Слон

 

А. К. Богданов


Богданов А.К. О Крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов. -

М.: НЛО, 2006, с. 49-56


 

        Очевидно, что импортирование идеологических и материальных новшеств способствует пополнению культурного «словаря» общества. Менее очевидно, что этот «словарь» имеет дело как с предметными, так и символическими референтами, требующими их соотнесения с парадигматическими ценностями традиционной культуры. Ф. Ф. Вигель в своих записках походя бросит замечательную фразу: «Дилижансы ввели к нам понятие о равенстве; надобно надеяться, что езда по железной дороге еще более разовьет их»1. Остроумное замечание Вигеля иллюстрирует известную непредсказумость эффекта бытовых новшеств и технических заимствований в истории общественного сознания. Но этим дело не исчерпывается. Мишель Фуко настаивал в свое время, что исторические трансформации в «порядке вещей» взаимосвязаны с «переупорядочиванием» слов, а значит, и с порядком идеологии, влияющим на превратности специализированного — научного, философского, религиозного — миропонимания. В том же контексте следует, вероятно, оценивать и трансформации «неспециализированного» («фольклорного», «массового») мировоззрения. Для XVIII века — как, впрочем, и для любой другой эпохи — инокультурные заимствования, сопутствовавшие идеологическим, административным, экономическим преобразованиям, также были важны не только сами по себе, но и как маркеры символического порядка, результирующего и/или предвосхищающего обновления в коллективном умонастроении и социальном поведении.

 

Cave Painting Depicting a Hunting Scene       Shiva battling a demon       Chess piece Elephant with two riders,  8th century

 

А. С. Пушкин, изображающий в «Сказке о царе Салтане» (1831) любознательного правителя, выпрашивающего торговых гостей, «ладно ль за морем, иль худо? И какое в свете чудо?», поэтически модернизирует описываемую им сказочную архаику. Сочувственный интерес к заморским «чудесам» в русской культуре не старше правления Петра. Радикализм петровских преобразований оценивался их современниками как на фоне реформаторских нововведений в области государственного и церковного администрирования, образования и здравоохранения, так и повседневных новшеств. А такими — шокирующими или воодушевляющими — новшествами оказывались события, либо с трудом, либо и вовсе не представимые для предшествующей культуры: появление бритых вельмож и чиновников, одетых в иноземные костюмы; живописная и

50
скульптурная демонстрация голого тела (например, выставленные в Летнем саду статуи)2; перемены в кулинарных и бытовых привычках. Буквальным примером «доместикации» экзотических новинок на русской почве становится импорт и распространение в России картофеля и кофе. Эффект таких нововведений трудно преуменьшить. Пространство империи, где наряду с репой и сбитнем появляются картофель и кофе, шире, чем пространство монархии, где их не было. «Одомашнивание» экзотических новинок в символическом отношении релевантно расширению границ империи на неосвоенные прежде дали.

 

Elephant in Gold       Elephant-Shaped Container      
 

         Интерес Петра к экзотике и ее буквальному «одомашниванию» выражается, среди прочего, в появлении в России живых слонов. В 1702 году миссионер отец-иезуит Иоанн Ламац сообщал в Москву отцу-иезуиту Эмилиану о смерти 24 января того же года в Шемахе некоего Копхина, «которого посылал в Индию царь Петр»: из Индии Копхин вел «великому московскому князю слона, и это изумительное животное (stupendum hoc animal), не виданное до сего времени в этих странах, доставляет жителям Шемахи огромнейшее удовольствие»3. Полгода спустя о готовящейся встрече этого слона русскоязычный читатель мог узнать из первого номера петровских «Ведомостей» (2 января 1703): «Из Персиды пишут: индейский царь послал в дарах великому государю нашему слона и иных вещей не мало. Из града Шемахи отпущен он в Астрахань сухим путем»4. Что сталось с этим слоном, неясно: до Москвы он, судя по всему, так и не дошел. Но уже через несколько лет, в 1714 году, в Петербург был доставлен слон, подаренный Петру I шахом Хуссейном. О появлении в российской столице слона и его преемниках, о которых в прежние времена русские грамотеи могли судить только понаслышке, известно немало (архивные и мемуарные свидетельства на этот счет обобщены в работах зоолога В. Е. Гарутта)5, но значение этого события в историко-культурном отношении освещено недостаточно.
 

