На следующих страницах:
Д. Захарьин. Ольфакторная коммуникация в контексте русской истории

Н. Зыховская. Ольфакторная агрессия в художественном тексте

Г. И. Кабакова

Славянские древности. Этнолингвистический словарь

под ред. Н.И.Толстого. Т. 2. М., 1999, с. 266-269

        Запах — свойство живой природы (человека, растения, животного), в народной культуре связываемое с характеристиками своего и чужого, противопоставлением жизни и смерти, с праведностью или греховностью. Запах зачастую выступает как важный признак пограничных состояний. Согласно традиционной концепции, человек ничем не пахнет, пока остается в своей среде, ср. пол. поговорку, «лучше всего пахнет тот, кто ничем непахнет». Исключение представляет сладкий возбуждающий запах, который, как говорят, исходит от молодой женщины (с.-х. «Все девушки пахнут как цветы». Ср. в хорв. песне: «Ой, девушка, душа моя / Чем пахнет твое чрево? / Не бессмертником, не базиликом, / А девичьим духом» (СЕЗб 1975/8:20). Но при этом хорватки душили одежду лавандой, базиликом, боснийки пользовались яблоком и рутой, т. е. растениями, которые могли усиливать этот особый запах. Девушка, нося за пазухой душицу и герань, читает особый заговор, прося цветок привести ей богатого жениха, недаром в сербской песне запах девушки сравнивают с геранью и айвой. Пахучие растения используются как средство обольщения и в самом начале жизненного пути. Так при первом купании ребенка в воду добавляют любистик (рус., укр., чеш.), мед («чтобы была красива
и пахла», чеш., укр., Покутье), а также мяту, кудрявец и др.
 

267

         Дурной запах человеческого тела в славянской культуре толкуется как знак моральной испорченности, признак болезни, насланной за тяжкие грехи. В духовном стихе «Сорок калик с каликою» княгиня Апраксия (или Апраксеевна Королевична) за свой двойной грех (прелюбодейное намерение в отношении пасынка Касьяна и навет) терпит мучения от Бога: «слегла княгиня в великое во гноище» и «лежала в сраму полгода». Спасенный Богом Касьян, сын Михаилович, не мстит княгине, а по-христиански прощает ее. «А и дунул духом святым своим / На младу княгиню Апраксеевну; не стало у ней того духу, пропасти» (Бесс.КП 1:16,19).
 

        Запах, дух и этимологически, и семантически тесно связан с дыханием и речевой деятельностью. В «Повести святого отца о ползе душевной всем православным христианам», приписываемой Иоанну Златоусту, объясняется, что происходит с матерщинником: «А котораго дни человек матерны излает и в тот день уста его кровию запекутца злые ради верыи нечистого смрада исходящего из уст его, и тому человеку не подобает того дни в церковь Божию входити, ни креста целовати ни евангелия, и причастия ему отнюдь недавати» (Родосский:425). Поэтому и говорится «не бранись — нечисто во рту будет», «не
сквернит в уста, сквернит из уст» (Даль ПРН:271). Дурной запах изо рта выдает богохульника или лживого человека: «У которого человека смородит изо рта — в том несть правды». Но он может возникнуть и в результате нарушения беременной женщиной запретов. «И штоб идзе падло, дак штоб не плевала «тьфу» и не казала, што «смердзиць», а «пахне», а то народзиця дитя, будзе з роту так недобре смердзиць» (гомел.). Если вред был причинен, от запаха можно избавиться, разыграв заново ту же сцену. Мать должна долго вдыхать ртом смрад падали, утверждая вслух, что «падло не сьмердзiць, дак нехай i ў мене з рота не сьмердзiць» (бреcт., ПА).
 

         Запах жизни и смерти. Особый запах появляется у пожилых людей, о них говорят, что они, в отличие от молодых, пахнут сеном (ср. макед. «Оно се познава, / та што си jе младо: душа му мерише / како на босиљк ~ а што си jе старо: душа му мерише / на сено спурено» [По тому узнают молодого: душа у него пахнет как базилик, а старика по тому, что душа у него пахнет как сено]), старухой или стариком (с.-рус.), ладаном, землей (брян.), т. е. способность издавать запах приписывается не жизни, а смерти, ср. пол. проклятие:«Чтоб тебе косой запахло!». Настоящий запах смерти начинает источаться лишь в тот момент, когда душа покинет тело. В сказках бесы дерутся между собой, пытаясь овладеть душой, и с пренебрежением отказываются от смердящего тела. Этим представлением в частности мотивируется запрет перевозить покойных на лошадях: их можно везти хоронить только на волах, иначе тело растрясется и начнет смердить (Закарпатье). Запах смерти заразителен, поэтому, пока в деревне лежит непогребенный мертвец, стараются не варить обед, иначе он будет пахнуть трупом (полес.).
 

        Только смерть проливает истинный свет на прожитую жизнь. Аромат, исходящий от покойного, означает, что он достойно прожил жизнь: «Почиша (мученики) бо в мирѣ, и гроби ихъ фимияномъ мирисаютъ, и мощи ихъ цвѣтутъ, яко благоуханней цвѣтъ» (СРЯ 11—17 вв. 9:167). Святые мощи будут благоухать и столетия спустя после смерти праведников. Неземным ароматом сопровождаются видения Богоматери. «Благоуханным цветом» называется Одигитрия, находящаяся в Воронежском кафедральном соборе. Символом Богородицы выступает и белый крин (лилия), знак непорочности. Благоухание становится синонимом христианской веры. Так, в болгарской песне она сравнивается с ароматом базилика: «Християнска вяра мирише като на бял босилек» [Христианская вера пахнет как белый базилик]. У русских считается, что хороший запах младенца возникает лишь в результате крещения, а до того он пахнет потом (смолен., костром.).
 

        В болгарской апокрифической традиции непорочное зачатие связано с запахом цветка, который вдохнула Богородица. В богомильской легенде рассказано, что Бог хотел духом своим создать сына. Дьявол посоветовал ему на ночь спрятать под мышку веточку базилика, а наутро отдать ее благочестивой и целомудренной Марии, что Господь и сделал. В других текстах базилик (белую лилию или ромашку) принес Марии архангел Гавриил (Монтана; в этой же

268

области стараются сеять базилик на Благовещение, чтобы он лучше рос и  сильно пах; у гуцулов — на Рахманский великдень). В песнях «Мария и ангелы» и «Зачатие и рождение Христа» Мария живет в монастыре и поливает цветы: «Вдохнув белую лилию. Забеременела Мальчиком» (Габрово, Вранска:95).
 

        Как благоухание служит знаком праведности и бессмертия, так и смрад обличает греховность. Гибель великих грешников, сопровождаемая страшным «злосмрадием», способна вызвать гнев стихий и привести к природным катаклизмам. Что и случилось, когда тело убитого Лжедмитрия было выставлено «на позорище»: «сама земля возгнушилась, и звѣри и птицы такового сквернаго тѣла гнушалися и не терзали... Земля возгнушалася на себѣ держати проклятаго и мерскаго трупа и воздухъ отвратишася, съ небесе дождя на землю не сотвориша, земля плода своего, дондеже тот проклятый трупъ лежаше, и солнце не возсiя смрада ради трупа того, и всеплодiе исякло и поиде смрадъ на всеплодiе и отъятъ Господь тука пшенична и гроздiе, дондеже не исчезе трупъ его» (РИБ, XIII, стлб. 831, ср. стлб. 59).
 

       Дурно пахнут те, кто при жизни предавался такому нечистому занятию, как колдовство. Болгарские ведьмы, мамницы, умирая, дурно пахнут, изо рта их вылезают черви; кстати, по дурному запаху, исходящему от молока, узнают, что оно было испорчено (мамено) ведьмой (с.-зап. Болгария). Вонь не только выявляет греховную сущность человека, но и сама оказывается разносчиком греха. От тела разрубленной на куски и сожженной на костре ведьмы исходит смрад, который «заражает» всех вокруг: «хто такого смуроду набраўся, на век видьмаком астаўся» (смолен., Добр.СЭС 1:393). Посмертное наказание колдунов под стать их прегрешениям: «чародеи все изыдут в диавольский смрад» (Бесс.КП .5:213), то есть попадут в ад. Зачастую он самым тесным образом связан с грехом, дьявольской силой. Так, постоянный эпитет беса — злосмрадный; смердение падшего ангела оказывается причиной его изгнания из рая (смолен, апокриф «Вражда Саваоха и Саваула, светлого и темного духа»). Дурным запахами изредка наделены и другие мифологические персонажи: например, у вил он исходит от волос. Подобный запах выдает околдованные предметы, в частности еду (вологод.).
 

       Дурной запах агрессивен (ср. загадки «В нос кидается, а в руки не попадается», «Кожана пушка, духовая пуля, метится в пятку, очутится в носу» с разгадкой «вонь») и заразителен. Так, трупный запах бузины в этиологической легенде, известной полякам и украинцам, объясняется тем, что Иуда положил конец своим дням, повесившись на этом кустарнике.
 

        Дьявол и вила воняют, поскольку они принадлежат иному миру. Напротив, в потустороннем мире к запаху живого человека оказывается весьма восприимчива нечистая сила, поскольку обоняние заменяет ей зрение. Именно так баба Яга или змей обнаруживают незваных пришельцев: «Фу! Фу! Доселева русского духа видом не видано, слыхом не слыхано, а ныне русский дух в очью проявляется» («Финист Ясный Сокол», «Федор Тугарин», «Марко Богатый и Василий Безсчастный»), поскольку «запах живых в высшей степени неприятен мертвецам. Он так же противен им и страшен, как запах мертвых страшен и противен живым» (Пропп ИКВС ²:бб). Нормальный человеческий запах способен победить смерть: чтобы поскорее забыть покойника, вдове надо понюхать свой пот (гомел., ПА).
 

      Попадая в мир людей, духи оказываются по-разному чувствительны к запаху. У болгар, например, «ольфактивный» код описания нечистой силы противоречив: с одной стороны, дьявол безносый, как смерть, т. е. лишен обоняния, а с другой, он боится запаха чеснока и ладана. Сам он по легенде возник — вместе со змеями и мышами (см. Гады) — из груди язычника, понюхавшего ладан.
 

        Окуривания ладаном и асафетидой, растением с сильным чесночным запахом (укр. сафатина, рус. дурной дух), помогают от ведьм. У гуцулов ею кадят в стойле, под выменем коров, у белорусов с ее помощью распознают колдуна: кто не выдержит ее запаха и выбежит из дома, тот знается с нечистым. Пахучие растения амбивалентны: они, с одной стороны, защищают от нечистой силы, но с другой, способны ее приманить. Так, базилик, проросший через череп змеи, позволяет разглядеть дьявола (болг.), но его нужно нюхать с

269

осторожностью, так как он способен оживить духов (пол. травники XVII в.). Русалка превратила свою жертву, защекоченного до смерти юношу, в базилик. Возможно, такова же мотивировка запрета нюхать цветы до Троицы (чернигов.)На Русалчын Велыкдень русалка выпытывает у своей потенциальной жертвы, какое растение та держит в руках: мята и петрушка обостряют ее сексуальный аппетит, полынь обращает в бегство (полтав.), как и формула, упоминающая растения-апотропеи: «Хрен да полынь, плюнь да покинь!» (житомир.). Точно так же одно лишь название чеснока, произнесенное вслух, способно прогнать лешего (рус.), ср. рус. апотропейную формулу: «Чеснок тебе под язык». Чеснок предупреждает гуцула: «Не лупи мене до живого, то я тi збавлю вiд усього злого» (ЕЗ 1898/5:170). Как утверждает рус. пословица, «хрен да редька, лук да капуста лихого не пропустят». Эти сильнопахнущие растения не только повсеместно служат апотропеями против нечистой силы, но и помогают избавиться от такого изъяна, как запах изо рта.
 

         Запах как признак чужого. Дурным запахом щедро наделяют иноземцев и инородцев. В Болгарии новорожденного натирали солью, чтобы он не потел, когда вырастет, и не вонял, как турок. Болгары считают, что замужняя турчанка особенно дурно пахнет, тогда как в чешском употребляется выражение smrdi tu jak v ciganici. Поляки убеждены, что от русского несет водкой, от немца говном, а у француза воняют яйца (ср. также ругательство Cygan jej pachnie!). Однако самым устойчивым национальным стереотипом оказывается запах чеснока и лука, издаваемый евреем; поляки утверждают, что «В чужих странах евреи не такие вонючие, как в Польше», они обзывают еврея smrodom, русские — смердюком, вонючим (смолен.). Рус. эвфемизм «пахнуть луком или чесноком» указывает на «принадлежность к еврейской нации» (Даль 1:434). На Русском Севере считают, что от евреев, как и от турок, пахнет псиной, поскольку они и есть псы. (В русской традиции запах становится также и социальным маркером: в «Русской правде» (XI—XII вв.) термин смерд (от смердеть) имеет значение 'крестьянин, мужик, подданный'.)
 

        Полесские орнитологические термины смэрдючий удод и жыдоўская зозуля косвенно подтверждают устойчивость обонятельной характеристики еврея. Дурной запах был послан удоду в наказание за то, что, будучи царем птиц, захотел стать богом (чернигов.).
 

     Вонь приписывают также жужелице (рус. диал. вонюга, вонючка), сизоворонке (болг. смрдлива врана, Кюстендилско), сойке, барсуку, хорю (рус. диал. вонюга, болг. смърди како пор о нечистоплотном человеке), кобыле, козлу и собаке. У юж. славян записано следующее предание. В прежние времена люди выгоняли собаку из дома за ее запах. Она пошла искать правды у Бога, но он тоже приказал выгнать ее. Тогда она вернулась на землю, намазала себе зад ванилью, и с тех пор собаки обнюхивают друг друга под хвостом и воняют меньше (Славония), хотя о них по-прежнему говорится, что дурной их запах «шибает на сто локтей вглубь».
 

Лит.: Родосский А. Описание 432-х рукописей, принадлежащих Санкт-Петербургской Духовной Академии, СПб., 1893:425; СБФ-95: 287; СРНГ 5:93; ЖС 1994/2:35; Череп. МРР092, Иван.МЭВ:118; ПЭС:60; Серж.ПЗ: 190; Порф.АСНС:466; Аф.ПВ 2:570-571; Добр.СЭС 1:226,393; Бесс. КП 1:16,19; 5:213; Ив.БКЛ:331,344; Фолклорен еротикон. София, 1993:150—154; Вранска Ц. Апокрифите за Богородица и българската народна песен // Сборник БАН. София, 1940/34: 95-97.