Голова

 

 

На следующей странице:

К.Г. Юнг. Магические свойства головы и черепа человека

 

 

                                                                              Ричард Онианс

 

                        Онианс Р. На коленях богов. М.: "Прогресс-Традиция", 1999, с. 113-129.

 

 

       Псюхе [душа-дыхание] преимущественно связана с головой, откуда она, естественно, могла «выдыхаться». До сих пор мало внимания уделялось тому факту, что, хотя вместилищем сознания, эмоций и мысли у Гомера оказывается грудь, ее органы и находящийся в груди тюмос, голове также придается особое значение, она обладает особой ценностью или даже святостью, отождествляется с человеком, с той самой душой-принципом жизни, которой, по-видимому, и должна быть псюхе.

 

              
 

        Голова есть жизнь или вместилище жизни. «Я спасу тебя», — обещает Гермес Одиссею, страшащемуся магии и зелья Кирки. «Иди в жилище Кирки с этим добрым снадобьем, которая отразит злой день от твоей головы» (Оd. Х 286 слл.). «Я страшусь не столько за тело Патрокла, сколько за свою и твою голову», — говорит Аякс Менелаю, хотя речь идет об опасности битвы вообще (Il. XVII 240 слл.). Эта идея оказывается устойчивой и в V веке до н.э.: «Гера пошлет по мою голову» (Вассh. V 89 cл.); «опасности на мою голову» (Soph. ОС 564).
 

      «Ты поплатишься головой», — грозит один из женихов Ментору (Оа. XXII 218). Агамемнон утверждает, что клятвопреступники не останутся безнаказанными, они поплатятся «своими головами, женами и детьми» (Il. IV 160 cл.). Произнося клятву и навлекая на себя гнев богов в случае ее нарушения, гомеровский грек не просил богов поразить его громом или пронзить ему

114
сердце, но говорил: «не сносить мне головы на плечах, ежели...» (Il. II 259 cл.) или «пусть чужак срежет мне голову, если....» (Il. V 214 cл.; Оd. XVI 102 cл.). Убеждением, что в голове находится псюхе, т.е. «жизнь», можно объяснить обычай отрезать головы убитым врагам и использование глагола δειροτομεν (перерезать шею) в значении «убивать» (Il. XIII 202 cлл., XVII 126 cл., XXI 89, 555, ср. Оd. XXII 328 cл., 349, Х 438 слл. и т.д.; Hes. Theog. 280).

 

                 
 

    Голова пользуется особым почетом. «Патрокл, которого я чтил превыше всех товарищей наравне с собственной головой!» — восклицает Ахилл (II. XVIII 82). Бесчестье прежде всего затрагивает голову. Распутные служанки «вылили позор на голову» Телемаха (Оd. XXII 463). «От меня не скрыто совершенное тобой большое деяние, запятнавшее твою голову», — укоряет Пенелопа одну из этих служанок (Оd. XIX 91). Об устойчивости представления, согласно которому честь и бесчестие в первую очередь затрагивают голову, свидетельствуют, например, контексты Неs. Sс. 104; Рind. Ol. VI 60, VII 67; Еur. Andr. 110.
 

