Лабиринт

Германн Керн

Лабиринт: основные принципы, гипотезы, интерпретации

Керн Г. Лабиринты мира. СПб.: Изд-во "Азбука-классика", 2007, с. 7-33

Определения

          В настоящее время у слова «лабиринт» существует три различных значения. Наиболее часто оно употребляется в качестве метафоры, когда имеется в виду сложная, неясная, неоднозначная ситуация. Слово «лабиринт» используется в этом переносном, фигуральном смысле начиная с эпохи поздней античности (III в. н. э.). Формирование этого значения можно возвести к понятию лабиринта-путаницы*, сооружения (постройки или живой изгороди) с извилистыми дорожками, большинство которых заводят человека в тупик. Именно данное понятие, заключенное в слове «лабиринт», прослеживается во многих письменных источниках начиная с III века до н. э., в которых лабиринт (в данном контексте имеется в виду лабиринт-путаница) используется как литературный мотив.

           Для сравнения, самое раннее изображение лабиринта-путаницы относится приблизительно к 1420 году н. э.. Любопытно отметить, что в отличие от литературных традиций, широко распространенных во времена античности и в Средние века, на всех изображениях лабиринтов вплоть до эпохи Возрождения показана только одна дорожка, и заблудиться в подобном лабиринте невозможно. Настоящее исследование посвящено лабиринту именно такого типа, лабиринту в его первоначальном и подлинном смысле (ил. 1). Эту, на первый взгляд простую, концепцию, начиная с античности, стало заслонять более сложное понятие «лабиринта-путаницы» (первоначально исключительно словесное построение). Эти два по сути различных понятия в течение довольно длительного времени не получали четкого толкования, что привело к неизбежному терминологическому конфликту, и лишь в XX веке на данную проблему обратили внимание ¹.

1. Лабиринт и «нить Ариадны» Слева: лабиринт критского типа, состоящий из семи кругов. Справа: «нить Ариадны» — маршрут выхода из лабиринта.

          В качестве графического, линейного изображения лабиринт лучше всего описать в терминах формы. Его округлая или прямоугольная форма четко различима лишь при взгляде сверху, подобно общему плану любого здания. При таком подходе линии на рисунке обозначают стены лабиринта, а пространство между ними — это дорожка, легендарная «нить Ариадны». Стены сами по себе не имеют значения. Единственная их функция заключается в том, чтобы направлять, показывать, куда ведет дорожка, четко определять, так сказать в хореографическом смысле, заданные фигуры и направление движения. Начало дорожки — это вход в лабиринт сквозь отверстие в стене. Дорожка выведет к центру, предварительно пройдя особым образом через весь лабиринт. В отличие от лабиринта-путаницы, в собственно лабиринте дорожка одна, она не имеет ответвлений и не пересекается с другими ходами. Идущему не нужно делать выбор, дорожка неминуемо приведет его к своему концу, то есть к центру лабиринта. Таким образом, единственным тупиком в лабиринте является его центр. Достигнув этого места, человеку ничего не остается, как повернуть назад и выйти наружу тем же путем.

          В современной литературе лабиринт нередко путают с другими графическими формами. Термин «лабиринт» часто некорректно используют для обозначения, к примеру, спиралей, меандров** и концентрических кругов, у которых в большинстве случаев с лабиринтами общее только то, что они
-------------------------------
* Два английских термина — labyrinth и maze — переводятся на русский одинаково: «лабиринт». Ввиду существующих между ними принципиальных смысловых различий предлагается в качестве русского эквивалента для термина maze использовать выражение «лабиринт-путаница» (примеч. перев.).
** Меандр — геометрический орнамент в виде извилистой ленты, получивший название от малоазиатской реки Меандр (примеч. перев.).
7

представляют собой некие линейные построения довольно сложного характера². Со спиралями (ил. 2) лабиринты объединяет то обстоятельство, что и в том и в другом случае дорожка имеет одно конкретное направление и лишена боковых ответвлений. Разница между ними состоит в том, что лабиринт практически полностью огорожен наружной стеной, а направление дорожки в нем постоянно изменяется, подчиняясь законам маятникового движения. Не менее важно разграничить лабиринты и меандры. Последние также основаны на «принципе извилистой дорожки», однако в отличие от лабиринтов в них нет внешней ограничительной стены, они не являются замкнутой формой и не имеют четко выраженного центра. Несмотря на все эти различия, считалось, что меандры, обнаруженные на аттических вазах V века (ил. 3) и на кносских монетах того же периода (ил. 4), символизируют лабиринты ³. Плоские меандры, то есть такие, в которых линии выстроены в строгой последовательности, отличаются от лабиринтов — так же как все узелки и плетенки — тем, что в них часто имеются пересекающиеся ходы. Поскольку в их состав входит не одна, но некоторое множество линий, движение в одном конкретном направлении (насколько можно это направление определить), заданное одной линией, исключает с точки зрения общей структуры все остальные направления. Узелки, состоящие всего лишь из одной линии, не имеют ни начала, ни конца и непрерывно очерчивают сами себя.
 

                               2                                                             3                                                         4

        Общая черта всех этих фигур — спиралей, меандров и узелков — заключается в том, что их форма определяется позитивными пространственными элементами, а именно изгибами очерчивающих стен. В лабиринте же главной составляющей являются не линии, образующие стены, а негативное пространство хода, создаваемое благодаря этим линиям и задающее направление движения.

8

         Более того, определенные основополагающие принципы лабиринта можно проследить в концентрических кругах, особенно в тех, что обнаружены в средневековых рукописях и старинных церквах. Если бы в каждом круге имелось отверстие для входа, а дорожка между разделительными кругами была бы перегорожена топориками или полутопориками таким образом, чтобы идущему пришлось описать весь лабиринт, следуя непрямым путем, совершая маятниковые движения в противоположные стороны, тогда такие конструкции можно было бы назвать лабиринтами ⁴.
 

Принципы формы

          Каждый лабиринт представляет собой совокупность линий, которую можно истолковать как некий общий план. Взятые в комплексе, они задают схему движения, представить себе которую во всех подробностях можно, лишь напрягая воображение. Для более полного понимания этой схемы надо представить, что идешь по дорожке между линиями, образующими стены лабиринта. В периметре лабиринт может иметь округлую, прямоугольную форму или же форму многогранника, как правило, именно это определяет и конфигурацию внутренних окружностей. На общую схему дорожки лабиринта различия в форме не оказывают никакого влияния. Важно отметить, что наружная линия четко разграничивает внутреннее и внешнее пространство. Во всем периметре имеется только одно отверстие. Именно здесь начинается извилистая дорожка, ведущая к центру. Сразу же после входа в лабиринт начинает сказываться, как я люблю его называть, «принцип извилистой дорожки»: человеку предстоит проследовать по петляющей тропе, стремящейся тем не менее к одному-единственному центру, где эта тропа непременно оканчивается. Схема дорожки может принимать различные формы. Настоящий лабиринт возникает лишь в том случае, когда дорожка не разветвляется, то есть перед идущим человеком не встает проблема выбора пути. Должны также соблюдаться следующие обязательные условия:

— дорожка «сворачивает сама за себя», постоянно изменяя направление движения;
— дорожка заполняет все внутреннее пространство лабиринта и следует максимально возможным кружным, непрямым путем;
— несколько раз проводит человека мимо центра;
— неизбежно выводит человека к центру, где и заканчивается;
— вернуться к месту входа можно только по этой же самой дорожке.

Дорожка

         В лабиринте самого старого типа — который я называю «критским», по месту его предполагаемого происхождения, хотя лабиринты подобной формы были широко распространены в Индии и в Америке, — имеется семь окружностей, которые, однако, организованы не в последовательном порядке. На иллюстрации 5 можно видеть нумерацию окружностей. Эта схема прохождения, на первый взгляд кажущаяся случайной и бессистемной, четко делится на четыре этапа, которые в дальнейшем дифференцируются в зависимости от того, сколько квадрантов круга минует идущий.

5 Cхема прохождения лабиринта

9

Разнообразие способов построения лабиринта

         Существует целый ряд принципов построения лабиринтов, которые можно применять в различных сочетаниях. Некоторые основные вариации этих принципов можно применить к лабиринту критского типа. Для начала следует расположить четыре прямых угла между перекладинами центрального креста, в каждом из прямых углов следует поставить точку (ил. 6, первый рисунок в группе А). После чего надо соединить верхушку креста с высшей точкой вертикальной стороны верхнего левого угла. Теперь поставьте карандаш на точку в этом прямом угле. И отсюда в противоположном направлении проведите кривую линию — арку, соединяющую точку с вершиной вертикальной стороны угла наверху справа. Из точки в этом прямом угле проведите соединительную кривую до конца горизонтальной стороны угла наверху слева. Когда аналогичным образом будут соединены все остальные оконечности, у вас получится критский лабиринт, состоящий из семи окружностей. Судя по некоторым признакам, рисунок на глиняной табличке из Пилоса нанесен именно таким способом (не ранее чем ок. 1200 г. до н. э.) Если в каждом из четырех секторов, образованных центральным крестом, расположить не по одному, а по два коаксиальных прямых угла (ил. 6, группа В), количество окружностей станет больше на четыре. Каждой дополнительной четверке прямых углов соответствуют четыре дополнительные окружности.

6 Схема построения лабиринта

        Различные отклонения, встречающиеся в основном в скандинавских лабиринтах — «троянских городах», возникают в результате того, что приведенный выше порядок нанесения соединительных кривых не выдерживается, когда точки соединяются между собой в ином порядке либо когда в качестве центральной фигуры используется не крест, а что-нибудь другое, например Y-образная фигура.

         Чтобы лучше понять топологию лабиринта, следует начинать с основных компонентов — центрального креста, четырех точек, нанесенных по углам квадрата, и четырех прямых углов, а далее соединять эти элементы между собой, как показано на иллюстрации 6 (группа В).
10

Простейшей конфигурацией является критский лабиринт, состоящий из трех окружностей, в котором между собой соединяются четыре оконечности центрального креста и четыре точки, расположенные между сторонами креста, в результате чего возникает лабиринтоподобная извилистая дорожка. Количество углов, расположенных между сторонами креста, можно удвоить как сверху, так и снизу, и тогда получатся две различные конфигурации лабиринта, состоящего из пяти окружностей. Если удвоить количество углов одновременно и наверху, и внизу, мы получим критский лабиринт, состоящий из семи окружностей (ил. 6, группа А). Если утроить количество углов, то есть добавить два либо сверху, либо снизу, получится один из двух вариантов лабиринта, состоящего из девяти окружностей. Если утроить количество углов и сверху, и снизу одновременно, мы получим одиннадцать окружностей (ил. 6, группа В), и так далее.

           Основываясь лишь на этом первичном анализе строения лабиринта, можно уже на такой ранней стадии сделать два вывода: во-первых, совершенно очевидно, что во всех приведенных конфигурациях квадрат превращается в круг. Центральный крест и точки, расположенные по четырем углам квадрата, вместе с полукруглыми соединительными кривыми — это и есть элементы, составляющие лабиринт. Результатом такой органической векторной суммы, по мере того как она приобретает форму, становится незавершенный, хотя и ровный (начиная с IX в. н. э.) круг. Невозможно не обратить внимания, что перед нами — явление превращения квадрата в круг (т. е. достижение невозможного), пусть и существующее не как решение математической проблемы, но как пример древних космологических воззрений. Квадрат (его координаты отражают четыре направления стрелки компаса) и круг (окружность, опоясывающая поверхность) символизируют два главных мировоззрения. Обе эти формы не что иное, как попытки пространственной ориентации, определения собственного местоположения. И обе эти формы присущи лабиринту, даже более того, они определяют саму его структуру. Именно они наиболее ярко отражают природу лабиринта, тот факт, что он представляет собой квинтэссенцию «фигуры ориентации», сущность, заключающую в себе путь к цели, представляющую собой некое мировоззрение. Подобную же смысловую нагрузку несет и лабиринт-путаница, хотя и с негативным значением, ведь в таком лабиринте дорожка является выражением недостатка ориентации. Исходя из понятия о том, что круг есть символ небес (и пути Солнца в небе), а квадрат — это символ Земли, можно предположить, что превращение квадрата в круг, или же «возведение свода над квадратом»6, есть не что иное, как своего рода примирение, союз двух этих сфер.
11

         Во-вторых, нет сомнений в том, что классический лабиринт, состоящий из семи окружностей, не является наиболее простой из всех возможных конфигураций. Его создание не результат счастливой случайности, он также и не визуальная аксиома. Такой лабиринт явился следствием сознательного выбора из целого ряда возможных вариантов. И поскольку именно этот, довольно сложный, тип лабиринта из семи окружностей обнаруживается в подавляющем большинстве примеров, должны существовать определенные причины, почему была избрана данная конфигурация и почему предпочтение отдавалось числу «семь». Об этих причинах сегодня можно только догадываться.

           Предположительно лабиринт критского типа мог возникнуть, когда два куска веревки уложили таким образом, что они пересеклись лишь в одном месте, а четыре конца веревок стали углами виртуального квадрата. В результате чего получилась характерная извилистая дорожка, не пересекаемая никакой другой.

7                                                       8

         У римских мозаичных лабиринтов (ил. 7) и лабиринтов, обнаруженных в средневековых рукописях и в церквах, есть одна общая черта. Они, в отличие от лабиринта критского типа, имеют симметричную структуру, основанную на геометрическом прототипе, их центральная область более обширна и в ней может содержаться какое-нибудь изображение. Последние два типа состоят в основном из концентрических кругов. Самая известная схема того периода — лабиринт шартрского типа (ил. 8), возник в результате разглаживания критского лабиринта (ил. 1) и превращения его в концентрические окружности, о чем свидетельствует рисунок IX века в Санкт-Галлене. В IX веке схема лабиринта разрослась и включала уже не семь, а одиннадцать окружностей, в X веке в результате некоторых изменений в линиях лабиринта в общий рисунок вошло изображение креста, расположенного поверх концентрических кругов ⁷.

Этимология термина «лабиринт»

          Несмотря на многократные попытки выявить происхождение самого слова «лабиринт», его этимология до сегодняшнего дня остается неясной ⁸. Наиболее часто приводимая тождественность — «labyrinthos = дом двухстороннего топора (labrys) = Кносский дворец на Крите» — по целому ряду причин выявляет свою несостоятельность ⁹. С уверенностью можно утверждать лишь одно — суффикс -inthos был типичным суффиксом, образующим топонимы в том языке, с которым греки столкнулись в результате миграции (ок. 2000 до н. э.). По меньшей мере на основании этого суффикса можно установить, сколько времени данное слово уже существует. Анализ остальных частей слова позволяет сделать предположение, что оно каким-то таинственным образом, с определенными оговорками, связано с понятием «камень»¹⁰.
 

История понятия «лабиринт»

         Историю самого понятия «лабиринт» проследить несколько проще. Наиболее ранние литературные упоминания позволяют предположить, что слово «лабиринт» обозначало довольно крупную (каменную) постройку. Возможно, первое упоминание о лабиринте — это микенская глиняная табличка, обнаруженная в Кноссе и относящаяся приблизительно к 1400 году до н. э. На табличке содержится текст, написанный линейным письмом В (линейное письмо А и линейное письмо В — две разновидности алфавита, относящегося к бронзовому веку и обнаруженного на Крите и в Греции), переведенный следующим образом: «Одну амфору меда для всех богов, одну амфору меда владычице (?) Лабиринта» ¹¹. Несомненно, перед нами список подношений. «Владычица Лабиринта» (Ариадна?) ¹² является, по-видимому, богиней, а Лабиринт, очевидно, представляет собой некое сооружение. Вероятно, это место поклонения столь сильно отличалось от всех остальных храмов и святилищ, что о нем посчитали необходимым упомянуть особо. Возможно также, что это слово обозначало площадку, поле для танцев, на которое нанесена схема лабиринта, как можно видеть на глиняной табличке из Пилоса, датируемой приблизительно тем же периодом (ок. 1200 до н. э.).

        Следующее известное воспроизведение мотива лабиринта обнаружено в ныне утраченном творении архитектора Теодора, Герайоне, который он выстроил на острове Самосе в VI веке ¹³. В хвалебной песне в собственный адрес он уподобляет себя Дедалу, легендарному создателю лабиринта и отцу всех архитекторов. Еще один пример подобного рода обнаружен в тексте Геродота (V в. до н. э.), где упоминается «египетский лабиринт»¹⁴, и автор восхищается тем, с каким искусством создано это каменное сооружение. Ни в одном из этих источников не упоминаются лабиринты-путаницы, видимо, подобные конструкции в данный период вообще не связываются с понятием лабиринта. Равным образом «лабиринты» постоянно упоминаются в документах, относящихся к постройке храма Аполлона в Дидимах, начиная с III века до н. э. ¹⁵, тогда как описаний лабиринтов-путаниц там не обнаружено. На самом же деле здесь говорится о двух крытых лестничных проходах, вырезанных из камня и искусно разукрашенных орнаментом из меандров.

        Разумеется, эти ранние образцы речевого использования слова никоим образом не отражают самого содержания первоначального понятия лабиринта, ведь приведенные примеры взяты из греческих источников, а греки впервые встретились с новым для себя словом «labyrinthos» в результате миграции. Вполне возможно, что слово было заимствовано из минойских и/или восточных источников ¹⁶. О том, где первоначально располагался лабиринт на Крите, говорится у Гомера в описании танца в кносском лабиринте
12

(«Илиада». 18,591), а также в рассказе о критских приключениях Тесея. Не следует также забывать, что на Крите в эпоху Миноса, во времена греческих миграций, царила высокоразвитая средиземноморская культура, что давало многочисленные импульсы, способствовавшие распространению микенского образа жизни и развитию интеллектуальной среды.

         Нам неизвестно, как сложилась первоначальная концепция лабиринта, относящаяся, возможно, к эпохе Миноса. Во всяком случае она имела гораздо более конкретный смысл, нежели можно предположить, основываясь на вышеуказанных греческих источниках, поскольку определение «крупная (каменная) постройка» представляется значением производным и его метафорический характер выражен слабо. Вполне вероятно, что название некой постройки, создание которой приписывают Дедалу, стало со временем родовым понятием, так же как это произошло, например, с именем собственным «Цезарь», которое стало применяться для обозначения лица, облеченного высшей властью, как это явствует из немецкого слова «кайзер» и русского - «царь».

         Поскольку этимология слова неизвестна, а в наиболее ранних литературных упоминаниях проявляется лишь производное, вторичное значение, воссоздание оригинальной концепции — первоначального значения слова «лабиринт» — может быть достигнуто лишь неким окольным путем. Можно подробно изучать описания графических изображений или же сосредоточиться на исследовании танцев, которые во времена античности принято было обозначать как «танцы лабиринта». И если мы сумеем проследить единый источник, из которого развились как литературная, так и визуальная традиции и традиции танца, то такой источник можно будет считать архетипом лабиринта. Можно много рассуждать по поводу гипотезы, согласно которой идея лабиринта возникла впервые как обозначение группового танца. Во время этого танца цепочка исполнителей следовала по строго определенному пути, похожему на тот, что изображен на табличке из Пилоса, а также на петроглифах в Средиземноморском бассейне, датируемых бронзовым веком.

          Самым ранним убедительным доказательством значения слова «лабиринт» как такового является граффити в Помпеях, на котором само слово и рисунок лабиринта расположены рядом. Эта надпись относится приблизительно ко времени рождения Христа. Однако изображения лабиринта можно встретить и на кносских монетах V века до н. э. Очевидно, это как раз тот самый знаменитый лабиринт, который предположительно был расположен именно там. Поскольку существует доказательство того, что начиная с V века до н. э. термин «лабиринт» соотносился с графическим изображением, а о существовании как слова, так и физической реалии можно с уверенностью говорить применительно ко II тысячелетию до н. э., значит, если не будет доказано обратное, можно предполагать, что лабиринт назывался именно этим словом уже во II тысячелетии до н. э.

          Данная схема лабиринта выполняла хореографическую функцию — она предписывала последовательность и направление танцевальных движений. Наиболее раннее визуальное доказательство этого можно обнаружить на этрусской ойнохое из Тральятеллы (ок. 620 до н. э.), где изображается группа воинов, в танце выходящих из лабиринта. На лабиринте написано «Truia», что можно перевести как «арена» или «площадка для танцев». Во многих других древних источниках упоминается танец лабиринта ¹⁷.

         Все это говорит в пользу теории, согласно которой термин «лабиринт» первоначально обозначал танец и движения в этом танце подчинялись строгой графической схеме. Вышеупомянутые изображения — петроглифы и настенный рисунок — можно рассматривать как уменьшенные копии большой, которая представляла собой план, помогавший танцующим правильно исполнять сложные танцевальные движения на площадке. Более того, на танцевальном поле, «выделанном хитрым» Дедалом для Ариадны, согласно описаниям Гомера («Илиада». 18, 593), несомненно имелись указатели, возможно выложенные из мрамора, с их помощью танцующие в цепочке могли правильно двигаться во время своего танца в лабиринте, который также описывает Гомер. Такая сложноустроенная «сцена», которую, возможно, называли словом «лабиринт», вероятнее всего послужила источником второго, уже упоминавшегося выше значения слова «лабиринт» — «крупное (каменное) сооружение». Основываясь на совокупности литературных, визуальных и танцевальных традиций, мы можем теперь воссоздать первоначальное понятие «лабиринт»: это сложный групповой танец, предписывающий строгое исполнение определенных движений, значение которых будет рассмотрено ниже ¹⁸.

          Нам до сих пор неизвестно, каким образом слово, обозначающее довольно простую схему, линии в которой не пересекаются, стало синонимом слова «maze» (лабиринт-путаница). Наиболее вероятное объяснение заключается в том, что, самое позднее в эпоху эллинизма, люди перестали четко понимать разработанный маршрут и движения танца. Традиция, по-видимому, отмерла или же претерпела серьезные изменения, и схема танца стала казаться непонятной, сложной и запутанной, даже если танец исполнялся правильно. Сложность и запутанность скорее всего и должны были, по первоначальному замыслу, стать неотъемлемыми чертами танца. Когда настало такое время, что танец перестали понимать и исполнители, и зрители, запутанность усилилась еще больше. Можно предположить, что это произошло приблизительно во время рождения Христа, как это
13

явствует из непоследовательностей, допущенных в описании старинной троянской игры у Вергилия ¹⁹. Такой танец с оружием, исполняемый пешими или конными танцорами, первоначально следовал схеме лабиринта, как это показано на рисунке ойнохои из Тральятеллы, тогда как движения, которые описывает Вергилий, сравнивая их с лабиринтом, не соответствуют данной схеме. Вполне вероятно, что разрушение традиций и утрата понимания концепции лабиринта произошли задолго до времени Вергилия.

         Если рассматривать непредсказуемую природу танца в лабиринте в свете вышеприведенной трактовки лабиринта (существовавшей уже во времена античности) как сложной, искусной, значительной структуры, то в результате мы получаем лабиринт-путаницу, расположенный внутри некой постройки. При объединении этих двух понятий, каждое из которых носит название «лабиринт», возникает третья концепция, у которой с первоначальной концепцией лабиринта общее только название.

         Изменение языкового использования слова, связанное с этой идеей, можно проследить по многочисленным ссылкам на «египетский лабиринт», который на самом деле не относился ни к одному из двух типов лабиринтов, а был мавзолеем фараона Аменемхета III, правившего с 1842 по 1797 год до н. э. В I веке до н. э., то есть в тот период, когда «лабиринты» в основном рассматривались как путаницы, считалось, что данная конструкция заключает в себе лабиринт-путаницу с весьма сложной системой ходов, хотя на самом деле это не соответствовало действительности. Постройки, которые до этого момента назывались «лабиринтами» (в соответствии со старой языковой практикой), стали теперь считаться лабиринтами-путаницами.

         Видимо, практика использования термина «лабиринт» в качестве синонима для обозначения сложного устройства здания лишь немногим старше, чем эти поздние эллинистические свидетельства. Даже в диалоге Платона «Евтидем» (29l b), созданном около 400 года до н. э., встречается слово «лабиринт» в метафорическом смысле: «...подобно заблудившимся в лабиринте, подумали было, что мы уже у самого выхода; и вдруг, оглянувшись назад, мы оказались как бы снова в самом начале пути, заново испытав нужду в том, с чего начинались наши искания»²⁰. Метафора основывается на представлении о том, как человек двигается внутри классического лабиринта, где идущий возвращается по тому же пути и дорожка неизменно ведет его вокруг центрального тупика. Удивительно, насколько свободно использует Платон слово «лабиринт» как родовое понятие, не чувствуя никакой необходимости в дополнительных пояснениях. Новую концепцию лабиринта (т. е. лабиринта-путаницы) мы впервые находим у Каллимаха (III в. до н. э.) в его «Гимне к острову Делосу» (IV, 310-311)²¹, где он повествует о бегстве Тесея из извилистого лабиринта вместе с афинянами, предназначенными в качестве жертвы. Возможно, это значение существовало уже в V веке до н. э., если предположить, что неизвестный комментатор Гомера («Одиссея». XI, 322)²², самое раннее в эллинистическую эпоху, но более вероятно во времена Цезаря или Византийской империи, правильно процитировал афинского историка Фересида (V в.). Более вероятно, однако, что древний комментатор привнес в цитируемый текст, оригинал которого утерян, собственные акценты, основанные на современном ему понимании слова, и по этой причине говорил только о лабиринте-путанице. Такая точка зрения подтверждается еще и тем фактом, что Геродот имел весьма отличное представление о лабиринте (как и Фересид в своих трудах V в. до н. э.), в которое понятие путаницы даже не входило.

         Во всяком случае совершенно очевидно, что в позднюю, эллинистическую эпоху понятие «лабиринт» часто отождествляли с лабиринтом-путаницей. При этом структура, имеющая одно направление движения, также называлась «лабиринт». И таким образом мы получаем две наиболее важные формулировки концепции лабиринта, которые в последующие годы распались на множество других значений.

Происхождение и распространение лабиринта

         Вопросы происхождения и распространения неразрывно связаны между собой. И если распространение концепции лабиринта можно легко объяснить, то поиск (на мысль о котором наталкивает сам вид карты, показывающей распространение данной концепции) вероятного географического и культурного происхождения остается весьма проблематичной задачей. Основной вопрос звучит так: можно ли предположить, что лабиринт как некая схема был придуман в различных культурах независимо друг от друга? Или же более вероятно, что единовременно совершенное открытие распространилось путем миграций и культурных влияний? Существует два возможных объяснения, которые дают этнологи, в случае если в различных культурах одновременно существуют аналогичные формы. Эти основные вопросы этнологии сформулированы уже давно. Около ста лет назад, как раз когда этнология стала формироваться как современная дисциплина, Адольфом Бастианом (1826— 1905) в его «Элементарных идеях» («Elementargedanken») и Фридрихом Ратзелем (1844—1904) в работе «Теория миграции» («Migrationshtheorie»)²³ были выдвинуты две взаимоисключающие гипотезы. Их спор отражает два существующих подхода к вопросам, хотя эти подходы непременно дополняют друг друга. С одной стороны, перед нами неисторическая, основанная на психологии отсылка к общечеловеческим факторам, к тому набору интеллектуальных и психологических черт и требований, который является
14

общим для всех. И несмотря на то, что эти черты и потребности развиваются в конкретных культурных условиях (связанных также и с соответствующим климатическим и географическим воздействием), они тем не менее носят универсальный характер. С другой стороны, необходимо учитывать исторические и случайные факторы. Применительно к лабиринту вопросы истории и культуры помогают нам сформулировать проблему более сжато и глубоко. Является ли лабиринт базовым выражением неких психологических предпосылок, которые существуют повсеместно и могли развиться независимо друг от друга в различных культурах? Или же мы имеем дело с настолько сложным культурным феноменом, что он мог возникнуть лишь в какой-то одной культуре, и поэтому единственным объяснением его широкого распространения является миграция?

          Как уже было упомянуто вскользь в разделе, посвященном минойскому Криту как месту возможного возникновения лабиринта, наиболее вероятной мне представляется именно вторая точка зрения. В любом случае первый вариант можно немедленно отбросить, если мы примем во внимание тот факт, что приметы древних лабиринтов обнаружены исключительно в Европе, Индии, на Яве, Суматре и на юго-западе Америки. Сведения о том, что лабиринты существуют в Африке (Зулуленд), в южной части Тихого океана (Малекула) и в Индонезии, некорректны ²⁴. Во всех остальных регионах лабиринты считаются явлением европейского происхождения. И следовательно, очевидно, что схема лабиринта не является общей для всех культур, скорее она существует лишь в определенных культурных контекстах. Это можно объяснить сложностью самой схемы и многообразием концепций, с которыми она ассоциируется. Ни один из факторов не указывает на то, что у лабиринта было несколько создателей. Более вероятным представляется то, что схема лабиринта сложилась внутри какой-то одной культуры, после чего распространилась через миграции и заимствования. Подобное утверждение я делаю с двумя оговорками: во-первых, разница между двумя упомянутыми теориями — теорией элементарных идей и теорией миграций — не является столь глубокой и основополагающей, как можно заключить на основании конфликта, существующего между сторонниками этих точек зрения. Нет ничего необычного в том, что носители одной культуры перенимают из других культур те идеи, которые уже существуют в зарождающейся форме внутри их собственной культуры (иначе идеи со стороны вообще невозможно было бы воспринять). Такой процесс ассимиляции не означает механического привнесения в сложившуюся культуру непонятных идей со стороны, скорее речь идет об эволюционировании уже существующих идей при использовании чужого примера. Данная позиция практически полностью разрешает конфликт между двумя точками зрения, и на первый план теперь выходит следующий вопрос: какие условия необходимы для того, чтобы представители определенной культуры восприняли концепцию лабиринта? Я рассчитываю проанализировать этот вопрос более подробно в несколько ином контексте. Здесь я лишь кратко упомянул о существующих толкованиях, которым может быть подвергнуто само понятие лабиринта ²⁵, а также прокомментировал тот факт, что некая искупительная фигура вроде лабиринта не имеет существенного значения в таких догматических религиях, как иудаизм и ислам ²⁶.

         Во-вторых, требуются исторические подтверждения или во всяком случае хотя бы какое-то указание на то, что предполагаемая миграция концепции лабиринта на самом деле произошла. Первым шагом должно стать точное определение места происхождения лабиринта, то есть где именно обнаружены наиболее ранние и многочисленные свидетельства. Среди самых ранних примеров - петроглифы бронзового века, обнаруженные в Средиземноморском бассейне, в Англии, Ирландии и на Кавказе. Можно легко предположить, что рисунок в гробнице в Лудзанасе (Сардиния) примерно на тысячу лет старше и относится приблизительно к середине III тысячелетия до н. э.²⁷ Это придает больший вес средиземноморским лабиринтам (в противоположность найденным на севере Европы), равно как и тот факт, что подавляющее большинство древних лабиринтов было обнаружено в Средиземноморском
15

бассейне. Именно здесь следует искать истоки лабиринта и, учитывая сложную природу этого явления, в первую очередь следует сосредоточить внимание на минойском Крите, который представлял собой в те времена господствующую культуру и стал родиной первой развитой европейской цивилизации. Упоминавшиеся выше греческие источники позволяют считать, что именно здесь место зарождения лабиринта. Рассуждения о том, что лабиринт возник в Египте или в Вавилоне (ил. 2), несостоятельны ²⁸.

       Можно предположить, что лабиринт попал в Испанию, Англию и Ирландию благодаря микенским первопроходцам ²⁹. Трудно определить, когда он попал в Индию. Наряду с камнем из Махческа в Северной Осетии, тот факт, что все поддающиеся датировке индийские лабиринты относятся к значительно более позднему периоду (не раньше III в. до н. э.) и что многочисленные веяния и идеи Средиземноморья проникли в Индию в результате похода Александра Великого (327 до н. э.), указывает на то, что распространение шло из Средиземноморского бассейна в восточном направлении ³⁰.

          Из Индии схема лабиринта попала на Яву и на Суматру. Вполне вероятно, что само существование и местоположение лабиринтов в Северной Америке можно объяснить связями, осуществлявшимися через Тихий океан. Местоположение большинства северных «троянских городов» на побережье и на островах (во всяком случае поблизости от моря) указывает на то, что распространение осуществлялось благодаря мореплавателям, людям, занятым морским промыслом, рыбной ловлей.

Начало

       Выше описано самое раннее из сохранившихся свидетельств существования схемы лабиринта. Лабиринт был известен в минойском Крите во II, возможно даже, в III тысячелетии до н. э. Более ранние этапы истории лабиринта проследить не удается. Единственное, в чем можно быть уверенным, — это то, что схема лабиринта относится не к палеолиту, а, самое раннее, к неолиту. Это подтверждают также космологические и астральные аспекты лабиринта ³¹. Наблюдение небесной сферы, непосредственно связанное с таким наблюдением знание календаря, способность измерять время — все это не представляло никакого интереса для кочевых племен охотников и собирателей периода палеолита, тогда как для землепашцев неолита, ведущих оседлый образ жизни, такая информация была весьма существенной и важной, ведь им было необходимо проводить сев в определенное время года. Еще одно указание на то, что лабиринт возник в период неолита, — это тесная связь между смертью и надеждой на возрождение, которая весьма убедительно представлена в мегалитических захоронениях данного периода.

Формы лабиринта и документальные свидетельства

        Для того чтобы найти решения многих загадок, связанных с лабиринтом, необходимо всегда помнить, что сама концепция лабиринта находит свое выражение в трех различных формах, у каждой из которых имеются свои определенные традиции:
— лабиринт как литературный мотив (как правило, это лабиринт-путаница);
— лабиринт как определенная последовательность движений (танец);
— лабиринт как графическое изображение (рисунок).

         Как уже указывалось выше, мне представляется, что первоначальным воплощением идеи лабиринта явился именно танец, так как движения тела и есть первичный, самый непосредственный способ выражения, — это подтверждается и антропологами, и этнологами и ясно прослеживается в развитии наших детей. Разумеется, мы не располагаем убедительными доказательствами существования таких танцев (которые исполнялись цепочкой танцующих). И сама традиция, по-видимому, вымерла. Самым ранним из известных литературных упоминаний является хор на щите Ахиллеса в восемнадцатой книге «Илиады» (590—605). Гомер не использует термин «танец лабиринта», но, если судить по описанию, это именно он и есть. Автор также
16

указывает на его сходство с танцем, площадку для которого «в широкоустроенном Кноссе / Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой»³². Танец лабиринта у Тесея на Делосе, как он описан Плутархом («Тесей», 21), а также запутанная «троянская игра» всадников, «Lusus Troiae»³³, подробно описываемая Вергилием, в той же мере являются частью традиции извилистых танцевальных ходов, что и танцы, исполнявшиеся в «троянских городах»³⁴ бронзового века (?), в средневековых церквах ³⁵ и в баскских районах в XX веке ³⁶.

         Две другие формы лабиринта, графическая и литературная, представляются мне в первую очередь отражениями этой первичной сути - попыткой зафиксировать мимолетные движения танца. Можно предположить, что с довольно ранних периодов на танцевальной площадке стали отмечать порядок и направление танцевальных движений, и таким образом совпали две ипостаси лабиринта — танцевальная и графическая. Образцами таких танцевальных схем могут служить скандинавские «троянские города», которые, основываясь на их типологии, можно отнести к бронзовому веку или же к периоду неолита.

         Если предположить, что первоначально возникла одна исходная схема лабиринта, которая проявилась в качестве танца, остается вопрос, насколько незатронутой и неизмененной сохранилась эта первоначальная концепция после возникновения двух других традиций. Следует выяснить, как повела себя первоначальная идея после того, как оказалась в новой среде, претерпела ли она какие-нибудь изменения. И, кроме того, следует найти ответ на вопрос, происходило ли взаимное влияние или даже слияние воедино различных форм лабиринта.

           Приводимая выше таблица — это попытка представить в общем виде весь существующий сложный комплекс взаимоотношений. Мне показалось необходимым разделить столбец «Изображение» на колонки, в первой из которых приводится основная критская схема. Во второй колонке приводятся вариации и неверные толкования критского лабиринта, развившиеся под действием различных обстоятельств, — например, считалось, что римские мозаики обладают магическим свойством защищать город, а лабиринтам христианских церквей приписывался морализаторский аспект. Я сделал это различие, чтобы подчеркнуть очевидные расхождения в значении, а также для воссоздания вариантов, в которых нашла воплощение концепция. Например, при изучении критского типа, обнаруженного в рукописи IX века, становится очевидно, что иллюстратор не проводит четкого различия между этой схемой и сложными римскими мозаичными лабиринтами. Видимо, она возникла на основе критского типа. Следовательно, эта схема должна отображать прообраз, прошедший через века, который, несомненно, часто отсылал к первоисточнику, затемненному различными версиями концепции лабиринта, призванными удовлетворить запросы определенного периода времени. С другой стороны, можно предположить, что этот основной тип дошел до нас в форме «троянских городов» и связанных с ними традиций, таких, например, как песни и танцы. Третья колонка, «лабиринт-путаница», включена в таблицу из соображений целостности, даже несмотря на то, что первое визуальное свидетельство данной формы датируется не ранее 1420 года н. э. Все эти соображения ясно показывают, что необходимо проводить строгую дифференциацию — на литературном поприще — между категориями «значительная постройка», «постройка, содержащая извилистую дорожку», «пещера» и «метафора для обозначения затруднительного положения».

         В таблице в данные категории включены также и наиболее важные источники, которые приводятся в хронологическом порядке, что позволяет проследить влияние одних на другие. Во многих случаях я выдвигаю обоснованные предположения относительно датировок конкретных примеров. На многое проливает свет тот факт, что описание танца в «Илиаде» (18, 590—605) является одновременно свидетельством и о танце лабиринта, и о лабиринте как литературном понятии, а возможно даже, в нем содержится информация о месте, на котором исполняется танец лабиринта. Вероятно также, что описания лабиринтов-путаниц, впервые появившиеся в XV веке, несут в себе древний литературный мотив лабиринта-путаницы. Далее, негативное толкование лабиринта как чего-то запутанного, греховного, которое четко прослеживается во многих описаниях лабиринтов в средневековых рукописях, являет собой еще один пример того, как простая схема лабиринта затемняется сложным литературным мотивом лабиринта-путаницы. Единственным новым аспектом этой христианской интерпретации и стала связанная с лабиринтом негативная моральная оценка.

        Высказанное ранее предположение о том, что литературный мотив лабиринта-путаницы возник в результате неправильного истолкования концепции лабиринта, может быть применено и к данному примеру, он перекликается с историей танца лабиринта: в определенный период его перестали понимать и танец стал казаться безнадежно бессмысленным.

         В заключение следует отметить, что, в отличие от лабиринта-путаницы, собственно лабиринты практически невозможно выразить вербально, поэтому нет ничего удивительного в том, что лабиринт в метафорическом значении — это прежде всего лабиринт-путаница.
19
 

Толкования

        Самые интересные и наиболее сложные вопросы, касающиеся лабиринтов, относятся к сфере толкования их значений. Существующие источники чрезвычайно неудовлетворительны. Они противоречат друг другу практически по всем возможным поводам, а фундаментальные элементы либо опущены, либо их представление искажено вследствие определенной точки зрения, которую избирает для себя заинтересованная сторона. Кроме того, следует отметить, что мы имеем дело не только с символом из прошлого, но и с явлением, которое и сегодня сохраняет определенную значимость, а этот факт не может не влиять на наше видение исторических контекстов. А значит, следует принять методический подход. Если исторические и филологические соображения не позволяют составить полного представления о данной концепции, то этот пробел следует заполнить — аккуратно разграничивая отдельные категории — при помощи данных зрительного анализа, а также не-исторической, психологической аргументации. Это всегда следует иметь в виду при оценке приводимых ниже интерпретаций.
 

Инициации, смерть, подземный мир и возрождение

       Мне лабиринт представляется прежде всего воплощением (при этом совершенным) обряда инициации. Давайте повнимательнее посмотрим на форму лабиринта — это внутреннее пространство, отделенное от остального мира. Это пространство окружено внешней стеной, в которой имеется лишь одно небольшое отверстие для входа. Внутреннее пространство напоминает архитектурный план и кажется на первый взгляд ошеломляюще сложным. Чтобы понять форму лабиринта, а также чтобы решиться войти внутрь, требуется определенная степень зрелости. Если говорить о самой дорожке, то идущему человеку необходимо обладать хорошей физической координацией, а также социальной адаптивностью (что требуется и в хороводе)³⁷. Прежде чем вступить в лабиринт, человек преодолевает целый ряд препятствий, и способным их преодолеть оказывается лишь тот, кто уже достиг зрелости. Когда вход остается позади, человеку открывается «принцип извилистой дорожки». Внутреннее пространство заполнено максимально возможным количеством поворотов — что означает огромную потерю времени, а также физическую усталость человека на пути к цели, то есть к центру. Несколько раз человек приближается к цели только затем, чтобы дорожка вновь отвела его в противоположную сторону, и это вызывает большое психологическое напряжение. А поскольку на пути к центру идущий лишен возможности выбора, тот, кто в состоянии вынести это психологическое напряжение, непременно достигнет цели. В этом — символическое отображение необходимости следовать законам природы, отрицающее роль субъективного, произвольного подхода. Достигнув центра, человек остается в полном одиночестве, наедине с самим собой, с божественным принципом, с Минотавром или же с чем-то другим, чем может быть наполнено содержание понятия «центр»³⁸. В любом случае центр — это такое место, где человеку дается возможность обнаружить нечто настолько важное и значительное, что это открытие требует кардинальной смены направления движения. Чтобы выйти из лабиринта, человек должен повернуться и возвращаться назад по своим же следам. Поворот на 180 градусов означает не что иное, как наибольшее возможное отступление от собственного прошлого. И все же не следует рассматривать возвращение как обычное отрицание, отмену уже совершенного похода к центру. Это толкование могло бы иметь место, если бы мы расценивали обратный путь в том же плане, что и дорогу к центру. Между этими двумя дорогами, однако, лежит ключевой, основополагающий опыт. И поэтому поворот в противоположную сторону — это не просто отрицание предшествующего опыта, это еще и новое начало. Человек, выходящий из лабиринта, совсем не тот, кто входил в этот лабиринт, — это человек, переродившийся для нового этапа, нового уровня существования. Именно в центре лабиринта происходит смерть и новое рождение.

       Смерть и возрождение символизируют переход от одной формы существования к другой, непременно более высокой, и одним из наиболее важных обрядов, символизирующих этот переход ³⁹, является обряд инициации, в котором «все церемонии и устные инструкции, предназначенные новообращенному, направлены главным образом на то, чтобы изменить его или ее религиозную или общественную жизнь»⁴⁰. Основным примером может служить обряд достижения половой зрелости, благодаря которому человек получает доступ в определенную возрастную группу взрослых людей, достигших сексуальной или общественной зрелости. Перед рукоположением в сан священника и во время приготовления к коронации также проводятся церемонии посвящения в тайные общества. Обряд крещения у христиан до сих пор включает определенные элементы инициации, хотя в нем и нет испытаний на выносливость, на силу или же других подобных проверок, призванных доказать, что новообращенный способен вынести тяготы своего нового состояния. Смерть в ритуалах означает конец жизненного пути человека, после чего новообращенный рождается для иного существования. Это значение лабиринта находит свое отражение и в его извилистой форме, в постоянной смене направлений слева (направление, противоположное движению солнца, т. е. движение к смерти) направо (направление движения солнца, т. е. к жизни⁴¹.

          Кроме того, в лабиринте человек оказывается в окружении, в изоляции, он оторван от привычной среды существования. Для него привычное окружение как бы «умирает». Назад пути нет, только неизбежная дорога вперед и обязательный поворот в обратную сторону, когда идущий достигнет центра. Дорога, ведущая из прошлой жизни к одиночеству, — это дорога смерти. И не случайно некоторые из ранних лабиринтов — петроглифы бронзового века — связаны либо с захоронениями, либо с шахтами, то есть с местом, откуда человек ступает на опасный путь, ведущий назад, в утробу Матери-Земли, «владычицы подземного мира».
20

         Возвращение в утробу, отход к эмбриональному состоянию, выбрасывание наружу через сковывающие движения повороты и изгибы и повторное возвращение к узкому входу — данная интерпретация, символизирующая рождение, непосредственно связана с тем, что дорожка лабиринта узкая и извилистая. И не случайно лабиринт ассоциируется с изгибами внутренностей⁴². Понятно теперь, почему в Индии лабиринты наделяли волшебной силой, облегчающей деторождение (ил. 627—629)⁴³, а для индейцев хопи они символизировали рождение и реинкарнацию ⁴⁴.

ил. 627—629

Леонардо да Винчи Продольный разрез совокупляющихся тел. Анатомический рисунок, 1494

         Инициации означают символическую смерть и новое рождение. Однако физическая смерть тоже может рассматриваться как изменение, трансформация прежнего состояния и переход к новой жизни. И соответственно дорожка лабиринта являет собой путь в подземный мир, возврат к Матери-Земле, что связано с обещанием возрождения ⁴⁵. Путь внутрь лабиринта представляет собой путь к чреву земли, к viscera terrae ⁴⁶. Мне представляется, что именно здесь следует искать один из каналов, по которым представления, возникшие в эпоху пещерных культов, были переданы более поздним поколениям и, претерпев соответствующие изменения, трансформировались в концепцию лабиринта.

           В свете того, что лабиринт тесным образом ассоциируется со смертью и возрождением, представляется возможным предположить, что римская троянская игра, известная также под названием «поход в троянский лабиринт», служила для торжественного осуществления двух функций — основание (т. е. рождение) города и погребальные церемонии ⁴⁷. Изображение портала храма Аполлона в Кумах, предположительно выполненное рукой Дедала ⁴⁸, также подтверждает эту мысль: именно в Кумах открывается огромный грот, ущелье — вагинальное отверстие Матери-Земли, а также вход в Гадес. Следовательно, если лабиринт символизирует смерть и возрождение, как это описано выше, то можно ожидать, что лабиринты будут встречаться лишь в тех культурах, для которых характерна вера в жизнь после смерти.

Священная свадьба?

          Мы только что обсудили представление о лабиринте как о чреве и способе «проникновения в утробу Матери-Земли». Если рассматривать данную идею в несколько менее метафорическом плане, вполне оправданным могли бы показаться явные сексуальные коннотации, с которыми ассоциируется проникновение в органоподобное целое лабиринта, а также узость
21

и сама форма его дорожки. Возможно ли, чтобы с лабиринтом ассоциировалось еще и первичное рождение? Существует несколько примеров, подтверждающих данное предположение: на этрусской ойнохое из Тральятеллы изображены две сношающиеся пары, чья непосредственная близость к лабиринту позволяет высказать предположение, что они тесно связаны с ним определенными смысловыми ассоциациями или же они тот ключ, благодаря которому становится понятно, где именно происходит действие. Клара Галлини ⁴⁹ совершенно правильно трактовала данную сцену как «священную свадьбу» Тесея и Ариадны, состоявшуюся после испытаний странствованием по лабиринту ⁵⁰. Считалось, что подобные обряды способствуют плодоношению полей, поскольку в них воспроизводится космическая иерогамия — порождающий жизнь союз (Отца) Небес и (Матери) Земли ⁵¹. Согласно майским традициям стран Северной Европы, соединение пары на недавно засеянном поле должно магическим образом облегчить возрождение природы⁵². Это же представление лежит в основе «троянских городов» в странах Северной Европы, известных также под названием «девичьи танцы». Во время такого танца девушка ⁵³ скрывается в лабиринте, где мужчина настигает ее и овладевает ею ⁵⁴.

        Естественно, проблематичной представляется попытка проследить историю этих сравнительно недавних примеров, возвести их к более ранним образцам. Кажется, однако, вполне оправданным предположить, что на ойнохое из Тральятеллы изображены вовсе не события частной жизни этих людей. Они показаны на открытом пространстве, аналогично официальному ритуалу троянской игры, а большое число пар. позволяет предположить, что изображаемое действие было широко распространенным обрядом ⁵⁵.

         Есть еще одно соображение, которое непременно следует принять во внимание в связи с данной точкой зрения — доказать которую непросто, — что лабиринт являлся местом проведения магических обрядов, нацеленных на плодородие, — идея, затрагивающая также вопросы происхождения самой схемы лабиринта. Я имею в виду соотношение между практически повсеместно встречающимися чашевидными знаками и лабиринтами. В этих петроглифах периода неолита или бронзового века (концентрические окружности, разделенные одним или несколькими радиусами) определенную эмбриональную форму различали Эрнст Краузе ⁵⁶, Мориц Гернез и Освальд Менгин ⁵⁷. Однако попытка Краузе вывести схему лабиринта непосредственно из чашевидных знаков представляется неубедительной — она надуманна и не предлагает мотивации, необходимости, которая бы могла явиться стимулом, движущей силой для подобного эволюционирования. К тому же порядок расположения окружностей не соответствует расположению окружностей в лабиринте критского типа. Чтобы рассматривать чашевидные изображения (о значении которых можно пока лишь догадываться)⁵⁸ как архетип лабиринта, сначала придется доказать, что существовали некие факторы культуры, влияющие как на форму, так и на содержание, благодаря которым чашевидные знаки смогли развиться в лабиринт. Это весьма существенное соображение ввиду того обстоятельства, что петроглифов-лабиринтов значительно меньше, чем выдолбленных в камне изображений чашевидных знаков, которым тоже приписываются сексуальные коннотации. Возможные связи между этими явлениями до сих пор остаются нерешенным вопросом. В надежде вызвать интерес к дальнейшим исследованиям мне хотелось бы указать на удивительную схожесть, которая наблюдается между нитью Ариадны в лабиринте на Крите (ил. 1) и чашевидным изображением в камне на иллюстрации 14, относящимся, предположительно, к периоду неолита. В формах этих двух изображений проявляется определенное сходство с неолитическими сооружениями в Стоунхендже (ил. 15), которые, ввиду их астрономической ориентации, совершенно правильно интерпретируются как место космической свадьбы Отца-Солнца и Матери-Земли ⁵⁹. Таким образом, можно предположить, что подобные идеи вполне могли быть связаны с лабиринтами. Тот факт, что для хопи лабиринты были исключительно местом проведения космических свадеб между Отцом-Солнцем и Матерью-Землей, представляется мне достаточным подтверждением этих предположений (всестороннее исследование которых до сих пор не проведено).

Ил. 14-15

22


Более того, традиции майских праздников можно проследить в так называемых лабиринтах любви, популярных в 1550—1650-е годы, в которых, с одной стороны, отражается магическая идея плодородия, а с другой — разворачиваются эротические «хитросплетения» (благодаря тому, что идею лабиринта как такового вытесняет понятие лабиринта-путаницы).

          Как уже упоминалось, при закладке города (если верить Вергилию) проводилась римская троянская игра с характерными для нее извилистыми дорожками лабиринта. Если говорить более конкретно, эта игра проводилась в тот период, когда возводились городские стены — очевидный акт разделения внутреннего и внешнего пространства, а также, в некотором смысле, рождение, в данном случае — рождение сообщества. Здесь мы имеем дело с процессом отделения, самооткрытия и самоопределения, но теперь этот процесс больше не ограничивается рамками индивидуального, а охватывает более широкую категорию — коллективное. Существовало верование, что если во время возведения стен люди будут ездить по извилистой дорожке лабиринта, то защитная мощь городских укреплений волшебным образом возрастет. Насколько важной представлялась данная идея римлянам, можно судить по тому факту, что почти все римские мозаичные лабиринты (графические варианты троянской игры) изображают укрепленный город и их часто помещали у входа в дом, чтобы ограждать жилище от злых сил.

           Идея о волшебных защитных силах находит, например, свое выражение и в индийских рисунках, которые наносились у порога дома, и в том, что на севере Франции ⁶¹ лабиринты размещались у западных порталов церквей, и в выполнении лабиринтом функции амулета, в изображении
24

боевого порядка войск и в татуировках. Вальтер Хильдбург несомненно прав, когда называет лабиринт «одним из древнейших символов, призванных отгонять зло»⁶². В основе этого верования лежит убеждение, что злые духи способны передвигаться (летать) лишь по прямой, а значит, они не в состоянии найти дорогу во множестве поворотов и изгибов лабиринта. Непредсказуемость лабиринта утомляет, изматывает нападающего, он сбит с толку, обведен вокруг пальца, он теряет свою конечную цель. Стойкость подобных представлений хорошо прослеживается на примерах Филарете и Франческо Марки, они предлагали строить оборонительные сооружения, основываясь именно на схеме лабиринта. Церковные лабиринты в Реймсе и Жаненвиле во Франции, а также лабиринты из дерна в Саффрон-Уолдене и в Снейнтоне в Англии равным образом вызывают в памяти форты с «бастионами».

         Противоположность данной позитивной, оградительной сущности лабиринта составляет его закрытость, что делает лабиринт схожим с тюрьмой. Об этом упоминается у Плутарха ⁶³ и у аль-Бируни в его описании «крепости»⁶⁴ принца-демона Раваны, где в плену томилась Сита, жена Рамы, индийского божества.

         Мы сталкиваемся с той же концепцией в фигуральном переосмыслении в целом ряде случаев, когда лабиринт служит символом тайны, как, например, на боевом римском штандарте, изображающем Минотавра, представленном в книге «О военном искусстве» Роберта Вальтурия, или же на великолепном портрете Бартоломео Венето. Согласно данной интерпретации, свои планы следует хранить в тайне, подобно тому как Минотавр надежно заточен в недрах своего лабиринта.

         Мотив «города/лабиринта» оказывается единственным примером того, что лабиринт наделяли защитными, оградительными силами. Изучение римских мозаичных лабиринтов ⁶⁵ и средневековых лабиринтов-«иерихонов»⁶⁶ показывает, что схема лабиринта очень легко трансформируется в символ города. Во времена античности она идентифицировалась с архетипом Трои, а в иудейской традиции — с Иерихоном. Исходя из чудесных обстоятельств, сопутствующих завоеванию Иерихона Иисусом Навином, а также основываясь на характерных толкованиях данного события в иудейско-сирийских кругах поздней античности, мы можем заключить, что извилистым поворотам лабиринта приписывалась способность отгонять зло. Более поздним примером такого классического городского символизма может послужить утверждение арабского автора XIII века аль-Казвини о том, что город Константинополь когда-то имел форму лабиринта. Далее, если учесть, что четыре сектора римских мозаичных лабиринтов соответствуют «четырехугольному Риму», а понятие о городе как о священном месте представляет собой целое мировоззрение ⁶⁷, неудивительно, что космологический аспект (который я рассматриваю далее) становится актуален не только для городов-лабиринтов, но и для лабиринтов в целом.
25

Космологический и астральный символизм

         Указания на космологическую идеологию прослеживаются во всех вышеупомянутых принципах создания лабиринтов, в римских мозаичных лабиринтах, а также в реальной ориентации, присущей практически всем средневековым лабиринтам в церквах68 и в большинстве лабиринтов в рукописях ⁶⁹. И если эти лабиринты шартрского типа, состоящие из одиннадцати окружностей — которые иллюстрируют мир земного греха ⁷⁰, интерпретируемые в Средние века как «laborintus»⁷¹, — определяют свое местоположение по космическим пространственно-временным координатам и, следовательно, непосредственно с ними связаны, значит, в этом должен содержаться некий конкретный взгляд на мир. И соответственно такие лабиринты не представляют собой исключительно оценочное суждение, как это характерно для более поздних «лабиринтов мира»⁷².

Существуют определенные сомнения относительно того, в какой степени мы вправе сопоставлять движение небесных тел с поворотами лабиринта ⁷³. Танец лабиринта на Крите во время жертвоприношения ⁷⁴ в более ранние периоды рассматривался как «танец звезд»⁷⁵, и поэтому велик соблазн установить связь (зависимость) между количеством жертв, значимость которого подчеркивалась тем, что это число удваивалось (семь юношей и семь девушек), семью окружностями классического критского лабиринта и семью планетами, известными во времена античности, — это Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн, а также два «светила великих», то есть Солнце и Луна ⁷⁶. Все, однако, далеко не так просто. Разумеется, нельзя говорить о том, что в танце предполагалось выразить точное соответствие движению планет, поскольку танцоры выстраивались в единую линию, образуя цепь, а не семь «орбит». С другой стороны, существуют определенные указания на то, что повороты в танце отображали движение небесных тел в более общем смысле. Воспроизводить движение небесных тел в танце следовало, возможно, с той целью, чтобы при помощи доброго волшебства поддерживать гармонию земного и небесного ⁷⁷. Весьма ясная интерпретация «гераноса»* (журавлиный танец в лабиринте, исполнявшийся на Крите и Делосе), выполненная в строго пифагорейском ключе, предлагается в трактате по метрике (I, 16), приписываемом грамматику и философу Марию Викторину, римскому ритору, жившему в IV веке н. э. В этом отрывке, посвященном истории поэзии, рассказывается о «строфе, антистрофе и эподе», а заканчивается он этиологическим изложением сведений о предполагаемом создателе данных поэтических форм ⁷⁸. Победив Минотавра, Тесей, как предполагается, прошел в обратном направлении по всем изгибам и поворотам лабиринта. Этот путь он проделал вместе со спасенными им жертвами, они пели и танцевали, сначала направо (строфа), потом — налево (антистрофа). Неизвестный автор упоминает также еще одну традицию, связывающую танец с пифагорейским учением о гармонии сфер путем включения некоего третьего элемента — песни, которая исполнялась стоя по окончании всех других частей:

          «Была еще одна традиция, когда люди своей священной песней подражали пути и гармонической песне земли. Потому что в этой песне, как записали в своих трудах ученые-философы, пять так называемых блуждающих звезд вместе с солнцем и луной и их орбитами воспроизводят чрезвычайно мелодичные звуки. Таким образом, хор [Тесея] пел свою песню так, что она становилась подражанием пути и гармоничной песне мира, — сначала они делали три шага направо подобно небесам, когда они поворачивают направо с востока на запад; потом танец продолжался в левую сторону, подобно тому как солнце, луна и другие блуждающие звезды — по-гречески, „планеты" — спешат налево с запада на восток. В-третьих, они пели свою песню стоя, поскольку земля, окруженная небесами, недвижно пребывает в центре космоса»⁷⁹.

           Сначала упоминается извилистая дорожка ⁸⁰ лабиринта, затем исполняются три части греческой хоровой песни, сопровождаемой танцем. Все это открывает удивительные перспективы, и Фернан Робер совершенно прав, делая соответствующее упоминание в своей работе «О происхождении слова „трагедия"» («Sur l'origine du mot Tragedie»)⁸¹. Робер цитирует также еще один пример этой «широко распространенной, живой традиции»: «Следует принять во внимание, что танцующие двигались в правую сторону, когда пели строфу; в левую — во время пения антистрофы. Эпод, однако, они исполняли, стоя на одном месте. А это показывает, как уже упоминалось, что строфа есть движение (неподвижных) небес от восхода к царству заката (с востока на запад), антистрофа — это движение планет, поскольку они движутся с запада на восток, и, наконец, эпод — это неподвижная земля»⁸². Такое толкование подтверждается и еще одним фактом, а именно тем, что геранос, журавлиный танец лабиринта, исполнялся на Делосе в ночное время при свете факелов ⁸³, что давало возможность зрителям увидеть в дорожке огней образ движущихся небесных тел.

          На ил. 17 предпринята попытка соотнести эту, несомненно широко распространенную, традицию ⁸⁴ с классической схемой лабиринта ⁸⁵. Результат представляется неудовлетворительным. «Эксцентричность (смещение) центра» на рисунке не дает представления о Земле как о теле, занимающем центральную позицию, а одновременное движение планет не соответствует движению человека, проделывающего свой путь по изгибам лабиринта и поворотам в совершенно ином порядке. Равным образом смущает и то, что в тексте говорится только об извилистой дорожке лабиринта, а другие особенности его формы никак не рассматриваются. Это подводит нас к выводу, что в цитируе-
--------------------
* Журавль (греч.) (примеч. перев.).
26

мых текстах имеется в виду более позднее, аллегорическое, практическое значение конкретного лабиринта, но не первоначальная концепция, идея, которая могла бы объяснить само создание лабиринта ⁸⁶. Существуют и другие факты, это подтверждающие. Во-первых, установить количество планет, равное пяти (или семи), стало возможным только после того, как было открыто, что утренняя и вечерняя звезда на самом деле одна и та же планета — Меркурий. В Греции нет никаких свидетельств того, что такое открытие было сделано раньше VI века н. э.⁸⁷ Кроме того, идея о гармонии сфер возникла в 400 году до н. э., после того как было открыто, что Земля круглая, и «было создано пространство для концентрических, круглых планетных орбит»88. До этого открытия планеты вполне соответствовали своему названию («блуждающие звезды»). И поскольку тогда еще было неизвестно, что их движение подчиняется законам природы, между планетами и дорожкой лабиринта (который, как уже доказано, возник значительно раньше) могла бы усматриваться лишь самая общая метафорическая связь — если вообще эта связь имела место ⁸⁹. Если постараться привести вещи к общему знаменателю, то получится, что движение по лабиринту соответ-
27

ствует движению небесных тел лишь в самом обобщенном плане. Эта мысль, вероятно, очень стара, она получила широкое распространение, и потому затруднительно выявить точное историческое время ее происхождения ⁹⁰. Пифагорейская идея о гармонии сфер была, вероятно, весьма существенной в то время, к которому относятся лабиринты, изображенные в средневековых рукописях ⁹¹. Они подробно описаны Вернером Башелет-Массини ⁹².

         Фридрих Крейцер и Франц Мон ⁹³, а также, среди прочих, Джеймс Фрэзер⁹⁴ упоминают о танце солнца — танце лабиринта, в котором воспроизводится движение светила в течение года. И тогда как Фрэзер не предлагает никаких причин, объясняющих, почему (очевидные) движения солнца связываются с дорожкой лабиринта, Крейцер упоминает об одном анахронистическом эллинском мотиве, связанном с лабиринтом-путаницей: «Когда Тесей осмеливается войти в лабиринт на Крите, он попадает в царство мертвых, он находится в пещере под землей. Блуждания по его запутанным дорожкам и изгибам — это слепок самой жизни и окружающего мира, это путь, который солнце многократно проходит по всем частям небосвода».

           Впервые попытка проследить взаимосвязь между движением солнца и дорожкой в лабиринте была предпринята Германом Виртом. Лабиринт он рассматривал в качестве метафорического изображения пути, который солнце проходит в течение дня и в течение года ⁹⁵. Ни то ни другое мнение не представляется убедительным. Во-первых, нет никакой причины изображать лабиринт вертикально, как диск, — это противоречит самой природе лабиринта. Вирт делит схему лабиринта на две части, произвольным образом вводя горизонтальную линию. На самом деле он имеет дело не с лабиринтом, а исключительно с его верхним полукругом. Трактуя этот полукруг как ежемесячные передвижения солнца, Вирт упускает из виду тот факт, что дорожка в лабиринте не ведет последовательными кругами к центру, а скорее ее можно разделить на фазы или группы центробежно распространяющихся окружностей ⁹⁶. Равно неубедительными представляются и размышления Раймонда Кристингера ⁹⁷. Он утверждает, что, применяя магические цифровые квадраты, в изгибах и поворотах лабиринта он обнаружил схему движения Венеры ⁹⁸. Возможно, в этом есть доля правды. Во всяком случае имеются несколько существенных фактов, которые хотя и не указывают непосредственно на солнечный первоисточник лабиринта, тем не менее явно дают понять, что относящиеся к солнцу идеи ассоциировались с лабиринтом в Кноссе с VI по IV век до н. э. На оборотной стороне самых ранних кносских монет изображена либо свастика, либо свастикообразный меандр, а впоследствии на их месте появляется лабиринт. В этом просматривается аллюзия на вращающееся солнечное колесо, представленное в виде головы быка ⁹⁹, и на Минотавра, полубыка-получеловека, обитающего в лабиринте ¹⁰⁰, которого всегда изображали в так называемой позе преклоненного колена ¹⁰¹, что в самом общем виде соответствует схеме свастики. Звезды на монетах также делают возможным определенное астральное толкование ¹⁰².
28

         Параллели, существующие между свастикообразным меандром и схемой лабиринта ¹⁰³, являются одним из доказательств той идеи, что критский лабиринт находился в Кноссе. И на свастике, и в лабиринте имеется аналогичный центральный элемент (крест), кроме того, оба изображения встречаются на обратной стороне монет. И лишь влиянием прямоугольного свастикообразного меандра можно убедительно объяснить тот необычный факт, что большинство лабиринтов, встречающихся на ранних кносских монетах, своей прямоугольной формой напоминают свастику ¹⁰⁴. И в этой связи Артур Кук может оказаться прав, когда он рассматривает свастику как символ лабиринта ¹⁰⁵. В то же время взгляды Яна де Вриса на лабиринт как на соединение «двух символов солнца, спиралей и свастик» представляются неубедительными ¹⁰⁶. Спираль не следует путать с лабиринтом, как нельзя значительно более поздние ассоциации с солнцем представлять в качестве объяснения самой схемы лабиринта.

           В заключение приведенного обзора мне бы хотелось добавить еще одно замечание: результаты всех этих попыток выявить соответствия представляются мне в высшей степени неудовлетворительными, поскольку я по-прежнему убежден — как и был убежден с самого начала — в том (а доказать это весьма трудно), что между схемой лабиринта и движением небесных тел существует некая внутренняя связь. Подобного рода интуитивная уверенность пока не поддается проверке по той причине, что на сегодняшний день в нашем распоряжении нет необходимых инструментов анализа. Либо же дело заключается в самой внутренней природе этого живого символа, которому свойственно избегать явных и однозначных выводов и утверждений. И все же я сохраняю надежду, что последующие исследования прольют свет на существующие взаимосвязи ¹⁰⁷.

   ДОПОЛНЕНИЕ

ил. А

          Хотя меандр сам по себе и не является разновидностью лабиринта, Дж. Савард демонстрирует возможность превращения двойного меандра в круглый семикольцевой лабиринт (ил. А). Некоторые римские мозаичные лабиринты состоят из четырех секторов, представляющих собой четыре меандра, которые расположены вокруг одного центра и очерчены общим периметром. В этом случае меандр подходит под определение лабиринта. Германн Керн предположил существование связи между семикольцевым критским лабиринтом и движением небесных тел. Проверяя эту гипотезу, Сиг Лоунгрин¹⁰⁸ сопоставляет рисунок лабиринта с орбитой Меркурия, видимой с Земли. Меркурий ближе к Солнцу, чем Земля, следовательно, его орбита меньше. Год на этой планете составляет 116 дней. Орбита Меркурия, если смотреть на нее с Земли, подобно линиям лабиринта часто меняет направление и, как показано на ил. В, в точности повторяет «нить Ариадны». Магические квадраты веками очаровывали математиков и философов. Квадрат делится на клетки, в каждой из которых стоит определенное число. Сумма чисел каждой строки, столбца и двух больших диагоналей магического квадрата всегда одна и та же. Магические квадраты часто ассоциировались с небесными телами; в таком случае они состоят из нечетного количества клеток и демонстрируют удивительное свойство: конфигурация нечетных чисел образует семенной узор (см. ил. 6), из которого можно вывести семикольцевой лабиринт критского типа (ил. С)¹⁰⁹.

