вы называете деревом, вовсе
не является деревом, а только неким звуком, или некой ментальной картинкой,
которая прилагается к вашему жесту, когда вы говорите, что это есть дерево,
указывая на него? Языковая игра начинается в тот момент, когда вы
договариваетесь с другими о том, что будете вместе с ними теперь считать это
имеющим имя дерево. Мало того, вы признаете, что ваш жест теперь обладает
смыслом, ибо он завершается на самом имени: это (есть) дерево-имя, это (есть)
дерево (дерево, это (есть))... Все то, к чему обращается это-жест, получает
характер существования. Я говорю, что вот-это или вот-то, тем самым устанавливаю
непосредственную связь с миром до его именования. Говоря, что это - вот здесь, я
утверждаю себя в качестве существующего. Мне нужна вещь, чтобы быть уверенным в
собственном существовании, не вещи. Я не могу не использовать собственное тело
для означивания мира. Вопрос: действительно, что это значит говорить, что это
существует? Существует ли оно потому, что я на него указываю, или оно существует
в качестве указываемого потому, что имеет имя дерева. Что говорит Витгенштейн?
Он говорит, что мы не можем просто видеть дерево, мы его можем видетъ-как,
seeing-as, т.е. мы видим что через как, и это как опережает любое что. Но тогда
получается, что имя вещи всегда уже есть, более того, наш жест как реакция на
уже существующее, означенное, получившее имя мир. Жест - это нарушение правил
мира или, напротив, их точное исполнение? Мы не можем произвести жест, не
нарушив правила языковой игры. Мы говорим, что это есть дерево, но мы можем
сказать, глядя на тот же самый предмет, что это не дерево, а дикобраз. Или что
это дерево больше похоже на дикобраза, чем на самое себя. Мы - поэты, создатели
метафор, невиданных образов и утонченных сравнений, избегаем касаться чего-либо,
тем более следовать точно направленному жесту. Поэзия рождается из запрета.
Итак, сновидение обрушивает порядок остенсивных высказываний: для него нет
никаких это/и/то. Мы не можем во сне делать подобные констатации: "это дождь",
или то, что "я вижу есть, дождь", - об этом мне известно, и вижу это, но в самом
сновидении разрушена "метакоммуникативная рамка", metacommu-nicative frame (Г.
Бейтсон), которая позволила бы передать это
293
сновидение в качестве сообщения для Другого 14. Мы не можем оценить
вероятность истинности сновидения, пока находимся в его пределах. Более того,
индексальные (или остенсивные) процедуры, отделяющие нас от того, что мы видим
здесь, не работают, ибо видим благодаря тому, что видим самим видимым, но не со
стороны, в сно-видении отсутствует дистанция между видимым и видящим. Вот почему
сновидение гораздо ближе к нам, чем любой образ, который мы себе представляем в
бодрствующем состоянии. Это самое ближайшее к нам, сновидение - это мы сами, как
бы вывороченные наизнанку.
Поверхность и глубина. Модель онейронавтическая
Глубина принадлежит сну, поверхность - сновидению, "поверхность излома" -
сновидному субъекту (трансцендентальному). Это их области существования как
феноменов экзистенциальной жизни. Сновидение поверхностно, ибо оно существует на
границе перехода от бодрствования ко сну и не имеет иной функции, как только
быть транспортом, тем, что можно называть батискафом больших глубин. Доставляя
нас в сон, сновидение и возвращает из него, - вот циркуляция с нижних глубинных
уровней к верхним и есть подлинное перемещение сновидения между дальними и
ближними областями сна. Отношение сновидение/сон можно толковать как отношение
целого к части, но эта часть не со-органична целому, ее свойства иные. Можно
говорить о поверхностном эго, это и есть подлинное сновидное эго: оно слышит,
видит, "читает", живет/движется в сновидении. Д. Анзье, развивая идеи Фрейда об
оболочке сновидения, вводит понятие сновидного, или поверхностного эго 15.
Речь идет о защите, которую осуществляет такое эго, именно оно капсулирует наше
состояние, сворачивает в себя и отделяет от переживаний. Оболочка создается во
время сна, как если бы и сон служил одной цели, - за ночь вновь нарастить
утраченную за прошедший день психическую защитную пленку.
Человек спит, мы слышим его дыхание, видим закрытые глаза, по чуть заметным
колебаниям век и микродвижениям глазного яблока ("быстрое движение глаз", БДГ)
мы предполагаем, что
---------------------
14 Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и
эпистемологии. М.: "Смысл", 2000. С. 386-387 (Bateson G. Steps to an Ecology of
Mind. N.Y.: Ballantine Books, 1972. P. 422).
15 Анзье Д. Пленка сновидения // Современная теория сновидений. ACT Рефл-бук,
1999. С. 204.
294
вот сейчас именно он видит сон. Все люди должны обязательно спать, долго
выдерживать бессонницу или обходиться без сна невозможно. Сон, если он
достаточно глубок и спокоен, позволяет накапливать силы для следующего дня
бодрствующей жизни. Мы желаем сна, после глубокого и продолжительного сна мы
чувствуем себя отдохнувшими, готовыми к бодрствованию и большим тратам энергии.
