Масонство

На следующих страницах:

Маргарет К. Джейкоб

Джейкоб Маргарет К. Масонство // Мир Просвещения. Исторический словарь.

М.: Памятники исторической мысли, 2003, с.274-285.

Масонство - одна из наиболее трудных для постижения форм социального поведения, ставших неотъемлемой частью культуры Просвещения. Тайные общества XVIII столетия были в высшей степени иерархизированными структурами, очень привязанными к своему ритуалу. В то же время их дискурс был наполнен призывами к совершенствованию добродетелей и гражданских качеств личности, к равенству. Ложи провозглашали своей целью духовное развитие «братьев», воспитание людей просвещенных - enlightened, éclairé, verlichte, aufgeklärt . Потребность в этих благородных идеалах возникла в самом начале трансформации цехов каменщиков в масонские общества. В 1717 г. четыре старинные ложи английской столицы объединились в Великую ложу Лондона. Образовалась довольно разветвленная организация, в которую постепенно влились остальные британские ложи, а затем и ряд зарубежных. Кто были эти лондонские масоны и зачем они объединялись? Разве до 1717 г. масонов не существовало?

В течение долгих веков во многих странах Европы каменщики и плотники, пекари и колокольные мастера, хирурги и прочие ремесленники жили под защитой и надзором своих цехов. В Средние века и в начале Нового времени профессиональные корпорации обеспечивали своим членам определенный социальный статус и уровень жизни, контролировали качество технического оборудования и конечного продукта. Мастера, стоявшие во главе цехов, нередко действовали заодно с городскими и местными властями, поддерживая общественный порядок, стабильные цены и заработную плату, а также качество продукции. Средневековье знало великое множество ремесленных цехов, но лишь корпорация каменщиков сумела перейти к новым экономическим условиям, трансформировавшись в нечто совершенно новое - в maçonnerie. В XVII в. города Шотландии и Англии опережали остальную Европу по уровню заработной платы и условиям труда в сфере строительства. Цеховая система рушилась, и корпорация каменщиков постепенно стала допускать в свой круг

275

людей, находившихся вне их профессии. К этому подталкивала потребность в новых денежных поступлениях (вступительных взносах): финансирование строительных работ требовало дополнительных инвестиций. Таким образом, превращение ремесленного цеха в сообщество нового типа было обусловлено необходимостью. Далеко не все традиционные каменщики нашли себе место в этой обновленной системе.

В новых сообществах царила атмосфера взаимного доброжелательства, но они привлекали не только этим. Коммерсантам и джентльменам ложи казались очагами культуры. Действительно, старшие мастера-каменщики умели читать и писать, были сведущи в математике и архитектуре, в частности в военной и гражданской фортификации. Мифы, окружавшие ложи, связывали навыки каменщиков в области геометрии с древними знаниями, унаследованными от бога эллинистического Египта - Гермеса Трисмегиста («трижды величайшего»). Однако, по-видимому, не только аура легендарного прошлого притягивала к каменщикам образованных представителей других профессий: ложи были тем местом, где состоятельные предприниматели могли заводить знакомства с полезными людьми, знающими толк в архитектуре или инженерном деле. Среди первых масонов, принятых в ложу «со стороны» в 1650-х годах, был шотландец сэр Роберт Мори - ученый, военный инженер, один из основателей Лондонского королевского общества и активный участник гражданских войн в Англии. Как и оксфордский антиквар Элайас Ашмол, ставший вольным каменщиком примерно в эти же годы, Мори надеялся, что масонство приобщит его к мудрости математиков и механиков древности. Все свои письма он подписывал масонским знаком, подчеркивая верность братству. В последние десятилетия XVII в. его примеру следовали очень многие английские джентльмены.