    «Заклинаю тебя жертвоприношением и даймоном, а также твоей собственной головой и головами твоих друзей», - обращается Теоклимен к Телемаху (Оd. XV 261 cл.), подобно тому, как Гектор молит Ахилла: «Заклинаю тебя твоей псюхе» (Il. XXII 338). Так же просят друг друга и бессмертные боги: «Клянусь Землей, Небом и Стиксом, твоей священной головой и нашим брачным ложем!» твердит Гера, пытаясь убедить Зевса (Il. XV 36; буквально: «пусть будут свидетелями Земля и т.д.», но ср. Нom. Hymn. Merc. 274, Нуmn. Ven. 26 cл.; этим, наверное, объясняется и святость помавания головой, о чем мы будем говорить далее). Говоря о некоем действии в будущем, человек кивает головой, гарантируя осуществление6, тем самым вкладывая в намеченное действие свою псюхе, душу, принцип жизни, и, как мы покажем ниже, также и физическую силу, способность к осуществлению. Пообещав Фетиде исполнить ее просьбу, Зевс говорит: «Теперь я кивну головой, чтобы ты мне поверила, ибо это величайший знак от меня бессмертным. Ни одно мое решение не может быть отменено, не может оказаться ложным или не исполниться, если я кивну головой». Зевс помавает головой, и Олимп сотрясается (Il. I 524 слл.; ср. I 514, XV 75, VIII 246, XVII 206-210 и т.д.). Мы уже показывали, какое значение имеет кивок бога (ср. Нom. Hymn. Merc. 518 cл.).

 

                  
 

115

    В определенном отношении голова равна самой личности. «Тевкр, драгая глава!» — окликает соратника Агамемнон (Il. VIII 281). Однако во всех остальных случаях так у Гомера именуются умершие. «Зачем ты приходишь сюда, любезная глава?» — вопрошает Ахилл псюхе Патрокла (Il. XXIII 94). «Такую главу я оплакиваю», — говорит Пенелопа о муже, которого считает погибшим (Оd. I 343, ср. 161, 396). «Какой головой овладела земля», — поминает Одиссей Аякса (Оd. XI. 549) и к самому Аяксу в царстве мертвых обращается так: «Мы постоянно скорбим по тебе столь же сильно, как по голове Ахилла» (XI 556 слл.). «Теперь я доберусь до убийцы любезной главы», — радуется мести Ахилл (Il. XVIII 14) и, свершив месть, грозит Гектору: «Никто не отгонит псов от твоей головы» (Il. XXII 348).
 

      «Разожги огонь, а я подниму вихрь... который сожжет головы троянцев и их оружие», — предлагает Гера Гефесту, имея в виду, разумеется, не только головы, но и тела троянцев (Il. XXI 333). Точно так же Приам вручает Ахиллу выкуп «за голову Гектора» (Il. XXIV 276, 579, ср. 581), подразумевая все тело. Складывается впечатление, что после смерти значение имела только голова. Когда Приам возвращается с телом Гектора, Гекуба и Андромаха сперва выдирают себе волосы, а затем бросаются к колеснице и обнимают голову Гектора (Il. XXIV 710 cл.). Привезя Гектора во дворец, мать и вдова кладут его на кровать, погибшего окружают плакальщицы, и Андромаха запевает скорбную песнь, «держа в руках голову Гектора-человекоубийцы» (Il. XXIV 723 cл.). Так же процессия колесниц и пеших соратников доставляет к погребальному костру тело Патрокла. «Они покрывали все тело волосами, которые они отрезали и бросали на него, а божественный Ахилл сзади нес голову, скорбя, ибо он провожал безупречного друга в жилище Аида» (Il. XXIII 134 cл. Этим обычаем
объясняется синонимия τριχσαι, (рвать волосы)=θάψαι, (погребать) у Гесихия (Т 1473 (s.v. τριχσαι).

 

                 

116
      Знаменитая строка Гомера «многие мощные души отправил в Аид» (Il. I 3) находит точную параллель в строке «отправил многие мощные головы в Аид» (Il. XI 55). Герои, подвергающиеся опасности, «рискуют псюхе» (Оd. III 74) или «головой» (Оd. II 237). Наконец, уже в Аиде ψυχαί четырежды именуются «бесстрастными головами мертвых» (Od. Х 521, 536, XI 29, 49). Представление о псюхе-голове или псюхе, находящейся в голове, помогает объяснить, почему атрибутом Аида был шлем, закрывающий голову (κυνέη), т.е. скрывающий, делающий невидимой псюхe (Il. V 845, Неs. Sc. 227).
 