Bodhisattva Riding Elephant         Persian War Elephant in Battle         Beauty Parodying Fugen by School of Kitagawa Utamaro

 

         Сведения о неведомом животном в текстах и изображениях допетровской эпохи подчеркивают его диковинность — огромный рост, силу, странности внешнего вида, но прежде всего — богоучительную дидактику: из «Бесед на Шестоднев» Василия Великого русские книжники могли извлечь, к примеру, ту мудрость, что, несмотря на необоримую силу слона, Бог сотворил его «покорным человеку; когда учим его, оно понимает и когда бьем, терпит. А сим Бог ясно научает нас, что он все подчинил нам, потому что мы сотворены по образу Создателя»6. Дидактического истолкования удостаивается и само слово «слон», связываясь с аллегорическим объяснением глагола «прислонять(ся)» («прислонити»): в текстах «Физиолога» слон описывается как животное,
 

51
имеющее обыкновение прислоняться к чему-либо, служа примером лени и молитвенного нерадения 7. Стоит заметить, что повод к этимологическим размышлениям у русских грамотеев был. Этимологически слово «слон» восходит, вероятнее всего, к заимствованному из тюркских языков слову «арслан» или «арыслан» (arslan), обозначающему в них не слона, но льва (с тем же словом связано собственное имя Руслан)8. Но почему произошла такая лексикографическая путаница, не ясно по сей день.

 

Elephants at the Entrance to the Temple of Universal Peace, China       Noah's Ark       The meeting of Marco Polo and Kublai Khan
 

       Сама возможность лицезреть невиданное ранее животное означала поэтому по меньшей мере ревизию книжных аллегорий. Вместе с тем появление экзотического животного в России знаменовало ее сближение с Западной Европой, где мода на экзотических животных (и, в частности, живых слонов) распространяется попутно пропаганде идеологии Просвещения 9 (См. также). В истории первого «русского» слона, проделавшего пеший путь из Астрахани в российскую столицу (до Астрахани слона везли на корабле по Каспийскому морю), документальная канва событий оттеняется анекдотическими и уже не поддающимися проверке подробностями. Так, например, по слухам, для путешествия по России слону потребовались специальные кожаные башмаки, требовавшие постоянного ремонта и тем самым обогатившие его проводников 10. Брауншвейгский посланник X. Ф. Вебер вспоминал, что «этого <...> слона выводили напоказ, а перед дворцом он должен был кланяться до земли. Армяне, сопровождавшие слона в его торжественной одежде, рассказывали нам, что они пришли из Астрахани и что русские, живущие там, молились этому зверю, а около ста человек, захватив с собой мешки с едой, сопровождали его как некое божество более сорока миль» 11.
 

         Определенно известно, во всяком случае, что прибывший в Петербург слон выгуливался по Першпективной улице (т.е. Невскому проспекту) и служил поводом к сборищу зевак, бросавших камни и палки в слона и его провожатого, так что после жалобы последнего был издан специальный указ «о неучинении помешательства слоновщику в провожании слона»12. В апреле того же года на берегу Невы напротив Троицкой пристани (рядом с нынешним Троицким мостом) сооружается «Зверовый двор», ставший пристанищем для первого слона, прожившего здесь три года (запись о его смерти 23 мая 1717 года внесена в «повседневные записки» первого генерал-губернатора Петербурга светлейшего князя А. Д. Меньшикова. Если верить Веберу, слон помер из-за того, что «в специально построенном для него доме слишком сильно топили и воздух сделался угарным») 13. Со смертью первого слона «Зверовой двор», кстати сказать, не пустовал: его обитателями были львы (привезенные в 1719 году), леопард, дикобраз, обезьяны, белые и бурые медведи 14. Второй слон, также подаренный персидским шахом, появился в Петербурге в 1723 году; для его перевозки морем пришлось строить специальное судно 15.