Возможно, нам никогда не удастся выяснить в подробностях, как именно проходил исторический процесс трансформации ремесленного цеха в закрытое сообщество джентльменов. Если в Шотландии еще остались кое-какие документы, то английские масонские архивы этого периода исчезли. Шотландский историк Дэвид Стивенсон считает колыбелью нового масонства свою родину, полагая, что именно в Шотландии цехи каменщиков впервые превратились в своего рода элитные клубы общения. Однако проповедь братства и те организационные принципы, которые были экспортированы из Англии в континентальную Европу и стали общими для всего масонского движения эпохи Просвещения, основывались отнюдь не на шотландских обычаях и не на принятой в Шотландии форме правления. Скорее, следует говорить о том, что масонство опиралось на установления и идеалы, порожденные Английской революцией в ходе борьбы с королевским абсолютизмом. Архивы Лондонского королевского общества сохранили

276
любопытный документ 1659 г. (Register Вооk [с] IX), который недвусмысленно подчеркивает связь масонства с государственной властью. Там говорится, что «это ремесло [...] было основано благородными королями, принцами и другими почтенными людьми», и посвящено семи свободным искусствам, в частности геометрии - науке «отца мудрецов» Гермеса, который «нашел два каменных столпа, где были высечены Знания, наставлял людей и передал эти Знания строителям Вавилонской башни». Изложение «Слов и символов франкмасонов» в этой рукописи вполне адекватно историческому контексту. В нем отразилась революция и зарождение конституционной власти, основанной на системе законов и правил: документ вскользь упоминает о «парламенте» и призывает членов ложи «честно следовать [...] обязанностям, установленным конституцией».

Здесь надо отметить, что согласно «Оксфордскому словарю английского языка» до середины XVII в. слово «конституция» не использовалось для обозначения совокупности правил или норм какого-либо сообщества. Однако в 1650-е годы, после казни Карла I английский парламент принял ряд законов, касавшихся государственного устройства; и почти одновременно в стране стали появляться негосударственные организации со своими собственными «конституциями», впрочем, порой весьма условными. Документ 1659 г. повествовал, в частности, о том, что французские короли пришли к власти путем избрания, и что в библейские времена «король [...] созывал большой совет и парламент, чтобы изыскать средства» помощи безработным. Итак, английские масоны изначально считали себя неразрывно связанными - иногда роковым образом - с судьбой государств и монархов. После демократических революций конца XVIII столетия масоны Европы и Америки пришли к выводу об общности своих интересов. Около 1800 г. в кругах контрреволюционеров родился ложный тезис о масонском заговоре как первопричине Французской революции. С этого времени масонство стало ассоциироваться с тайной подрывной деятельностью. До 1789 г. его связывали не столько с политическим действием, сколько с общественной жизнью и интеллектуальным прогрессом.

Масонские ложи эпохи Просвещения в своей практике (выборность, подчинение меньшинства большинству, традиция заслушивать речи избранных руководителей ложи, объединение всех национальных лож под эгидой Великой ложи, разработка конституций) опирались на идеалы равенства и на признание ценности личных заслуг человека. Это было обусловлено ростом авторитета парламента, усилением городской буржуазии и мелкого сельского дворянства, поверивших в свои силы, а также влиянием республиканской литературы и публицистики, которая родилась в середине XVII столетия в

277
трудах Джона Харрингтона и была развита такими теоретиками, как Алджернон Сидней, Джон Локк и Джон Толанд. Последний - сторонник партии вигов, придерживавшийся в начале XVIII в. республиканских взглядов - был напрямую связан с лондонскими ложами. Таким образом, масонская идея продвижения человека по социальной лестнице в соответствии с его личными заслугами - идея, оправдывавшая эгалитарное братство людей, свободных в выборе своих руководителей - восходила, прежде всего, к английской республиканской традиции. Впрочем, это не мешало ложам быть весьма иерархизированными структурами и искать повсюду покровительства аристократии. В странах европейского континента масоны особенно дорожили тайной, секретной стороной своей деятельности, что вело к учреждению новых степеней, к разработке дополнительных ритуалов и церемоний, а также к появлению имитаций (такой имитацией было откровенно политизированное общество иллюминатов, основанное в Баварии в 1776 г.). В других ложах, например в американском ордене Цинцинната (к которому, возможно, принадлежал Джордж Вашингтон), больше заботились об отличиях, привилегиях и организации банкетов. Что касается иллюминатов, то они открыто провоцировали власти и являлись объектом государственного надзора, хотя число их членов никогда не превышало шести сотен.