      Многие другие народы приписывали голове особую святость как вместилищу души. Хаома, которому персы посвящали макушку, в момент смерти принимал бессмертную часть человека. Это же поверье приводило к сохранению головы после смерти. Германские племена, разделявшие эти верования, развешивали человеческие головы на деревьях (см. Тас. Аnn. I 61 и прим. Ниппердея), а если они полагали, что в каких-либо несчастьях повинен дух умершего, они отрезали от его тела голову и сжигали. Этим представлением объясняется множество загадочных выражений в «Беовульфе». В битве основное значение приписывается голове. Виглаф «носит свою голову войны (wigheafolan), чтобы помочь своему господину». Воины сражаются, чтобы «уберечь свои головы» (hafelan weredon). Особое значение придается также голове погибшего. Когда Беовульф и Ворм насмерть поразили друг друга, Виглаф «несет стражу над головами (headfodwearde) друга и врага» (ст. 2909). Голова отправляется в норвежское царство мертвых Неl.

 

                 
 

      Кельты тоже отрезали головы своим врагам, «они поклонялись головам предков и вешали их на стены своих жилищ, чтобы обеспечить себе защиту духов», в точности как тавры, согласно описанию Геродота (IV 103). Вероятно, сюда же мы можем отнести и миф об Эномае, желавшем построить святилище из голов женихов своей дочери (Tzetz. Lycophr.160; Schol. Il. IX 557); а также предание, согласно которому Иолай отрезал голову Эврисфея, воевавшего про-

117
тив сыновей Геракла, и похоронил ее отдельно у Трикоринфа в месте, названном «Головой Эврисфея», а тело в Гаргетте (Strab. VII 6, 9; ср. Pind. Pyth IX 80). Головы сыновей Египта также были похоронены в названной их именем гробнице в Аргосе, отдельно от тел, лежащих в Лерне (Paus. II 24, 2); корибанты (кабиры), убив своего брата, завернули его голову в красную ткань, принесли ее к подножью Олимпа и там похоронили отдельно от тела (Clem. Alex. Protr. II р.16, ed. Poter. Клеомен, царь Спарты, хранил голову своего друга Архонида в сосуде с медом и совещался с ней, принимая важные решения (Аеl. VН XII 8); тело Орфея было разорвано на куски, но голову похоронили в гробнице или святилище (на Лесбосе или в ином месте), и она долго еще изрекала пророчества. Как мы помним, тело Пенфея тоже было разорвано менадами на куски и разбросано на горе, однако голову они принесли домой. Можно упомянуть и человеческую голову на печатке из некрополя в Фесте (см. у Нильссона (337, рис. 66, с. 199)) и множество черепов, найденных повсюду в гробницах минойской цивилизации (Ксантудидес (402, с. 7 и с. 92)), не нарушившей систему первобытных представлений.
 

    Согласно Пиндару, псюхе «одна лишь от богов» переживает смерть. Она «спит, когда действуют члены, но спящим во множестве видений являет грядущие радостные и печальные события» (Fr.131, 96). Так и у Гомера псюхе, по-видимому, не участвует в обычной жизни наяву и размещается в голове, содержимое которой, в отличие от органов груди, как казалось, не обнаруживает движения, связанного с обыденной жизнью. Вероятно, нужно отметить, что сонный призрак (νειρος, Il. II 20, Х 496, Оd. IV 803), псюхе умершего (Il. XXIII 68) и бог, являющийся человеку во сне (Il. XXIV 682, Оd. VI 21, XX 32), во всех семи контекстах, где упомянуто это явление, становятся не в ногах спящего и не сбоку, но у головы или над головой. Древние евреи помещали сознание в сердце (Дан. 2, 30; 7, 28 и т.д.), а голове первоначально приписывали то же значение, что мы находим у греков. Этим объясняется, например, почему разгадывая Навуходоносору сон, который царь не смог