52
         В эти же годы слоны становятся предметом научного интереса. Иоганн Георг Дювернуа (1691—1759), приехавший в 1725 году из Тюбингена в Россию и ставший здесь первым академиком по анатомии, хирургии и зоологии Петербургской академии наук, проводит сравнительные исследования по анатомии слона и мамонта (скелет которого украсил к тому времени коллекцию Кунсткамеры). Открытием Дювернуа стало доказательство зоологической самостоятельности мамонта и его отличия от слона 16. В 1736 году в Петербург от персидского шаха Надира прибыл третий слон, а еще через пять лет — в дар Ивану VI от хана Самаса Кули 17 — к нему довезли 14 сородичей. Это потребовало строительства специального «Слонового двора» на Фонтанке, ремонта Аничкова моста, трех мостов через Мойку, мостовой «на 10 саженъ <...> через грязь» до Невского проспекта, а также сооружения площади для выгула животных со спуском к Фонтанке. Прилегающая к «Слоновому двору» улица получила название «Слоновой». Осенью того же года возник скандальный переполох: по сообщению «Санкт-Петербургских ведомостей», во время одной из прогулок слоны, «осердясь между собою о самках начали буйствовать», трое из них при этом вырвались в город; двоих скоро поймали, а третий «пошел через сад, изломал деревянную изгородь и прошел на Васильевский остров», где, по словам газеты, «изломал чухонскую деревню»18. В 1756 году, по свидетельству И. Р. Фостера, в Петербурге еще жили два слона — оба высотой в семнадцать футов, — вероятно, последние, оставшиеся от подарка 19.


         Не обошли своим присутствием слоны и древнюю российскую столицу — в 1737 году и в 1796 году Второй из них удостоился тиражированной гравюры: огромный слон с восседающим на нем погонщиком, жестикулирующие ротозеи, подпрыгивающая перед слоном маленькая собачка. Изображение сопровождалось «кратким описанием слоновой жизни» («Слон есть самой болшой и примечания достойный земныи зверъ ибо он вышиною в 4 аршина да
притом чрезвычайно толст весу внем около 14 000 фунтов <...> он послушнее лошади верности ровняется собаки хитрея обезьян также умен как добр силен как лев а сердит как тигр <...> посредством своего хобота вырывает деревья людей и зверей повергает <...> да притом и делает разные дела как то вытаскивает пробки из бутылки развязывает узлы и кладет тяжести на свою спину <...> а живет до 200 лет и более») и длинным стихотворением безымянного автора, посвященным впечатляющему событию, — стихотворением, под конец которого, однако, несколько неожидано выясняется, что автор жалеет о деньгах, уплаченных им за лицезрение диковинного зверя:
 

53
что вмоскве заудивление
что зановое явленье
что дивится так она
привели внее слона
множество бежит народу
к страшному сему уроду
все торопятся спешать
все смотрить ево хатят.


Раскошелившийся автор присоединяется к любопытным:


при моем тогда вступлене
поразило удивление
страшен был слона мне вид
хоть коврами он покрыт <...>
особливо мужики
удивлялись на клыки
слон всюду хоботом поводит
в т/р/усость зрителей приводит <...>
мне вздумалось сойти пониже
подойти к слону поближе
яблок калачей давал
слон как крошки их глатал
яж недолго удивлялся
вскоре и растался
ко двору поворотил и себе проговорил.
для чего за ту скотину
рубли платить и полтину
незачто и гривны принес [:]
слон родился слон и есть
20.