Итак, первая и отчетливо просматриваемая оппозиция: это сон (как экономия
энергии) - бодрствование (как ее трата). Опираясь на собственный опыт, я бы мог
сказать, сновидение позволяет мне и заснуть, но и проснуться. Это движение в
двух направлениях: сначала сновидение медленно опускается куда-то вглубь, теряя
свою "зрительную" форму, потом возвращается, необязательно медленно, и мы
всплываем на поверхность. Я прибегаю здесь к метафоре "погружения/всплытия",
принимаемой многими исследователями. Действительно, не представляет ли сон сам
по себе этот психический резервуар, обладающей двумя важными измерениями:
глубинным и поверхностным. И все те же границы, которые мы установили прежде:
одна внутренняя, другая внешняя. Нельзя ли представить себе сон как водную
стихию-среду, в которую мы каждый раз погружаемся, а потом вдруг выходим на сушу
для сознательно-бодрствующей жизни. Сон как водная среда. Мы - онейронавты
сновидений.
Сон есть жидкостная и пластическая, проницаемая среда, в которую мы погружаемся
(кстати, язык сохранил множество самых разнообразных указаний на этот счет). Но
вот вопрос о сновидении? Сновидение может быть просто орудием погружения и
всплытия, неким подводным транспортным устройством (циркулярного типа: батискаф,
например); должны же быть какие-то промежуточные камеры (такие, какие есть у
водолазов, позволяющих им регулировать переход от глубинного давления к давлению
на поверхности). Мы спим не для того, чтобы видеть сно-ви-
295
дения, мы спим для того, чтобы запастись необходимой энергией, снять дневные
напряжения, "очиститься" и подготовиться к новым испытаниям. Феномен "глубокого
сна" является данной нам очевидностью, но я говорю лишь о том, что этот феномен
придает смысл нашему существованию в качестве спящих 16. Здесь могут
вступить в игру ранние фантасты, тот же Жюль Берн в его "50 тысяч лье под водой"
использует не просто метафору сновидения, но развертывает сновидение как
метанарратив, меняя местами реальность и сон, смешивая в их функциях и свойствах.
Мир, исполненный опасности и угроз, - весь на поверхности; как только мы
всплываем, нас ждут неприятности, нам тут же объявляют войну. Совсем иной мир в
глубинах океана: там покой, мир, изобилие энергии и питания, там все не спешит и
все доступно, и все лишено тяжести, как если бы эта утопия возврата к
прадревнему океану может состояться именно так. Капитан Немо ведет свой
удивительный Наутилус почти с той же невероятной точностью и скоростью, с какой
каждый сновидец проносится над полями памяти с помощью своего
трансцендентального батискафа. Новейшие голливудские блокбастеры с большим
успехом эксплуатируют мифему глубинных материнских вод (например, фильмы "Титаник",
"Бездна", "Водный мир" и т.п.)17.
Regressio in uterus. Комплекс Mutterleibe
Ш. Ференци, психоаналитик, один из ближайших сподвижников Фрейда, в работе "Опыт
теории генитальности"(1923) развивает идеи, противоречащие духу ортодоксального
фрейдизма. Прежде всего он ставит под сомнение универсальное значение комплекса
Эдипа в становлении человеческого существа. Вместо величественного истукана
отца-Эдипа, тотема, предка-антропофага, пожирающего и пожираемого, отягощающего
память мизансценами кровавых оргий, фигура зародыша, эмбриона, транссексуального
существа, еще мирно покоящегося в материнских водах, "как рыба в воде", в этом
психо-биогенетическом раю жизни; вместо господства отцовской вертикали, эрекции
и воли к насилию - экстатические кривые: жесткая геометрия пирамидальных топик
Фрейда замещается вибрирующими, танцующими,
---------------------------
16 Hadfield J.A. Dreams and Nightmares. Penguin books, 1969. P. 102-106.
17 Башляр Г. Опираясь на архитектуру юнгианского мифа воссоздает в поэтическом
опыте современности образы "материнских вод", также вод неподвижных и мертвых (см.
Башляр Г. Вода и грезы. Опыт о воображении материи. М.: Изд-во гуманитарной
литературы / Пер. Б. Скуратова. 1998. С. 75-106).
296
гибкими линями качественной геометрии живого; вместо влечения к смерти,
понимаемой в конечном итоге как стремление к покою неорганического, мертвой
природе и развивающегося страха перед ножом отца-кастратора - влечение более
органичное, от живого к живому, не от живого к смерти, а к особому первичному
состоянию живого, - стихии материнской утробы; вместо великой суши и обледенения
Земли - влажность туманов и теплота вод древнего мирового океана Талассы 18.