118
понять после пробуждения, Даниил объявляет: «вот каков твой сон и видения твоей головы на ложе твоем» (Дан. 2, 28). Выражение «видения головы» повторяется в этой книге неоднократно (4, 5 и 13; 7, 1 и 15). Позднее евреи и вообще семиты сохраняли человеческие головы, приписывая им дар пророчества. Если псюхе находилась в голове и ее способности не проявлялись наяву и сознательно, этим может объясняться знаменательность чихания, тем более что подлинные причины этого явления оставались неизвестными. Как мы видели, греки сохраняли головы, приписывая им пророческий дар. Чихание, естественно, считалось проявлением некоей силы, заключенной внутри головы, это было спонтанное выражение чего-то, не подчинявшегося ни телу, ни сознательной воле, поэтому чихание также считалось вещим знаком, исходящим от особой силы или особой мудрости. Пенелопа говорит Эномаю: «О, если бы Одиссей вернулся в отчизну, скоро бы он вместе с сыном отомстил этим мужам за насилие» — так она сказала, и Телемах громко чихнул, и крыша загремела ужасно. Тогда Пенелопа рассмеялась и молвила Эномаю крылатое слово: «Прошу тебя, ступай, позови ко мне чужестранца. Разве ты не видишь, что мой сын чихнул на все мои слова? Значит, не останется несвершенной смерть для женихов, и ни один из них не избегнет смерти и кер» (Оd. XVII 539-547; для римлян ср. Cat. XLV). Позднее грек воспринимал свое чихание как подтверждение того, о чем он только что подумал (Anth. Pal. XI 375). Это соответствует нашей интерпретации святости кивка: кивок «от имени псюхе» подтверждал осуществление только что произнесенного обещания. Значит, и чихание является кивком, исходящим не от сознательного «Я», но от души, обитающей в голове. Когда человек чихал, следовало почтить его голову (см. Eustaph. 757 Il. IX 378). Приписываемый Аристотелю трактат «Проблемы» объясняет святость чихания тем, что подобно отрыжке и иным «дыханиям» оно
исходит из головы, наиболее важной части человеческого тела (Prob. 962 а (XXXIII 7)). Если чихание, не имевшее очевидного пророческого значения, воспринималось как признак расстройства души-жизни, газообразной псюхе, становится понятным, почему чихнувший приговаривал: «Спаси, Зевс». Евреи в таких случаях возносили молитву о благополучии чихнувшего, а индусы говорили: «Живи!» (см. у Тайлора (386, т.1, с. 161)).
 

 119

      В раввинской традиции поясняется, что первоначально Господь установил, чтобы человек чихал лишь однажды, и в этот момент его душа должна была покинуть тело. Каббала, сохранившая антропоморфические представления о божестве, учит, что «Дух переходит из сокрытого мозга в галерею ноздрей» (см. у Мазерса (324, с. 131, 133, 273)). В семнадцатом столетии чихание все еще было «движением мозга» (см. трактат Томаса Брауна (217) о распространенных заблуждениях (Pseudodoxia Epidemica IV 9)).
 

      По мнению Гомера, животные также имеют души (Оd. XIV 426); их поэт тоже именует «головами» (Il. IX 407, XXIII 260). Известно, что в послегомеровскую эпоху распространился запрет (особенно в Аттике) поедать мозг и вообще содержимое головы. Старухи, традиционные стражи веры, выбрасывали мозги, видя в них скверну (см. Schol. В и Еustaph. Il. IX 378; Athen. I 65 cл.; Рlut. Моr, 635 е). Подобного рода табу совершенно естественно в отношении того, что отождествлялось с душой или жизнью. Этим же, вероятно, мы можем объяснить восходящий к микенской эпохе обычай сохранять и закреплять на стене головы принесенных в жертву животных. Такой же ритуал исполняли германцы, тоже верившие, что в голове находится душа, и потому воздерживавшиеся от употребления ее в пищу (Тас. Аnn. I 61, ср. сообщение Саксона Грамматика (р. 75 Holder).
 