         Гравюра эта (известная в двух вариантах) была не единственной; есть еще два менее интересных лубочных изображения примерно того же времени. Появление слонов на улицах российских городов к началу XIX столетия, как это видно уже из процитированного стихотворения, постепенно перестает удивлять ее жителей, а басня И. А. Крылова о моське, облаявшей слона (1808), отсылает не к Эзопу и Лафонтену, а к уличным сценам из жизни Петербурга и Москвы (остается гадать, была ли известна Крылову вышеописанная лубочная картинка, но, во всяком случае, она может служить непосредственной иллюстрацией к басне)21. С тем же зрелищем связывается появление в русском языке глагола «слоняться» (первоначально «слонов слонять», «слонов продавать»), обозначающего праздную прогулку и ничегонеделание 22.
 

55
      Импорт экзотических новшеств в Россию имел далеко идущие и неоднозначные последствия. В своем интересе к экзотике Петр и его преемники в общем следовали западноевропейским образцам: «зверовой» и «слоновый» дворы в Петербурге в принципе не отличались от знаменитых зверинцев Версаля (знаменитого тепа§епе, основанного Людовиком XIV), Вены, Парижа и Лондона 23. Но помимо сходств, были и отличия: в России социально-культурные практики освоения ранее неизвестного в несравнимо большей степени, нежели в Европе, изначально оттенялись протестом и неприятием. Идеологически инициированный импорт неведомых ранее новинок — будь то слоны, картофель или кофе — бурно приветствуется одними социальными слоями и с не меньшим жаром отвергается другими. Но последствия конформистских и протестных практик не сводятся при этом к элементарной дихотомической модели, а обнаруживают в сфере социальной повседневности и культуры гораздо более сложные результаты. Так, известное неприятие раскольниками картофеля не только сопутствовало теологическим расхождениям приверженцев и оппонентов Никона, но и придало им дополнительную социально-бытовую удостоверяемость, еще более осложнившую (в условиях привычного для России неурожая и голода 24) внутриконфессиональную идентификацию прихожан

56
«старой» и «новой» церкви. Фольклорные легенды о картофеле (равно как и о чае, кофе и табаке) как о богопротивном «травие», произрастающем из могил грешников и грешниц 25, уравновешивались текстами, оправдывавшими инокультурный импорт не только идеологическими, но также практическими (социально-хозяйственными, экономическими и медицинскими) обстоятельствами 26. Не исключено, что одним из компромиссов в данном случае стал выбор обособленного конфессионального пути, по которому пошли, в частности, скопцы и хлысты, не отказывавшиеся от картофеля на практике, но зато воплотившие, как показывает недавнее исследование Александра Панченко, его семиотическую негативность в области жизнестроительной символики 27. В сфере психиатрии такая символизация была бы названа переносом: отрицался не сам продукт, но то, что с ним символически ассоциировалось. В историко-лексикологическом отношении интересно языковое «одомашнивание» картофеля: появившись как иноязычное заимствование, «картофель» окончательно «русифицируется» в слове «картошка», послужив поводом к созданию еще одного хрестоматийного противопоставления нормативного и ненормативного словоупотребления: так, уже в 1854 году митрополит Филарет, посылая в цензуру духовное сочинение, настаивает «попросить цензора, чтобы он почистил некоторыя слова и словосочинения, например, вместо картошки поставил бы картофель»28.

 


Примечания

 