Вместо прямостояния -плавание и полет, парение, вместо запрета на касание (отсюда
доминирование оптических эффектов в отцовской сфере чувственности) - акцент и
даже фетишизация гаптической формы чувственности (мир как родная среда); вместо
анестезии - синестезия; вместо артикулированной речи, где всеми процессами
предикации и произнесения управляет имя отца, - аграмматизм, предге-нитальное
бормотание в материнском имени. Фило-онто-генети-ческая модель сексуальности
Ференци позволяет топически осмыслить "погружение в сон-экстаз", выявить
патетическую форму, которая буквально "зарывается" в глубочайшие слои
психического, экранируется "влечением к материнскому телу". Иначе говоря, не
только в возврате к материнскому лону суть экстатического, но и в восстановлении
реликтового первоощущения древнейшей среды обитания, океанической. Поэтому мать,
или мать как Mutterleibe, "материнская утроба" должна почитаться "символом или
частичным заместителем древнего океана, а не наоборот"19. Таким
образом, человеческое существо на всех стадиях своего сексуального развития
движется путями трех биографий: исторической (личная история жизни),
онтогенетической (генитальное становление), филогенетической (становление Земли),
словно по трем линиям, независимым друг от друга, но отражающим в различной и
многообразной символике то же самое событие на каждом этапе становления. Ни одна
из биографий не развивается непрерывно, в эволюционной последовательности стадий
изменения, но посредством событий катастроф, повторяющих травму
совокупления-рождения, если использовать термин "катастрофа" в ламаркистском
смысле,"... в акте оплодотворения и одновременном акте совокупления смешиваются
в единство не только индивидуальный (рождение) и последующий тип катаст-
------------------------
18 Талассотерапия - одно из названий лечения "водными ваннами", получившего
широкое распространение в Европе к середине XIX в.
19 Ferenczi S. Versuch einer Genital-theorie. Leipzig-Wien-Zurich, 1924. S.
30-31 (см. рус. перевод: Тело и подсознание. Снятие запретов с сексуальности.
Nota bene, 2003).
297
рофы (иссушение, обмеление океана), но также все более ранние катастрофы со
времен возникновения жизни, так что в переживании оргазма представляется не
только покой im Mutterleibe, покоящееся существование в одной дружелюбной среде,
но также покой до возникновения жизни, другими словами, смертный покой в
неорганическом существовании"20. Опять-таки по аналогии базисных
качеств Ференци берет на себя смелость утверждать сле-дущее: то, что
переживается во сне, галлюцинациях или в экстазе, идентично (по аналогии) тому
состоянию, которое биоанали-тически определяется как мгновение оргазма или
состояние coitusа. Таким образом, первоначален этот текущий, лабильный,
полиморфный, скользящий экран-образ, который не может быть "схвачен" переводом в
чувственно-визуальный эквивалент, он так и остается плавающим молочно-диффузным
образом, -материнским экраном. Это образ-воспоминание, образ явно регрессивно
проектирующий себя к таким психическим, чувственным слоям человеческого опыта,
которые не могут быть воспроизведены в нем самом. Этот плавающий, парящий,
подвешенный образ единого способен вобрать в себя любые различия ("различаемые
качества") и тем самым вновь присвоить себе все разъединенное.
Я вовсе не отрицаю, что экран-представление, экран-театр, позволяет найти
скрытый смысл, "место-событие", наметить психотерапевтическую линию. На
экране-представлении развертывается целый ряд сцен, связанных определенной
драматургической логикой (ядро невроза отыскивается благодаря построению сюжета).
Отношение знака к знаку, - это отношение само подчиняется ряду операций, которые
психоаналитик должен еще установить. Для него важно "отношение". Отношение между
знаками определяется на основе их дешифровки, а это значит - регрессией-к,
регрессией к событию, которое было вытеснено прежде, чем свершиться. Содержание
сновидения начинает уточняться с помощью развертывания в обратном направлении
процедур, которые его сжали, уплотнили, сократили, сместили, сдвинули,
превратили, подвергли "вторичной переработке". Тогда интерпретировать - это
пытаться восстановить место и время события, раздвинуть, расширить, а не сдавить;
не сместить, а раз-местить, не уплотнить, а распылить, открыть пазухи и пустоты,
и тут же заполнить их, задавая новые вопросы и слушая речь сновидца как поток,
выходящий за свои пределы, никем не управляемый. И тем самым раз-местить сон -
шире, сновидный поток - в реальном
--------------------
20 Ibid. S. 84.
298
опыте Произведения 21. Речь не идет о соотнесении знака и смысла, но
лишь об организации всего поля знаков. Знаки образуют фигуру желания и, как
следствие, мы получаем порядок истины, а не просто смысла. Смысл - это фигура
желания, истина же - это порядок организации знаков по отношению друг к другу.
Организация же поля знаков и есть исчерпывающий рассказ о сновидении как событии,
и дальнейшее его завершение - в театрализации. Последний экран - переход в
завершенную проекцию с драматизации всех аспектов желания - и будет моментом в
полном экранном цикле смещений сновидного потока, проходящего сложную
структурацию благодаря картированию, с учетом этих экранных переходов и границ (впрочем,
любая карта в силах отвергнуть всю предшествующую работу по картированию).
Инструкция
(по записи и картированию сновидения)
Я бы рекомендовал использовать три вида записи: телеграфную (скорозапись),
дополнительную (проверочно-уточняющую) и, собственно, нарративную, "сновидение-рассказ"
в качестве отдельных стадий сновидческого письма.
Блок А.
Телеграфная (Первая запись). Сначала случайная запись сновидения, причем делать
это нужно как можно быстрее. Это скоропись, - записать увиденное так, чтобы
сохранить его единый образ, ведь его детали вывернуты из целого, а то распалось
или распадается. И не могут быть (пока вы записываете) целостно восприняты.
Многие исчезают на глазах, и почти всегда первым упраздняется возможность ответа
на вопрос, в чем там было дело, почему сейчас я испытываю столь смешанные
чувства и растерянность. Запись или сообщение почти ничем не отличается от
сообщения-телеграммы. Минимум сообщения для максимума событийного эффекта.
Телеграмма событийна, она передает сокращенный вариант того, что есть событие.
Не меньше и не больше того, о чем сообщается как о событии. Теле-грамма -единый
аккорд события, конденсация сути событийного в мини-
-----------------------
21 См. попытки критического осмысления подобного использования сновидческого
опыта при истолковании литературного опыта: Ремизов А. Сны и предсонье. СПб.:
Изд-во "Азбука", 2000; Бем АЛ. Исследования. Письма о литературе. Языки
славянской культуры. М., 2001.
299
муме языковых средств. И вот сновидение представлено так, как вы посчитали
нужным это сделать 22. Конечно, пока эта грубая и нечеткая картинка,
материал сновидения должен быть дополнен тем, что мы вспоминаем после первой
записи, и дополнен, желательно, с мельчайшими деталями. Но что это за картинка
получается?
Быть может, лучше использовать образ экрана! Итак, все сновидение мы будем
записывать на экране. Представим все экраны сна в некой общей последовательности
взаимодействия:
Но как она возможна "первая" запись? Ведь она записывается на чем-то, т.е. до
нее уже должен существовать некий экран, изначальный и "абсолютно чистый",
поскольку на нем должна проявиться запись. Этот экран "материнский", который,
принимая первую запись, сигнализирует нам о том, что всякое сновидение -это вид
общечеловеческой регрессии к первоначальному единению с материнским телом.
-------------------------
22 Понятие автоматического письма в сюрреалистической практике А.Бретона,
например. В чем его смысл? Попытаться набрать такую скорость записи приходящих
образов, которые бы по мере фиксации на бумаге (в письме) отражали состояние
бессознательного. Как же это происходит и возможно ли это? Некогда
импрессионистов (в частности Дега) прямо упрекали в том, что их
непосредственность записи цветовых скользящих неустойчивых образов вовсе не
спонтанна, а напротив, рассчитана на определенный "зрительный" эффект; нет
никакой записи первых impressions, есть только их живописная переработка в
post-impressions. Об этом как раз свидетельствует творчество таких художников
как Сезанн и Сера. Тем не менее, отношение сюрреалистов к практике
автоматического письма нужно учесть, ибо именно они предполагали разместить
творческое усилие в сновидном пространстве.
300
"Сновидение - это прежде всего усилие поддержать невозможное единение с матерью,
сохранить неделимую целостность, вернуться в пространство, предшествующее
времени"23. Действительно, сновидец проецирует свои желания на первый
экран; поскольку именно там они исполняются; собственно, каждое из сновидений и
есть такая проекция-на, проекция желания на то место, где оно себя впервые
обнаруживает. Этот экран молочно-серой цветовой гаммы, именно той, какой
обладает уплощенная материнская грудь для младенца, - время исполнения всех
желаний, которое не может быть повторено. Время до времени, время бессмертия.
Экран нулевой или "пустой", содержащий "белый шум", (подобное телетрасту
состояние информационных энергий)24; универсальная топика этого
экрана, или атопизм. «Чистый экран
------------------------------
23 Ср.: Понталис Ж.-Б. Сновидение как объект // Современная теория сновидений.
ACT, Рефл-бук, 1999. С. 167.
24 Дж. Лилли в 50-60-х годах занимался исследованиями по метапрограммированию
биокомпьютора (человеческого мозга). Для своих экспериментов он использовал "изоляционную
ванну", в которую погружался испытуемый в полной тьме и при отсутствии не только
чувства тяжести, но всяких других раздражителей. Задача: освободить сознание от
привычных телесных "чувств" и "ощущений", и попытаться понять, как на этот
разрыв с миром реагирует мозг, лишенный необходимой информации. Сознание
испытуемого, программируемое на особого рода медитацию, погружается в подобное
сну состояние; и его мозг, лишенный всякой связи с окружающим миром, в полной
изоляции резко интенсифицирует свою активность; так достигается эффект "белого
пустого экрана", "нулевой уровень проекционное™", и как следствие: "расширения
сознания". Внешне пустой и нейтральный, этот экран насыщается энергией "белого
шума", информационной энергией, позволяющей развернуть систему визуальных,
слуховых, осязательных и даже познавательных проекций, компенсируя полное
отсутствие естественных. "При увеличении энергии "белого шума" можно
проецировать почти все на почти любой познавательный уровень в почти любой
познавательной форме. Одним из драматических примеров может служить убеждение
некоторых людей в видении, слышании, чувствовании Бога, когда "путь открыт", как
если бы шум был сигналом. Он слышит голос Бога в шуме". (Лилли Дж.
Програмирование и метапрограмирование. М., 1995. С. 106). Ценность
сновидения-программы определяется тем, что подобная программа предполагает
наличие "белого шума" и, следовательно, снятие какой-либо запрещенной информации,
т.е. предполагает наличие первоначального растра сновидения (или нулевого уровня,
свободного от всякой проекции), который затем начинает превращаться посредством
множества проекций в особые визуальные и чувственные образы. Разве не то же
самое делает Фрейд, когда говорит, что перед нами бессмысленное и абсурдное
сновидение, но оно бессмысленно и абсурдно не в силу своей природы, а в силу
принятого сновидением кода, что исказил запись, сделал ее бессмысленной.
Абсурдное и бессмысленное в сновидении - место проявления "белого шума",
потенциальное богатство жизненно важной информации.
301
демонстрирует "запрещенные переходы", оставаясь пустым, и для визуализации
требуется повышенная степень релаксации и возможности "свободно ассоциировать",
чтобы получать проекции на чистом экране. Иногда в случае чистого экрана может
помочь синестетическая проекция"25. Задается как изначальный экран
сновидения, а это значит, что это то, на чем проектируется желание, и поскольку
это действительно желание, то оно предстает в форме желаемого, или точнее, лишь
благодаря тому, что экран насыщен различного рода информацией, то любая попытка
получения "картинки" оказывается успешной. Например, я чувствую боль, и экран
дает изображение боли (любую метафору или образ боли); я чувствую радость или
проявляю интерес к чему-то, и экран реагирует соответствующим образом или целым
рядом, переживаемое и есть само его образное воплощение, ибо экран таков, что
позволяет мгновенно воспроизводить желаемое состояние в любой системе
виртуальных чувственных качеств (и без препятствий). На уровне нулевого экрана
фильтр цензуры не действует, сновидец наслаждается тем, что все тут же забывает,
почти не откладывает в сторону и не вытесняет; ничто не запрещено; поток образов,
непрерывный и безудержный, все может случиться, но ни один образ еще не
подвергся искажению или частичной трансформации. Никакой образ не включен в
аналоговую связь с реальностью; они свободны друг от друга.
Блок В.
Проверочно-уточняющая (Вторая запись). Следующий момент. Необходима проверка
записи сновидения, ее соотнесение с еще удерживаемым, хотя и смутным материалом
сновидения. Следует еще раз переписать ее, но уже так, как для вас это было бы
желательно. Переписывание - это введение ненужных и забытых деталей сновидения,
которые как будто остались без внимания. В сущности, это установка другого
уровня внимания (скорее, даже осознания) по отношению к первому, которое можно
назвать рассеянным. Появляется фокусное, уже осознанное внимание, которое не
прибавляется к предыдущему, а его замещает. Это так называемое второе внимание,
которое используется с недавнего времени в практике осознанных сновидений
26.
--------------------------------
25 Там же. С. 56.
26 Вопрос, который начал ставиться в разработке сновидной практики и теории,
вероятно, начиная с идей и наблюдений П. Успенского: можно ли в состоянии сна
осуществлять осознанные действия: управлять самим сновидением (посредством
самосознания сновидца). Это и поиск ответа на вопрос, насколько мы способны
управлять собственным поведением в том состоянии, которое мы считаем вполне
произвольным и совершенно неуправляемым? Ведь мы спим для того, чтобы отдыхать,
не трудиться. Осознанное сновидение - это сновидение внутри сновидения или даже
сновидного потока. Сновидческий кадр "схватывает" то, что нас заинтересовало, и
мы, словно располагающие различными высокоточными оптическими инструментами,
способны разглядеть то, что не могли сделать ранее, более того, завладеть самим
сновидением и создать для себя новые возможности "видеть", а попутно устранить
всякую случайность в развертывании картин сна (см. например: Успенский П.Д.
Новая модель вселенной. М.: Изд-во Чернышева, 1993. С. 280-320; но особенно
успешно и активно позиции "осознанности" защищаются в книгах: Гар-филъд П.
Творческое сновидение. СПб.: "Евразия", 1996; Лаберж С. Осознанное сновидение.
Киев: "София", 1996).
302
Но вот к чему оно может быть применимо: к самому ли рассказу или к уточнению
некоторых "реальных" деталей в нереальном пространстве сна и все более полному
развертыванию сновидческого реквизита? Вот здесь-то мы и встречаемся со вторым
экраном, "испещренным следами" или "знаками, ничего не означающими". Что же в
первый момент видит, не видя, сновидец? Даже и не иероглифы, а некие остатки
письма, разрушенные надписи, фрагменты, детали, числа, цветовые и световые пятна,
черточки, линии, точки, геометрические фигуры или буквы. В этом смысле можно
говорить об исключительной ценности "буквы" в психоанализе (Ж. Лакан)27.
Сновидение до начала толкования - это коллаж, набор бессмысленных знаков, даже
отдельных букв, склеенных напрямую с фрагментами зрительных или пластических
образов. Экран-испещренный - это, собственно, многослойный материал сновидения.
Мы должны допустить этот экран, заполненный детскими каракулями, как допускаем в
целом регрессивный характер сновидческого потока. Это экран промежуточный,
переходный между экраном первоначальным, "материнским", и двумя последующими -
экраном-рассказом и экраном-представлением - это уже экран-мембрана,
избирательно пропускающий, фильтрующий информацию, "подцензурный"; этот экран
позволяет знакам-каракулям предшествующих экранов проявиться на поверхности
последнего в качестве пластически завершенных образов.
Блок С.
Нарративная, "сновидение-рассказ" (Третья запись). Исследовать сновидческий
материал с помощью нарративных инструментов, которые позволили бы соотнести его
с собственной историей жизни. Как только вы применяете к записанному первона-
---------------------------
27 Лакан Ж. Инстанция буквы, или судьба разума после Фрейда. М.: "Логос", 1997.
С. 54-87.
303
чально сновидению критерии реальности, которая переживается в "норме",
реальности бодрствования, вы тут же превращаете его в рассказ, т.е. наделяете
сновидение смыслом (явным или скрытым), тем самым делаете его воспоминанием. Вы
пытаетесь уточнить детали сновидения, и для этого вам необходимо ввести ряд
позиций.
а) Годология, или учение о пути. Сон, - имеется в виду движение картинок
сновидения, - есть путь, которым движется сновидец. Речь идет здесь о
пространственно-временном переживании сновидного опыта. Глубина, или
конфигурация того или иного пространства сновидения, а также изменения во
времени. Возможно, что это пространство должно быть описано по той нити движения,
которую можно назвать путем сновидя-щего: пролагаемая им колея, "нора", чаще
длинные коридоры, подземелье, иногда вполне узкие округлые переходы и т.п., -некие
пути, пробитые в толще сновидной субстанции. Лучше сразу же (после пробуждения)
зарисовать этот путь в виде ориентационной карты, отмечая особенности
пространственных ощущений, "мест", главных персонажей, быстроты смещений.
Следует помнить, что в сновидении нет скорости, только быстрота. Важное отличие:
скорость - это то, что может быть понято в замедлениях и увеличении, действие
быстроты мгновенно, или все изменяется, или все остается неизменным. Итак, самое
главное - воспроизвести и передать себе в качестве некоего реального чувства
пережитый образ пути. И как мы знаем, любое движение во сне контролируется
трансцендентальным Эго и именно оно вычерчивает нам представление пути в виде
сновидческой карты.
б) Пространство-время. Можно сказать, что вокруг этого пути, уже пережитого, и
выстраивается его истинный смысл, открывающийся в пространственном положении
самого сновидца. Конечно, пространственно-временные критерии вполне условны, и
они все практически связаны с несколькими наиболее распространенными явлениями:
полет, падение, вынужденное оцепенение и каталепсия в снах-кошмарах. Если мы,
например, говорим о полете или падении, как это делает Л. Бинсвангер в известной
работе, то мы говорим о том, что происходит с самим сновидением, а не с нами как
причиной сновидения 28. Поводом к образу физического падения служит
тема экзистенциальной онтологии переживания: погружение или падение в бездну (Г.
Башляр и К. Юнг). Собственно, все во сне представляемо, но там нет никакого про-
------------------------
28 Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. Рефл-Бук, Ваклер, 1999. С. 95-107.
304
странства/времени, есть, правда, наши слова "пространство", "время", которые мы
можем использовать в качестве имен для обозначения определенных событий. Эффекта,
сравнимого с чувством пространства при бодрствовании, там нет, сновидение
пребывает вне времени.
в) Седиментация. Речь здесь идет о следах, чье значение полностью утрачено (но
ими по неизвестным причинам набиты наши сновидения: "лишние детали"). Эти следы
как будто осаждаются на поверхность сна... Выделения, отложение, кристаллизация
и затвердение языковых, визуальных и любых других чувственных образов (фраз,
выражений, отдельных слов, чисел, надписей, человеческих фигур, "пейзажей", "пространств",
даже отдельных букв, и т.п.). Проверка их полезности для изучения "содержания"
сновидения и составления рассказа. Сюда относятся некие обломки знаков, символов,
пиктограмм, все числа и буквы, которые могут встречаться в сновидении. Речь идет
именно о следах чего-то, чье присутствие не установлено, и не может быть
установлено никогда. Следы, которые оставлены неизвестно каким телом или
событием. Чаще всего это оказываются какие-то почти реальные ощущения одной
детали, расположенной ни к месту, совершенно случайной и, пожалуй, бессмысленной
(так как не поддаются истолкованию вообще).
г) Конфигурация. Выделение отдельным блоком фигур человеческих и нечеловеческих,
загадочных и понятных, тел, поз, положений, жестов, выделение лиц, гримас и всей
доступной сновидению мимики. Под фигурой мы будем понимать пластически ясное
выражение отношений между отдельными фрагментами сна, которое позволяет
представить событие, происходящее во времени сна. Опознание фигуры входит в
понимание ее онтологического статуса для сновидения. Многие неясные элементы
вместе составляют фигуру, которая оказывается понятной, или, напротив, отдельная
деталь выступает как фигура, хотя при этом остается неопознанной и бессмысленной.
д) Аффектация. Этот момент, пожалуй, самый важный. Поскольку здесь сновидец
соприкасается с фрагментами собственного телесного опыта, ведь не всякое
чувственное отношение может вызвать соответствующую реакцию. Особенно обратите
внимание на ваши реакции, касающиеся отдельных слов, событий и эффектов, чтобы
зафиксировать вероятное ощущение (чувство касания, полета, угнетенности,
сдавленности, тяжести и тому подобное, отметив и развернув для себя саму
ситуацию). Тут вы видите важные моменты переходной психоаналитической работы,
приводящей к открытию мотиваций сексуальных желаний.
305
Блок D.
Сновидение и принцип "драматизации". Предназначение сновидения - исполнять
желания. "В любом сновидении влечение (желание) должно предстать как
осуществленное"29. Желание не может себя полностью проявить в
доступно зримой форме.
Но тем не менее организация материала такова, что сновидение все-таки
переводится в "понятное" благодаря его пересказыванию. Всякое сновидение
бессмысленно, наша задача придать ему некий смысл. Сновидению мешает раскрыть
желание порог цензуры (своеобразный психический фильтр). Но всегда может быть
найден компромисс между цензурой сновидения и материалом, этот компромисс
зависит от степени искажения-неискажения подлинных мыслей сновидения. Для Фрейда
сно-видение - не видение, легкое очарование текучими образами, в том смысле,
когда мы говорим, что видели сон, а работа, неукоснительно следующая своим
правилам, законам и технике. Сновидение - результат труда сновидца, который он
выполняет спонтанно, не предвосхищая его результатов, на уровне бессознательного,
почти автоматизированного психического процесса. Только после этой работы
сновидение "готово". Нечто (бывшее ничем) стало сновидением. Начальный этап
образования сновидения как "сырого материала" мыслей, где еще слишком сильна
зависимость от дневных "остатков" и их энергий, переходит в конечный этап
благодаря работе сновидения: кодированию им своих элементов ("автошифровке"
явного содержания). Следовательно, работа сновидения проделывается для того,
чтобы сновидящий мог видеть сновидение или все-таки рассказать о нем, и отделить
себя от собственного видения, стать сно-видящим в том смысле, в каком мы можем
говорить о реальном субъекте, который обладает зрением и видит предметы в
привычном ему пространстве, наблюдает, исследует, а потом составляет рассказ,
пользуясь этими картинками, испещренными различными записями и знаками. Если же
задача заключается в том, чтобы скрытое сделать нескрытым, и всякое сновидение
должно стать очевидным, т.е. зримым во всей полноте, то
анализ-комментарий-интерпретация должны стать "историей", и тогда весь анализ и
есть последовательное и упорное толкование каждого элемента записи. Работа со
сновидением - не работа ли это с техникой воспоминания? И как же иначе, если все
воспоминания и есть сновидения, и сновидения, насколь-
---------------------
29 Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989. С. 309.
306
ко мы признаем их таковыми - лишь воспоминания о том, что нам снилось, и что мы
успели забыть. Обработка данных сновидческой памяти (лишенной мнемонической
оснастки) - вот что такое психоанализ, если быть точным до конца. Правда, что
это за памят ? - и здесь новый порядок вопросов.
Загадочная функция цензуры. Почему в сновидении, которое мы принимаем в качестве
некой свободной игры, все же действует цензура? Или речь идет лишь о том, что
всякая попытка представить что-то образно неясное в определенной зрительной
ясности так или иначе будет работой по искажению этого самого материала, ибо
никакой психический материал не может быть переведен в образно-зрительную
картину с возможной полнотой. Но согласимся с тем, что здесь все-таки вопрос
ставится о желании, ведь желание не может осуществиться полностью даже во сне,
оно выражает себя в сновидении лишь частично. Цензура, следовательно,
осуществляет функцию контроля-препятствия, и представляет желание только в той
пластической форме, в какой его можно было бы представить. Фрейд говорит, что
сновидение не знает "нет" и не "чувствует" противоречий, абсурда положений и
бессмысленности зримого; все причинно-следственные, логико-грамматические
атрибуты ("так как", "когда", "поэтому", "следовательно", "отсюда следует", "вот
почему" и т.п.) в предложениях, рассказывающих содержание сна, не выполняют
никакой логически необходимой функции.