      Следы этого представления мы можем обнаружить у Гомера там, где современный ему слушатель легко довершал картину. Возьмем кажущийся теперь странным обычай покрывать золотом рога жертвенного быка. Гомер поясняет, что это делается, «чтобы богиня порадовалась при виде γαλμα» (Оd. III 437, ср. 384; Il. Х 294), а спустя сто шестьдесят строк он говорит, что Эгисф «сжег много бедер на священных алтарях богов и закрепил много γαλματα, одеяний и золота» (Оd. III 273 dл., ср. VIII 509, XVI 184 cл., XII 347). Агафий вопрошает Трою: «О град, где твои стены, где многосчастливые корабли, где головы закалываемых быков?» (Аnth. Pal. IX 153).

120
      Возможно, первоначально бог находился в γαλμα. По сообщению Хвольсона (226, т. 2, с. 19, с. 388 cл.), сабеи выбирали в жертву людей, похожих на соответствующее божество, и сохраняли их головы в уверенности, что в голову входит и пророчествует само божество. Согласно Геродоту в племени исседонов сын вычищал череп умершего отца, покрывал его золотом и относился к нему как к γαλμα, принося ему жертвы (IV 26). Николай Дамаскин сообщает, что ливийские панебы хоронили только тело своего царя, а голову отрезали, покрывали золотом и выставляли в храме (Fr. 44 НGМ). Золото могло первоначально иметь не только орнаментальное значение, поскольку оно повсюду признается веществом жизни или бессмертия (Шатапатха-Брахмана V 2, 1, 20; 3, 5, 15; 4, 1, 14; VI 7, 1; XII 5, 2, 6; III 1, 1 ,4). Золотом покрыты лица и головы покойных в могилах микенской цивилизации .
 

    Полагаю, что с обычаем сохранять голову, вместилище души, можно связать παρχαί, «прелюдию жертвоприношения», когда в огонь бросали «волосы с головы» обреченной жертвы (Il. III 273, Оd. III 446, XIV 422). После этого, уже не касаясь головы, рассекали топором шею или перерезали горло жертвы (Оd. III 449 слл.). С этим «первым актом» обряда я хотел бы соотнести завершающий момент, когда, принеся богам в жертву бедренную часть и тук и съев перед закатом остальное мясо вместе с внутренностями, вырезали язык жертвы и сжигали его, поливая вином. Это означает, что голова оставалась нетронутой. Приношение волос первоначально было либо подменной, либо символической жертвой головы и души, поскольку целое разделяло симпатически судьбу части. У Еврипида женщина переходит под власть подземных богов, когда Смерть срезает прядь волос с ее головы (Адс. 73 сл.).В эпоху Гомера герой, обнимая голову погибшего друга или родича, приносил ему в посмертный дар собственные волосы, которые сопровождали покойного в жилище Аида. Далее мы подробнее обсудим значение, приписывавшееся волосам.
 

      Представление, что в голове находится душа, сохраняющаяся после смерти, побуждало вытирать жертвенный нож о голову жертвы: вместе с кровью снималась и вина за убийство. У Софокла Клитемнестра, зарезав Агамемнона, «вытерла пятна о его голову» (Еl. 445 сл.)

121
      Существуют разнообразные доказательства того, что голова почиталась священной и потому упоминалась в клятве и мольбе; жизнь (.псюхе) содержалась во «внутренностях» головы (γκέφαλος), т.е. в мозгу и спинномозговой жидкости, которые и позднейшим греческим философам казались «наиболее причудливыми частями тела» (Arist. РА 656 а 26 (II 10)). Формула, с помощью которой герои обрекали себя гибели в случаи нарушения клятвы («пусть моя голова слетит с плеч» и т.д.), варьируется в формуле проклятия, которое ахейцы и троянцы призывали на головы тех, кто нарушит перемирие: «пусть γκέφαλος их и их детей вытечет на землю так, как течет это вино, и пусть их жены смешаются с другими мужами» (Il. III 299 cл.). Гомер и его слушатели знали, что и при жизни (и некоторое время после смерти) мозг представляет собой текучую массу. Он считался священным и не употреблялся в пищу, однако мозг не имел отношения к обычному сознанию, восприятию, эмоциям, которые сосредотачивались в груди. Мозг являлся носителем жизни как таковой, той ее части, которая сохраняется и после смерти. Однако жизнь не только сохраняется в индивидууме, она передается дальше, порождая новую жизнь. Это — величайшее из чудес. У других народов и, как мы увидим, у древнейших греков священными считались те части тела, которые являлись вместилищем и источником жизни именно в этом смысле. Они упоминались в клятве и мольбе. Кажется вполне естественным и логичным, что жизнь или псюхе, которой человек наделяет другого, исходит от его собственной псюхе, т.е. из его головы, и потому семя, несущее новую жизнь, должно состоять из того же вещества, что и спинномозговая жидкость, в которой содержится жизнь родителя. Отождествление семени со спинномозговой жидкостью играет центральную роль во всей рассматриваемой концепции. Этой идентификации способствовала, как мы увидим, и «жизненная сила» головы, производящей волосы.

122
      Не следует ожидать, чтобы этот аспект отчетливо проявлялся у Гомера, однако одно место нам еще предстоит обсудить. У Гесиода эта мысль совершенно очевидна, хотя на данный стих и не обращали до сих пор внимания. По его словам, в летний зной «женщины распутны, но мужчины бессильны, потому что Сириус сушит им головы и колени, и плоть высыхает от жары» (Еrga 586 слл.). То же и у Алкея: «женщины сейчас похотливы, а мужчины тощи, потому что Сириус сушит головы и колени» (Fr. 39, 6 cл. Bergk). Далее мы покажем, что упоминание коленей усиливает наши доводы.
 

      Теперь можно истолковать таинственный миф, также запечатленный Гесиодом, согласно которому Зевс пожелал родить дитя без матери и породил Афину из головы (Тheog. 924). В гомеровском гимне Пифийскому Аполлону говорится, что автор «породил» эту песнь «в своей голове» ((130 слл., ср. Ноm. Hymn. Мin. (XXVIII) 4 cл.: «породил из священной головы»). Представление о мозге как эмбрионе сохранилось в медицинских названиях оболочек мозга — dura mater и pia mater, переведенных с арабского). Позднее в Греции господствовало представление, согласно которому семя являлось псюхе и накапливалось в голове. На критском празднестве Молос изображался безголовым, поскольку его постигла кара после насилия над нимфой; в Танагре в таком же виде и по той же причине изображался тритон (Рlut. Mor. 417 е (Def. Оr. 14); Раus. IX 20, 4 cл. Молос мог быть растительным духом — ср. μολεύω).
 

      Голова считалась началом, источником порождения. У орфиков Зевс прославляется как «Зевс голова, Зевс средина, от Зевса все обретает конец» наряду с «Зевс начало» и т.д. (Fr. 21 а, 2; 21, 1; ср. 168, 2 Кеrn). Более длинный орфический гимн прославляет Зевса как «родителя всего»: «О царь, из твоей головы явилось это, богиня Земля и море, и все, что заключает в себе небо» (8 Hymn. Orph. XV). Из этих же соображений орфики и пифагорейцы утверждали, что равно грешно есть бобы (κύαμοι) и головы родителей. Κύαμοι  казались
 

