Покой
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
А.С. Пушкин. Пир во время чумы
Он не заслужил света, он заслужил покой...
М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита
Как и все живущие в истории слова,
слово покой не имеет одного единственного смысла. Из обыденного,
физиологического, психологического, равных самим себе смыслов, прорастают
смыслы иные.
Страбон рассказывает о погибшей в пожаре статуе Зевса работы Фидия, бывшей
когда-то "величайшим из священных приношений" святилища Олимпии: "она была
сделана из слоновой кости и столь велика, что, хотя храм был весьма обширен,
художник, казалось, нарушил соразмерность, так как
изобразил Зевса сидящим, почти что
касающимся головой
потолка; таким образом, создавалось впечатление, что если
бы Зевс поднялся и стал прямо, то пробил бы кровлю храма" (География.
VII, 3,30). "О Фидии сообщают, - пишет Страбон
дальше, - что когда Панен спросил его, по какой модели он будет
создавать образ Зевса, он ответил: по той, которая представлена Гомером в
следующих стихах:
Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:
Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида
Окрест бессмертной главы; и потрясся Олимп многохолмный"
(Ил. I, 528)
Страбон, говоря о "нарушении соразмерности", выражал эстетические требования
своего времени, но одновременно он напоминал об эстетике
Гомера, которой следовал Фидий. Для греческого скульптора восседающий на
престоле Зевс должен был оставаться на своем месте. Покой
Кронида -залог космического порядка. Так, в некоторых традициях
(напр., в Маньчжурии до конца XIX в.) правители,
наместники богов на земле, не имели права выполнять никакую физическую
работу ( в Маньчжурии они не могли даже стричь себе ногти).
Зевс, находясь в покое, не просто сидит и бездействует. Он восседает на
престоле, при том, что престол как и стол с древнейших
времен осмысляются космически: "стол - божество, стол - небо-земля,
позднее - место пребывания божества" (О.М. Фрейденберг) (См.: Стол
). Для Фидия и его современников восседающий на престоле и находящийся в
покое Зевс, символизировал силу и могущество, власть, не нуждающуюся в
обосновании.
Покой Зевса не абсолютен. В любой момент он может "помавать бровями" или
другим жестом стереть город с лица земли. В любой момент покой может быть
нарушен - чтобы разбудить спящих или для восстанов-ления равновесия. Покой
всегда связан с переходом, чреват благими или не благими изменениями. Покой
Зевса - покой свернувшейся в клубок змеи.
Считается, что именно к статуе Зевса восходит иконография "сидящих" римских
цезарей и европейских императоров и царей. Мнение неоспоримое и спорное. Отметим, что пребывающие в покое правители
с символами власти относятся к числу древнейших мифологем, эти изображения
встречаются во всем мире, и у них не может быть
"первого" автора.
Когда пророк Елисей посылает Гиезия воскресить умершего ребенка, то
предупреждает его: "Если встретишь кого, не приветствуй его, и если кто
будет тебя приветствовать, не отвечай ему. И положи посох мой на лицо
ребенку" (4 Цар. 4, 29). Запрет на речь здесь обусловлен стремлением Елисея
сохранить силу, переданную им через Гиезия. Тот должен пройти путь от горы Кармил до города Сонам, т.е. он должен двигаться, но при этом пребывать в
покое.
Средневековый писец и иконописец не могли взяться за работу без
предварительных молитв и поста. Время молитвы и поста в данном случае можно
увидеть как время покоя, как некую границу, разделяющую и соединяющую профанное и сакральное пространство, как возможность приобщения к той силе,
которая даст силу, будет вести руку, откроет прежде закрытое. Это время,
предшествующее состоянию, которое ап. Иоанн назвал "быть в духе": "Я был в
духе в день воскресный и услышал позади себя громкий голос, как бы трубный,
который говорил: Я Альфа и Омега, Первый и Последний..." (Откр. 1, 10).
