|
На следующих страницах:
В. Н.
Топоров. Пространство и текст
И. Кондаков. Ю. М.
Лотман как культуролог
О. Н. Леута
Ю. М. Лотман о трех функциях текста
Юрий Михайлович Лотман / Под. ред. В.К. Кантора. - М.: РОССПЭН,
2009, с. 294-309
Если попытаться составить частотный анализ понятий, используемых Ю. М. Лотманом,
то термин «текст» окажется в результате одним из наиболее употребительных.
Практически в каждой работе Ю. М. Лотман с разной степенью глубины и разных
углов зрения затрагивает понятие, сыгравшее в гуманитарной культуре XX в. одну
из определяющих ролей. Одни только названия лотмановских трудов говорят о важной
роли, которую он отводил тексту: статьи «Текст в тексте», «Семиотика культуры и
понятие текста», «Текст и структура аудитории», «Текст и полиглотизм культуры»,
а также такие фундаментальные труды, как «Структура художественного текста» и
«Анализ поэтического текста». Даже поверхностный контент-анализ работ Ю. М.
Лотмана побуждает к тому, чтобы поставить задачу исследовать лотмановскую
интерпретацию понятия «текста», систематизировать понимание текста Ю. М.
Лотманом, проанализировать смысл этого понятия и его потенциал. Тот же факт, что
сын Ю. М. Лотмана называет позицию отца «текстоцентрической»*, а один из
участников** Летних школ по семиотике восклицает: «Если наша жизнь не текст, то
что же она такое!» — делает задачу исследования лотмановской трактовки текста
еще более интересной.
-------------------------------
* См.: Лотман М. Ю. За текстом: заметки о философском фоне тартуской семиотики
// Лотмановский сборник I. М., 1994.
** См.: Гаспаров М. Л. Взгляд из-за угла // Ю. М. Лотман и тартуско-московская
семиотическая школа.
295
Лотмановская интерпретация текста объемна, многосложна по отношению к различным
объектам культуры и отнюдь не линейна, как это может показаться, если вырвать из
общей системы один из аспектов этого сложного понятия и рассматривать его
обособленно, имманентно. Однако фундаментального труда, посвященного
систематическому описанию понятию «текста», сам Ю. М. Лотман не создал, хотя
«Структура художественного текста», пожалуй, приближается к подобному труду по
степени углубления в проблему (она затрагивает моменты, свойственные одной, но
тем не менее важнейшей, по Ю. М. Лотману, ипостаси текста — текстам искусства).
Исследователи творчества Ю. М. Лотмана вынуждены складывать цельный образ этого
понятия из разрозненных его описаний, данных в разные годы в разных работах.
Впрочем, как отмечал сам Ю. М. Лотман, фундаментальные понятия, подобные тексту,
и не нуждаются во всестороннем определении, потому что не столько обозначают
понятие, сколько сигнализируют об актуальности проблемы *. Тем не менее при
первом же подходе к изучению текста очевидными становятся такие свойства
лотмановской трактовки понятия, как его универсальность и уникальная, самобытная
синтетичность, позволяющие говорить о жизнеспособности этого понятия даже в
свете современных постструктуралистских изысканий.
Найти подход к изучению интерпретации текста Ю. М. Лотманом непросто. Каждый из
аспектов понятия, затронутый тартуским исследователем, заслуживает отдельного
внимания — это и вопрос о границах текста, и проблема соотношения текста и
составляющих его элементов, и момент отношения текста и воспринимающей его
аудитории, и проблема связи текста с окружающим его контекстом. Однако чаще
всего при фокусировке внимания на одной стороне понятия сторона эта зачастую
абсолютизируется исследователями наследия Ю. М. Лотмана, остальные же
незаслуженно оказываются в тени. Трудности в освоении — количество трудов
ученого (более восьмисот) и их исключительная насыщенность, сложность
структурально-семиотической терминологии и многообразие сфер приложения — только
способствуют подоб-
---------------------------
* Лотман Ю. М. Текст в тексте // Лотман Ю. М. Об искусстве.
296
ным упрощениям и абсолютизациям. В результате понимание текста Ю. М. Лотманом
теряет львиную долю своей универсальности и, как следствие, жизнеспособности.
Своеобразие интерпретации Ю. М. Лотманом текста во всей ее полноте может быть
наглядно продемонстрировано через рассмотрение понятия «текст» с точки зрения
его прагматики, точнее тех функций, которые текст выполняет в любом культурном
сообществе. Именно подобный ракурс исследования позволяет заложить основания для
последующего, всеобъемлющего изучения проблемы текста у Ю. М. Лотмана и
обнаружить моменты, существенные для понимания лотмановской концепции текста в
целом. Их несколько.
Во-первых, рассмотрение функций текста дает возможность выявить принципиальные
отличия этого понятия от соответствующего в лингвистике и литературоведении. Ю.
М. Лотман существенно переосмыслил лингвистическое понимание текста и расширил
понимание литературоведческое, сместив акценты в сторону культурологической
трактовки понятия. Именно о тексте как явлении культуры будет в дальнейшем идти
речь. Во-вторых, изучение функций текста делает очевидной сферу применения
данного понятия у Ю. М. Лотмана — это все пространство культуры на всех ее
уровнях и как в синхронном, так и диахронном ее разрезах. В-третьих,
лотмановская интерпретация понятия позволяет называть текстом образования самого
разного плана — от человеческой личности и художественного произведения до
текста жизни и текста культуры в целом. Конечно, к пониманию этих моментов можно
прийти разными путями. Но, с нашей точки зрения, именно рассмотрение прагматики
текста сводит их воедино и помогает составить более полное представление о
многоуровневой сложности и неоднозначности понятия текста в работах Ю. М.
Лотмана.
Прежде всего необходимо коснуться тех оснований, которые обусловливают специфику
культурологического понимания текста в свете структурно-семиотического подхода.
Речь идет о презумпции семиотичности, т. е. взгляде на любое явление культуры
как на знаковое или имеющее потенциально знаковый характер. С точки зрения Ю. М.
Лотмана, лишь физиологические процессы, происходящие в организме человека,
свободны от знаковости, — да и то лишь до тех пор, пока они не становятся
предметом осмысления и анализа.
297
Знаки, опосредующие отношения человека и мира, организованы в разнообразные
структуры, аналогичные, согласно глубокому убеждению тартуского ученого,
структурам самой действительности. Важнейшей из знаковых структур является
естественный язык, остальные организованы по его принципам. Это языки конкретных
культурных сообществ, такие, как язык культа, язык телодвижений, одежды, язык
искусства и т. д. Любое законченное сообщение на любом из этих языков Ю. М.
Лотман называет текстом, и это минимально действующее определение.
От умения оперировать знаками, понимать их и создавать собственные знаковые
структуры зависит жизнеспособность человека как существа несамодостаточного. И
здесь необходимо сказать о втором методологическом основании лотмановских
изысканий.
Исследователь исходит из признания первоочередной ценности информации и
информативности в культуре. Ю. М. Лотман видит культуру устройством,
вырабатывающим, передающим и хранящим информацию. Подобная точка зрения делает
актуальным при изучении любой культуры современные представления о специфике
разных форм коммуникации. Это выводит на первый план такие заимствованные из
теории информации понятия, как «коммуникативный акт», «код», «сообщение» и т. п.
Элементарный коммуникативный акт выглядит как процесс передачи информации,
заключенной в тексте, от отправителя (адресанта) к получателю (адресату).
Понятие «кода» можно условно соотнести с понятием «языка», трактуемого, однако,
очень широко. Так, в «Беседах о русской культуре» Ю. М. Лотман называет языком
«...всякую структуру, обслуживающую сферу социального общения»*. С этой точки
зрения, языком являются не только естественные языки и другие лингвистические
системы (искусственные и метаязыки), но и любые знаковые образования,
построенные по языковому принципу. Можно говорить о языке жестов и взглядов,
языке музыки и поэзии, языке танца и одежды.
Код приписывает элементам текста и тексту в целом определенные значения, задает
правила построения текста и условия его понимания. Владение английским языком, к
примеру, позволяет читать тексты на этом языке, но не является достаточным
услови-
------------------------
* Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 6.
298
ем адекватного понимания этих текстов. Для подобного понимания необходимо
владение системой разнообразных — культурных — кодов, которыми тот или иной
текст был зашифрован. Речь далеко не всегда идет о сознательном кодировании —
часто выделить тот или иной код возможно лишь в апостериорном исследовании. Код
— историческое образование, более динамическое в своем развитии, нежели
естественные языки. Каждая культура на определенном этапе характеризуется
некоторой системой кодов. Лишь владея значимыми в данной культуре кодами, член
культурного сообщества способен создавать и понимать тексты этой культуры.
Отдельная личность, в свою очередь, трактуется Ю. М. Лотманом как иерархически
организованная система индивидуализированных социальных кодов. Поэтому, чтобы
понять, например, автора художественного произведения, т. е. максимально
приблизиться к его адекватному пониманию, необходимо реконструировать,
во-первых, систему индивидуальных кодов художника, а во-вторых, систему значимых
кодов культуры, к которой принадлежал автор.
Таким образом, акт коммуникации истолковывается как адекватная модель всякого
семиотического акта. А процесс обмена информацией, процесс общения как
необходимое условие работы текста, как та среда, в которой текст «оживает».
Ценность любого текста, в свою очередь, определяется его информативностью,
характер которой зависит от конкретной функции текста в системе культуры.
Лотман выделяет три основные функции текста *.
Первая функция — это передача константной информации. Она лежит на поверхности и
легко схватывается наиболее простыми методами анализа. Идеальный текст в данном
случае предстает как сообщение, зашифрованное одним языком и, следовательно,
одноканальное, внутренне однородное и моноструктурное. Текст здесь выполняет
роль вместилища некоторого неизменного смысла. В идеале этот смысл — дотекстовое
сообщение, реализуемое лишь в тексте, — остается инвариантным при всех
трансформациях текста: информационное содержание не меняет-
-------------------------
* См.: Лотман Ю. М. Три функции текста // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров;
Лотман Ю. М. Мозг - текст - культура - искусственный интеллект // Лотман Ю. М.
Избранные статьи: В 3 т. Т. I; Лотман Ю. М. Текст в тексте // Там же.
299
ся ни качественно, ни в объеме. Адресат декодирует текст и получает исходное
сообщение. Понятно, что в этом случае код, которым адресант кодирует текст, и
код, который используется адресатом для расшифровки сообщения, — один и тот же.
Ценность всей системы определяется тем, насколько эффективно текст — без потерь
и искажений — передается от отправителя к получателю. То есть вся система
ориентирована на максимальное понимание, а всякое несовпадение между кодом
говорящего и слушающего — это источник непонимания, который поэтому
рассматривается как помеха.
Говоря о первой функции текста, можно заключить, что текст здесь — лишь
пассивный носитель информации, лишь посредник между отправителем и получателем;
его главная задача — донести без потерь и изменений некоторый смысл, который в
абстракции предполагается существующим еще до текста. Оперирующих сообщением
интересует именно содержание, остальное как бы не замечается. В структурном
отношении текст в данном его аспекте выступает как реализация, как воплощение
языка: все, что несущественно для языка, является в тексте случайным и не может
быть носителем смысла.
Именно первая функция текста находит свое отражение в соссюровском
противопоставлении языка и речи. Подобный подход, с точки зрения Ю. М. Лотмана,
недостаточен и имеет лишь ограниченное применение. Лишь в теории текст передает
информацию без помех и искажений, в действительности же речь идет лишь о
приблизительной — в той или иной степени — эквивалентности исходного и конечного
сообщений. Следовательно, адекватно описывая одну сторону текста, «соссюровский»
подход делает это в ущерб другим, не менее важным сторонам, игнорируя их
существование.
Вторая функция текста — выработка новых смыслов. Ей Ю. М. Лотман уделяет
основное внимание в своих трудах. Именно смыслопорождение и его механизмы
выступают средством развития культуры и ее двигателем. В этом аспекте текст
перестает быть лишь пассивным звеном передачи некоторой константной информации.
Он превращается в генератор новых смыслов, а значит, главным его свойством
становится активность. Если в первом случае разница между исходным и конечным
сообщением возможна лишь в результате помех в канале связи и воспринимается как
техническое несовершенство системы, то во втором она составляет самое сущность
работы текста как смыслового
300
генератора. То, что с первой точки зрения, дефект, со второй — норма, и
наоборот. Понятно, что во втором случае механизм работы текста будет устроен
принципиально иначе.
В процессе движения текста от передающего к принимающему происходит
нетривиальный сдвиг значения, результатом которого становится образование нового
сообщения. Нетривиальным Ю. М. Лотман называет такой сдвиг значения, который
«...однозначно непредсказуем и не задан определенным алгоритмом трансформации
текста»*. Таким образом, новые тексты — это тексты «незакономерные», с точки
зрения существующих уже правил, «неправильные». В общей культурной перспективе,
однако, именно они предстают как полезные и необходимые, поскольку выступают
носителями новой информации, которую еще предстоит расшифровать. В отношении
таких текстов действует презумпция осмысленности, а потому на их основе могут
быть в дальнейшем сформулированы правила образования высказываний.
Важным свойством во втором случае функционирования текста становится тот факт,
что передающий и принимающий пользуются различными кодами — пересекающимися, но
отнюдь не идентичными. Различие необходимо, так как оно делает желательным сам
факт контакта. Некоторая степень сходства же обусловливает саму возможность
общения, так как при абсолютном различии никакое общение невозможно. Итак, между
кодом исходного текста и кодом перевода не существует однозначного соответствия,
что ставит под вопрос саму возможность идентичного перевода. Перевод в этом
случае будет носить характер условной эквивалентности. А это значит, что текст,
получающийся в результате перевода, будет в определенном отношении предсказуем,
но одновременно и непредсказуем. Тем самым исключается возможность получить
исходный текст посредством обратного перевода, что при дальнейшем
функционировании текста ведет к нарастанию смыслов. Родственные идеи можно найти
в статье М. М. Бахтина «Проблема текста», где он пишет, что «...всякая система
знаков (т. е. всякий "язык")... принципиально всегда может быть расшифрована, т.
е. переведена на другие знаковые системы (другие языки); следовательно, есть
общая логика знаковых систем, потенциальный единый язык языков... Но текст (в
отличие
-------------------------
* Лотман Ю. М. Мозг - текст — культура - искусственный интеллект // Лотман Ю. М.
Избранные статьи: В 3 т. Т. I.
301
от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет
потенциально единого текста текстов»*. Способность текста выступать в роли
механизма смыслопорождения — источника «множественного смысла» — стала предметом
рассмотрения и в постструктурализме, в первую очередь в коннотативной семиологии
Ролана Барта**.
Нетрудно заметить, что само понятие коммуникации в этом втором случае заметно
отличается от первого, т. е. от передачи текстом константной информации.
Минимальным условием во второй ситуации является наличие двух языков, достаточно
близких, чтобы перевод был возможен, и настолько далеких, чтобы он имел смысл.
Текст в данном случае — это многоязычное, многократно зашифрованное образование,
которое в рамках отдельно взятого языка раскрывается лишь частично; полностью же
текст раскрывает свой смысл лишь при рассмотрении его в свете всех языков,
которые участвовали в его создании. Текст здесь — устройство, в котором языки
сталкиваются и сополага-ются, и из этого конфликтного напряжения рождается новый
смысл.
При операциях смыслопорождения высокой сложности язык неотделим от выражаемого
им содержания. Смысл выражен текстом как целым, и это уже не просто сообщение на
определенном языке, вернее, языках, но и сообщение о языке, сообщение, в котором
интерес может перемещаться на его язык. Особенно это заметно в текстах наивысшей
категории сложности — в художественных произведениях. Вяч. Вс. Иванов по этому
поводу писал: «С точки зрения теории знаков (семиотики) художественное
произведение можно рассматривать как текст, или знак, состоящий из нескольких
уровней. В наиболее простом случае под текстом понимается последовательность
знаков, а под знаком — структура, включающая означаемую и означающую стороны
знака. Однако для семиотического исследования искусства существенно то, что
текст (высказывание) может выступать и как единое целое, не членящееся на
отдельные самостоятельные знаки...»***. В них невозможно выделить информацию, на
которую можно указать: вот, что хотел сказать автор, — а к остальному относиться
как к
------------------------------
* Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1996. С. 309.
** См.: Барт Р. От произведения к тексту. Смерть
автора // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.
*** Иванов Вяч. Вс. Очерки по истории семиотики в СССР. М., 1976.
302
«украшению» этого смысла. Именно через художественные средства выражения
передается смысл в его целостности*.
На примере лотмановского анализа «Евгения Онегина»** можно увидеть, как в этом
блестящем образчике художественного текста воплощены сущностные черты текста
искусства как такового. Первое впечатление от романа — необыкновенная легкость и
простота стиха. Глаз не встречает никаких препятствий на своем пути и свободно
скользит по строфам. Слова сами по себе складываются в рифму, что так и должно
быть, и это единственно возможный способ повествования. Казалось бы, знакомое
всем с детства произведение не нуждается в каком-либо специальном изучении — все
и так понятно. Однако, отмечает Ю. М. Лотман, именно подобная легкость создает
дополнительные трудности в понимании «Онегина». Иллюзия полной понятности и
прозрачности произведения скрывает от внимания читателя множество неосознанно
неясных для него слов, выражений, намеков, цитат, удаляя его от адекватного
осмысления текста. Можно сказать, что легкость пушкинского романа — это
«сложная» легкость и достигается она парадоксальными на первый взгляд
средствами, в первую очередь многократным и многоуровневым усложнением структуры
произведения. Ю. М. Лотман убедительно доказывает это существенное для понимания
любого художественного текста положение.
Несомненно, что при всей похожести языка «Онегина» и повседневной речи у
читателя не возникает сомнения, что перед ним, во-первых, особый —
художественный — текст, а во-вторых, текст стихотворный. В том и заключается
проблема, и составляющая, однако, силу словесного искусства: создавая
литературное произведение на основе естественного языка, художник должен таким
образом преобразовать его структуру, чтобы язык этот начал восприниматься как
художественный, т. е. отличный от обычного словоупотребления. Ю. М. Лотман
убежден, что материал искусства сам по себе, до художественной обработки, не
должен содержать такого сходства с изображаемым предметом, которое делало бы
излишним дальнейшее преобразование этого материа-
-------------------------
* См.: Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об
искусстве. С. 34.
** См.: Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин». Спецкурс. Вводные
лекции в изучение текста // Лотман Ю. М. Пушкин; Лотман Ю. М. Роман А. С.
Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий // Там же.
303
ла в искусстве. Отметим, что «неотъемлемой чертой творческого процесса является
превращение непохожего в похожее»*. Если же такое сходство имеется, художник
должен его ликвидировать, чтобы затем воссоздать в творческом акте.
Естественно возникает вопрос: зачем необходима дополнительная обработка
естественного языка, если и без нее он может передавать информацию? Ю. М. Лотман
не соглашается с правомерностью такой постановки проблемы. Если бы сложный по
структуре художественный текст передавал тот же объем информации, что и более
простая структура обыденной речи, то человек давно перестал бы пользоваться
сложными текстами и отдал предпочтение простым. Однако этого не происходит. Дело
в том, убежден тартуский ученый, что объем и характер информации в первом и
втором случаях различны. В правильно построенной семиотической системе не может
быть неоправданной сложности. Сложность структуры прямо пропорциональна
сложности передаваемой в ней информации. Значит, художественный текст передает
информацию, которую — по причине ее сложности — естественный язык передать не в
состоянии. Более того, Ю. М. Лотман говорит о языке искусства как единственной
системе, способной передавать информацию, заведомо превосходящую познавательные
способности человека.
Ю. М. Лотман выстраивает эволюционную ось развития художественных текстов.
Поэзия в этой градации предстает первичной формой расподобления естественного
языка в искусстве. Структура стиха резко отлична от формы повседневной речи и
никак не может быть с нею отождествлена.
Пушкинский «Онегин» с точки зрения эволюции художественных текстов —
«переходное» произведение. Автор достигает поразительной реалистичности, не
отказываясь при этом от стихотворной формы, которая в отличие от прозы казалось
бы, препятствует адекватному изображению действительности. Однако А. С. Пушкин
пошел по парадоксальному пути. Добиваясь реалистичности изображения, он
значительно усложняет структуру стихотворения: вводит дополнительные ограничения
в виде «онегинской строфы», допускает многочисленные противоречия в по-
-----------------------
* Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и
тартуско-московская семиотическая школа. С. 43.
304
вествовании («Противоречий очень много, / Но их исправить не хочу...»),
многообразие точек зрения, интонационных и стилевых, и их столкновение в тексте,
неоднозначность авторской позиции. Автор «Онегина» сознательно отказывается от
соблюдения на всем протяжении произведения одинаковых принципов и единой меры
условности — они меняются вместе с поэтом и его героями. Как верно отмечает Ю.
М. Лотман, «только внутренне противоречивый текст воспринимался как адекватный
действительности»*. Все это говорит о чрезвычайной сложности пушкинского романа
в стихах.
В таком свете неожиданное утверждение Ю. М. Лотмана о том, что структура
поэтического произведения более информативна, чем прозаического (и тем более
повседневной речи), не кажется противоречивым. Напомним, что, согласно одному из
фундаментальных положений теории информации, информативность сообщения обратно
пропорциональна степени его организованности. Неопределенности и недосказанности
разного рода таят в себе множество потенциальных смыслов и толкований.
Определенность же жертвует смысловым богатством в пользу четкости и ясности.
Поэтому естественным был бы вывод о том, что в жесткой структуре стихотворения
можно выразить гораздо меньше, чем в прозе. В действительности, согласно Ю. М.
Лотману, все обстоит с точностью до наоборот. Поэзия значительно информативнее,
чем любые непоэтические формы речи. Подлинно оригинальное стихотворение
заключает в себе неисчерпаемый источник смыслов и долго не теряет свою
культурную значимость.
Дело в том, что поэтическая структура использует особые средства для повышения
своей информативности. Смысл передается в стихотворении не только и не столько
посредством семантических элементов — эти элементы в поэтической структуре
наделяются значением и особым звучанием лишь как часть органического,
нераздельного целого. То же самое происходит и с теми составляющими
стихотворения, которые в повседневной речи вообще не несли никакой смысловой
нагрузки. В сложной структуре поэтического и — шире — любого художественного
произведения все элементы обретают смысл. Художественное произведение — это
---------------------
* Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин». Спецкурс. Вводные лекции
в изучение текста //Лотман Ю. М. Пушкин. С. 410.
305
не только и не столько система знаков, это единый целостный знак, и все его
элементы обретают свое звучание лишь в совокупности. Поэтому любой пересказ
«идеи» произведения, его «основного содержания», по мнению Ю. М. Лотмана, не
имеет ценности и смысла. Вырванная из единого целого идея, механически
извлеченная из единого целого цитата — теряют ту смысловую насыщенность, которой
они обладали как часть единого организма художественного текста.
Трансформация структуры естественного языка в языке словесных искусств
становится в результате одним из механизмов, с помощью которых тексты искусства
только и способны выполнять свою двойственную функцию. С одной стороны,
художественные тексты как бы «притворяются» реальностью, то есть тем, что они
изображают. С другой — они не позволяют забыть о том, что они — чье-то творение.
Эту двойственность художественных текстов отмечал А. С. Пушкин, говоря: «Над
вымыслом слезами обольюсь...». Ю. М. Лотман убежден, что именно из подобного
отношения искусства и действительности — точнее, именно из отношения — и
рождается эстетический эффект*.
Воплощением развиваемых Ю. М. Лотманом идей является стихотворная структура
«Евгения Онегина». Конечно, это не рядовой пример. Пушкинский роман в стихах
отличается повышенной структурной сложностью даже на фоне организационной
сложности поэтического слова как такового. Автор «Онегина» максимизирует
тенденцию поэзии к сложности. Он многократно увеличивает эту сложность и
получает удивительный результат: «Евгений Онегин» становится «энциклопедией
жизни», а А. С. Пушкин, по справедливой оценке Киреевского, — «поэтом
действительности».
--------------------------
* Вопрос отношения искусства и действительности, изображения и изображаемого
подробно рассматривается Ю. М. Лотманом в ряде статей, прежде всего в работе
«Проблема сходства искусства и жизни в свете структурального подхода», в которой
он делает важное замечание: «Чем больше элементов сходства и чем содержательнее
эти элементы, тем большее значение, большую структурную весомость получают
элементы различия». (Проблема сходства искусства и жизни в свете структурального
подхода // Лотман Ю. М. Об искусстве. С. 381.) Необходимо отметить, что
развиваемые ученым взгляды на «подвижную соотнесенность» искусства и
действительности созвучны идеям Н. Трубецкого, писавшего в «Основах филологии» о
не менее важной по сравнению со сходством роли различий между разнопорядковыми
явлениями и о сложности отношений между ними.
306
Функция смыслообразования — это творческая функция. Механизмы творческой работы
текста раскрываются Ю. М. Лотманом в ряде статей. Так, в работе «Риторика»
исследователь выделяет два типа смысловых генераторов, которые присутствуют в
любом достаточно сложном тексте*. Один из этих генераторов имеет дискретную
природу. Текст здесь вторичен по отношению к знаку, который имеет условный
характер. Поэтому единица смысла в этом случае — именно знак, текст же отчетливо
распадается на знаки и представляет собой как бы линейную цепочку знаков. Второй
тип генератора характеризуется континуальностью. В данном случае сам текст
первичен, является неразложимым целым. То есть он является знаком или изоморфен
ему. Знак же имеет изобразительную природу. Наиболее характерные тексты в данном
случае — тексты искусства, например музыки, театра или балета, а также тексты
повседневного поведения.
Между дискретными и континуальными языками невозможно осуществить точный перевод
по причине их принципиально различного устройства. Результат напряжения между
языками этих двух типов — это приблизительная, условно-адекватная
эквивалентность. Она же является богатейшим источником новых смыслов.
Таким образом, текст, осуществляющий функцию порождения новых смыслов,
отличается полиструктурностью, многоязычностью, внутренней неоднородностью. В
пространстве текста в процессе коммуникации имеет место конфликтное напряжение
между двумя абсолютно различными группами кодов. Результат взаимодействия этих
асимметричных кодов — их синтез, представляющий собой новый текст.
В принципиальной асимметричности смыслообразующих механизмов текста Ю. М. Лотман
усматривает глубинную аналогию между творческой деятельностью личности и
функционированием больших полушарий головного мозга человека. Личность же
человека в этой связи становится возможным уподобить тексту высокой сложности с
выстроенной иерархией индивидуализированных кодов. Поэтому текст в процессе
коммуникации благодаря смыслообразующей способности ведет себя подобно личности,
----------------------------
* Лотман Ю. М. Риторика // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. I.
307
т. е. выступает активным участником общения. Ю. М. Лотман идет дальше и в статье
«Мозг — текст — культура — искусственный интеллект» говорит о трех классах
интеллектуальных объектов: естественном сознании отдельного человека, тексте как
смыслопорождающем устройстве и культуре как коллективном интеллекте.
Необходимо отметить, что любой текст выполняет, или потенциально способен
выполнять, не одну, а несколько функций. Но различные тексты обычно
ориентированы преимущественно на выполнение какой-то определенной роли. В этом
случае данная функция не вытесняет другие, что невозможно, а доминирует над
ними. Способность текста адекватно передавать информацию обеспечивает
стабильность существования культуры как целого. Смыслообразующая функция текста
является механизмом ее развития, обеспечивает преемственность культурных
традиций, общение различных культур. В итоге вся совокупность текстов культуры
образует собой своеобразную ось, на одном конце которой — искусственные языки и
метаязыки; в центре — тексты на естественных языках; на другом конце —
художественные тексты, тексты искусства. Последним стоит вновь уделить особое
внимание.
Художественные тексты — это концентрированное и вместе с тем высшее выражение
текста культуры как такового. Эта разновидность текста помещена исследователем
на заключительном этапе эволюции текстов. Ю. М. Лотман определяет художественное
произведение как «... многоязычное устройство со сложными и нетривиальными
отношениями между субтекстами (структурными аспектами, которые высвечиваются на
фоне какого-либо одного из языков)»*. Подобный текст не функционирует, если
вырвать его из коммуникационных связей. Но стоит включить его в коммуникационную
структуру, начать пропускать через него внешние сообщения, и он начинает активно
работать как генератор новых сообщений и текстов.
Выполнение текстом эстетической функции в данном культурном сообществе
обусловливает ряд существенных его свойств. В художественном тексте все без
исключения элементы, а также отказ от того или иного элемента, вводятся в сферу
значимого. То
----------------------------
* Лотман Ю. М. Мозг — текст - культура — искусственный интеллект // Лотман Ю. М.
Избранные статьи: В 3 т. Т. I. С. 27.
308
есть любой элемент может оказаться значимым. Используя для расшифровки
художественного произведения целую иерархию дополнительных кодов — жанровых,
стилистических, общеэпохальных, индивидуальных, — можно получить самые
разнообразные наборы значимых элементов и, следовательно, широкий спектр
интерпретаций данного текста.
Наконец, третья функция текста — функция памяти*. Текст не только генератор
новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. Более того, текст в первую
очередь наиболее сложные его образцы, обладает способностью сохранять память о
своих контекстах. Если бы этой способности не было, текст оставался бы в
сознании воспринимающего сознания только самим собой, и прошлое представлялось
бы нам мозаикой несвязных отрывков. Но для воспринимающего текст — всегда часть
реконструируемого целостного значения. В сознании современного читателя
шекспировский «Гамлет» — это не только само произведение, но и дополнительное
его измерение, воплощенное в театральных постановках и экранизациях, о которых
известно читателю. Сумма контекстов, в которых определенный текст приобретает
осмысленность и которые определенным образом заложены в его смысловом
потенциале, может быть названа памятью текста. Это создаваемое текстом вокруг
себя смысловое пространство, семиосфера, которая является подвижным
образованием, меняющимся в зависимости от того, какие культурные коды актуальны
на данном историческом этапе.
Взаимодействие текста с культурной традицией актуализирует его смысл в рамках
некоторого инварианта, позволяющего говорить, что текст в контексте новой эпохи
сохраняет при всей вариативности истолкований идентичность самому себе. Особенно
ярким примером творческой способности памяти является память искусства.
Сложность и принципиальная многозначность художественного произведения создают
каждый раз предпосылки для нового его восприятия.
Сказанное позволяет заключить, что память текста не является пассивным
хранилищем, а составляет часть его смыслообразующего механизма.
------------------------
* См.: Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Там же.
309
Ю. М. Лотман неоднократно использовал в отношении (художественного) текста
изречение Гераклита Эфесского: «Психее присущ самовозрастающий логос». В свете
подхода к рассмотрению текста с точки зрения выполняемых им функций, подобное
изречение не принадлежит лишь к красотам слога, а адекватно передает истинный
масштаб понятия «текст» и его огромные потенциальные возможности.
Рассмотрение прагматики текста — лишь один из возможных углов зрения на проблему
текста в системе теоретических построений Ю. М. Лотмана. Предложенная точка
зрения, как нам представляется, дает абрис многогранной сложности и
полиструктурности понятия «текст» в работах Ю. М. Лотмана и может послужить
отправным пунктом в плодотворном изучении лотмановской интерпретации текста.
|
|