Около 1720-х годов численность масонов в Лондоне стала резко расти. Власти остались равнодушными к этому процессу. Более того, многие их представители сами вступали в новые мастерские. А поскольку уже с последнего десятилетия XVII в. ложи пополнялись не столько рабочими-каменщиками, сколько образованными джентльменами, налицо был процесс социальной переориентации. Его символической вехой стало избрание великим магистром знаменитого архитектора сэра Кристофера Рена в 1720 г. Итак, масонство все больше и больше входило в моду. В 1723 г. Великая ложа Лондона опубликовала свои «Конституции». Этот документ сразу же получил широкую известность и был переведен на множество языков. Использование формы множественного числа вместо единственного как бы подсказывало, что «Конституции» представляют собой амальгаму всех уставов объединенных лож. Сам термин был бесспорно английским, ведь во французской традиции того времени словом «конституция» обозначались составные части какого-либо организма или составные части правления: «конституцией» тела называлась совокупность его органов и членов. Лишь очень постепенно в течение XVIII столетия этот термин обретал во французском языке новый смысл, в соответствии с которым «конституция» превращалась в законодательный акт, например в акт конституирования власти на основе общественного договора. Таким образом, Франция в этом отношении существенно отставала от Англии, где уже в первые десятилетия XVIII в. Ложа Великого Востока обрела свою конституцию и установила совершенно мирской и светский распорядок своей жизни.

278

Одним из самых ранних документов, относящихся к распространению масонства на европейском континенте, являются «Конституции» группы французских гугенотов-либертинов, сложившейся в Гааге в 1710 г. В нее входили издатели, журналисты, публицисты, ученые. Они называли друг друга братьями. Имелся у них и свой великий магистр, и свой секретарь. Сегодня гаагские «Конституции» находятся в архиве Джона Толанда, хранящемся в Британской библиотеке. Среди тех, чьи подписи стоят под этим документом, немало людей из круга секретаря группы Проспера Маршана - французского книгоиздателя и журналиста, укрывшегося в Нидерландах. Архивы Маршана в библиотеке Лейденского университета - ценнейший источник по истории европейского масонства. Толанд вошел в контакт с кружком Маршана во время своих путешествий по Европе. Масонская ложа (или ее имитация) могла казаться особенно привлекательной людям «без корней» (коммерсантам, космополитам), поскольку она декларировала древность своего происхождения, исповедовала демократическую этику, управлялась по самым передовым для того времени принципам и при этом легко подстраивалась под вкусы самых разных людей, распространяя свою заботу на каждого из братьев. Гаагская группа охотно использовала масонскую терминологию, хотя в основном занималась организацией застолий. Тем не менее среди ближайших друзей Маршана числился Жан Руссе де Мисси - еще один изгнанник, ставший впоследствии лидером французских масонов в Амстердаме. Поначалу он был политическим агентом Оранского дома, затем перешел на службу к австрийцам. Человек глубоких политических страстей, Руссе де Мисси ненавидел французский абсолютизм, а в религиозном плане считал себя «пантеистом».

Здесь следует отметить, что теоретически масоны должны были придерживаться «религии своей страны или своей нации, какой бы она ни была». Но «Конституции» 1723 г. изменили это правило: «Отныне признано более уместным требовать, чтобы они [«братья»] исповедовали ту религию, которая подходит каждому из них». Учитывая глубокие конфессиональные противоречия, раздиравшие Великобританию, масонство резко ограничило круг принципиальных религиозных вопросов, по которому мнения братьев должны были совпадать. Таким образом, оно стало полем широкой религиозной свободы, где деизм существовал наравне с пантеизмом и атеизмом. Поэтому не стоит удивляться, что в английских ложах было много вигов и так же много

279
ученых; что в Париже философ и масон Гельвеций объявлял себя материалистом, а в Амстердаме Руссе де Мисси делал выбор в пользу пантеизма (как Толанд), и что Монтескье, который тоже был масоном, скорее всего являлся деистом. Поэтому не удивительно также, что в списках лондонских или амстердамских масонов встречается много еврейских фамилий. А вот в ложах, действовавших в германских землях, евреев не было, ведь немецкие уставы провозглашали: «Только христианин, какой бы секте он ни принадлежал [...], может быть принят в члены ложи» («Масонство: образ в свете правды» - «Freymaurerey: Skizzirt im Lichte der Wahrheit», Frankfurt am Main, 1785.S. 19).

Во Франции некоторые ложи принимали в свои ряды и католиков, и протестантов, и даже актеров. В документах одной парижской ложи упоминался «негр трубач» из королевского полка. За исключением Италии и католических земель Германии, в масонских церемониях редко напрямую использовалась христианская лексика. Тем не менее, когда в 1738 г. католическая церковь осудила вступление католиков в ложи, она особо подчеркивала, что масонство стало новой формой религии, к тому же организованной по республиканскому образцу (имелось в виду частое проведение выборов). Конечно, многие современники признавали, что ложи распространяли новый тип религиозности и приучали людей к поведению, которое неизбежно входило в конфликт с традиционной религией и королевской властью. Однако осуждение масонства церковью лишь повысило его притягательность в глазах тех, кто уповал во всем на разум и прогресс. В середине столетия вступление в ложу стало означать не столько приобщение к материализму и атеизму, ассоциировавшимся с именами некоторых философов, сколько увлечение новыми идеями века Просвещения.

Влияние лож распространялось не только на интеллектуальную и социальную жизнь эпохи. Светским элитам континентальной Европы долгое время не удавалось выработать формы самоуправления, которые лежали бы вне приходских сообществ и коммунальных советов и имели национальный масштаб. Масонство помогло состоятельным людям передовых взглядов освоить искусство самоуправления, к которому они приобщались как в колониях (в качестве подданных своих империй), так и у себя на родине, где они могли влиять на исход дел местного и национального (через великие ложи) масштаба. Масонство распространилось сначала в Батавской республике и во Франции, а потом пошло на восток - вплоть до Праги и Москвы, и на запад - до Филадельфии и острова Гаити. Принадлежность к ложе стала означать политическую зрелость человека, его независимость от церковного авторитета. В Неаполе мастерские объединяли вокруг себя реформаторов и прогрессивно мыслящих людей. А в колониях масонство стало средством культурного единения европейцев, отражавшим (наряду с церковью и научными сообществами) величие их колониальных империй.

280

Влиться в ряды масонов стремились все: и дипломаты, и государственные чиновники, и представители свободных профессий (адвокаты, врачи, учителя, торговцы). В лютеранской Швеции весь королевский двор, начиная с самого монарха и его министров, вступил в ложу, которая проводила свои собрания прямо в королевском дворце. Вообще в Швеции, Великобритании и американских колониях масоны действовали открыто, что свидетельствует о благожелательном их восприятии общественным мнением. В распространении масонства в Париже и Гааге решающую роль сыграли британские дипломаты. Известно, например, что в 30-е годы парижская полиция часто наведывалась в резиденцию английского посла лорда Уолдгрейва, где проводились собрания ложи. В Берлине масонство расцвело в середине столетия, и Фридрих Великий умело использовал его, чтобы усилить свое влияние. Под сильным влиянием Иосифа II находились в 80-е годы венские ложи, по заказам которых работал Моцарт.

В католической части Европы масонская этика отличалась меньшим новаторством и либерализмом. В Германии к 1770 г. насчитывалось примерно 300 лож, членами которых были многие придворные чиновники и представители высшей администрации (особенно в Мюнхене, Байрёйте, Лейпциге и Веймаре), а также такие выдающиеся мыслители, как Гёте, Виланд, Лессинг, Мориц, Георг Форстер и Фридрих Якоби. Радикальная немецкая секта иллюминатов, основанная одним из наиболее убежденных приверженцев французского материализма - Вейсгауптом, стала известной именно благодаря тому, что сознательно имитировала масонство. Еще большую роль в немецком масонстве играло движение розенкрейцеров с их так называемым строгим послушанием. Согласно этой системе, изобретенной бароном фон Гундом, во главе каждой масонской степени или уровня стояло духовное лицо, а сами члены подражали обычаям и ритуалам средневековых рыцарей. Консервативная структура немецких лож была, таким образом, автократической и глубоко иерархичной. В церемониях и в сочинениях немецких масонов часто слышались христианские мотивы и ноты мистицизма. Наиболее показателен в этом отношении «конвент» во главе с герцогом Фердинандом Брауншвейгским (у этого движения нашлись приверженцы в Италии и даже в России). В конечном счете, все «еретические» девиации масонства - как в сторону новаторства, так и в сторону консерватизма - как бы предвосхищали тот политический экстремизм, который распространился в Европе в последнее десятилетие XVIII в. под воздействием Французской революции.

281
Возникновение лож или их подобий повсюду свидетельствовало об относительном процветании общества, которое неизбежно отражалось в изысканных интерьерах, в элегантных одеждах, в банкетах и празднествах. Несмотря на некоторое пристрастие масонов к коллективным возлияниям, ложи прививали людям представления о благопристойности, формировали их характер, приучали их к дисциплине и хорошим манерам. Лондонские мастерские иногда арендовали театры для совместного просмотра спектаклей, и по свидетельству очевидцев «братья» вели себя гораздо достойнее, чем завзятые театралы. Правило, которое сегодня заставляет зрителей умолкать в театре или на концерте и слушать артистов, прокладывало себе дорогу довольно медленно, и следует признать немалую роль масонства в утверждении представлений о приличиях и сдержанности во второй половине столетия. В целом Просвещение было очень сложным процессом, связанным с развитием идей и новых форм социальной практики - публичных дискуссий, общения, индивидуального чтения, упразднения цензуры. Все они требовали более широкого распространения правил учтивости, соблюдения известной дисциплины и декорума. Ложи участвовали в этом процессе.

Вступительные взносы повсюду в Европе были довольно высоки, хотя и пропорциональны доходам. Рано или поздно (в зависимости от социального состава) каждая ложа обзаводилась собственным юридическим статусом (реrsonа) и вливалась в Великую ложу своей страны. Мастерские отличались друг от друга: одни принимали только лиц благородного происхождения, другие - студентов и медиков, третьи распахивали свои двери перед мелкими торговцами или даже актерами, в то время как большинство лож ни за что не допускало их в свой круг. Отношения между мастерской и «братьями» отчасти были договорными, основанными на уплате взносов, отчасти же они выглядели вполне семейными, конфиденциальными. В 1780-е годы всякий раз, когда французскому Великому Востоку приходилось оказывать помощь нуждавшимся «братьям», вдовам или пожилым женщинам, масоны демонстрировали, что по-прежнему находятся между двумя мирами: один - современный - базировался на договорных началах; второй был по преимуществу феодальным, и главную роль в нем играли привилегии рождения и ранга. Часто случалось, что какой-либо масон обращался с письменной просьбой о материальном вспомоществовании, подчеркивая, что в те времена, когда он был молод и богат, он платил все положенные взносы, устраивал достойные приемы для «братьев» и вообще был примерным членом своей ложи. Тем самым он доказывал, что имеет полное право на помощь аристократов, стоявших во главе Великого Востока.

282
Членство в мастерской с правом участия (управления) могло походить на осуществление гражданских прав и обязанностей. Эта весьма прогрессивная черта масонства с наибольшей яркостью проявилась в Австрии, где после 1750 г. вступление в ложу означало выражение поддержки просвещенным реформам и оппозиции традиционным привилегиям духовенства. Поэтому число масонов быстро росло, особенно среди представителей свободных профессий. Позднее, в 1780-е годы, венский Великий Восток пошел на прямое сотрудничество с правительством: ликвидировав «бунтарские» ложи в австрийских Нидерландах, он сохранил там только три мастерские, составил список «благонадежных» масонов, а в июле 1786 г. проинформировал Иосифа II, что «общее управление масонством отныне полностью соответствует императорским эдиктам». Таким образом, масонская организация, раскинувшая свою сеть по всей Европе, предприняла собственную перестройку с целью поддержки стратегии монархического государства. Многие ложи католической Европы не только не демонстрировали оппозицию абсолютизму, но и оказывали ему поддержку.

Тяготение масонства к власти подталкивало его к самоидентификации с государственными институтами. Примером этому могут служить голландские мастерские. В 1756 г. они сформировали национальную Ложу Великого Востока, выбрав для нее организационную форму республиканских Генеральных штатов. Они не только рекомендовали это устройство своим немецким «братьям», которые испытывали некоторые трудности с созданием национальной Великой ложи, но и утверждали, что Генеральные штаты могут служить «высшим трибуналом для всей масонской нации» (Библиотека Великой Ложи, Гаага, Kloss MS 190^E 47). Подобно тому как Генеральные штаты наделяли каждую провинцию этой страны широким суверенитетом, децентрализация власти в Великом Востоке гарантировала каждой отдельной ложе высокую степень независимости. Одновременно великий магистр Гааги барон Бутзелар стал созывать «национальное собрание», в котором должны были систематически принимать участие все голландские масоны. Ритуал этого собрания был строго регламентирован: «братья» выстраивались рядами; первый символизировал законодательный орган голландских провинций - Staten van Holland; за ними следовали «братья», избранные представителями великого магистра; далее - офицеры всех мастерских, остальные «братья» и приглашенные. «Братья» должны были петь хором, символически утверждая единство ложи, а возможно, пусть неосознанно, и всей нации. Как известно, со второй половины XVIII в. рост националистических настроений наблюдался во всей Западной Европе.

283
Несмотря на это, одной из наиболее характерных черт масонства оставался космополитизм. Мастерские регулярно принимали у себя гостей со всех концов западного мира и из колоний, вели переписку с другими ложами, разбросанными по всему свету. В то же время, по мнению масонов, добродетели должны были процветать и вознаграждаться именно на национальном поле. Просвещение дало толчок реформаторским устремлениям в разных сферах жизни, а обличение просветителями чрезмерных привилегий и коррупции убедило верхи общества в необходимости обновления управленческого аппарата государства. С этой точки зрения масонские ложи (даже ложи «строгого послушания») в большей степени, чем любые иные формы социальных контактов XVIII столетия, служили школами управления, где каждый мог испытать свои способности в политике местного, а потенциально - и национального масштаба. Конечно, находились люди, которые, говоря о необходимости реформ, подразумевали возврат к средневековым порядкам, но таких было немного.

Соперничество масонов с государством за право руководства нацией отразили и документы французских лож. В 1738 г. якобит шевалье де Рамсей произнес в Париже речь, в которой утверждал, что масонство «пытается создать совершенную духовную нацию». Текст этой речи сразу стал знаменитым: его экземпляры обнаружились в Реймсе, Дижоне и Гааге. В 1760-е годы полиция Брюсселя конфисковала в ателье одного еврея-гравера великолепный образчик французской масонской символики, изображавший «герб Франции, освещающий собой масонские атрибуты» (AG Bruxelles, MS 1105, А 124). В 1770-е годы французские ложи предприняли попытку создания некого центрального органа власти. Он мало напоминал парламенты или интендантские структуры, осуществлявшие властные полномочия на местах. В силу обстоятельств масонам пришлось изобретать особые формы организации управления на национальном уровне. В 1774 г. новая парижская Ложа Великого Востока учредила национальное собрание, в рамках которого должны были собираться представители всей нации, наделенные правом голоса и обязанностью платить взносы Великому Востоку. Несколько лет спустя, в 1779 г. некий оратор в Гренобле поднял важный вопрос: «Возможно ли действовать в интересах общего блага через наши современные институты власти, если форма правления такова, что большинство людей принуждены оставаться на том месте, которое им отведено природой?» (Гренобль, МS Q50). Французская ложа Великого Востока попыталась взять на себя эту роль общественного представительства в Париже: с одной стороны, чтобы быть поближе к властям; с другой - чтобы развеять подозрения, сгущавшиеся вокруг масонства. Помимо представительной ассамблеи, Великий Восток учредил также общественные кассы для помощи нуждающимся «братьям» и «сестрам». Подраставшее в ложах
новое поколение масонов тяготело к политической деятельности и верило в свою способность управлять государством. Это делало их потенциально опасными, хотя большинство из этих людей не были ни бунтарями, ни республиканцами.

284

Стремление участвовать в управлении государством было присуще и женским ложам, которые начали распространяться на континенте. Первая известная нам смешанная мастерская появилась в Гааге в 1751 г., но наиболее активными и наиболее заметными в Европе стали французские адоптивные ложи, действовавшие в 1770-1780-х годах. Надо заметить, что «Конституции» 1723 г. категорически запрещали принимать женщин в масоны. Этот запрет действовал в Великобритании и в Америке, но контитентальная Европа его нарушала. Адоптивные ложи давали дамам возможность общаться в кругу своих единомышленниц, разделявших просветительские идеалы: молиться на «Великого Архитектора» - бога ньютоновской науки, придумывать ритуалы и произносить речи. Главной фигурой на женских масонских церемониях была «королева амазонок». В окружении «сестер», наделенных военными званиями, «королева» совершала обряды инициации не только женщин, но и мужчин. Катехизисы адоптивных лож призывали женщин признать несправедливость мужчин, сбросить с себя их иго, подчинить отношения в семье своей воле и распоряжаться собственностью на равных с мужьями. На одной из церемоний «королева» вопрошала «великого патриарха», на каком основании мужчины считают себя хозяевами женщин, а затем требовала, чтобы «сестры» освободились от этого рабства и относились к мужчинам, которые не примут их свободы, как к тиранам. Таким образом, в 1780-е годы французские масонские ложи способствовали прогрессу в отношениях между мужчинами и женщинами. Поэтому неверно думать, что француженки приобщались к Просвещению лишь в своих собственных гостиных или в нескольких парижских салонах.

Масонство конкретизировало такие абстрактные идеалы, как разум, равенство, независимость, хотя они по-прежнему оставались трудно достижимыми. К середине XVIII в. ложи насчитывали около 50 тыс. европейцев и американцев. К 1785 г. среди масонов было около 1500 женщин. Мы не располагаем цифрами, отражающими положение в колониях, но знаем, что ложи там распространялись с той же скоростью, что и различные ветви христианства. Масоны выражали самые возвышенные идеалы эпохи Просвещения, однако не допускали в свои ряды крестьян, рабочих, зачастую - женщин, и плотно закрывали двери своих мастерских перед рабами. Тем не менее ложи в своем стремлении к равенству и достоинству, к независимости, свободе слова и веротерпимости были обращены в будущее, в царство прав человека и эгалитарных идеалов. Уже одного этого было достаточно, чтобы навлечь на них ненависть врагов демократии в XVIII столетии. Мы сталкиваемся с ней и сегодня в молодых государствах Восточной Европы и в России.

Иллюстрации:
CORBIS