1 Вигель Ф. Ф. Записки М., 1892. Ч. 6. С. 28.
2 Андросов С. О. Скульптура Летнего сада // Культура и искусство России XVIII века. Л., 1989. С. 44-58.
3 Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII века. СПб., 1904. С. 104; лат. оригинал — С. 294.
4 Цит. по: Пятковский А. П. Из истории нашего литературного и общественного развития. СПб., 1888. Ч. 2. С. 15.
5 Гарутт В. Е. Слоны в Санкт-Петербурге //
 http://lenzoo.ru/russian/history/ind13.html
6 Творения иже во святых отца нашего Василия Великого. СПб., 1911. Т. 1. С. 91.
7 Так, например, в тексте лицевого Апокалипсиса XVIII в.: «Человек не человек еси, слон не слон еси человек. Толкование. Слон ноги имать ноги (sic!) безволенныя и к стене прикланяся спит; сице и человек, аще лениво поклоны пред Господем кладет и на стену восклоняся, неси человек, но слон» (Лопарев X. Описание рукописей Императорского Общества любителей древней письменности. СПб., 1899. Ч. III. С. 148—149). См. также: Карнеев А. Д. Материалы и заметки по литературной истории «Физиолога» // Изд. ОЛДП. СПб., 1890. Т. 92. С. 367. Инерция этой квази-этимологии отразится в «Этимологическом словаре» Преображенского, возводящего слово «слон» к глаголу «прислонити» (Откупщиков Ю. В, К истокам слова. С. 241—242)
8 Откупщиков Ю. В. К истокам слова. М., 1973. С. 159—160.
9 Подробно: Oettermann S. Die Schaulust am Elefanten. Eine Elephantographia curiosa. Frankfurt am M.: Syndikat, 1982. См. также: Robbins L. E. Elephant Slaves and Pampered Parrots. Exotic Animals in Eighteenth-Century Paris. Baltimore; London: The John Hopkins UP, 2001.
10 Столпянский П. Старый Петербург: В зверином и птичьем мире // Человек и природа. 1926. № 2. С. 75—88.
11 Weber Chr. F. Das veranderte Russland. Neue, verbesserte Auflage. Frankfurt am M.; Leipzig, 1738. Bd. I. S. 7. Русский перевод: Записки о Петре Великом и его царствовании брауншвейгского резидента Вебера // Русский архив. 1872. № 7-8.
12 Виглин О. О зоологических познаниях и заморских зверях в старой России // Вестник знания. 1937. № 2. С. 75—78.
13 Weber Chr. F. Das veranderte Russland. Neue, verbesserte Auflage. Frankfurt am M.; Leipzig, 1738. Bd. I. S. 7.
14 Анисимов Е. В. Юный град. Петербург времен Петра Великого. СПб., 2003. С. 235.
15 Столпянский П. Старый Петербург // Человек и природа. 1926. № 2. с. 75-88
16 Результаты своих наблюдений Дювернуа доложил в своей речи «О состоянии анатомии и о ее пользе» в публичном собрании Академии наук 28 июня 1728 г. Речь не опубликована. О ее содержании см. протокол Конференции за 14 июня 1728 г. (Протоколы заседаний Конференции имп. Академии наук с 1725 по 1803 г. СПб., 1847. Т. 1. С. 19; Материалы для истории императорской Академии наук/ Сост. М. И. Сухомлинов. СПб., 1885. Т. I. С. 387, 388. Ведомости. 1728. 25 июня). О Дювернуа: Brandt F. Versuch einer kurzen Ubersicht der Fortschrilte, welche die Kenntnis der thierieschen Korper den Schriften der kaiserlichen Akademie der Wissenschaften zu St.-Petersburg verdankt // Recueil des Actes de la seance publique de 1'Academie des sciences de St.-Petersbourg, tenue le 29 Decembre 1831. Spb. 1832. P. 51—117; Graber W. Geschichtliche Berichtigung uber das Caput auriculare musculi styloglossi des Mensclien // Bulletin de la classe physico-matliematique de 1'Academie des Sciences de St.-Petersbourg. Spb. 1857. T. XV.' 12—13. Р. 206—208; Радзюн А. Б. Иоганн-Георг Дювернуа — первый анатом Петербургской Академии наук // Немцы в Санкт-Петербурге (XVIII—XX века); биографический аспект. СПб., 2002. Вып. 2. С. 8—12. В отличие от Дювернуа, В.Н.Татищев, также интересовавшийся мамонтами, отождествлял их в 1721 году со слонами: Татищев В. Н. Сказание о звере мамонте // Татищев В. Н. Избранные произведения. Л., 1979. С. 39—50.