Благодаря цензуре и происходит полная остановка сновидения: трагедия
превращается в драму, начинается безостановочная театрализация сновидческого
опыта. Такова страсть Фрейда.
Блок G.
Единая карта сна. Составление единой карты сновидения (больше чем только
картирования пространства, скорее, как мы говорили, всей территории сна). Именно
карта сна, которая, в конечном итоге, даст главное: расположение чувствительных,
эмо-циогенных зон сновидения: страх, любовь, радость, боль, отчаяние, надежду,
сомнение, осторожность, мстительность, брезгливость, чувство ужаса, - весь этот
бесконечный ряд чувственно-экзистенциальных причин, отмечаемых телесными
знаками-индексами (псевдомоторными): падение, подъем и полет, бегство, сжатие,
задыхание/удушение, онемение и каталепсия, "саморазрушение" и т.п. Все, что
переживается настолько остро, что переходит от ощущения в аффектированное
состояние, минуя всякую репрезентацию в образе (тем более в симптоматике
символического закрепления). Образ вторичен, представляя и драматизируя, он
307
скрывает желание. На карте вы размещаете все, что было вами выявлено после
тщательной работы с блоками. Если, допустим, мы берем текст ("двойную запись")
сновидения и видим в нем избыточность значений, то операция по аналитической
диссоциации ("обессмысливания") его содержания как раз и будет состоять в
установлении правил последовательности знаков, используемых в сновидении. Это не
одна карта, их много и они по-разному организованы. Тонкость интерпретации
заключается в их относительном совмещении, возможно, даже накладывании друг на
друга, что позволит учесть их расхождения и повторы.
Абсурд - это то, что мы видим во сне, что не может перейти в рассказ и ясную
репрезентацию, если под ними понимать формы аналитические, наделяющие сновидение
смыслом. Нам нужно перейти от возможности рассказа (т.е. от наделения смыслом
бессмысленного) к самому бессмысленному. Нет никакой логики сновидения, кроме
той, что возникает в ходе эмоционального всплеска, и эта логика диссоциативная,
"абсурдистская", это другая логика.
Литература
Анзъе Д. Пленка сновидения - Современная теория сновидений. ACT, Рефл-бук, 1999.
Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и
эпистемологии. М.: Смысл, 2000. (G. Bateson. Steps to an Ecology of Mind.
Ballantine Books, N.Y., 1972).
Бём А.Л. Исследования. Письма о литературе. Языки славянской культуры. М., 2001.
Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. Рефл-Бук, Ваклер, 1999.
Гарфильд П. Творческое сновидение. СПб.: Евразия, 1996.
Кастанеда К. Искусство сновидения. Киев: София, 1993.
Кафка Ф. Собр. соч. В 4 т. Т. 4. СПб.: Северо-Запад, 1995.
Лаберж С. Осознанное сновидение. Киев: София, 1996.
Минделл А. Дао шамана: путь тела сновидения. Киев: София; М.: Трансперсональный
институт, 1996.
Понталис Ж.-Б. Сновидение как объект. Современная теория сновидений. ACT,
Рефл-бук, 1999.
Карл дю Прель. Философия мистики или двойственность человеческого существа. М,
1995.
Ремизов А. Сны и предсонье. СПб.: Изд-во Азбука, 2000.
Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989.
Успенский П.Д. Новая модель вселенной. М.: Изд-во Чернышева, 1993.
DerridaJ. L' ecriture et la difference. P.: Ed. du Seuil, 1979.
Ferenczi S. Versuch einer Genital-theorie. Leipzig-Wien-Zurich, 1924.
Valery P. Cahiers. Т. II. P., 1955.
THE CODE OF A DREAMER
Valerii A. Podoroga
In the present research «The Code of a Dreamer», an attempt is made again to
raise the question of status of reality of dreams. Therefore, «old» questions
are put anew: what does it mean to «see» in a dream and what does it mean to
«tell» a dream? Do we confuse all the time these two notions of reality of
dreams, when naming one by another? How is it possible to apply experience of
dreams in the practice of art and how does it influence our everyday behavior,
when displacing a real plenitude of events? How should (and can) we work at the
material of dreams, and to what do they call us upon, what do they teach us, and
what are we for them, we as dreamers and metaphysicians?
Валерий Александрович Подорога (p. 1946) - доктор философских наук, автор шести
книг и почти 200 научных статей, эссе, бесед; ряд его работ переведены в США,
Англии, Австрии, Франции, Нидерландах, Германии, Японии. Наиболее значимые этапы
научной работы отражены в книгах: «Метафизика ландшафта» (1993), «Выражение и
смысл» (1995), «Феноменология тела. Введение в философскую антропологию» (1995),
«Мастерская визуальной антропологии». Курс лекций (2001 г. Соавт.), «Авто-био-графия.
Вопрос о методе» (2001 г. Соавт.), Мимезис. Материалы по аналитической
антропологии литературы. В двух томах (в печати, 2006-2007). Премия имени Андрея
Белого (2001 г.). Живет и работает в Москве.
308
|
|