Сцена в Гефсиманском саду с
предельной остротой обозначает разделение представлений о покое -
как состоянии тела, с одной стороны, и состоянии духа - с
другой. Христос знает, что будет распят, знает, что его предаст Иуда, знает,
что от него отречется Петр. Христос идет в сад и просит Петра и сыновей Зеведеевых: "душа моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте
со Мною". Он отходит немного и начинает молитву: "Отче Мой! если возможно,
да минует Меня чаша эта; впрочем не как Я хочу, но как Ты". Он возвращается
к ученикам, находит их спящими, и говорит Петру: "так ли не могли вы
один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в
искушение: дух бодр, плоть же немощна" (Матф. 26, 36-46). Так повторяется
трижды: Он молится, возвращается к ученикам, и находит их спящими. В
последний раз Он говорит им: "вы все еще спите и почиваете? Вот, приблизился
час, и Сын Человеческий предается в руки грешников".
Мераб Мамардашвили замечает, что наши попытки что-либо понять часто могут
прекрасно уживаться со страхом, который закрывает нам дорогу понимания:
"Ведь чаще всего мы чего-то не понимаем и вместо понимания строим
иллюзии именно потому, что мы боимся.
Боимся проснуться, например[...]
Мир как сон. Ноэто не есть метафора. Это буквально
так. Ведь мы во сне
компонуем или монтируем такие представления, которые позволяют продолжать
нам спать. И вот наше представление о реальности очень часто составлено из
таких монтажей, которые позволяют нам продолжать что-то. Например, не
расстаться с самим собой" 1.
Если в настоящее время
слово
"апатия" означает болезненное состояние, выраженное
как полное равнодушие к окружающему, безучастность, то в этике
стоиков απαθεια
- состояние здорового человека, это полная освобожденность от аффектов и страстей, идеальное нравственное
состояние, к которому должен стремиться человек. У самих греков απαθεια
изначально понималась как и у нас сегодня - как "безразличие, тупость".
Философским термином "апатия" стала позднее, с появлением Героя в
классической античной культуре. Не мифологического персонажа, способного
удержать небо на своих плечах, но героя, который "не зависит от
природной интенсивности своей ярости, мускулов и прочих вещей, которые мифом
изображаются в виде космической катастрофы" 2. Этот новый
герой не участвует в сцеплении натуральных причин и действий, он
сам становится в начало
причин своих собственных
поступков. "Апатия" смогла стать философским термином лишь с появлением
фигуры философа, сказавшего, что "все, что мы видим - не мышление.
Мышление - это когда повернуты глаза души; то есть когда наши реальные
глаза смотрят на то же самое и они те же самые, что у всех, но что-то
можно увидеть ими, не бегая вокруг предмета и не разглядывая его, а
повернув глаза души".
Меланхолия - еще одна "греческая болезнь", граничащая со "здоровьем" и
опосредованно связанная с нашей темой. Меланхолия (греч.
μελαγχολία, буквально -"черная желчь")
означала у греков уныние, задумчивость, душевную болезнь. В эпоху Дюрера выделялись три
типа меланхоликов. Первый тип – люди с богатым воображением: художники, поэты,
ремесленники. Второй тип – это люди, у которых рассудок преобладает над чувством:
ученые, государственные деятели. Третий тип – люди, у которых преобладает
интуиция: богословы и философы.
«Чувствительный герой» в России
XVIII в.
не только различает в
своем самоуглублении рациональную и эмоциональную рефлексию, но и выражает это в
специфических терминах. Появляется новое слово «меланхолия», которое вытесняет
амбивалентный термин «задумчивость», соединяющий в себе гносеологические я
эмоциональные смыслы. «Словарь
Академии Российской» (1790 г.)
еще фиксирует синонимичность
понятий «меланхолия»
и
«задумчивость», определяя последнюю
как
«склонность беспрестанно помнить, мыслить о печали своей, заниматься одним только тем
предметом, который дух наш терзает, и ничем оскорбительных воображений не
разбивать, от которого горестного чувствования и сама жизнь делается несносною», однако практика «сентиментального опыта» уже разъединяет эти понятия. Новый
человек - «чувствующий» и «чувствительный» пытается найти слова, чтобы выразить
свое эмоциональное состояние, которое, он уверен, необходимо ему, оно возвышает
его, воспитывает его душу 3. Мераб Мамардашвили так
объясняет смысл романа Пруста (как, впрочем, и смысл жизни Пруста): "то
утраченное время, которое мы ищем, есть несвершившееся прошлое, которое
я довершаю. Участвую в сплетениях становления его смысла. Ну, как бы
прошлое есть нечто, чему я должен помочь разрешиться. И это прошлое есть
то, которое временили. Zeitet. Труд жизни
или впечатление. Впечатление -
вся категория восприятий, отношение к которой должно быть у человека следующее:
нужно временить. То есть ждать и не разрешать никаким действием.
Так же как мы, например, можем временить наше страдание от от гибели
близкого человека. Ведь, вглядитесь, что там происходит... Это -
продуктивное страдание в том случае, если оно ничем не может быть
заменено. Ему нельзя ничем помочь. И его нельзя ни в чем разрешить
[...] Человек всегда спешит какое-то возникшее
в нем состояние разрешить каким-то действием. Но, говорит Пруст, есть
состояния неразрешимые. Например, состояние страдания неразрешимо,
поэтому в нашем обыденном языке мы говорим: время поможет. Время поможет
в том случае, если он стоял внутри страдания и ничем не пытался его
заменить или разрешить. Он временил. Все, что не временилось,
будет забыто. А то прошлое, которое потом будет разрешено, это
только то прошлое, которое временилось. То есть
внутри которого мы в
недеянии стояли. Без недеяния, с точки зрения Пруста, - нет
структур. А есть чисто реактивная вплетенность человека в бесконечное
сплетение причин и действий" 4.
Недеяние - термин восточной философии. У греков для него было
два "синонима": первый - апория (сегодня это философский термин -
"логическое затруднение"; этимологически απορία
- непроходимое место); второй - амехания. "Все герои
греческих трагедий всегда оказываются в состоянии амехании, когда нельзя
впасть в сцепления, то есть когда нельзя делать ни того, ни другого. Все
сцепилось так, что и там есть истина, и здесь есть истина. И можно
только ждать. Это - амехания. И это есть одна из разновидностей полного
и завершенного состояния. Зрелости. Амехания у греков всегда была
связана и с акмэ. То есть с периодом человеческой зрелости, или
взрослости" 5.
Как-то мы с друзьями гоняли мяч во дворе. Отец
стоял на балконе, и наблюдал за игрой. Уставший и гордый забитым мячом я
пришел домой, и на мой не заданный вопрос отец сказал: "ты делаешь очень
много лишних движений". Спустя лет 20 я вспомнил эти слова, и понял, что
они были, пожалуй, главными словами, которые я услышал от отца.
Об успешном футболисте говорят:
"он видит поле". Поле нужно видеть и в футболе, и в
драке, когда пишешь стихи и когда забиваешь в стену гвоздь
Поле - то время-пространство, в котором мы живем.
ССЫЛКИ
1. Мамардашвили
М. Психологическая топология пути. М. Пруст "В поисках утраченного времени".
СПб., 1997, с. 218
2. Мамардашвили М. Лекции по
античной философии. М., 1997, с. 26.
3.
Т.В. Артемьева.
Плоды меланхолии» или «фигуры Танатоса» XVIII века. Предисловие к публикации текста П.В. Победоносцева «Рыдание осиротевшего сердца»
//
Фигуры Танатоса. Философский альманах. Пятый специальный выпуск. СПб., 1995
4. Мамардашвили М. Психологическая топология пути... с. 145.
5. Там же, с. 156.
|
|