А. Двойной меандр
Двойной меандр может трансформироваться в круглый семикольцевой лабиринт: надо растянуть фрагмент, состоящий из семи внутренних делений, повернув его вокруг точки, которая станет центром лабиринта. Границы меандра соединятся и образуют единственный радиус лабиринта, пересекающий его окружности. Иллюстрация: Джефф Савард.
29

Примечания

1 При чтении рассуждений Мэтьюза об «однонаправленных» и «разнонаправленных» лабиринтах в его фундаментальном труде «Путаницы и лабиринты» (Matthews, 1922. P. 184ff) из обманчиво складного, однако же несколько затемненного изложения становится очевидно, что автор в корне неверно трактует базовые различия между лабиринтом и лабиринтом-путаницей. Он не просто упускает из виду отличия технического и исторического плана, самое главное, он не замечает того факта, что в лабиринте и лабиринте-путанице человек оказывается в совершенно разных условиях: в лабиринте перед ним открывается одна-единственная дорожка, непременно ведущая к центру. В собственно лабиринте перед человеком не встает вопрос об ориентации в пространстве, поэтому человек может полностью сосредоточиться на самом процессе прохождения лабиринта. В лабиринте-путанице, наоборот, путь к центру зависит прежде всего от сознательного выбора, который человеку приходится делать на каждом перекрестке, для чего требуется уделять особое внимание тому, что видишь вокруг. В лабиринте-путанице идущий достигает центра лишь в том случае, если он полностью берет на себя инициативу выбора пути, постоянно прилагая усилия к тому, чтобы определить свое местонахождение, уточнить правильность выбранного направления, которое должно привести к цели. В лабиринте успешное завершение пути является естественным следствием самого построения дорожки. Существует заранее предопределенный план, который сам же и направляет идущего к центру. Прохождение по лабиринту и лабиринту-путанице — занятия принципиально различные, предлагающие человеку два разных типа опыта.
2 Более подробно сходства и различия между подобными построениями представлены в гл. XI наст. изд.
3 О том, как трансформировать меандр в лабиринт, см. приложение к данной главе, с. 29.
4 См., к примеру, лабиринт в Шар-тре, ил. 259—261.
5 Колебания маятника становятся значительно короче, они постепенно затухают, тем самым подготавливая человека к полной тишине и внутреннему сосредоточению, царящему в центре. Для обратного пути, выхода наружу, наоборот, характерно усиление, увеличение амплитуды колебаний маятника.
6 См.: Fink; Granet.S. 131,147ff.
7 О том, как лабиринт подвергается христианской интерпретации, более подробно говорится на с. 119— 123 наст. изд.
8 См. работы: Mayer, 1892. S. 191; Kretschmer, 1896. S. 404; Kretschmer,1940; Kretschmer, 1951; Spiegelberg; Vollgraff; Boisacq; Guntert; Pugliese Carratelli; Picard, 1939; Brandenstein, 1950-1952; Palmer; Deroy; Gallavotti; Cagiano de Aze-vedo. P. 39—47; Gallini; Budimir; Frisk. Bd. II. S. 67. Bd. III. S. 143; Chantraine. Vol. III. Cols. 610-611.
9 См. с 37—39 наст. изд.
10 Для более подробного описания происхождения слова «лабиринт» см.: Doob, 1990. Р. 95-100.
11 Gn 702; трактовка не представляется неоспоримой; см.: Palmer. P. 40; Ventris, Chadwick. No. 205. P. 310; Gerard-Rousseau. P. 56—58.
12 См.: Kerenyi, 1978. S. 266-270.
13 См. с 62 наст. изд.
14 См. с. 56 наст. изд.
15 См. с. 64—66 наст. изд.
16 См.: Schachermeyr, 1967.
17 См. с. 40—46 наст, изд.; Kerenyi, 1966. S.283ff.
18 См. с. 46 наст. изд.
19 См. с. 83—84 наст. изд.
20 С удовольствием пользуюсь возможностью исправить ошибку, допущенную в первом немецком издании. Как мне сообщил в письме от 28 августа 1983 г. Ганс-Гюнтер Бонат (Aiming), Платон в своем метафорическом выражении имеет в виду собственно лабиринт, а не лабиринт-путаницу, как это предполагалось в первом издании. Платон рассуждает о том, как Сократ и его спутник попали в лабиринт, а не о том, что они заблудились, уже будучи в лабиринте (т. е. в лабиринте-путанице). Как явствует из аргументации Боната, они «по ошибке ступили через порог, поскольку поддались ложному порядку рассуждений. Они пошли по ложному следу, который и привел их в лабиринт. Сам же лабиринт, в котором нет элементов головоломки, путаницы, не предполагает возможности сделать неверный шаг, тем не менее сбившиеся с пути мыслители, едва достигнув центрального поворота, осознали, что подошли они не к конечной цели, к какой стремились (т. е. интеллектуальному заключению), а всего лишь к одному из тупиков. Они выбрали неверную дорогу. И дело не в том, что лабиринт на самом деле оказался лабиринтом-путаницей, просто они выбрали неверный „вход". Им надо было просто повернуться в другую сторону — что они и сделали, — и легко, без всякой нити Ариадны (поскольку им не надо было определять свое местонахождение, равно как и по пути к центру) они нашли выход, который являлся также и входом».
21 Каллимах. С. 156-163.
22 Jacoby Felix. Bd. I. Nr. 148. S. 98. Ариадна передала Тесею моток шерсти, который она получила от Дедала, и наказала ему привязать нитку у входа (в лабиринт), постепенно разматывать клубок, по мере того как Тесей будет идти вперед, и той же дорогой, следуя нити, возвращаться обратно. Таким образом, лабиринт здесь понимается как сооружение, дорожка которого не является однонаправленной. См. также: Jacoby Felix. S. 426.
23 Для более полной информации о данном диспуте, о его исторических и философских корнях см.: Schneider AlbrechtS. llff.
24 См. также гл. XVII наст. изд.
25 См. также раздел «Толкования» наст. гл.
26 См. с. 152 наст. изд.
27 В последнее время датировка многих ранних лабиринтов подверглась пересмотру. Большинство из них, лишь за некоторым исключением, являются более поздними сооружениями, нежели предполагал Г. Керн. См. приложение к гл. IV, с. 79, где приводятся современные представления по данному вопросу (примеч. Дж. Саварда).
28 Чрезвычайно самоуверенное заявление К. Н. Дидса о «египетском происхождении лабиринта», относящемся к 3000 г. до н. э. (Deedes. P. 1, 7), является настолько же необоснованным, как и размышления о «вавилонском происхождении лабиринта» (см. примеч. 42). Материал (включая и неверную трактовку), позаимствованный Дидсом у А. Эванса (Evans A. 1921-1935. Vol. I. Figs. 257-258. P. 122, 358-359; здесь ил. 7), имеет столь же малое отношение к настоящему лабиринту, как и изображение внутренностей, обнаруженное в Вавилоне (ил. 2), или же каменная табличка из Франкавиллы (ил. 8).
29 Петроглифы бронзового века обычно связывают с каменоломнями. См. с. 69 наст. изд. Тем не менее представляется маловероятным, что лабиринты в Англии и Ирландии относились к бронзовому веку (примеч. Дж. Саварда).
30 Более подробно об индийских лабиринтах см. с. 355—367 наст. изд.
31 См. раздел «Толкования», с. 19—29 данной гл.
32 Более подробный анализ данной строки см. на с. 41 —42 наст. изд.
33 Вергилий. Энеида. V, 545—603, см. с. 83—84 наст. изд. Описание Плутарха см. на с. 35—37 наст. изд.
34 Ил. 557-575.
35 См. с. 174—175 наст. изд.
36 Ил. 29-30.
37 Древний танец лабиринта всегда исполнялся группой танцующих, которые выстраивались цепочкой. Более подробные сведения об этом, а также об аспекте посвящения, характерном для легенды о Тесее, можно найти на с. 42—46 наст. изд.
31

38 Человек, идущий по лабиринту, не может совершить такое открытие, если он двигается к центру напрямую, по «идеальному» пути. Следуя к центру по извилистой, петляющей дорожке, которая огибает центр несколько раз, человек тем самым получает возможность ознакомиться с этим центром со всех сторон. Более того, идущий способен проникнуть в центр лишь после того, как обойдет все внутреннее пространство лабиринта, что следует понимать не только в количественном смысле (т. е. для достижения цели требуется приложить максимум усилий), но и как символ того, что человек способен открыть самого себя, лишь вложив в эти усилия всю свою энергию, осознав лабиринт во всей его целостности. Лабиринт, соответственно, являет собой символическое изображение процесса поиска себя, становления индивидуальности, а также сосредоточения всех основополагающих аспектов человеческого существования. Лабиринт является символом взросления, созревания, в процессе которого человек, существовавший ранее в одном измерении, развивается, превращаясь в цельную, многогранную личность, сумевшую отыскать свой смыслообразующий центр. Разумеется, нет никаких доказательств того, что те, кто изобрел или, лучше сказать, впервые обнаружил существование лабиринта как особой структуры, рассматривали его с подобной точки зрения. Нам тем не менее доподлинно известно, что в лабиринтах нашли свое воплощение удивительно глубокие и мудрые воззрения, выраженные, возможно, на бессознательном уровне, что делает такую трактовку лабиринта вполне вероятной и допустимой. Более подробно вопрос о «целостности» с культурно-исторической точки зрения рассматривается на с. 379 наст. изд. Примеры такого рода приводятся также в гл. XI «Символика центральной части», на с. 229—231 наст. изд.
39 Более подробно об обряде перехода см.: Gennep.
40 См.: Eliade. Das Mysterium der Wiedergeburt. S. 10.
41 См.: Cuillandre; Knuchel; Lurker.
42 Рассуждения Э. Вайднера, Э. Хом-меля и Ф. Бёля относительно «вавилонского происхождения лабиринта» представляются несостоятельными, поскольку изображения внутренностей, которые они приводят в качестве доказательства, являются на самом деле двойными спиралями, а не лабиринтами.Глиняная табличка, известная также под названием «дворец внутренностей», представляет собой выдающееся свидетельство, где приведены сопутствующие записи, определяющие расположение разветвлений кишечника, по которому предсказывали будущее во время совершения обряда жертвоприношения животного (более подробно о гадании на внутренних органах см.: Jeremias. S. 259—262). Поскольку в изгибах внутренних органов не прослеживаются характеристики, типичные для лабиринта (изолированность расположения, наличие центра, извилистая дорожка, обязательный поворот в обратную сторону), то представляется неоправданным обращаться к вавилонскому гаданию на требухе — что само по себе является символическим отображением макрокосма мира и города, — чтобы интерпретировать значение лабиринта, как это делают Ф. Бёль (ВбЫ. Р. 22—23) и Г. Биркхан (Birkhan, 1976. S. 428). В данном контексте следует упомянуть взаимосвязь между внутренностями и представлениями о рождении, выдвигаемые 3. Фрейдом: «К примеру, история Лабиринта является отображением анального рождения, когда родовыми путями служат кишки, а пуповина — это нить Ариадны» (Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. СПб., 1995. С. 441). Фрейд доказал, что существуют ранние стадии становления сексуальных взглядов, для которых, вследствие незнания реального положения вещей, характерна ассоциация рождения с дефекацией, — при этом нет никаких оснований предполагать, что подобные представления присущи исключительно детям западной цивилизации XX в.
43 Лабиринт критского типа из семи окружностей ассоциировался с родовым каналом; согласно средневековым представлениям, оказавшим влияние на Леонардо да Винчи, матка состояла из семи отдельных камер. Именно так он изображал матку на своих анатомических рисунках (см. ил. 9).
44 Поскольку для данных культур характерны представления о родовом канале, которые не соответствуют реально существующему положению вещей (канал прямой и короткий), кажется маловероятным, что попытки вспомнить впечатления собственного рождения могут привести нас к «первоначальному опыту знакомства с лабиринтом». Г. X. Грабер (Берн) и Ф. Крузе (Висбаден) из «Международной группы исследователей пренатальной психологии» не могли в своих публикациях и письмах ясно доказать содержание снов о лабиринтах. Данная область представляет многообещающий материал для исследования, который должен вызвать интерес историков медицины и специалистов по глубинной психологии.
45 Dieterich. S. 53ff.
46 См.: МеЫ, 1956. Sp. 902; Bohl; Dieterich; Muller.
47 См. с. 88-89 наст. изд.
48 Вергилий. Энеида. VI, 27; более подробно о лабиринте как символе подземного царства см.: Verrall. P. 44; П. Энк (Enk) анализирует приводимое у Вергилия описание путешествия Энея в Гадес.
49 См.: Gallini. P. 150-151, см. также с. 85 наст. изд.
50 М. Элиаде также без всякого основания утверждает, что между Тесеем и Ариадной был заключен священный брачный союз. См.: Eliade. Das Mysterium der Wiedergeburt. S. 188.
51 См.: Eliade. Die Religionen und das Heilige... S. 273ff, 291ff, 406ff; Eliade. My-then, Traume und Mysterien. S. 21 Iff.
52 См.: Mannhardt. Bd. I. S. 480-481.
53 Такие сцены встречаются на средневековых церковных фресках, изображающих лабиринты, в Хаблингбу (Швеция) (ил. 598) и в Сиббо (Финляндия) (ил. 601).
54 См. ил. 591.
55 Сексуальные акты, связанные с майскими празднованиями, которые описаны у В. Мангардта и М. Элиаде, также происходили публично, в них участвовали одновременно несколько пар. Сравните с публичной консумацией брака, которая являлась частью церемонии свадебного обряда в Средние века.
56 Krause. Die Trojaburgen Nordeuro-pas... S. 58—60; Krause. Die nordische Herkunft der Trojasage... S. 45—48.
57 Hoernes, Menghin. S. 228.
58 О чашевидных изображениях см. также: Simpson James Y.; Mallery. Vol. I. P. 189-200; Biedermann. S. 106ff; Thorn Alexander, Thorn A. S. P. 45—61; P. Моррис указывает на существование связи между чашевидными знаками на юге Шотландии и изображениями в камне, которые, как доказано, являются наиболее ранними лабиринтами-петроглифами (Morris. P. 14-15); McMann. S. 88-117.
59 Adama van Scheltema. S. 20-24.
60 Сейчас датой возникновения этого захоронения, относящегося к неолиту, считается 3200 г. до н. э. (примеч. Дж. Са-варда).
61 См. с. 172. Бастионы Реймса (ил. 278—279) вызывают в памяти «христианскую твердыню», см. также ил. 340.
62 Hildburgh, 1944. Р. 145; Hildburgh, 1945. Р. 191; Rykwert. P. 145.
63 Плутарх. Тесей. 16. См. с. 35 наст, изд.
64 См. также рисунок на пороге дома, который называется фортификационное сооружение (ил. 612), а также нить Ариадны, которая носит название «крепость» (ил. 622). И то и другое является доказательствами широкого распространения в Индии данных представлений. Об индийском лабиринтовом городе Скиман-гада см. также гл. XVII, примеч. 32.
65 См. гл. VI, с. 95—117 наст. изд.
66 См. с. 149-159 наст. изд.
67 См. с. 95—96 наст. изд.
68 См. с. 173 наст. изд.
32

69 См. с. 123 наст. изд.
70 См. с. 123,171-172 наст. изд.
71 Что переводится как «долина слез», от «labor» (тревога, несчастье) и «intus» (в). Это одно из двух определений лабиринта, приводимых в «Католи-коне» Иоганна Бальба (Майнц, 1460; репринтное издание Фарнборо, 1971, пагинация отсутствует). Данный термин — см.: Birkhan, 1976 — обнаруживается в различных рукописях, начиная с XV в. См. также гл. VIII, примеч. 19 и ил. 300 в наст. изд.
72 См. с. 255—291 наст. изд. К. Крич-лоу пытается доказать, что лабиринт шартрского типа представляет собой модель мира, а путь в лабиринте есть не что иное, как неоплатоническое путешествие души от Бога (первая внешняя окружность) до земли (в центре) и обратно. Отождествляя одиннадцать окружностей лабиринта с одиннадцатью сферами неоплатонической космологии, которые упоминаются в «Комментарии на сон Сципиона» Макробия, Кричлоу упускает из виду тот факт, что, помимо прочего, маятниковые движения, характерные для лабиринта, в корне подрывают разработанную систему. Кричлоу, по сути, просто сравнивает одни одиннадцать концентрических окружностей с другими одиннадцатью концентрическими окружностями, не объясняя, в чем состоит значение лабиринта.
73 В этом, возможно, заключается одна из принципиальных характеристик лабиринта. К сожалению, на сегодняшний день данный аспект еще не был серьезно исследован. Для заинтересованного историка - специалиста по астрономии было бы небезынтересно выявить и проследить определенные перспективы, о которых сегодня можно только догадываться.
74 Более подробное описание на с. 42—46 наст. изд.
75 См.: Creuzer, Mone. Bd. IV. S. ИЗ, 118; Preller, 1860-1861. Bd. II. S. 124; Ш. Ф. Дюпюи постулирует астрально-символическую интерпретацию лабиринта (Dupuis. Vol. I. P. 448ff, 453). Любопытно, что зодиак он также называет лабиринтом (см. ил. 16).
76 Данное сравнение нашло отражение также в названиях дней недели, каждый из которых находится под покровительством конкретной планеты.
77 Более подробно о солнечной дорожке см.: Frazer, 1911-1915. Vol. IV. P. 77.
78 Keil. Grammatica Latini... Vol. VI. P.58ff.
79 Пер. с нем., из труда В. Башелет-Массини (Batschelet-Massini), где на с. 60-61 особо подчеркивается важность
данного текста для всего понимания лабиринта.
80 См. с. 9—10 наст. изд.
81 Robert, 1949. Р. 875-876.
82 Ibid. P. 875; цитируется комментарий к стиху 647 «Гекубы» Еврипида. Поскольку этот анонимный, возможно византийский, комментарий не приводится ни в одном издании, Ф. Робер, вероятно, допустил ошибку при цитировании источника. Даже здесь порядок движения соответствует двум основным движениям в системе Птолемея: «motus primus» и «motus secundus».
83 См. с. 44 наст. изд.
84 О последующих, более поздних источниках см.: Castets. P. 1122. Note 50.
85 Планеты расположены согласно порядку их орбитального периода, в том положении, в каком они находились со времен математиков-пифагорейцев. Земля находится в центре, но она не является «главным огнем», как предполагали сторонники более ранней пифагорейской системы. См.: Waerden // Pauly-Wissowa, 1965.
86 См.: Reisch // Pauly-Wissowa. Sp. 2384—2385, 2399. Автор также анализирует «размышления пифагорейцев более позднего периода».
87 Boll, Bezold. S. 46; хотя существует доказательство того, что это открытие было сделано в Вавилоне ок. 2000 г. до н. э. Разумеется, вполне возможно, что оно сыграло немаловажную роль в становлении концепции лабиринта на Крите — предполагаемом месте зарождения лабиринта — концепции, привнесенной из Вавилона.
88 Frank. S. 201, 184ff.; Schaveraoch, 1981. S. 47,51. Anm. 125,136; но даже если открытие того, что Земля имеет круглую форму, а также открытие семи планет можно приписать Пифагору (ок. 580—500 до н. э.) — это тем не менее не объясняет становления структуры лабиринта, возраст которой насчитывает по меньшей мере две тысячи лет.
89 Петлеобразные изображения планетных орбит см. на ил. 18.
90 Это подтверждается представлениями Дж. Фрэзера о магии, ссылка на которые приводится в примеч. 77, а также упоминаниями о небесной звезде у Еврипида («Электра», 467) и Лукиана («О пляске», 7).
91 См. с. 128 наст. изд.
92 Batschelet-Massini. S. 59ff.
93 Creuzer, Mone. Bd. IV. S. 113,118.
94 Frazer, 1911-1915. Vol. IV. P. 77.
95 Wirth. Bd. I. S. 240. Эта мысль высказывалась уже у Э. Краузе (Krause. Die Trojaburgen Nordeuropas... S. 182) и у Р. де Лоне(Launay, 1915. P. 124).
96 См. с. 9—10 наст. изд.
97 Christinger.l974.P.33.
98 О связи, существующей между Меркурием, магическими квадратами и лабиринтами, см. приложение к данной гл.; с. 29.
99 Более подробно о принятом на Крите отождествлении быка и солнца см. с. 48 наст, изд., также: Cook, 1914— 1940. Vol. I. P. 467-469; Frazer, 1911-1915. Vol. IV. P. 72.
100 Creuzer, Mone. Bd. IV. S. ИЗ. Авторы называют чудовище «злым гением солнца, исторгающего солнечный жар, отображением космоса, поглощающего все живые порывы». У Минотавра есть еще одно греческое имя — «Астериос» или «Астерион» (звездное создание).
101 Более подробно об этом см.: Schmidt Eduard.
102 На ил. 46 изображен полумесяц.
103 Более подробно об этом см. ил. 3.
104 Лабиринт круглой формы (ил. 57) в данном контексте впервые появляется во II в. до н. э. Преобладание прямоугольной формы нельзя объяснить художественными соображениями или возможностями чеканки монеты. См. об этом: Eilmann. S. 7—8.
105 Cook, 1914-1940. Vol. I. P. 478.
106 CM.:Vries,1957.S.66.
107 Решение данной проблемы не найдено в пока не опубликованной статье Добринки Александровой (София) «Палео-лабиринт — космогонический символ или образец основного природного принципа?» В марте 1983 г. мне любезно предоставили немецкий перевод. Автор предпринимает попытку трактовать прямоугольный лабиринт критского типа, который она называет «палео-лабиринтом» (см., например, ил. 103), как «поверхностное проецирование моделей различных процессов, происходящих в пространстве, таких как электромагнитные процессы, характерные для физического мира...» Автор высказывает предположение, что «па-лео-лабиринт является выражением некоего геометрически закодированного знания, существовавшего на земле в очень отдаленном прошлом», и рассуждает о его внеземном, «космическом» происхождении. У нас нет абсолютно никаких доказательств, подтверждающих, что культурам, знакомым с лабиринтом, был присущ соответствующий уровень знаний в области физики, не говоря уже о том, насколько сомнительной представляется сама по себе гипотеза о внеземном происхождении нашей цивилизации.
108Lonegren.P.90-91.
109 Более подробно об этом см.: Fults.