Чудо

На следующей странице:

А. Б. Ковельман.
Библейские чудеса в комментариях Филона и мудрецов Талмуда

На этой же странице:

Поль Зюмтор. Чудесное в средневековой поэтике

                                                                             Жак  Ле  Гофф

Чудесное на средневековом Западе *  

 Жак Ле Гофф. Средневековый мир воображаемого.М., 2001, с. 41-65

          Проблемы, затронутые в настоящем тексте, и составленный мною перечень чудесного на средневековом Западе легли в основу моего сообщения на состоявшемся в марте 1974 г. в Париже, в Коллеж де Франс, коллоквиуме на тему «Необычное и чудесное в средневековом исламе»¹.

   I. Основные проблемы и направленияв изучении чудесного

          Подход к определению роли чудесного в культуре и обществе следует искать прежде всего на лексическом уровне, который, не будучи основным, является тем не менее первоочередным. Уверен, что ни одно серьезное исследование невозможно без определения семантического поля чудесного. Руководствуясь уже утвердившейся методикой, необходимо сопоставить современный словарный состав, используемый для описания исследуемого нами явления, со словарным составом, который использовался для его описания в интересующий нас исторический период. На мой взгляд, определения «словарный состав», равно как и «словарь» вполне приемлемы, ибо они изначально предполагают возможность сравнения. Таким образом, с одной стороны, речь пойдет об определении того, что понимаем под чудесным мы, а с другой стороны — о том, как люди Средневековья понимали и выражали то, что мы сегодня именуем чудесным. У меня создалось впечатление, что в мусульманской культуре для обозначения чудесного был разработан богатейший словарь, и это является Одновременно и преимуществом, и неудобством. Преимущество заключается в том, что мы имеем более подробную картину того, что люди, и прежде всего грамотные, образованные слои мусульманского общества, относили к области чудесного. Но сразу возникает вопрос: а было ли в мусульманском мире понятие, которое mutatis

42
mutandis соответствовало бы тому, что понимаем под чудесным мы?На средневековом Западе такое понятие имелось. В ученой культуре Средневековья употреблялся термин mirabilis, приблизительно эквивалентный нашему понятию чудесного. Однако чудесное средневековых клириков, очевидно, не совпадало с тем, что называем чудесным мы. В том, что соответствовало нашему «чудесному», там, где мы усматриваем категорию интеллектуальную или литературную, средневековые клирики, равно как и те, кто черпал из сокровищницы их познаний, кто учился у них, без сомнения, видели целый мир, важность которого нельзя недооценивать; но мир этот состоял из предметов и больше напоминал коллекцию, нежели категорию.
 

      Теперь обратимся к этимологии. Слово mirabilia начинается скорня mir- (miror, mirari — удивляться, смотреть с удивлением), означающего визуальное восприятие. То, что обозначается словом mirabilia, не ограничивается кругом вещей, воспринимаемых взглядом, объектов, на которые человек смотрит с изумлением; однако изначальная отсылка к визуальному восприятию, на мой взгляд, очень важна, ибо на основании этого восприятия, целого ряда образов и визуальных метафор можно выстроить настоящий мир воображаемого. У Пьера Мабия (Pierre Mabille. Le Miroir du Merveilleux,1962) мы находим вполне обоснованное — прежде всего для средневекового Запада — сближение между mirari, mirabilia (чудом) и miroir(зеркалом) (зеркало — лат. speculum; фр. miroir восходит к старо-французскому mireor, от народнолатинского mirare<mirari и всемтем, что входит в сферу воображаемого, и тем, что относится к философскому осмыслению образа зеркала. Исследование семантического поля «чудесного» тесно связано с еще одной значительной языковой проблемой, а именно с проблемой средневекового двуязычия, ибо в рассматриваемый период наряду с латынью, языком клириков и ученых книжников, функционируют народные языки, хронологически явившиеся на смену латыни. Исследуя чудесное в средневековом мире, нельзя пренебрегать данными народных языков. Когда народные языки достигают определенного уровня и становятся языками литературными, слово «чудо», восходящее к латинскому этимону, появляется во всех романских языках, а также в языке англосаксов. В германских же языках семантическое поле «чудесного» выстраивается вокруг слова Wunder, «чудо». Мне кажется, филологи еще недостаточно исследовали этот феномен.

 43
      При изучении словаря чудесного, на мой взгляд, возникают триосновных вопроса, связанных с пониманием чудесного на средневековом Западе. Первый, особенно важный вопрос — это отношение людей Средневековья к чудесному, полученному в наследство от прошлого. Не секрет, что проблема такого наследия существует в любой цивилизации, в любой культуре. На мой взгляд, понятие «наследие» предпочтительнее понятия «источник» или «происхождение», ибо и источник, и происхождение указывают на неизбежную, я бы даже сказал, непроизвольную заданность развития, что, по моему мнению, не соответствует реальному историческому процессу. Наследие же представляет собой некую совокупность ментальных образов и представлений, определенным образом навязанную обществу (наследие обретают, его не создают); чтобы принять наследие, изменить его или вовсе от него отказаться, требуются определенные усилия как на коллективном, так и на индивидуальном уровне. От наследия, пусть даже навязанного, всегда можно отказаться, равно как и воспользоваться им по собственному усмотрению или приспособить для своих нужд. Утилитарное отношение к наследию отчетливо прослеживается в христианском обществе, унаследовавшем все богатства, созданные древними культурами тех многочисленных народов, среди которых христианские идеологи насаждали свое учение. В отличие от иных элементов культуры и ментальности, чудесное принадлежит непосредственно к древним культурным слоям. Любое общество — в большей или меньшей степени — порождает свое чудесное, однако «основной пищей» — в бодлеровском смысле — ему служит чудесное, созданное его предшественниками, чудеса былого. Прежде чем перейти к рассмотрению следующей проблемы, позволю высказать свое убеждение, что в сфере чудесного христианство не создало почти ничего. Понимая всю сложность стоящей передо мной задачи, я попытался очертить границы области собственно христианского чудесного и пришел к выводу, что таковой практически не сформировалось по причине существования более влиятельного древнего мира чудесного, при столкновении с которым христианство вынуждено было определить к нему свое отношение, занять определенную позицию. Неотъемлемой частью христианской веры является вера в сверхъестественное и чудотворное, однако, на мой взгляд, и сверхъестественное, и чудотворное отличаются от чудесного и по природе, и по функции, хотя они, разумеется, оказали определенное влияние на христианское чудесное.

44
Следовательно, большую часть чудесного христианство унаследовало от культур-предшественниц, «чудесные» элементы которых мы встречаем в поверьях, в сочинениях апологетов, в агиографии. Чудесное в литературе почти всегда имеет дохристианские корни. Культурное наследие обладает временной протяженностью, поэтому средневековое христианство в течение всей своей истории существовало бок о бок с «чудесным», доставшимся ему в наследство. Отношение к этому наследству со стороны интеллектуальных и духовных лидеров средневекового Запада не было постоянным, и есть основания полагать, что периодизация этих изменений позволит проследить эволюцию восприятия чудесного.

      В период раннего Средневековья, примерно с V по XI в., произвести хронометраж культурных процессов представляется чрезвычайно сложным. Но в целом, по моим наблюдениям, в этот период происходит если не отторжение, то по крайней мере подавление чудесного. Вчитываясь в раннесредневековые агиографические сочинения, особено в агиографию меровингского периода, я почти одновременно пришел к тем же выводам, что и Франтишек Граус, занимавшийся углубленным изучением² тех же самых источников. Один из этихвыводов заключается в том, что у любителя фольклорных сюжетов агиографические тексты раннего Средневековья вызывают — по крайней мере после первого прочтения — изрядное разочарование; попытка выудить из них этнографический материал на первый взгляд также дает скудные результаты. Зато в этих текстах явно просматривается желание Церкви кардинально изменить чудесное — этот, быть может, один из самых опасных элементов традиционной культуры, именуемой церковниками языческой; придав вере в чудесное совершенно новое значение, Церковь стремится превратить ее в явление иного порядка либо затушевать ее или же уничтожить вовсе. И все же чудесное не ослабляло своего воздействия на умы, исполняя тем самым одну из своих культурных и социальных функций.

        В ХП-ХШ вв., на мой взгляд, происходит подлинное вторжениечудесного в ученую культуру Сейчас я не решусь дать этому феномену собственную оценку или объяснение. Поэтому, с одной стороны, я напомню высказывания Эриха Кёлера о куртуазной литературе, связанной с классовыми и культурными интересами определенного социального слоя, пребывающего в зените славы, но уже предчувствующего свой закат; слой этот — мелкое и среднее дворянство, рыцарство. Желая создать самостоятельную культуру, служащую его собствен-

45
ным интересам и вместе с тем не противоречащую культуре церковной отвечающей интересам аристократии, рыцарство вынуждено черпать из сокровищницы культуры наличествующей, то есть устной, существенным элементом которой является чудесное. Не случайно чудесное играет столь важную роль в куртуазных романах. Столкновение с чудесным выступает неотъемлемой частью странствий идеального рыцаря в поисках собственной и коллективной идентичности. Рыцарское испытание обычно сопровождается целым рядом чудесных явлений, они либо помогают рыцарю (волшебные предметы), либо препятствуют ему и подлежат уничтожению (чудовища), это позволило Э. Кёлеру предположить, что сама авантюра, подвиг, совершаемый рыцарем в поисках своей идентичности в куртуазном мире, в конечном счете является свершением чудесного (une merveille)³.

        С другой стороны, мне кажется, что внезапное нашествие чудесного связано не столько с повышением его роли в жизни общества, сколько с позицией Церкви, которая, в отличие от раннего Средневековья, теперь не имела веских оснований противостоять ему Чудесное перестало быть для нее опасным, более того, она почувствовала возможность «приручить» его, вновь прибрать к рукам. «Чудесное» наступление, поддержанное определенными переменами в жизни мирян и относительной терпимостью со стороны Церкви, завершилось вторжением чудесного в культуру готического Средневековья.

        При определении третьей фазы эволюции восприятия чудесного следует руководствоваться не столько причинами социологическими, которые при любых условиях остаются основополагающими, сколько соображениями литературного и интеллектуального характера. Я назвал эту фазу процессом эстетизации чудесного, ибо в этот период чудесное все чаще начинает выступать в качестве обрамления, литературно-художественного приема, стилистического изыска.

      Второй вопрос — о роли чудесного в монотеистической религии. Исследования в этом направлении идут полным ходом, однако пока мои выводы не имеют достаточной аргументации, ибо работа, в том числе и статистическая ее часть, еще далека от завершения. Тем не менее, исходя из расширения словарного состава чудесного, могу с определенной уверенностью сказать, что в XII—XIII вв., в период классического Средневековья сверхъестественный мир стал более Разнообразным; это дает возможность точнее определить место чудесного по отношению к христианской религии.

46
        На концепцию чудесного оказала влияние чрезвычайно любопытная работа Тодорова о фантастической литературе, и в частности различие, установленное автором между необычным и чудесным. Согласно Тодорову, необычное исчезает при первом же предположении о возможном нарушении законов реальности, в то время как чудесное всегда предполагает наличие сверхъестественного, объяснить которое можно только через сверхъестественное же. Однако в Средние века чудесное этим не исчерпывается ⁴. Исследуя мир сверхъестественного, я пришел к выводу, что в XII и XIII вв. в Западной Европе мир этот разделился на три сферы, которым в основном соответствуют три определения: mirabilis, magicus, miraculosus.

     Mirabilis. Это наше чудесное с его дохристианскими истоками.Ниже я привожу составленный мною перечень чудес, относящийся к данной сфере5.

      Мagicus. Для людей средневекового Запада термин сам по себемог бы считаться нейтральным, ибо теоретически признавалось существование не только черной магии, искусство коей происходило от Дьявола, но и дозволенной белой магии. В действительности определение magicus и все, что под него подпадало, очень быстро оказались на стороне зла, стороне Сатаны. Мagicus — это пагубное сверхъестественное, сверхъестественное сатанинское.
 

          Собственно христианское сверхъестественное, то, что по справедливости можно было бы назвать «христианским чудесным», относится к сфере miraculosus; однако чудо, miraculum, на мой взгляд,является всего лишь элементом, ограниченным участком обширной сферы чудесного. Являясь частью чудесного, miraculosus всегдастремилось подавить чудесное⁶. Церкви, постепено оттеснившейбольшую часть чудесного в область суеверия, пришлось отделить чудотворное (miraculeux) от чудесного (merveilleux).
 

        Чудесное является порождением сверхъестественных сил или существ, многообразие которых поистине неисчислимо. Об этом свидетельствуют различные средневековые чудеса (mirabilia). Чудесноевключает в свою сферу не только мир предметов, мир всевозможных действий, но и те многочисленные силы, что за ними стоят. Таким образом, у чудесного в христианстве и у христианского чуда имеется автор; но автор может быть только один - Бог; отсюда встает вопрос о месте чудесного не только в религии как таковой, но прежде всего в религии монотеистической. Далее следует отметить, что чудо подвергает регламентации содержащееся в нем чудесное. Взяв на себя

 47
роль и цензора, и критика, чудо способно изгнать чудесное, вогнать его в рамки рационального, а также - и это главное - в большей или меньшей степени лишить его наиболее существенного из присущих ему качеств, а именно непредсказуемости. Слово «чудесное» (лат mirabilia, фр. merveilleux) происходит от слов со значением визуального восприятия, отсюда выявляем основную черту чудесного — способность появляться. Итак, чудо зависит только от промысла Божьего и тем самым отличается от событий естественных; однако естественные события совершаются также по Божьей воле, с той разницей, что ход их Бог определил раз и навсегда в процессе упорядочения мироздания; следовательно, возникновение чуда зависит от Божьего промысла, ведающего также и упорядочением мироздания. Чудо большей частью совершается при помощи посредников, которыми являются святые, а святые постоянно попадают в такие ситуации, когда явление чуда как следствие их вмешательства становится предсказуемым. Похоже, что, несмотря на отсутствие прямых свидетельств и заявляющие об обратном агиографические источники, мне все же удалось разглядеть нарастание своего рода скуки, охватывавшей людей Средневековья при появлении святого: ибо стоило тому появиться, как все уже знали, что он станет делать. Как только святому предоставляется возможность доказать свою святость, все уже ждут, как он будет приумножать хлебы, воскрешать мертвых, изгонять демонов. Едва ситуация задана, незамедлительно становится ясно, что произойдет дальше. Существует целая процедура изгнания чудесного. Я бы даже добавил, что истоки определенной сложности в восприятии чудесного христианством, на мой взгляд, кроются в том, что в Библии, если присмотреться, чудесного крайне мало.
 

        В Средние века люди прекрасно ощущали разницу между Ветхим и Новым Заветом. Совершенно очевидно, что в Новом Завете содержится гораздо больше рассказов о чудесах, нежели о чудесном. В Ветхом Завете, в его толковании и восприятии его слушателями в Средние века, часть, отводимая чудесному, на мой взгляд, относительно невелика. Разумеется, в классических работах Фрэзера, Сентива и других ⁷, посвященных фольклору в Ветхом Завете, выделеныи чудесные предания, и отдельные случаи явления чудесного. В Ветхом Завете имеются эпизоды и даже целые книги, некогда служившие одним из богатейших источников чудесного для христианского Запада. Но в той форме, в какой события Ветхого Завета трактовались, воспринимались и переживались людьми в Средние века, в

48
них содержалось крайне мало чудесного. Один из величайших кладезей средневекового чудесного содержится в Новом Завете; это Апокалипсис. Однако апокалипсический универсум был особым отдельным миром. В Библии можно было найти источник практически всего или, в крайнем случае, отыскать ссылку Вновь завоевавшее популярность чудесное будет отличаться относительной независимостью, ибо к нему, в отличие от иных явлений, станет гораздо сложнее подобрать ссылку из Библии.
 

        Третий и последний вопрос - о функции чудесного, ибо, дажеописав чудесное, охарактеризовав и проанализировав его, мы не придем к верным выводам, если не попытаемся узнать, почему оно появилось и произошло, чему оно служило и какой запрос удовлетворяло. Первой и основной функцией чудесного, несомненно, является функция компенсаторная. Чудесное - это противовес обыденности и размеренности повседневной жизни. Но выстраивается и функционирует этот противовес по-разному, в зависимости от общественного устройства и исторического периода. На средневековом Западе mirabilia, явления чудесного, имели тенденцию формировать своего рода мир наизнанку Основами этого мира стали изобилие еды, нагота, сексуальная свобода и праздность. В XIII в. складывается новая страна - страна Кокань (страна изобилия, прежде всего пищевого), один из немногих сюжетов, созданных фольклором и «миром чудесного» средневекового Запада как своего рода противовес христианскому догматизму и главным социально-психологическим установкам, принятым в обществе. Углубившись в прошлое, можно было бы найти корни этого сюжета, своего рода отдаленные аналоги, однако сама идея страны Кокань рождена именно в Средние века. Через мир наизнанку, к которому я бы еще присоединил мир наоборот, люди Средневековья воспринимали Книгу Бытия, того Бытия, в котором собственно христианские мотивы оставались в тени, уступая первый план мотивам дохристианским. К этим мотивам прежде всего относятся представления о земном рае и золотом веке, которые остались в прошлом, а не ожидают людей в будущем; поэтому все попытки отыскать их в утопическом миллениуме ведут не к горизонтам будущего, а, скорее, возвращают к истокам.
 

        Мир наизнанку, мир наоборот, разграничение между miraculosus, magicus, mirabilis. Не опасаясь поступиться истиной, можно сказать,что чудесное в конечном счете явилось своеобразной формой сопротивления (это не единственная его функция, однако одна из самых

 49
важных) официальной идеологии христианства. В связи с этим хотелось бы на короткое время вернуться к перечню чудесного. Разумеется составляя его, я стремился избежать произвольного расширения одних областей средневекового чудесного в ущерб другим. На мой взгляд, в мусульманском мире чудесного от чудесных животных, растений и предметов почти всегда перекинут мостик к человеку. На средневековом Западе я вижу, скорее, противоположное. Универсум чудесного, включающий в себя мир животных, мир чудовищ или зверей, мир минералов и растительный мир, лишен гуманистического (точнее, человеческого) начала. Причина этого заключается в своеобразном отрицании чудесным одного из основополагающих тезисов средневекового христианства, а именно тезиса о создании человека по образу и подобию Божьему Чудесное стало своеобразной формой культурного сопротивления гуманизму, именовавшемуся христианским или, в зависимости от эпохи, каролингским, романским или готическим, тому гуманизму, который находил опору во все возрастающей эксплуатации антропоморфного видения Божества.
 

      Чудесное, по моему убеждению, имеет свои границы. Подобномногим явлениям и категориям, чудесное не существует в чистом виде. Однако границы его проницаемы. Масштабы чудесного в Средние века во многом зависят от внутреннего развития самого чудесного, тех форм и размеров, зачастую гипертрофированных и диспропорциональных, которые оно в результате этого развития обретает. Диспропорциональность, к примеру, свойственна двум наиболее характерным для Средневековья и, по-видимому, также и для других эпох типам чудесного: чудесному «бытовому» и чудесному «политическому». В повседневной жизни чудесные явления часто возникают сами по себе, без привязки к реальности (что впоследствии станет характерным для фантастического эпохи романтизма или современного сюрреализма). Сначала мы удивляемся и смотрим на них широко раскрытыми глазами; но постепенно зрачки наши сужаются, и чудесное, поразившее нас своей непредсказуемостью, уже не кажется нам слишком необычным.
 

    Недавно Диалоге о чудесах (начало XIII в.) Цезария Гейстербахского я прочел следующий пример, ехеmplum. Благородный юноша,послушник в цистерцианском монастыре, пасет на лугу монастырских овец; неожиданно перед ним возникает его недавно умерший Родственник. Послушник спрашивает его: «Что ты здесь делаешь?» А тот ему отвечает: «После смерти я попал в Чистилище и теперь

50
пришел просить вас молиться за меня». — «Мы будем молиться», Покойник удаляется и вскоре исчезает на краю луга, сливается с окружающей природой; выходец с того света посетил этот мир, ничего в нем не потревожив. В более раннем, но также восходящем к началу XIII в. тексте, именуемом Императорские досуги (Otia Imprialia), среди множества описаний чудесных явлений (mirabilia)автор, Гервасий Тильберийский, сообщает, что в городах, расположенных в долине Роны (сам он в это время живет в Арле), водятся злокозненные создания, именуемые драками, драки похищают младенцев, однако, за немногими исключениями, в людоедстве они не замечены. Ночью драк проникает в дом через закрытые двери, вынимает младенца из колыбели, выносит его на улицу и оставляет на площади, где его утром и находят; двери в доме, откуда вынесли младенца, разумеется, всю ночь были на запоре. Сюжет о подмене младенцев хорошо известен этнологам. Появление драков проходит практически бесследно, чудесное явление, по сути, не нарушает привычного течения повседневной жизни. Но, быть может, в Средние века чудесное именно потому и внушало тревогу, что никто не задавался вопросом о причинах его появления в обыденной жизни.
 

        Другой тип чудесного — чудесное «политическое». «Лидеры» Средневековья использовали чудесное в политических целях. Такое использование является одной из форм (на мой взгляд, нетипичной формой) присвоения чудесного. Всем известно, что королевские династии неоднократно пытались выводить свои родословные от мифических существ. Примеру королей следовали знатные семейства и города. Самое удивительное, что поиски мифологических истоков зачастую уводят в тревожный и загадочный мир чудесного. Многие знают историю Мелюзины, знают, что эта таинственная средневековая женщина, возможно, являющаяся аватарой Богини-матери, богини плодородия, была востребована в качестве прародительницы, своего рода тотема, многими знатными семействами. Одному из них, а именно семейству Лузиньянов, удалось присвоить Мелюзину и даже дать ей имя, ибо Мелюзиной женщина начинает зваться только после того, как она, если будет позволено так сказать, связывается с Лузиньянами. Таким образом чудесное становится инструментом политики и власти.
 

      Наиболее наглядный пример неоднозначного использованиячудесного в политике приводит в начале XIII в. Гиральд Камбрейский ⁸. Речь идет о Плантагенетах, «Мелюзининых» потомках, став-

 51
пих королями Англии. Согласно Гиральду, в XI в. династия Плантагенетов причислила к своим предкам некую женщину-демона. Как подтверждает ряд источников, легенда о демонической женщине была хорошо известна, и Ричард Львиное Сердце часто на нее ссылался, используя ее как прикрытие для своей не всегда достойной политики и многочисленных сумасбродных поступков; ею же он прикрывал и внутрисемейные скандалы, когда сыновья выступали против отца или очередной раз воевали между собой. Он любил повторять: «Мы, сыновья демоницы...» Однако не всем известно, что Филипп Август пытался использовать миф о чудесной прародительнице против Плантагенетов, особенно против Иоанна Безземельного; в частности, подготавливая захват Англии (который не сумел осуществить его сын Людовик), он развязал настоящую психологическую войну, в которой эмиссары и сторонники французов призывали всех покончить с «отродьем демоницы» ⁹.
 

          Различные формы присвоения чудесного «загоняют» чудесноев определенные границы, среди которых оно рискует затеряться. Основными претендентами на чудесное я назвал бы три области: христианскую религию, науку, и историю.
 

          Присвоив чудесное, христианство, с одной стороны, попыталось совместить его с чудом, а с другой — использовать его в своей символике и дидактике. Приведем лишь один, но достаточно яркий пример: эволюцию латинских версий Физиолога. В ранних версиях сочинений этого жанра рассказывалось непосредственно о чудесах животного мира, без каких-либо комментариев. Но постепенно рассказы о неведомых зверях и птицах начинают обрастать толкованиями их символических значений и различного рода поучениями, которые, подобно ржавчине, «разъедают» содержание Физиолога, затушевывая роль чудесного.
 

        Часть интеллектуалов, клириков, обладавших, говоря современным языком, научным складом ума, также присваивают себе чудесное; они приспосабливают его в научных целях, превращая mirabilia, чудеса, в раритеты, явления на грани реальности, случаи исключительные, но тем не менее подлинные, не противоречащие природе, даже если о них и не упомянуто в Библии. Самым ярким примером человека с научным мышлением, на мой взгляд, может служить Гервасий Тильберийский; в предисловии к Императорскимдосугам, несомненно, представляющим большой интерес для Историка науки, он пространно обосновал стремление присоеди-

52
нить mirabilia к миру природы, а следовательно, поставить их на одну доску с научными фактами. Mirabilia vero dicimus quae nostrae cognition! non subjacent etiam cum sintnaturalia ¹⁰.. «Мы называем чудесами (mirabilia) явления, неподвластные нашему пониманию, хотя сами явления эти вполне естественны».
 

      Параллельно с присвоением чудесного наукой происходит его присвоение историей, выражающееся в стремлении пристегнуть  mirabilia к определенным событиям и датам. При таком подходе чудесное (mirabilia), полноценное существование которого возможно только при остановке времени и истории, постепенно сводится на нет. Полагаю, что описанные выше тенденции функционирования чудесного встречаются также и в других религиях, в других культурах. Или же тенденции использовать чудесное в религиозной символике и дидактике, тенденции свести его к непознанному и приурочить к историческим вехам свойственны только христианству? И где еще скрываются хорошо замаскированные враги чудесного? Этот последний вопрос пока не имеет ответа.

                          II. Опыт составления перечня чудесного для
                      средневекового Запада: план исследования

                                                    Введение
Дефиниции
а) Современное определение основано на работе Ц. Тодорова Введение в фантастическую литературу, 1970 (рус. пер. Б. Нарумова. М., 1997). Чудесное противостоит необычному в том смысле, что оно «остается необъяснимым» и предполагает «существование сверхъестественного».Но это определение не соответствует средневековому чудесному (см.: P. Zumthor. Essai de poetique medievale. 1972, p. 137 et sq , потому что определения, данные Тодоровым как необычному, так и чудесному, исходят из наличия «имплицитного читателя», склонного объяснять чудесное естественными или сверхъестественными причинами. Средневековое чудесное исключает имплицитного читателя, оно представлено как цель, ради которой создан «безличный» текст. М.В. Все тексты, на которые опирается Ц. Тодоров, относятся к XIX и XX столетиям, за исключением Сказок Перро и сказок Тысячи и одной ночи.
 

53
б) Средневековое определение: слово merveilleux (чудесное) принаджит средневековому словарю. В латыни (mirabilia> нар. лат. mirabilia) в романских языках и в английском оно восходит к корню mir- (в отличие от немецкого, где «чудесное» обозначается словом Wunder, Wunderllich; во французском (старофранцузском) имелась форма merveillos(XI в., Житие св. Алексея - прилаг merveillos, Песнь о Роланде — прилаг merveillos, также merveillerг=лю6оваться).

Однако:
1. Старофранцузское прилагательное merveillos не субстантивируется подобно современному - le merveilleux
2. Термин, наиболее соответствующий современному значению «чудесного» (le merveilleux), - множественное число mirabilia
 

в) Средневековые сочинения, в названиях которых имеется слово «чудесное»; опыт определения сферы средневекового mirabilia.
1. Чудесное в древнем городе:Mirabilia Romae (сер. XII в.), Чудеса Рима.
 См.:A. Graf. Roma nella memoria del Medio Evo. 1915. У Гервасия Тильберийского имеется описание подлинных Чудес Неаполя (Merveilles de Naples).
2. Чудесное в описаниях далеких земель и населяющих их чудовищ:Гервасий Тильберийский. Императорские досуги (ок. 1210), часть третья: Mirabilia uniuscuiusque provinciae (Чудеса из всевозможных стран) //Марко Поло. Раймунд Луллий. Книга чудес (ок. 1288), на каталанском яз.
 

г) Изначальный образец: народная литература. Волшебная сказка, см.: M.L. Teneze. Du conte merveilleux comme genre // Approches de nos traditions orales. Paris, 1970. Чудесное на перекрестке народной и ученой культур.

                            I. Чудесное, магическое, чудотворное

Чудесное и христианство.
Христианская система представляет чудесное как сверхъестественное; чудесное в христианстве принимает форму чуда (miracle), второе, по сути, подавляет чудесное:
а) потому что возводит его к единственному творцу — Богу;
б) потому что регулирует его: контроль и цензура со стороны чуда;

54
в) потому что рационалистически объясняет его: непредсказуемость, главная характеристика чудесного, заменяется предопределенностью сверхъестествен-ного.

    В противовес чудесному, магическое (несмотря на разницу между черной и белой магией) перемещается в лагерь недозволенного и обманчивого сверхъестественного, сверхъестественного, имеющего сатанинское, дьявольское происхождение.
 

    Чудесное развивается между чудотворным и магическим; чудесное нейтрально, а потому христианство относится к нему вполне терпимо; однако на деле истоки чудесного восходят к дохристианской, исконной системе поверий; чудесное принадлежит фольклору, несмотря на все попытки ученой культуры его присвоить. Христианство проявляло терпимость к явлениям чудесного: оно допускало существование чудесного и позволяло людям Средневековья удивляться различным формам его проявления.
 

Христианизация чудесного:
Господь творит чудесное в жесте «Гюон де Бордо» (ок. 1220), эльф Оберон, карлик-чудотворец, расценивает свою чудесную силу как дар Иисуса (ст. 3673).
Христианские воины чудесного, святые, ангелы, демоны.
Искажение и изменение функции: Грааль (от волшебного кубка к чаше).
Средневековое христианство присваивает часть мира чудесного (см.: Keith Thomas. Religion and the Decline of Magic, 1971).
Сопротивление чудесного.
 

П. Перечень средневекового чудесного
а) Территории и объекты
Территории и объекты, «сотворенные природой»: гора (прежде всего гора, где есть пещера) и скалы (где живет сказочный великан Гаргантюа), источники и водоемы, деревья («дерево фей» Жанны д'Арк), острова (счастливые острова — острова на средневековых картах).
Территории и объекты, сотворенные человеком: города, замки, башни, могилы. См.: A. Graf. Les merveilles du Paradis terrestre // Miti, leggende e superstizioni del medio evo, 2 vol. Torino, 1892—1893.
б) Существа человеческие и антропоморфные
Великаны и карлики {Оберон}.

55
    Феи. См.: A Maury. Les Fees du MoyenAge. 1847; L. Harf-Lancner. es Fees au Moyen Age. Morgane et Melusine. La naissance des fees.Paris, H. Champion, 1984.
Мужчины и женщины с физическими отклонениями (Большеногая Берта, Большезубый Энно, дети Мелюзины); Jean d'Arras. Melusine, extraits traduits par M. Perret. Paris, Stock, 1979, etc.
Человекообразные чудовища. См.: Liber monstrorum de diversis generibus, ed. C. Bologna. Milano, Bompiani, 1977, и Cl. Lecouteux (см. дополнительную библиографию).
 

в) Животные
Животные, существующие в природе (лев Ивейна, конь Баяр четырех сыновей Эмона, пеликан как символ Христа).
Животные вымышленные (единорог, грифон, дракон и т.п.), животные в снах Карла Великого в «Песни о Роланде».
 

г) Гибриды (Mischwesen)
Полулюди-полуживотные: Мелюзина и сирены, Ионек (см. Синяя птица) у Марии Французской, оборотни (см. далее раздел Метаморфозы) и т.д.
Грифон.
Истуканы.
Крайняя точка эволюции: полусущества-полупредметы (см.И. Босх).
 

д) Предметы
Предметы оберегающие: кольцо, делающее невидимым.
Предметы производящие: чаша (см. Оберон и Грааль), отрога изобилия к рогу — духовому инструменту (см. Песнь о Роланде, Оберон).
Предметы, дающие силу: меч, ограда.
Кровать как «сакральное пространство» (см. сад, окруженный стеной).
 

е) Исторические персонажи, ставшие легендарными, и «научное чудесное»: средневековый роман об Александре (Александр в небесах и в толще вод морских). См.: Ch. Settis-Frugoni. Historia Alexandri Elevati per Griphos ad Aerem. Origine, Iconografia et fortuna diuntema. 1973.

      III. Истоки и источники чудесного в Средние века

См.:E. Faral. Le Merveilleux et ses sources dans les descriptions des romans francais du XII siecle // Recherches sur les sources latines dansles contes courtois du Moyen Age. Paris, 1913, pp. 305-388.

56
А. Истоки
а) Чудесное в Библии
См. фольклор в Ветхом Завете, главным образом в Книге Бытия; Рай, Ноев Ковчег, Вавилонская башня, переход через Красное море. Апокалипсис.
 

б) Чудесное в Древнем мире
Мифологические персонажи: Вулкан, Минерва, парки, Венера, Александр, Вергилий.
Семь чудес света.
Естественная история Плиния (I в.).
Collectanea rerum memorabilium  Солина (III в.) (Собрание вещей достопамятных).
 

в) Чудесное в варварском мире
Германская мифология.
См.: A.-H. Krappe. Etudes de mythologie et de folklore germaniques. 1928.
Бретонские сюжеты, см.: J. Marx. La Legende arthurienne et le Graal. Paris, P.U.F., 1952; Nouvelles recherches sur la litterature arthurienne. Paris, 1965. Пример Мирддина-Мерлина, см.: P. Zumthor. Meriin le Prophete. Lausanne, 1943.
 

г) Чудесное на Востоке
Тысяча и одна ночь.
Панчатантра, сборник индийских сказок и басен (VI в.). Disciplina Clericalis  («Учительная книга клирика») Петра Альфонси (ок. 1100), сборник арабских назидательных историй, составленный испанским евреем, обратившимся в христианство. Калила иДимна, арабская версия персидского перевода Панчатантры (IX в.).
 

е) Фольклор
См.: Введение П. Деларю (Le Conte populaire francais,I, 1957. Фольклор в ехеmplа («примерах») (см.: J.-Cl. Schmitt // ClBremond, J. Le Goff, J.-Cl. Schmitt. L'Exemplum. Tumhout, Brepols, 1982).
 

Б. Источники
а) Кельтские источники
Куртуазные сюжеты по мотивам бретонских сказаний.
Авантюра как реализация чудесного (merveille) {E. Kohler. L'Aventure chevaleresque, trad. franc. Paris, Gallimard, 1974).

57
б) Восточные источники
Восток, или, точнее, Индия, как «чудесное далеко».
См.: J- Le Goff. L'Occident medieval et l'ocean Indien: im horizon onirique // Pour un autre Moyen Age. Paris, Gallimard, 1977,pp. 280-298.
Примеры первоначальной локализации Чистилища (конец XII — начало XIII в.): Ирландия и Сицилия. См.: Le Goff. La Naissance du Purgatoire. Paris, Gallimard, 1982.

IV. Пути и способы реализации средневекового чудесного

а) Сновидения, явления, видения
Разрушение древней системы толкования снов (Макробий).
Просчеты в толковании снов. См.: Ж. Ле Гофф. Сны в культуре и коллективной психологии средневекового Запада // Другое Средневековье..., с. 180—183 (также «Христианство и сновидения» в наст сб., с. 323-383).
 

Метаморфозы
Мелюзина. См.: Ж. Ле Гофф. Мелюзина — прародительница и распахивающая новь //Другое Средневековье..., с. 185—199.
Оборотни.
 

в) «Магическое чудесное»
Колдовство. См.: Молот ведьм (рус. пер. с лат. Н. Цветкова, предисл. С. Лозинского. М., 1990).
Колдовство и ересь (случай в Реймсе, 1176-1180, в Chroniconanglicarum Радульфа Коггесхэйлского, ed. J. Stevenson, 1875, PP. 121-125).
Ведьма в трудах Мишле.
 

г) Чудесное в литературе
Агиография.
Путешествия в потусторонни мир (ирландская эпопея — Плавание святого Брендана).
Бестиарии {Физиолог) См.:  El Fisiologo, Bestiario Medievila, par VL Ayerra Redin et N. Guglielmi. Buenos Aires, 1971; G. Bianciotto. Bestiaires du Moyen Age. Paris, Stock, 1980.
Зерцало мира (Imago mundi).
Д) Чудесное в искусстве

58

          V Развитие и границы средневекового чудесного

Непредвиденное вторжение чудесного в различные области его деформация:
а) Чудесное в повседневной жизни
Вторжение чудесного в повседневную жизнь происходит плавно, без каких-либо видимых причин. Существование чудесного в повседневной жизни признается само собой разумеющимся. Пример: драки в Провансе (Гервасий Тильберийский.) ;  мертвец на лугу (Цезарий Гейстербахский)
 

б) Чудесное в символике и дидактике: см. Физиолог
 

в) Чудесное в политике
Использование чудесного в политических целях происходит прежде всего на уровне обретения мифических предков.
Родословная и чудесное: род Лузиньянов и Мелюзина.
Монархия и чудесное: Ричард Львиное Сердце и Плантагенеты ~ сыновья демоницы (см.: Гиральд де Барри.)
 

г) Чудесное в научном знании
Пример Гервасия Тильберийского: тенденция рассматривать mirabilia как раритеты, явления не сверхъестественные, а в принципе поддающиеся объяснению, но пока не объясненные. Чудесное — мир непознанный, а не потусторонний.
Гервасий Тильберийский. : «Мы называем mirabilia (чудесным) явления, неподвластные нашему пониманию, хотя сами они вполне естественны».)
 

д) Чудесное и история: exemplum
«Как только сказка начинает напоминать историю... она теряет часть своего обаяния. Историческая привязка и историческая дата приближают ее к греховной реальности и разбивают власть чудесного, естественную и необходимую» (А. Jolles)
 

VI. Функции чудесного в Средние века
а) Компенсация
Мир наизнанку — страна Кокань.
Изобилие еды.

59
Нагота.
Сексуальная свобода.
Мир наоборот — земной Рай — золотой век.
 

б) Сопротивление христианской идеологии
Отрицание человеческого начала'.
- Дикий человек.
— Чудовища.
- «Mischwesen»: полулюди-полуживотные, гибриды.
— Против тезиса «Человек создан по образу и подобию Божьему
Отказ от манихейства'.
- Любое явление чудесного, каким бы безопасным оно ни казалось, всегда носит амбивалентный характер, ибо чудесное не находится полностью ни на стороне добра (Бога), ни на стороне зла (Сатаны). Пример: Дракон св. Марсилия Парижского (см.: Ж. Ле Гофф. Другое Средневековье..., с. 142-168).
Оптимизм:
— Чудесное и «happy end».
 

в) Чудесное как познание
Mirari, miroir, merveille
Средневековые зерцала.
Волшебная сказка.
Чудесное подобно не сну, но знанию.
«Помимо удовольствия, любопытства и прочих эмоций, пробуждаемых в нас рассказами, сказками и легендами, помимо потребности отвлечься, забыться, получить приятные и щекочущие нервы ощущения, реальной целью путешествия в чудесное является... наиболее полное изучение реальности» (Pierre Mabille. Le Miroir  du merveilleux)

                                                        Заключение

Так каково же положение чудесного в Средние века?
1. Раннее Средневековье и подавление чудесного.
2. Прорыв чудесного в ученую культуру: ХП-ХШ вв.
3. Эстетизация чудесного: Х1У-ХУ вв.

60
               III. Подведение итогов и определение перспектив

Вторгшись в пределы привычного, естественного мира, чудесное деформировало его и значительно расширило свои границы, Великаны, карлики, люди с физическими отклонениями, разумеется, существа необычные, но, в сущности, они не слишком отличаются от существ, созданных природою; то же можно сказать и о сказочных и мифических существах, даже о невообразимых Mischwesen, полулюдях-полуживотных, изображенных на картинах Босха, а также его гибридах, в которых живое соединилось с неживым. Наличие потенциальной возможности существования небывалого объекта характерно для первого уровня чудесного; для «подлинного» же чудесного, на мой взгляд, характерно наличие чего-то такого, что не просто выходит за рамки, установленные природой, а противоречит природному порядку в целом. Сами по себе гиперболизация и деформация стимулируют переход количества в качество. Далее следует метаморфоза — основная, наиболее характерная для чудесного явления трансформация, глубинное изменение, не имеющее ничего общего ни с искажением, ни с совмещением, ни с мультиплицированием, ни с гипертрофированностью, то есть с деформациями, присущими «простому» чудесному существу с неизменным обликом. С точки зрения христианства чудесное является греховным, так как превращает человеческое существо, созданное «по образу и подобию Божьему», в его антипода, в животное. В отличие от Античности, в Средние века превращаются в основном в животных и редко — в растения. Превращение в растение уходит корнями в книжную культуру, в то время как чудесное в Средние века берет начало в преданиях, устной и, скажем так, «популярной» литературе, представляющей собой обширное поле для исследований. Классический пример чудесной метаморфозы — оборотень. На средневековом Западе существует целый ряд текстов об оборотнях.
 

      Когнитивная функция чудесного в Средние века достаточно специфична. В сущности, мысли, высказываемые в дошекспировскую эпоху людьми, подобными Гервасию Тильберийскому — а таких, как он, было немало, — сводились к следующему: «Мир гораздо разнообразнее, чем наши знания о нем»; разумеется, эти люди осознавали, какую проблему подобная максима ставит перед христианством. У того же Гервасия Тильберийского есть высказыва-

 61
ния на грани дозволенного; в частности, говоря о Книге Бытия, он дерзает утверждать, что эта Книга не может служить универсальным источником знаний. Но разве когнитивая функция не заставляет собственно чудесное отступать на второй план? Одной из характеристик чудесного является его непостоянство: оно подобно сну, исчезающему после пробуждения; познавательная функция либо развеивает чудесное как дым, либо, используя рационалистические объяснения, сводит к иной форме знания.
 

        Чудесное «в чистом виде» существует в чужих, далеких землях, а также в потустороннем мире, где обитают тревожащие наше сознание фантазмы; для западного мира - если не принимать во внимание стоящий особняком мир кельтов - чудесное как таковое сосредоточено на Востоке. Восток — гигантский кладезь чудесного; Восток для средневекового человека Запада — это далекий горизонт, за которым раскинулся мир сновидений, волшебный мир; Восток — это чуждая земля, настоящая заграница; и рискнем сказать, роль эту - по крайней мере для греков и римлян - Восток исполнял всегда. Все приходит с Востока: хорошее и дурное, чудеса и ереси; в конце концов люди на Западе настолько хорошо усвоили эту истину, что, когда речь заходила о Востоке, переставали отличать реальность от небылиц. Когда Марко Поло, путая правду с вымыслом, рассказывает о своих приключениях на Востоке, он — какими бы невероятными ни казались его рассказы — говорит правду. Однако, как это ни парадоксально, люди на Западе, рассматривавшие восточный мир как подлинную кладовую и источник истинных чудес, услышав от кого-либо слова: «Я там был, я это видел», не верили очевидцу. Люди позднего Средневековья, видевшие в рассказе Марко Поло собрание сказок и вымыслов, назвали его «Книгой чудес» {Le Livre des merveilles) — в том смысле, что все, о чем в этой книге говорится, не более чем мираж; видимо, западный человек ¹¹ просто не мог поверить в реальное существование восточных земель и их чудес. Если бы я решил упростить свои соображения о чудесном на средневековом Западе до карикатурности, я бы сказал, что, в сущности, чудесного для христианства не существует, ибо у христианства, по крайней мере средневекового, аллергия на чудесное. Таково, на мой взгляд, основополагающее отношение христианства к чудесному, хотя, разумеется, даже в Средние века монолитное на первый взгляд христианское учение обладало некоторыми нюансами; святой Бернар, осуждая романское искусство, и в ча-

62
стности все, что в этом искусстве является образным выражением чудесного, сказал: «Знаю, есть множество жилищ в доме Отца». Для клириков есть чудотворное и нет чудесного. Но есть образы... Я не стал использовать великолепную книгу Тодорова, ибо в Средние века не было фантастического. Говоря о фантастическом в Средние века, Балтрушайтис нарушил временные законы, перенеся в этот период романтическое и сюрреалистическое видение мира.
 

    Также следует рассмотреть, не является ли часть «средневекового чудесного» порождением галлюцинаций или табу, на которые было особенно богато христианство. Чудесное в сексуальных отношениях, а также в еде представляет собой единый, сложный по составу феномен, в котором соединились совершенно разные аспекты, как-то: обжорство и пищевые табу, использование галлюциногенов и возбуждающих средств и т.п. В христианском мире чревоугодие следует рука об руку со сладострастием. Стремление к праздности порождает «чудесное безделье». Именно в сфере чудесного в Средние века следует искать идеологию, враждебную труду.
 

    Существует целая диалектика «чудесного народного» и «чудесного ученого», диалектика чрезвычайно сложная, ибо границы между обеими сферами чудесного чрезвычайно подвижны. Периодизация, предложенная мною, применима в основном к чудесному в ученой культуре. На мой взгляд, сначала ученой культуре удается в значительной степени затушевать чудесное, принадлежащее народной культуре, косвенные доказательства существования которого находят в различных документальных источниках. В ХП-ХШ вв. ученая культура занимает вполне дружелюбную позицию по отношению к чудесному в народной культуре, но тем не менее стремится присвоить его и приспособить для своих нужд. Затем начинается период эстетизации чудесного, во время которого диалог — или борьба — между чудесным в ученой культуре и чудесным в культуре народной отступает на второй план. Но каким образом исследовать более древнюю стадию «народного» чудесного, существование которого фиксировалось главным образом в устной традиции? Ван Геннеп ограничился изучением позднего Средневековья - во-первых, потому, что документальных источников предшествующего периода слишком мало, а во-вторых, потому, что деятельность христианства на ниве «народной» культуры, без сомнения, породила новую народную культуру, насквозь пропитанную христианским духом. Сле-

63
довательно, надо собирать и тщательно анализировать ранние письменные источники, а также изучать иконографию.
 

    Богатейшим источником знаний о чудесном является, в частности, волшебная сказка. С течением времени сказка изменяется; появление новых версий соотносится с крупными переменами в жизни общества, повлиявшими главным образом на уклад повседневной жизни и на мир сверхъестественный как на неотъемлемую часть мира естественного. Я попытался это показать на примере Мелюзины. Можно опровергнуть мои гипотезы и предположить, что Ветхий Завет и Новый Завет полны чудесного. Можно, к примеру, вспомнить, как христиане нарекали Мессию: «Vocabitur nomen admirabilis» («...и нарекут имя Ему: Чудный"(Ис., IX, 6), или о словах апостола Павла, сказанных им во II Послании к Фессалоникийцам: «cum venerit admirabilis fieri in omnibusqui crediderunt» («когда Он приидет прославиться [...] и явиться дивным [...] во всех веровавших», 2 Феc., I, 10).
 

      Не собираясь погружаться в игру слов и лингвистические тонкости, я тем не менее задаюсь вопросом, нет ли между admirabilis и mirabilis некоего, очень важного нюанса. На мой взгляд, средневековые толкователи Нового Завета, образа Христа, роли Христа и жизненного пути Христа строили свои рассуждения, скорее, исходя из существования чудного (miraculeux), нежели чудесного, скорее, дивного (admirable), нежели чудесного. Христос, скорее, дивен (admirable), нежели чудесен. У меня сложилось впечатление, что для людей Средневековья «фундаментальное» христианство отнюдь не было религией чудесного. Хотя в Новом Завете можно выделить, по крайней мере, одну группу «чудесных событий» - события, связанные с рождением Иисуса. Правда, в рассказе об этом рождении чувствуется ярко выраженное присутствие Востока; это также единственный пассаж в Новом Завете, где важную роль играют сны и видения. Но не заведет ли нас «чудесная» интерпретация Нового Завета в мир гностицизма? В Новом Завете можно обнаружить влияние гностицизма, однако ничто не мешает предположить, что при более позднем истолковании чудесное из Нового Завета было быстро убрано, так же как и гностические аспекты, и люди Средневековья, таким образом, сохранили в памяти свой собственный Новый Завет, очищенный и исправленный, свободный от влияния и гностиков, и чудесного. Но действительность, разумеется, гораздо сложнее наших гипотез. Примечательно, что в

64
Средние века и простые верующие, и величайшие ортодоксы часто питали доверие и к Новому Завету, официально признанному Церковью, и к апокрифам (хотя я бы не сказал, что они расценивали их одинаково). И вот, из мира, где господствуют гностические учения, из мира апокрифических евангелий, той его части, которая была сохранена и интегрирована в христианский мир, в Новый Завет окольным путем попадает малая толика чудесного. Но повторим еще раз: надо изучать иконографию.

Примечания

* L'Etrange et le Merveilleux dans l'Islam medieval, ed. M. Arkoun, J.Le Goff, T. Fahd, M. Rodinson, 1978, pp. 61-79.  Опубликовано на ит. яз. в:  J.Le Goff. Il Meraviglioso et il quotidiano nell'Occidente medievale. Roma—Bari, Laterza et Figli, 1983, pp. 3—23.
1 Из данного очерка исключены непосредственные сравнения с исламом. Интересующимся данным вопросом рекомендую материалы коллоквиума:  L'Etrange et le Merveilleux dans l'Islam medieval. Paris, ed. J.A., 1978, pp. 61-110.
2 Volk, Herrscher und Heiliger im Reich de Merowinger. Studien suz Hagiographie der Merowingerzeit. Prague, 1965.
3 E. Kohler. Ideal und Wirkiichkeit in der hofischen Epik. I. Aufl., 1956, 2. Aufl., 1970.Фр. пер.:L'Aventure chevaleresque. Ideal et realitedans le roman courtois. Paris, Gallimard, 1974; Observations historiques et sociologiques sur la poesie des troubadours // Cahiers de Civilisation medievale, 1964; переизд. в: Esprit und arkadische Freiheit— Aufsatze aus derWeIt der Romania. Frankiurt-am-Main, 1966.
4 См.: Часть II. Опыт составления перечня чудесного для средневекового Запада.
5 См. далее: Часть II. Опыт составления...
6 См.: Часть II. Опыт составления...Чудесное и христианство. В связи с тем, что miraculum и mirabilia стали четко различаться довольно поздно (XII в.), я не согласен с Д. Бутийе и Дж. П. Торрелом, предлагающими переводить понятие miraculum  в сочинении De miraculis клюнийского аббата Петра Достопочтенного (нач. XII в.) как «чудо» {merveille) или «чудесное явление» (fait merveilleux)(miraculum — основная категория у Петра Достопочтенного. Revuethomiste, t. LXXX, 1980, pp. 357-386).

65
7 J.G. Frazer. Folklore m the Old Testament. 3 vol. London, 1918; рус. пер.: Джеймс Джордж Фрэзер. Фольклор в Ветхом Завете. Пер. Д- Вольпина. М., 1986; P. Saintyves. Essais de Folklore biblique. ivfagie mythes et miracles dans l'Ancien et le Nouveau Testament. 1923; P.Gibert. Une theorie de la legende. Hermann Gunkel et les legendes dela Bible. Paris, Flammarion, 1979.
8 Называемый также Гиральдом Уэльским или Гиральдомде Барри.
9 Bradford B.-B. Broughton. The Legends ofKing Richard I. C?ur de Lion: A Study of Sources and Variations to the Year 1600. La Haye- Paris, 1966.
10 Рассуждение о «технологических чудесах» содержится в трактате De Secretis Роджера Бэкона.
11 О подлинном и вымышленном в книге Марко Поло см.:J. Heers. Marco Polo. Paris, 1983.

Дополнительная библиография

Porion (Daniel). Le Merveilleux dans la litterature francaise au Moyen Age. Paris, P.U.F., coll. «Que sais-je?», nq 1938, 1982.
Kappler (Claude). Monstres, demons et merveilles a la fin du Moyen Age. Paris, Payot, 1982.
Lecouteux (Claude). Les Monstres dans la litterature allemande du Moyen Age (1150-1350), 3 vol. Goppingen, 1982.
Meslin (Michel), ed. Le Merveilleux. L'imaginaire et les croyances en Occident. Paris, Bordas, 1984.