17 The Elephant, principally reviewed in relation to Man. A new edition, rev. by the Author/Rennie?/with engravings. London, 1844. P. 12; Claudon-AdhemarC. Populare Druckgraphik Europas, RuBland vom 16. bis zum Beginn des 20. Jahrhunderts. Miinchen, 1975. Abb. 35.
18 Цит. по: Виглин О. О зоологических познаниях и заморских зверях в старой России // Вестник знания1937.. № 2. С. 75—78.
19 The Elephant, principally reviewed in relation to Man. A new edition, rev. by the Author/Rennie?/with engravings. London, 1844. P. 12.
20 РовинскийД. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. II. С. 133—135; Кн. V. С. 75, 212. По предположению Штефана Ёттермана, «московский» слон 1796 года идентичен со слоном, ранее удивлявшим публику Берлина и Франкфурта-на-Одере (Oettermann S. Die-Schaulust am Elefanten. S. 142—143). B 1777 году «немецкий» слон был героем изданной в Берлине брошюры: [MulcherJ. G.} Geschichte des Elephanten, bey Gelegenheit des hier in Berlin angekommenen merkwurdigen Thieres beschrieben. Berlin, 1777.
21 Басня Крылова стоит особняком как в западноевропейской, так и русской басенной традиции (в целом воспроизводящей сюжеты Лафонтена, Геллерта и Флориана), хотя сюжеты со слонами известны русской басне и до Крылова (Хемницер, Сумароков): Imendorfer H. Die Geschichte der russischen Fabel im 18. Jahrhundert. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 1998. Teil. 2. S. 1275 (s.v Elefant).
22 Михельсон М. И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. М., 1994. Т. 2. С. 274—275. Здесь же примеры из А. Островского и Н. Лескова.
23 Peel C. V. A. The Zoological Gardens in Europe: Their Histories and Chief Features. London: F. E. Robinson, 1913; Loisel G. Histoire des Menageries. Pans: O.Doin et fils, 1912.
24 О голоде как социально-экономическом и культурном факторе в истории см. старую (1922), но не устаревшую работу Питирима Сорокина: Сорокин П. Голод как фактор. Влияние голода на поведение людей, социальную организацию и общественную жизнь. М., 2003.
25 Перетц В. Н. Легенды о происхождении картофеля // Памяти Леонида Николаевича Майкова. СПб., 1902. С. 89—98; Назаревскии А. А. К истории легенды о происхождении картофеля // Русский филологический вестник (Варшава). 1911. Т. 66. № 3—4. С. 15—21; Никифоров А. И. Русские повести, легенды и поверья о картофеле. Казань, 1922; Усачева В. В. Из истории культурных растений: картофель (Solanum tuberosum L.) Славянские этюды: Сборник к юбилею С. М. Толстой. М., 1999. С. 539-550; Усачева В. В. Картофель // Славянские Древности. М., 1999. Т. 2. С. 473—475.
26 Об истории распространения картофеля в России: А. Я. Картофель. История // Энциклопедический словарь / Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб., 1895. Т. ХIV(А). С. 629—630; Подвысоцкий А. О. Водворение и распространение картофеля в Архангельской губернии в 1765—1865 гг. // Русская старина. 1879. Т. 26. Сентябрь. С. 85-87.
27 Панченко А. А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002. С. 384—388.
28 Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкия Сергеевы Лавры архимандриту Антонию. М., 1881. Т. III. С. 309. (С. 398).
 

 


 








Ancient Hindu idea of the world

 

 

Temple of Surya: Dragon Headed Horses Mounting Elephants

 

Thai Drawing of a Tiger Attacking an Elephant

 

Hannibal in Italy attributed to Jacopo Ripanda

 

Hannibal Fighting a Roman Legion in the Alps by School of Raphael

 

Bernini's Elephant and Egyptian Obelisk

 

Elephant Giraffe by Salvador Dali

 

 Elephant carved on the main portal of Metz cathedral

 

A drawing of an elephant by Ulisse Aldrovandi

Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2007
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир