|
На следующих страницах:
Роже Кайуа. Война и
сакральное.
И. П. Смирнов.
Неизвестный солдат
Е. В. Каменев, Д. В. Четвертной
ЧЕЛОВЕК НА ВОЙНЕ: КУЛЬТУРНЫЕ ПРАКТИКИ XIX в.
(по мемуарам участников войны 1812 г. и Кавказской
войны)
Культура исторической памяти: Невостребованный опыт.
Материалы Всероссийской научной конференции.
Петрозаводск, 25-28 апреля 2003 г. Петрозаводск, 2003,
с. 69-79.
На войне
человек неизбежно сталкивается с рядом факторов,
оказывающих на него мощное психологическое
воздействие, способное изменить сложившиеся в мирное
время стереотипы поведения. Но любой стереотип выявляет
лишь доминирующие поведенческие формы и не способен
полностью детерминировать поступки конкретных индивидов1.
Тем интереснее выявить изменения в системе нравственных
ценностей и поведенческих практик
«человека воюющего» на временном промежутке в несколько
десятилетий, который отделяет
войну 1812 г. от боевых действий на
Кавказе 1830-50-х гг.
Военные мемуары
1812 г., выбранные нами для
анализа, принадлежат в основном военной молодежи,
не успевшей привыкнуть к ситуации
войны, оттого остро переживающей страх смерти,
потерю товарищей. Тексты этой группы почти не
подвергаются самоцензуре,так как
не предназначаются для широкого обозрения,
пишутсячасто по внутренней
потребности зафиксировать пережитое. Поэтому их авторы
выражают свои мысли и чувства предельно
полно и откровенно. Описания батальных сцен очень
подробны,так как в основу многих
текстов положены военные дневники.
--------------------------
1Человек в мире чувств /
Под. ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 2000. С. 11.
70
Мемуары «кавказцев», наоборот, обнаруживают отношение к
войне как «привычному» состоянию. Сопоставление
этих двухгрупп повествований
позволяет проследить взаимодействие биографической
«культурной» памяти воюющих интеллектуалов-дворян
(какими, собственно, и являются офицеры-мемуаристы) и
опыта войны.
Две
войны - Кавказская (1801-1864 гг.) и Отечественная 1812
г. -мало похожи друг на друга. В
них, скорее, больше различий, чем
общего.
Так, если война 1812 г. велась
под лозунгом защиты Отечества,то
война на Кавказе носила наступательный характер.
Соответственно и восприятие этих войн их участниками
было различным.Если в первом
случае необходимость участия в войне,
как правило, обосновывалась
сознанием долга перед Отечеством,
осознанной потребностью его защиты (В .И. Левенштерн
вспоминал, чточувство долга
перед Отечеством заставило его ехать в армию, презрев
все прелести мирной жизни
2), то мемуаристы-«кавказцы» в
качестве оправдания своего участия в войне с
горцами чаще всего упоминают
преданность государю, готовность
умереть за него, верность
присяге. Декабрист А.О. Корнилович свидетельствует:
«Мое начальство, зная мое прежнее положение и
сочувствуя моему несчастью,
относится ко мне со всевозможным снисхождением и делает
мне многие поблажки. Несу службу,
но она очень легка. Если Господь мне поможет, то, может
быть, мне удастся доказать
монарху, что я умею быть
благодарным за его милость»3. Как
и Корнилович, весьма был благодарен государю за
перевод в действующую армию декабрист М. М. Нарышкин
4.
-------------------------------
2 Левенштерн В. И. Записки
// Русская старина. 1900. № 11. С. 275.
3 Корнилович А. О. Письма
с Кавказа. 1832-1834 гг. // Сочинения и письма.
М.;Л.,1957.
С. 366.
4 Нарышкин М. М. Письма с Кавказа. 1837-1838 гг.
// Исторический архив.2000. № 6.
С. 57-90.
71
Еще одно
коренное отличие двух войн - неодинаковая интенсивность
и напряженность военных действий. Отечественная война,
продолжавшаяся всего шесть месяцев, была насыщена яркими
событиями, исход которых мог серьезно повлиять на судьбу
страны. События 1812 г. оказали воздействие на
все стороны духовной жизни общества,
его национальное игражданское
самосознание, на сам тип мышления
и социально-психологический облик поколения, начавшего
службу в этовремя. 1812 год не
мог не отразиться существенным образом на
мемуаротворчестве как способе формирования и
трансляцииисторической памяти,
которое, безусловно, отразило особенности исторического
сознания той эпохи5.
Любопытно, что молодые ветераны
1812 г. уже в ходе кампании ощутили глубокую
историчность события,
увидели себя действующими лицами
истории. Многие стремились зафиксировать пережитое,
сохранить для истории, поэтому вели фронтовые дневники и
попрошествии всего нескольких
лет (а не десятилетий, как в случае с другими
мемуаристами) превратили их в развернутые
повествования.
Кавказская война длилась более 60 лет. Военные действия
на Кавказе шли постоянно, но в разное время с
разной интенсивностью. Эта война была сугубо внутренним
делом России. В воспоминаниях
лиц, не принимавших непосредственного участия в боевых
действиях и не бывавших на Кавказе, эта тема
возникает лишь эпизодически, и современников она,
по-видимому, не очень волновала.
Это говорит о том, что Кавказская
война не стала фактором,
изменяющим историческое и национальное сознание русского
общества, подобно войне 1812 г.
Поведение просвещенных дворян в первой половине
XIX в. в значительной степени
определялось стойкими культурными моделями,
выбор между которыми производился в зависимости от
ситуации6.
-----------------------------
5Тартаковский
А.Г.1812 год и русская
мемуаристика: Опыт источниковедческого изучения. М.,
1980. С. 15.
6 См.: Лотман
Ю. М. (1).
Декабрист в повседневной жизни (Бытовое поведение
как историко-психологическая категория) //
Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 25-75;
(2).
Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского
дворянства XVIII - начала XIX в. М., 1994.
72
Ближе всего поколению военной молодежи 1812 г. была
античная модель поведения, закрепленная в литературе,
искусстве и даже системе
воспитания начала XIX в. Так, известный историк и
издатель С. Н. Глинка был воспитан на античных
идеалах, и это
проявилось в его эмоциональном патриотизме в годы
войны. Он вспоминал: «Голос
добродетелей Древнего Рима, голос Цинциннатов и Катонов
громко откликался в пылких и юных душах кадет»7.
Эпоха наполеоновских войн наполнила систему образов и
идеалов, апеллирующих к героям античности,
реальным содержанием8.
«Римское»,
поведение, включающее такие
качества, как храбрость,
стоическое перенесение боли,
самопожертвование, хорошо
отражено в свидетельстве артиллерийского офицера
Любенкова,на которое ссылается
Ф. Н. Глинка в своих «Очерках Бородинского сражения».
Любенков писал: «Я увидел храброго офицера с
простреленною рукою. Кровь текла из раны,
но он не обращал наэто внимания.
... Солдат заложил ему рану паклею и стал перевязывать
платком. Но сильный от природы, он вырвался из рук
перевязчика и кричал без памяти: «Второе и третье орудие
по правой колонне... пли! Хорошо,
ребята, мастерски! Выстрелы не
даром!». Офицер Тутолмин, у которого была оторвана рука
в сражении при Островно, во время хирургической операции,
когдаврач отрезал у него
свисавшие куски мяса и кожи и пилил торчавший острый
конец кости, не произнес ни звука
9. Александр
Муравьев, ухаживая за
15-летним раненым братом Михаилом,
отмечал, что тот «не переменился
в лице» во время многократных
операций без всякой анестезии
10.
------------------------------------
7 Цит. по: Лотман Ю. М. Беседы о русской
культуре... С. 223.
8 Там же. С. 224.
9 Радожицкий И. Т.
Походные записки артиллериста. 1812 год. Война в России
// Военно-исторический вестник. Киев,1912.
№ 2. С. 38.
10 Муравьев А. Н. Что видел, чувствовал и слышал
// России двинулись сыны.Записки
об Отечественной войне 1812 года ее участников и
очевидцев. М., 1988.С.286.
73
Молодые
люди на Кавказе находились под влиянием культурной
традиции романтизма, прежде всего тех образов, что
были созданы литераторами 1810-30-х гг. в рамках
«ориентальной» темы. А: Л. Зиссерман,
например, рассказывает,
что на Кавказ онпопал благодаря
романтическим произведениям Марлинского.
По его представлениям,
Кавказ представлял собой «обетованную
землю, с ее дикой,
ужасною природой, с воинственными обитателями,
чудными женщинами, поэтическим
небом, горами, покрытыми вечными снегами...»11.
«Воображение дополняло действительность, - вспоминал
потом Г. И. Филипсон. - Только впоследствии времени в
этой блестящей картине оказались темные места,
польза от моих рыцарских подвигов оказалась
сомнительной...»12
Получается, что между культурной моделью и
действительностью войны на Кавказе не только не было
согласованности, как в
ситуации 1812 г., но был очевидный разрыв. Описания
природы,быта горцев и т. п. не
соседствуют и даже стилистически расходятся с описанием
боевых действий.
Необходимо
отметить и принципиально различный характер
взаимодействия культур противоборствующих сторон
в каждойиз войн. Для 1812 г.
характерна их близость, так как
русская культура того времени во многом копировала
французскую. В началеXIX в.
Франция была не только географической,
но и психологической реальностью в русском общественном
сознании, в том
смысле, что значительной
части образованных русских казалось,
что они знают о Франции все или почти все.
Идеологическоепротивостояние
России и Франции, раздуваемое
военной пропагандой тех лет, не
породило у русских офицеров отношения к
врагу-французу, как к
«чужому». На всем протяжении войны,
какоб этом свидетельствуют сами
мемуаристы, они не испытывали
настоящей ненависти к французам. Например,
прапорщикН. Д. Дурново в своем
дневнике описывает совместный обед с
пленными французскими офицерами, которые вели
приятныйразговор. «Они совсем не
хвастуны, - пишет офицер, - и не отрицают ошибок своего
императора, который стал виновником их
несчастья»13. Как видно из этой
записи, между русскими и французскими офицерами не было
взаимной вражды.
----------------------------
11
Зиссерман А. Л. Десять лет на Кавказе //
Современник. 1854. № 9. С 5.
12 Филипсон. Г. И.
Воспоминания 1837-1847 гг. // Осада Кавказа.
Воспоминания участников
Кавказской войны XIX века. СПб., 2000. С. 90.
74
Образ
Кавказа (российского Востока) в общественном сознании
первой трети XIX в. был весьма размыт и при этом
отягощен устойчивыми «ориентальными» культурными
ассоциациями, которые были навеяны романтической
литературой и несразу исчезали.
Кавказ для вновь прибывшего туда молодого
офицера обозначал в первую очередь не войну, а «экзотику»:
природа, жители Кавказа
заочно, еще до приезда на линию,
оценивались с долей поэтизации, восхищения. Такое
восприятиескладывалось еще в
России и сохранялось на протяжении первых двух-трех лет
службы на Кавказе. С 1820-30-х гг. становится
заметным влияние культуры и обычаев Кавказа на
русское офицерство. Офицеры-«кавказцы» перенимают
элементы одежды,бытового уклада
горцев, их обычаи,
приемы ведения военныхдействий,
так что в ходе многолетней войны у многих русских
возникало ощущение родства с противником. Если
горцы никогда не оставляли своих убитых товарищей на
поле боя или в руках врага, то очень скоро и русские
усвоили обычай забирать ссобой
тела погибших в бою, даже если это стоило дополнительных
жертв.
Кавказская война привлекла наивную и восторженную часть
дворянской молодежи возможностью подвига,
приобретения военной славы. Об этих доблестях молодого
офицера пишет Лермонтов в очерке «Кавказец»: «Он думает
поймать руками десяткадва
горцев, ему снятся страшные битвы, реки крови и
генеральские эполеты»14.
Вообще тем временам свойственна демонстрация военного и
светского удальства. Многие молодые люди
переходили служитьна Кавказ,
чтобы расширить возможности профессиональной и
личностной самореализации. Гвардейцы хлопотали,
чтобы попасть в число «охотников», которые ежегодно
отправлялись (поодному от
каждого полка) на Кавказ и отличались там
-----------------------------------
14 Лермонтов М.
Ю. Кавказец // Собр. соч. В 4-х т. М., 1965. Т. 4. С.
137-138.
75
превосходной храбростью, а некоторые и такой отвагой,
которая удивляладаже закаленных
в боях старых кавказских воинов
15. Так, в
конце1830-х гг. известный в свое
время Р. Н. Дорохов, человек
неудержимой удали, раза три
разжалованный за «шалости» в солдаты,
образовал отменную команду «охотников» человек в
100, смотревших на войну и грабеж
не хуже любого чеченца. Огнестрельное оружие в команде
Дорохова практически не употреблялось.
Они бесшумно, словно снег
на голову, появлялись среди
неприятеля и резали шашками и кинжалами. Позже в эту «команду»
входил и друг Дорохова М. Ю. Лермонтов.
Из-за
массового стремления «сделать карьеру» попасть в состав
какой-нибудь экспедиции или похода было совсем непросто.
М. Я. Ольшевский вспоминал: «Наконец после долгих
нетерпеливых ожиданий выпало и на мою долю воевать. Эта
честь в моихчинах давалась не
так легко, потому что претендентов и в штаб-офицерских
чинах было много, и немало
интриг»16.
1812 г. предоставлял
возможность отличиться практически
каждому. Стремление молодежи,
даже не имеющей военногообразования,
на фронт принципиально ничем не сдерживалось.
Так, семнадцатилетний
князь Н. Б. Голицын оставил деревню,
где жил, и поспешил в
Петербург просить о назначении в действующую армию,
«вовсе не думая о выгодах и невыгодах»,
которые ему предстояли при определении на службу
17. Для ускоренной подготовки
младших офицеров курс военного обучения
был предельно упрощен. Практически не действовали
ни возрастные, ни сословные
ограничения для желающих отдать
жизнь за Отечество: производство в офицеры в 16 и даже
15 летне было редкостью (как,
например, в случае с пятнадцатилетним М. Н. Муравьевым).
---------------------------------------
15 Марченко А. М. Печорин: знакомый и незнакомый
// «Столетья не сотрут...»
М., 1989. С. 188.
16 Ольшевский М. Я. Записки. 1844 и другие годы
// Осада Кавказа... С. 274.
17 Голицын Н. Б. Очерки военных сцен. 1812 -
1814. Записки князя Николая Борисовича Голицына
//Русский архив. 1884. №4. С. 339.
76
Характерной чертой «людей 1812 года» была готовность к
самопожертвованию, к анонимной смерти за
Отечество, без расчета даже на посмертную славу. Этот
тип героя не претендует на личное вознаграждение,
главная его награда - «спасение России». Офицер штаба
2-й Западной армии С. И. Маевский вспоминал, что во
время Бородинского сражения он «мало старался быть
замеченным» и считал свою жертву «жертвой простого
приношения»18. Во время боя на батарее
Раевского он был ранен в руку и не мог более держать
саблю, однако, как он пишет, «мог еще быть полезен». «С
меня было этого довольно», - признается Маевский
19.
Характерной чертой обеих войн было крайнее ожесточение
людей. Жестокий образ смерти одинаково преследовал
участников битв с Великой армией Наполеона и тех, кто
воевал с горцами. Видя убитых друзей и товарищей, многие
офицеры на Кавказе отдавались во власть чувства мести,
теряли контроль над собой. Это чувство
было для них таким же священным и праведным, как
и для горцев. Мемуарист свидетельствует: «Солдаты,
озлобленные упорством горцев, выказывали часто большую
жестокость, тогда как офицеры употребляли все усилия,
чтобы отвратить напрасное кровопролитие, и нередко брали
на свое попечение осиротевших детей»20.
Особенно велики потери русских были на вырубке просек и
на строительстве дорог. Солдаты, вооруженные кирками,
топорами и лопатами, выходили на работу под усиленной
охраной своих товарищей. Но эта мера предосторожности
часто оказывалась неэффективной. Люди получали ранения и
гибли. Смерть, ставшая обыденностью, притупляла чувство
страха. Когда кто-то из отряда строителей падал замертво,
рядом стоящий брал из его рук инструмент и спокойно
продолжал работу. На некоторых участках потери были
огромны 21.
-------------------------
18 Маевский С. И. Воспоминания // Русская
старина. 1873. № 3. С. 62.
19 Там же. С. 69.
20 Милютин Д. А. Воспоминания. 1816-1843. М.,
1997. С. 320.
21 Дeгоев В. В. Большая игра на Кавказе: история
и современность. М., 2001. С.220.
77
М. Ф. Федоров приводит такой пример: при штурме аула
был смертельно ранен офицер Егор Рябов. Его брат Андрей,
увидев, что Егора уже не спасти, начал плакать. Офицеры,
присутствующие при этом, внушали ему, что брат его
умирает как герой и что Андрей должен гордиться этим.
Бывалые солдаты, оказавшиеся рядом, наперебой начали
утешать младшего брата и рассказывать ему, какой Егор
замечательный человек. Андрей, по словам мемуариста,
«перестал плакать и повеселел»22.
Смерть в бою воспринималась на Кавказе как естественное
окончание жизни и к этой мысли люди успевали привыкнуть.
Краткость пребывания на войне мешала многим участникам
событий 1812 г. считать смерть чем-то привычным. Вместе
с тем для поколения 1810-х гг.' характерна некоторая
идеологизация смерти, помогающая преодолеть естественный
страх перед ней. Молодежь начала XIX в. еще находилась
под влиянием концепции века Просвещения, которая
интерпретировала смерть как «венец жизни». Умереть
молодым п бою с неприятелем означало высшую доблесть, и
такая смерть была желаннее всякой другой. Поручик
Измайловского полка Л. А. Симанский писал, что во время
Смоленского сражения он чувствовал удовольствие от
осознания своей полезности Отечеству и не боялся
«положить жизнь» за него 23. «Каждый
горел нетерпением сразиться, - вспоминал офицер
квартирмейстерской части Н. Н. Муравьев, - и с
озлоблением смотрел на неприятеля, не помышляя об
опасности и смерти ему предстоявшей»24.
-----------------------
22 Федоров М. Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по
1842 г. // Кавказский сборник. 1879. Т. 3. С. 78.
23 Симанский Л. А. Журнал участника войны 1812 года //
Военно-исторический сборник. СПб., 1913. № 1. С. 160.
24 Муравьев Н. Н. Записки // Бородино в воспоминаниях
современников. СПб., 2001. С. 103.
78
В то же время возвышенное представление о смерти
переплеталось у офицеров с ее ежедневным, бытовым видом,
лишенным всякой идеализации. «В моей памяти, - писал Н.
Н. Муравьев, - осталось впечатление виденного мною в
канаве солдата, у коего лежавшая на краю дороги голова
была раздавлена с размазанным
по дороге мозгом. Мертвым ли он уже был, или еще
живым, когдапо черепу его
переехало колесо батарейного орудия, того я не
был свидетелем»25.
Артиллерийский офицер Норов вспоминал,
как во время Бородинского сражения у его ног упал
егерь, у которого было сорвано все лицо и лобная кость,
и он в конвульсияххватался за
головной мозг 26. К концу войны
офицеры ежедневновидели уже, по
образному выражению Радожицкого, «беспрерывное кладбище»
из замерзших людей. Иногда приходилось ночевать среди
трупов 27. Так, Радожицкому ночь с 26
на 27 октябряпришлось проводить
в палатке, которую он поставил на «промерзлой земле,
покрытой снегом». Разведя вечером огонь, он увидел, что
палатка окружена трупами людей и лошадей. Однако к тому
времени он привык к подобным эпизодам и стал спокойно
отогреваться 28.
Для «кавказцев» война в силу своей длительности стала
судьбой, главным содержанием их жизней. В подавляющем
большинстве случаев они не сомневались в необходимости и
справедливости дела, которому посвятили всю жизнь.
Историческое самосознание кавказского офицера
определялось твердой уверенностью в монументальности
совершаемого: они не просто расширяли пределы
государства, что само по себе было императивом для
русского военного человека, - они преобразовывали мир.
Кавказская война не знала «гуманистических
предрассудков» - цель оправдывала средства.
Война формирует особый тип личности, особый тип
психологии. В атмосфере войны действовали свои законы
поведения, имели значение свои ценности. Война не
различала ни чинов, ни титулов, ни сословной
принадлежности. Уравнивая всех перед угрозой смерти, она
обостряла
------------------------------
25 Муравьев Н. Н. Указ. соч. С. 111.
26 Норов А. С. Воспоминания // Бородино в
воспоминаниях современников.
С. 195-196.
27 Радожиций И. Т. Указ. соч. С. 113.
28 Там же.
79
восприятие жизни и обнажала смысл вещей, беспощадно и
правдиво. Война устанавливала «свою» демократию. О
человеке судили по его достоинствам и недостаткам,
отношение к нему обусловливалось реальной значимостью
его поступков, а не его формального статуса 29.
Исход любой войны, как и ее образ в памяти потомков,
определяется не только избранной командованием
стратегией и тактикой, применяемым оружием, но и
личностными характеристиками ее участников. Различия в
характере, целях и культурном контексте двух
рассмотренных нами войн объясняют существование двух
различных типов поведения русского военного человека,
отражающих противоположность целей и мотивов его участия
в этих войнах. Первый тип является доминирующим среди «патриотов
1812 года», его можно условно определить как тип «бескорыстного
героя», готового умереть за Отечество, не рассчитывая
даже на посмертную славу. В то же время он еще не привык
умирать, его пугает вид смерти. Другой тип преобладает
среди офицеров-«кавказцев» - это «герои-карьеристы» с
иной системой ценностей. Проявляя отчаянную храбрость в
бою, они рассчитывают на вознаграждение, компенсацию,
будь то слава, орден, повышение в чине или прощение для
тех, кто был отправлен на Кавказ
за политические преступления. Принимая возможную смерть
как неизбежность, они специально не готовят себя к ней.
Доминирование того или иного типа в каждой из войн не
исключает того, что в 1812 г. встречаются
«герои-карьеристы», а в войне на Кавказе принимает
участие некая доля лиц, равнодушных к славе и карьере.
----------------------------
29 Дегоев В. В. Указ. соч. С. 223.
|
|