123
древним яичками, вместилищами семени, их название связывалось с глаголом κυεν «зачинать», откуда и возникает эта идентификация, и на бобы накладывается табу как на головы родителей. По-видимому, орфики и пифагорейцы прибегали к пищевым запретам, чтобы не допустить поедания псюхе в каком-либо из ее обличий. Мы видели, что голова Орфея почиталась также отдельно от тела и сохранила то, что было в этом певце бессмертного. Здесь учение орфиков и пифагорейцев сходится с гомеровским мифом и с олимпийской религией, которым они обычно противопоставляются. Точно так же, как у Гомера слова ψυχή и κεφαλή (голова) оказываются взаимозаменимыми, существует два варианта пифагорейской присяги, идентичных за исключением начала: «Клянусь тем, кто дал нашей псюхе четверицу», и: «Клянусь тем, кто дал нашей голове (κεφαλ) четверицу» (Plut. Plac. Phil. Epit. I 3, 18; см. также у Дильса (88, с. 282) и Stob. Ecl. I 10,12).
 

      Представление о том, что душа и семя новой жизни находятся в голове, подкреплялось сходством человека с другими детьми Матери-Земли, в особенности с зерновым колосом. На этом сходстве основаны элевсинские и другие мистерии. Отождествление человека с растением проявляется в мифах, согласно которым люди выросли из земли как посев. Во фригийских мистериях божество именуется спелым колосом, то же самое открывалось и посвященным в тайну Элевсина (см. Hipp. Ref. Haer. V 9). Во Фригии голова человека отождествлялась с «головой» (колосом) зерна, это видно в истории Литиерса, который угощал пришельцев, звал их вместе жать и, срезая серпом «хлеб в рост человека», срезал заодно голову и гостю (Sosith.Fr. 2, 19 Nauck).


      Во многих регионах античного мира жнецы срезали только «головку», оставляя стебель. Из трех методов, описанных Варроном, два предполагают такую практику (Rust. I 50, ср. Сolumn. Rust. II 20 (21); Verg. Georg. I 317; Саt. LXIV 353). Так поступали и в древнем Египте, и в Израиле (Иов 24, 24), и в Галлии (Pall. VII 2, 2 cл.). Некогда в Англии и во всей Европе было распространено поверье, согласно которому в последнем колосе обитал дух зерна и, срезая его, следовало приговаривать: «мы обезглавливаем»

124
или «мы перерубаем шею» Бобы и т.п. Гомер сравнивает людей с колосьями, а их гибель в сражении — с трепетом и падением колосьев (Il. XIX 221 cл., XI 67 cл.) или же говорит попросту: «пала голова» (Il. XI 158, 500). Цветок или плод растения, содержащий его семена, именовался «головой». У Гомера изображен раненый воин: «Как мак в саду роняет голову (κάρη), отяжелев от плодов и весенней влаги, так и он склонил голову (κάρη), отягощенную шлемом» (Il. VIII 306 cл., ср. XIV 499). В гомеровском гимне Деметре Земля рождает для ее «цветочноликой (καλυκώπιδι) дочери» дивный нарцисс, из корня которого «вырастают сотни голов» (κάρα), т.е. цветов или почек (8 слл.).
 

      [...] Гиппон с Самоса или из Великой Греции, вероятно, следуя пифагорейской традиции, в пятом столетии до н.э. обнаруживает псюхе во влаге (А 4, 6 Diels) и утверждает, что псюхе представляет собой γκέφαλος (т.е. мозг и внутричерепную жидкость, А 3), субстанция ее «вода»(А 3), по другой версии «порождающая вода» (А 10), и семя истекает из мозга (А 3 и 12). Левкипп (А 35 Diels) тоже именует семя ψυχῆ ἀπόσπασμα (кусочек псюхе).
 

127
      Слова кормилицы в «Ипполите» Еврипида, рекомендующей, чтобы желания «не достигали пределов мозга души» (255 cл.), показывают, что эту концепцию разделяли отнюдь не только философы. Лучшим доказательством сохранности народной теории, обнаруженной у Гомера, является платоновский «Тимей», вероятно, связанный с пифагорейской традицией. Здесь голова оказывается единственно важной, а тело лишь служит ей подпоркой (44 а). Голова — главная, божественная часть тела (44 а),в ней обитает псюхе, т.е. даймон (90 а), который переживет смерть (69 с). Платон также полагает, что из смертных частей души {псюхе) та, что причастна отваге и тюмос, располагается в груди над диафрагмой (т.е. там, где находятся легкие и сердце), а низшая, вожделеющая часть - ниже диафрагмы и пупка (69 с слл.), в той области, которая, как мы видели, ранее также наделялась особым значением.
 

      Однако Платон тут же пренебрегает расширенным значением термина псюхе, включающим гомеровский тюмос и т.д., сохраняя прежние ограничения: эта «душа» закрепляется не в органах груди или живота, но в мозге, в той божественной части головного мозга, которая называется γκέφαλος (73 с, ср. 85 е). Это «закрепление» души имеет жизненно важное значение (73 с). Сама псюхе является «семенем» (σπέρμα, 73 с) или, вернее, заключена в семени(ср. 91 а cл.), которое, в свою очередь, находится в черепеи позвоночнике (73 с cл.) и, несомненно, отождествляется с костным мозгом (91 а cл.), который Платон однажды именует «порождающим мозгом» (77 а), ибо отсюда семя вытекает, устремляясь к порождению новой жизни (86 b cл. и 91 а cл.). Семя выдыхается

128
половымиорганами (91 b). Таким, вероятно, было первоначальное общенародное верование. Эсхил трижды объявляет, что Ио забеременела от «дыхания» Зевса. Аристотель ясно дает понять, что семя является дыханием (πνεμα), ичто сам акт порождения является дыханием или дуновением. У стоиковсемя также πνεμα. Наиболее явными проявлениями псюхе можно считать порождение и чихание. Как это ни покажется странным на первый взгляд, но именно на этом основана связь псюхе с однокоренным глаголом ψύχειν (дуть). Этим же объясняется, почему τριτοπάτοπες, т.е. души предков, все еще участвующие в порождении, считались ветрами, и каким образом орфическое мировое яйцо было зачато от ветра. Мы уже показали, что псюхе не являлась душой-дыханием, дыханием в легких, которому принадлежали все проявления сознательного «Я». [...]
 

129
      Устойчивая связь псюхе с головой запечатлена и в истории Тимарха, который, согласно Плутарху, после смерти Сократа спустился в пещеру Трофония, и, покуда он лежал там, ему представилось, «что его голова треснула, ив тот же миг раздался страшный шум, и швы его головы разошлись, выпустив наружу псюхе» (Рlut. Моr. 590 Ь (Gen. Cocr. 21)).
 

      Теперь мы, вероятно, сможем объяснить своеобразное, сохранившееся с доисторических времен поклонение Гермесу в виде четырехгранного столба, наделенного лишь головой и гениталиями с напряженным фаллосом (например, Нdt. II 51). Похожий столб часто устанавливали на могиле, где он изображал усопшего, то есть псюхе, пережившую смерть. Мы видели, что репродуктивная мощь заключена в голове, и она-то именуется псюхе. Ее внешними органами являются голова и гениталии. Гермес представлял собой порождающую силу мира, как бы универсальную оплодотворяющую псюхе (ср. индивидуальные юноны и богиня Юнона), он был подателям богатства. В центре культа, в Киллене (ср. Оd. XXIX 1), Гермес и в классический период изображался в виде напряженного фаллоса (Раus. VI 26, 5). Отсюда его функция проводника душ, ψυχοπομπός, который приводит ψυχαί. в этот мир и уводит их отсюда в царство мертвых с помощью своей «золотой ветви», «посоха», воплощения жизненной силы. Гермес-проводник становится божественным посланником и покровителем путешественников.

 

 


 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

 ©Александр Бокшицкий, 2002-2006 
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир