На следующих страницах:

Панченко А. М. Юродивые на Руси

Иванов С. А. Симеон Новый Богослов как юродивый (фр. яз.)

 

 

С. А. Иванов


Русское «похабство»

 

Иванов С. А. Византийское юродство. М., 1994, с. 137-156.

Иванов С. А. Византийское юродство (Введение)

 


О том, как распространялось юродство на север от Византии, данных почти нет. В грузинской церкви почитался некто Георгий Салос, но о нем абсолютно ничего не известно 1. Кроме того, в одной грузинской хронике начала XIV в. один раз упомянут монах Гареджского монастыря Пимен Салос, который в царствование Димитрия Самопожертвователя (1125—1154/1156 гг.) обратил в христианство лезгин 2.


* * *


Южные славяне должны были познакомиться с юродством довольно рано при переводе византийских сочинений: патериков, толкований на послания Павла и т. д. Во второй половине XIV в. независимо от древнерусского перевода на южнославянский язык было переложено житие Андрея Юродивого 3.

Здесь нужно сказать несколько слов о том, какими терминами славяне описывали юродство. Видимо, самым древним было обозначение буй (буякъ, буявъ), которое употреблено в древнейшем кирилло-мефодиевском переводе Послания к Коринфянам (в последующих редакциях оно постепенно вытесняется словами оуродъ, оуродив, юродивый)4. Слово буй использовалось главным образом в прямом значении «глупый», но также и в терминологическом — «юродивый» 5. Уже в первой русской редакции жития Василия Нового (XII в.) читаем: «Иже оуродст'вомъ мдраго злобу победиши, ибо в соуетьном мире семъ боуи себе Ха ради сътворив'ше... по-смехъ бывше...»6
137

Древнерусский ареал имел свою специфику: здесь было в ходу слово, не пользовавшееся широким распространением у других славян,— похабъ. Именно оно почти повсеместно стояло в протографе древнерусского перевода жития Андрея Юродивого, и лишь позднее в процессе переписывания и редактирования (в том числе сглаживания) текста было во многих местах заменено на оуродивъ (оуродъ). В целом, разумеется, эти два слова выступают как синонимы и взаимно заменяют друг друга в разных рукописях 7. Заметим, кстати, что и μωρός и σαλός равно переводились как «похаб» и как «оурод».

Однако именно слово оуродъ в конце концов стало наиболее употребительным обозначением специфического христианского подвига. В терминологическом значении оно фигурирует в переводе Пандектов Антиоха (XI в.): «Мы оуроды Ха ради» (л. 56)8; в переводах Синайского Патерика (XI в.): «зьряще же бе акы оуродъ» (л. 79 об.; л. 145); Апракосе Мстислава Великого (конец XI — начало XII в.): «оца нашего Сумеона оуродиваа Ха ради» (л. 202а)9; Пандектов Никона Черногорца (славянская рукопись 1296 г.): «оуродъ себе створити» (л. 13; ср.: Пандекты XIV в., л. 28а) и т. д.10


Вышеприведенными терминами не исчерпывалась славянская синонимия юродства. В древнерусском переводе жития Андрея встречаются слова несмысленъ (несмыслъ), боголишь (боголишенъ, боголиишвый) и др. Чрезвычайно интересно, что употребляется там и само греческое обозначение юродивого — салос. Таких контекстов нам известно всего три: два в переводе (л. 9 в, 10 об.) и одно в переводческой глоссе: «Где хощеть быти салос и езихос(σαλός και έξηχος  иже есть похабъ и боголишь»11. В целом в русском языке слово салос сохранялось до позднего времени (ср.: «Михаила нарицаема Саллоса»12; «Никола Салос»13).

Чуть в стороне от этого синонимического ряда стоит слово блаженный*. Наряду с обозначением юродивого оно использовалось и для перевода греческого μακάριος 14 означавшего просто «святой»15.
-------------------------
* Блаженными русская церковь называла таких святых, чьи подвиги открывались лишь после их смерти. Тем самым в данную категорию попадают, во-первых, собственно юродивые, во-вторых, «тайные слуги Господа» (см. с. 33) и, в-третьих, те, чья святость признана на основании косвенных свидетельств. Этот последний разряд приравнивается к католическому статусу beatus, которым на Западе обозначали низшую степень святости.

138

Оригинальных южнославянских текстов о юродстве очень немного; их надо искать. Нам известны лишь некоторые. Назовем, во-первых, сербское житие деспота Стефана, написанное Константином Костенечским во второй четверти XV в. В нем есть следующее краткое упоминание:

Беше же некто из страны Минскые [ Мисийской, т. е. Болгарской] пришъд уродива себе творе. Его же дела сведтельствовааху съкравеньнаа раба Бжиа, иже ходе по граду днъ и нощъ грько плачее. «О горе, увы», въпе. Доньдеже и деспоту [Стефану] ведом быс. Ему же млстиню даяше, съ же по своемъ обичаю нищиимъ сиа въроу-чааше и яко кто сиимъ да не зарить 16.

Ни об имени, ни о подвигах упомянутого юродивого мы из жития не узнаем.

Второй текст сулит много интересного. Речь идет о св. Феодоре Юродивом, видимо, о том (хотя уверенности нет), чья память праздновалась 16 марта 17. До сих пор об этом святом не было известно ничего, кроме имени. Нам же удалось найти его житие, правда, в грузинском варианте. Рукопись не опубликована, так что приведем лишь русский перевод инципита, найденного в каталоге манускриптов «Общества распространения грамотности среди грузинского населения»18:

В Сербской стране, которую ныне именуют Булгара, в городе Сарае (?), жил один человек, которого называли Феодором. Сей Человек Божий Феодор был весьма праведным, ибо никакой не имел мудрости мирской. За это называли его глупым, а еще за то, что по своей воле он никогда не входил в церковь. Однажды, когда наступила третья седмица Великого поста Животворящего Креста, увидел он множество народа, входившего в церковь и выходившего оттуда. Подивился блаженный Феодор и сказал в сердце своем: «Пойду и я посмотреть, зачем это входит столько народу в церковь». И тогда вошел в храм и увидел народ, поклоняющийся кресту, и подвигнулся подражать им, и по их примеру тоже поклонился честному кресту и с возвеселившимся сердцем и упованием приложился к нему, и с таким же упованием стоял в святой церкви до окончания службы*.
--------------------
* Перевод с грузинского И. Метревели.

139

На этом инципит, к сожалению, обрывается. Из приписки в конце рукописи следует, что житие было переведено архимандритом Иоакимом на Афоне с греческого текста, найденного им в келье Амфилоха в Аскалоне. Но ни о времени жизни св. Феодора, ни о времени составления жития, ни об оригинальном языке этого жития нам пока ничего не известно. Из общих соображений понятно, что болгарское юродство, как и все болгарское православие, должно было находиться под сильным византийским влиянием.

Та популярность, которой пользовалось у болгар переводное греческое поучение Никона Черногорца (?) против юродства, свидетельствует, быть может, о том, что эта проблема была для них актуальной 19. О юродивых в Болгарии есть и еще одно довольно яркое свидетельство. Относится оно к середине XIV в. В житии Феодосия Тырновского рассказано о появлении в Тырнове двух еретиков-богомилов Кирилла Босоты и Лазаря. Если первый проповедовал свое учение, то второй «уродовати начеть и обхождааше нагъ до конца въсъ градъ, на срамных же оудохъ тикву ношааше*, техъ покривание имоуще, страньнь и грозьнь позорь въсемь зрещиимь»20. На Соборе 1350 г. еретики были осуждены и изгнаны из Болгарии. Хотя в приведенных строках дается невероятно емкая характеристика «юродского» поведения, тем не менее этот случай нельзя признать чистым. Мы уже говорили о том, что настоящий юродивый — это верный сын Церкви, пусть даже в церкви он никогда не показывается. Его экстравагантность не воспринималась социумом как протест против существующих норм. Что до вышеописанных богомилов, то их вызывающее поведение и для них самих, и для окружающих было знаком их оппозиционности.


* * *


Первым русским юродивым был Исаакий Печерский, монах Киево-Печерской Лавры (ум. в 1090 г.), который сперва хотел достичь святости на стезе затворничества, но был посрамлен бесами
----------------------------------
* Традиция надевать что-либо на «срамные уды» была известна в Византии как форма чрезмерной аскезы: Иоанн Цец упоминает о «навешивающих на уд колокольчики» (loannis Tzetzae Epistulae/ Ed. P. A. M. Leone. Leipzig, 1987, p. 151). Впоследствии кольца на половых органах носили и русские юродивые (ср. с. 214).

140

и оставил эту затею: «и пакы облечеся въ власяницю и на власяницю свиту тесну, и нача уродство творити, и нача помогати поваром и работати на братию» (знакомый сюжет, ср. с. 37) ... Егда же приспеваше зима... то стоаше в плесницах раздраных» 21. Однажды ему в насмешку предложили поймать ворону (ср. с. 97). Не замечая издевки (отзвук мотива «святой простоты»), Исаакий схватил птицу и принес ее на кухню.


И начаша братиа оттоле честити его [неизвестно, правда, за что]. Исаакий же, не хотя славы человеческия, нача уродство творити и пакостити нача: ово игумену, ово же братии, ово мирьскым человеком. Друзии же и раны ему дааху. И нача по миру ходити и тако урод ся сътвори... Совокупи къ себе уныхъ и вскладаше нань порты чернечьския.

Под конец жизни Исаакий возвращается к нормальному киновийному житию и достигает долгожданного бесстрастия 22. Некоторая сбивчивость этого рассказа объяснима, на наш взгляд, тем, что святой чересчур поспешно проводится через все виды аскезы, которые знало неофитское русское православие; но как раз это и дает нам возможность уяснить, как выглядело византийское юродство с точки зрения внешнего наблюдателя. Данное понятие существовало как бы на двух уровнях: сначала Исаакий становится монастырским юродивым и действует по парадигме Исидоры и Арсения, затем он делается городским юродивым, ориентируясь на Симеона и Андрея.

Следующий весьма мимолетный опыт юродства описан в житии Авраамия Смоленского (XIII в.), который «богодухновенные же книги и святых жития почитая и како бы ихъ жития и труды и подвиг въсприяти, из-менися светлых риз и в худые ся облече и хожааше яко единъ отъ нищихъ и на оуродство ся преложь (ругаяся миру и прелестемъ его)... и оутаився всехъ»23.

Других имен юродивых от этого времени не сохранилось. Правда, в XI в. на древнерусский язык было переведено житие Андрея Юродивого 24 и возник праздник Покрова 25, прочно связанный с культом этого святого 26. Русские богомольцы, бывавшие в Царьграде, судя по упоминанию о монастыре Андрея Юродивого, хорошо знали этого святого 27. Но свидетельствует ли все это о популярности культа Андрея Юродивого, сказать с уверенностью нельзя.
141

Видимо, стиль «юродствующего» поведения был характерен для бродячих монахов (ср. византийских гировагов). Вот что пишет о них Даниил Заточник:

Мнози бо, отшедше мира сего во иноческая, и паки возвращаются... на мирское житие: ... обиходятъ села и домы... иде же браци и пирове, ту чернцы и черницы беззаконии: ангельский имея на себе образ, а блядин нрав, святительский имея на себе сан, а обичаем похабен 28.

По-настоящему русское «похабство» начинается на севере и северо-востоке Руси в XIV в. Неверно было бы утверждать, что юродство Киевского периода было целиком подражательным, а «северное» совершенно независимо от византийского образца. С одной стороны, в образе Исаакия Печерского достаточно своеобычных черт, а с другой — почти все русские жития «похабов» вплоть до XIX в. несут отпечаток подражательности. И все-таки невозможно не заметить, что после Исаакия ни одного юродивого в южнорусских землях не появлялось*, а феномен северорусского «похабства» отделен от киевского хронологически. Видимо, правильно было бы сказать, что появились «похабы» в Новгороде, Устюге, Ростове по причинам эндогенным, характерным именно для русской религиозно-культурной ситуации, но вот агиографический канон сделал их похожими на византийских юродивых.

Первым в этом ряду был Прокопий Устюжский (ум. в 1285 или 1303 г.), почитание которого ведется, впрочем, лишь с 1458 г.29 Церковь в его честь была возведена и того позже — в 1471 г.30 Прокопий был «от западных стран от латинска языка, от немецкия земли».31 Он прибыл в Новгород по торговым делам и так полюбил православие, «отеческую же веру возненавиде» (л. 12), что пришел в Хутынский монастырь, принял крещение, «а сам оттоле приемлет юродственное
----------------------
* Кроме поздних случаев. Так, в XVII в. «былъ въ Чернегове... еденъ члвкъ на имя Иоанъ, который для Ха глупымъ ся чинил... Для того... такую ласку от Б а одержал, же босыми ногами на огне стоялъ... До того мелъ от Ба даного собе дха прорцкаго, бо що колвекъ мовилъ, тое ся стало» (Иоаникий Галятовський. Ключ Розуминия. Киев, 1985, с. 360. На этот текст нам любезно указал Б. Н. Флоря).

142

Христа ради житие и в буйство преложися» (л. 16)*. Дальнейшая карьера Прокопия напоминает путь Исаакия. Сначала он поселился в Преображенском монастыре, у Варлаама Хутынского, но «потом начаша его... мнози члци о житии его и о терпении блжити, яко сей чяи велики есть пред Богом... сам же во юродство претворися и облечеся в раздранныя и непотребныя ризы, и во блженство** преложися Христа ради» (л. 16 об.).

Прокопий заявил Варлааму: «Хощу... отсюда уклонитися и ити в путнее шествие» (л. 17). Варлаам пытался урезонить его: «Подобает ти из монастыря неисходну быти в мир, дондеже молва члвеча престанет о тебе. Пребуди... один в затворе». Подвижник был непреклонен: «Аз... оче не требую сего, и не хощу зде пребывати, но... благослови мя на путнее шествие» (л. 17 об.). Прокопий пришел в город Устюг и «приет... многу досаду и укорение и биение и пхание об безумных члк. Стый же яко юрод вменяшеся им, или яко безумен» (л. 18 об.). Жил он при соборной церкви Успения и «во весь день... исхождаше на улицы градныя, и в похабстве пребывая» (л. 20 об.).

Любопытно, что при точности многих топографических привязок житие Прокопия в значительной своей части — это дословный пересказ жития Андрея. Именно оттуда заимствован мотив конфидента, который провидит святость притворного безумца (л. 46 об., 47), мотив вражды с нищими (л. 49 об.) и многие другие. Поразительнее всего, что даже описание суровой зимы в Устюге русский агиограф дословно списал с греческого (л. 42— 44), хотя знал о морозах явно не понаслышке.

Если Прокопий попробовал и монастырского, и городского юродства, то Кириллу Белозерскому (XIV в.) случилось подвизаться лишь в первом. Уйдя на склоне лет в Симонов монастырь, он «посылаем бывает от настоятеля
---------------------------
* Это был первый, но далеко не единственный на Руси юродивый западного происхождения. Иностранцами были также Иван Волосатый, Исидор Ростовский и др. С одной стороны, иностранное происхождение подчеркивало чуждость юродивого миру, его вырванность из рутины, а с другой — обращение «немцев» именно в самую экстремистскую форму православия имело, быть может, психологические корни. Ср. современное увлечение Запада восточным оккультизмом: притягивает абсолютно противоположное, а не чуть отличное!
** Рукописный вариант: «во юродство преложися». Так эти слова впервые фигурируют как синонимы.

143

въ... поварню... Оутаити хотя зрящим добродетель юж имяше, оуродъ мняшеся быти оутворением [вариант: «претворением»], яко да не познан будет подвигом делатель, темъже начят некая подобная глумлению и смеху творити. Егож виде настоятель запрещение тому даяше» 33.

Кирилла на сорок дней посадили на хлеб и воду, но по прошествии этого срока он, «пакы иное оуродство сътворяше», снова был наказан настоятелем и радовался всем утеснениям. Кончилось тем, что «оуведе настоятель яко смирения ради тако привторяет оуродство и тако прче аще что и творяще смеху подобно, но запрещение не даяше ему — ведяху бо все яко Бога ради сие творит»34.

Больше Кирилл не юродствовал.

Однако подавляющее большинство русских «похабов» не только практиковали городское юродство, они вообще не были монахами. Пересказывать их жития — дело весьма неблагодарное: за немногими исключениями, они весьма однотипны и трудноразличимы 35. Их герои днем бегают по городу в рубище или совсем голые; просят милостыню и потом раздают ее; их отовсюду гонят, мальчишки кидают в них камнями; иногда богатые люди заботятся о них, но юродивые не признают сытости и ухоженности: они рвут на себе чистую одежду, садятся в грязь и т. д.; некоторые «похабы» никогда не разговаривают, другие беспрерывно повторяют какое-нибудь одно слово или вообще несут невнятицу, которая, разумеется, исполнена глубокого тайного смысла, раскрывающегося лишь впоследствии. Если «похаб» разбивает на базаре крынку с молоком, то потом оказывается, что либо в молоке — дохлая крыса, либо сам молочник — нехороший человек. Если юродивый поливает дом водой — значит, будет пожар и лишь обрызганные им постройки устоят и т. д. Хотя пророчества сбываются подчас немедленно, закон жанра требует, чтобы мудрость святого обнаружилась лишь после его смерти. При жизни юродивый только по ночам позволяет себе сбрасывать личину безумия. Тогда он молится, творит чудеса (лежит на углях, ходит по водам, переносится на большие расстояния и т. п.), а когда кто-нибудь случайно застает его за этими занятиями, грозит свидетелю страшной загробной карой, если тот не поклянется молчать до кончины святого. После нее на могиле начинают твориться чудеса и устанавливается местное почитание.
144

Однако наряду с официальной агиографией существовали народные легенды о юродивых, и вот им-то живости было не занимать. К сожалению, до нас дошло лишь одно такое фольклорное житие — Василия Блаженного, бытовавшее наряду с официальным его житием — сглаженным и стереотипным 36. В нем святой «нача у иных калачи опровергати и индо же квасы от сосудов выливати и ина многа таковая нелепая и похабная творити»; там же «блаженный оную данную от царя чашу выплесну за оконце, благоверный же царь и вторую даде, он же и вторую выплесну»37. Именно в этом житии повествуется, как Василий давал милостыню не нищим, а купцу; как швырялся камнями в дома, «в них же живущий людие живут благоверно и праведно», а дома пьяниц и охальников целовал (ср. с. 72)38; как затоптал в грязь новые сапоги, только что стаченные благочестивым сапожником; как гонялся по всему городу за Дьяволом, принявшим облик нищего, и как тот в конце концов бросился в Москву-реку с Боровицкой башни и т. д.

Наконец, в этом же тексте содержится потрясающий рассказ о том, как один дьякон просил Василия взять его в ученики.

И яже святый Василий что повелеваше оному диякону юродственное сотворити и некая похабная не малая сотворяя покаряяся Василия блаженнаго повелению... чего ради за оное деемое похабьство... многа биения... претерпе 39.

Дальше рассказывается, что Дьявол подкупил некоего иконописца, дабы тот изобразил его под красочным слоем рисуемой им иконы Богородицы. Икона была выставлена в Варварских вратах Китай-города, «и от тоя новописанныя иконы Богородицы быша чюдеса и знамения и исцеления... обаче по действу сатанину Божиим попущением оная чюдная от иконы содевахуся». Слава об иконе распространилась по всей России.

Василий проразуме духом святым диявольское оухищ-рение и действо и прельщение правоверным творимое чрез чюдесная оною иконою... и повелеваше оному... оученику взяти камень велий и во оный образ крепко оударити, что бы его сокрушити, оученик же святаго о семь сумнися и образ разбити оустрашися, святой же самъ взя камень велий и крепко оудари... и расколи его на двое 40.
145

Избитый народом и приведенный на суд, юродивый заявил, что «чудеса диявольскимъ навождениемъ содевахуся вернымъ на прельщение». Изображение Сатаны было обнаружено, после чего художник был казнен, а Василий отпущен. Но «ученика своего отосла от себе за оное его непослушание»41.

В этом любопытном рассказе можно различить отголоски хорошо известных уже нам мотивов воспитания через соблазн и сердечного видения, доступного лишь юродивому. Но здесь все доведено до невероятного накала: читателю вместе с несчастным дьяконом предложено выбирать между двумя самыми святыми вещами — иконой и юродивым. Причем никаких способов удостовериться в присутствии дьявольских козней не дано: сам Бог по неизвестной причине решил усложнить задачу выбора и попустил коварной иконе творить чудеса. Этот эпизод многое может объяснить в самой потаенной сути юродства.

Но, повторим, редкие жития содержат какие-либо индивидуальные черты — их нужно выуживать по крупицам. В дальнейшем мы не будем пересказывать отдельные биографии 42, а просто перечислим канонизированных русских юродивых.

XIV в. дал помимо Прокопия двух «похабов»: Феодора и Николая Качанова (оба подвизались в Новгороде; оба умерли в 1392 г.)43. XV в. был урожайнее: в этом столетии прославились Максим Нагоходец (ум. в 1433 г.), Михаил Клопский (ум. в 1453 г.)44, Георгий Шенкурский (ум. в 1465 г., канонизация местная), Исидор Ростовский-Твердислов (ум. в 1474 г.), Иоанн Устюжский (ум. в 1494 г.)


Звездным часом русского юродства стал XVI в. Во-первых, в течение этого столетия прославились десять юродивых: Галактион Ферапонтовский (ум. в 1506 г.), Лаврентий Калужский (ум. в 1515 г.), Яков Боровичский (ум. в 1540 г.), Василий Блаженный (ум. в 1552 г.)45, Арсений Новгородский (ум. в 1572 г.), Никола Псковский Салос (ум. в 1576 г.), Иван Волосатый (ум. в 1581 г.), Симон Юрьевецкий (ум. в 1584 г.), Иван Большой Колпак (ум. в 1589 г.). Во-вторых, именно тогда официальная церковь на Соборе 1547 г. признала трех «похабов» (Максима и Прокопия с Иоанном Устюжским) местночтимыми святыми 46.
146


Причину такого взлета популярности юродивых русский философ Г. Федотов усматривает в том, что они «заполнили пустоту, образовавшуюся в Церкви после эпохи святых князей». Москва, по мнению ученого, слишком бюрократизировалась, а Церковь сделалась слишком раболепной; тем самым отвержение зла стало возможным лишь в форме отвержения мира вообще 47. Примерно такого же мнения придерживается теолог И. Кологривов. По его словам, расцвет юродства совпал с периодом максимальной регламентации церковной жизни, триумфом в ней ритуализма и обрядоверия, с периодом Стоглава и Домостроя, когда человеческая личность в наибольшей степени подавлялась 48.

К этому можно добавить, что юродивый был единственной фигурой, имевшей моральное право критиковать Церковь, ибо он делал это, не нарушая соборности: ведь если в чем нельзя заподозрить юродивого, так это (парадоксальным образом!) в индивидуализме, эгоистической самозамкнутости. Он одновременно и растворен в соборном теле Церкви, и как бы находится вне ее. Но, разумеется, позицию юродивого выработала культура в целом, а не умысел церковников, как это представлялось атеистическим критикам 49.

Политическая смелость русских «похабов» производила глубокое впечатление как на самих русских, так и на иностранцев. Хрестоматийным является пример Николы Салоса, который, по преданию, спас Псков от опричного разгрома в 1570 г. Согласно рассказу первой Псковской летописи, Иван Грозный

прииде благословитися ко блаженному Николе... блаженный же поучив его много ужасными словесы... царь же преже сия глаголы нивочто же вменив... того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого, и пове-даша сия царю, он же ужасен вскоре бежа из града 50.

Английский посланник Джером Горсей так описывает встречу Грозного с Николой Псковским:


Его встретил мошенник или колдун (impostur or magician), которого они почитали как своего оракула, святой человек (a holly man) по имени Микула Свят (Sweat); он встретил царя смелыми проклятиями, заклинаниями, руганью и угрозами (imprecations and exsorsims, railings and threats)... Царь содрогнулся от этих слов и просил его молиться об избавлении и прощении его жестоких замыслов. Я сам видел этого мошенника и колдуна: жалкое существо, нагое зимой и летом, он выносит как сильную стужу, так и жару, совершает многие странные действия благодаря дьявольскому колдовскому отводу глаз (magicall illusions of the Divell), его боятся и почитают все — как князья, так и народ 51.
147

Как видим, разница между двумя этими рассказами в том, что летописец делает упор на сверхъестественные способности юродивого, тогда как иностранец — на то влияние, которое он имеет на царя.

Об огромном авторитете юродивых в эпоху Бориса Годунова и ранее рассказывает британский путешественник Джильс Флетчер:

Кроме монахов у них есть особенные отшельники (eremites), которых они называют святыми людьми (holy men), очень похожие на гимнософистов и по своей жизни, и по поступкам, хотя не имеют ничего общего с ними в том, что касается познаний и образования. Они ходят совсем нагие, даже зимою в самые сильные морозы... с длинными волосами... Их считают пророками и весьма святыми мужами (prophets and men of great holines), почему и дозволяют им говорить свободно все, что хотят, без всякого ограничения, хотя бы даже о самом Боге (of the very highest himselfe). Если такой человек явно упрекает кого-нибудь... то ему ничего не возражают, а только говорят, что заслужил это по грехам. Если же кто из них, проходя мимо лавки, возьмет что-нибудь из товаров... то купец почтет себя весьма любимым Богом... Но такого рода людей немного, потому что ходить голым в России, особенно зимою, очень нелегко и весьма холодно... Есть один в Москве, который ходит голый по улицам и восстанавливает всех против правительства... Был еще такой же другой... по имени Василий, который решался упрекать покойного царя [Ивана Грозного] в его жестокости и во всех угнетениях, каким он подвергал народ... Причли его к лику святых... Был еще один такой же, пользовавшийся большим уважением в Пскове [Никола]... Угрожая царю, что с ним случится какое-нибудь ужасное происшествие, если он не перестанет умерщвлять людей... он таким образом спас в это время жизнь множеству народа. Вот почему блаженных народ очень любит, ибо они, подобно Пасквилям, указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу (rude libertie), которую они позволяют себе, прикидываясь пророками (by imitation of prophets), от них тайно отделываются... за то, что они уж слишком смело поносили правление царя 52.

148
Если в повествовании Флетчера речь идет о хорошо известных юродивых — Василии Блаженном и Николе Псковском, то голландский путешественник Исаак Масса рассказывает о святой, про которую из других источников ничего не известно.

Также ходил он [Годунов] часто к ворожее (vaerseg-ster), которую в Москве считают святою и зовут Елена Юродива (Olrodiva). Она живет в подземелье подле одной часовни... Эта женщина обыкновенно предсказывала будущее и никого не страшилась — ни царя, ни короля, но всегда говорила все то, что должно было, по ее мнению, случиться. И это подчас сбывалось. Когда Борис пришел к ней в первый раз, она не приняла царя, и он принужден был возвратиться. Когда он в другой раз посетил ее, она велела принести... бревно... и совершать над этим бревном отпевание... Царь... ушел опечаленный, но если бы я был царем, я велел бы покадить ей ладаном прежде, чем дошло бы до меня, но они, московиты, считают ее святою, чему нечего удивляться, ибо они, увы, до сих пор погружены в невежество, да просветит их Господь.

Далее Масса повествует о том, что «сатанинская пророчица Елена Юродива начала предсказывать [Лже] Дмитрию смерть, что навело на заговорщиков великий страх, но когда Дмитрию донесли об этом, он посмеялся, не обращая внимания на болтовню безумных и одержимых старух»53.

Полное отсутствие русских сведений о Елене может быть объяснено тем, что на Руси вообще неохотно канонизировали женщин 54.

Примеры дерзких поступков рассеяны и по житиям юродивых. Например, Прокопий Вятский срывал шапку с воеводы и тащил его в тюрьму; он также сек на площади молоденькие деревца, предвещая этим жестокие царские указы. Агрессивное поведение было необходимым условием чудотворения. Так, во время костромского пожара воевода обратился за помощью к Симону Юрьевецкому; юродивый ударил его по щеке — и пламя погасло 55. Вседозволенность юродивых дала возможность философу Н. Федорову назвать политический режим в России «абсолютизмом, смягченным юродством». И, однако, нет ни малейших оснований считать, будто «похабы» выражали какие бы то ни было «демократические» тенденции общественной мысли. Так, Николай Качанов, Феодор Новгородский и Михаил Клопский были врагами Новгородской республики; хотя царь и становился объектом
149

критики для некоторых «похабов», другие, наоборот, вели себя неотличимо от опричников 56. Главную неприязнь юродивого вызывали гордость, чувство собственного достоинства, и до тех пор, пока властитель подавлял в подданных эти эмоции, он имел в лице «похаба» верного союзника. Лишь когда эти вредные проявления индивидуальности были надежно искоренены, а в гордыню впадал уже сам властитель, в дело вступала знаменитая юродская «грубая свобода» (rude libertie), как ее называет Флетчер 57.

Светские власти довольно рано начали борьбу с антисоциальной группой «похабов». Уже в 1488 г. какого-то пророчествовавшего монаха «князь великий, яко урода, повеле поимати и на Угрешко его посла»58. Даже Иван Грозный, известный своим уважением к «похабам»59, не мог одобрить их массового распространения: «Лживые пророки...— жаловался он,— бегают из села в село, нагие и босые, с распущенными волосами, трясутся и бьются и кричат»60. Официальная церковь также начала постепенно теснить юродивых. В этом смысле очень характерна эволюция текста московского Служебника. В конце XVI в. в нем поминались Андрей Царьградский, Исидор Ростовский, Прокопий Устюжский и Максим и Василий Московские. «Против сих имен,— замечает исследователь,— на полях отметка «Доложить патриарху»... Состоялся приказ выключить имена. Они... зачеркнуты киноварью и в текст Служебника 1602 г. не вошли»61. В XVII в. борьба с юродством еще усилилась. Хотя и в этом столетии прославились четыре «похаба»: Киприан Суздальский (ум. в 1622 г.), Прокопий Вятский (ум. в 1627 г.), Максим Тотемский (ум. в 1650 г.), Андрей Тотемский (ум. в 1673 г.), тем не менее церковь явно взяла курс на элиминирование этого вида святости вообще. Патриарх Иосиф писал в указе 1636 г.:

Иные творятся малоумни, а потом их видят целоумных; а иные ходят во образе пустынническом и во одеждах черных и в веригах, растрепав власы; а иные во время святого пения в церквах ползают, писк творяще, и велик соблазн полагают в простых человецех 62.

Окружная грамота 1646 г. запрещала даже впускать юродивых в храмы.

Понеже от их крику и писку православным христианам божественного пения не слыхать, да те в церкви божии приходят акы разбойники с палки... и бывают у них меж себя брани63.
150

Патриарх Никон испытывал к юродивым большую личную приязнь 64, но поскольку большинство из них встало на сторону старообрядчества 65 (личное «юродствование» протопопа Аввакума мы здесь не рассматриваем как идеологически окрашенное), то и Церковь заняла по отношению к ним позицию окончательной непримиримости. «Никон юродивых святых бешаными нарицал и на иконах их лика писати не веле»66,— жаловались старообрядцы. Собор 1666/1667 гг. воспроизвел канон Трулльского собора о лжеюродивых. Сильный удар по «официальному» юродству нанес Петр Первый, испытывавший личное отвращение к «похабам».

Разсуди всяк благоразумный, сколько тысящ в России обретается ленивых таких прошаков... нахальством и лукавым смирением чуждые труды поедают... и простых невеж еще вящше обезумливают... клевещут на властей высоких... сами никаких же христианских должностей касаются, в церковь входить не свое дело быти помышляют, только бы им пред церковью непрестанно вопить 67.

Большим недоброжелателем юродства был Феофан Прокопович, на которого в 1726 г. подавали жалобу в Верховный Тайный совет, что он «всех московских Христа ради Юродивых Чудотворцев блудниками называет и за их бездельство и блуд с знатными женами и гробы им любодейцы их построили, их же деньгами и почтеньем между святых ввели»68.

В 1731 г. юродивым запрещено было появляться в церквах.

Являющиеся якобы юродивые... чинят слышателем... помешательство, наипаче же по неблагообразию своему... наводят немалый смех и соблазн, от чего вместо ожидаемого... согрешений своих прощения, вящий чрез таковое... юродствующих шатание, те в церквах Божиих предстоящие грех себе преумножают 69.
151

Но местное почитание «похабов» искоренить было довольно трудно, так что святых этого рода становилось все больше. Исследователи почему-то очень любят спорить о том, сколько же насчитывалось всего канонизированных юродивых; называются цифры от 23 70 до 50 71. На самом деле точное число установить невозможно именно в силу полулегального характера юродства и неформализованного ритуала самой канонизации. Фантастически велико было число «дурачков» и придуривающихся, приживал и нищих, живших в городах или ходивших по богомольям 72. Нет сомнений, что этот вид святости продолжал пользоваться в народе особой популярностью.

Архивы сыска хранят немало интереснейших свидетельств о юродивых XVIII в. В полицейских рапортах и доносах встречаются поразительные «жития». Вот, к примеру, некто Василий:

Ходил в зимнее время в одной рубахе, босой, претворял себя яко бы благоюродивый, а на слова и в ответах не яко бы полуумен... За то, что он якобы собою ради спасения претерпевает в зимнее время стужи, называли его святым. И в ту свою бытность носил при себе железную палку, весом в пуд, того ради, чтобы признавали его яко бы за трудника к спасению. Поп... Семенов отказался его исповедовать «...того ради, что ты не говел», и он, Василий, оного попа... означенною железною палкою убил до смерти... Еретичеством своим обворожил караульных солдат и ушел... Новобрачная назвала его дураком, чего-де ради такова урода за стол посадили, за то еретичеством своим супружество их разлучил... Девича полу на блудное растление превратил девиц с двадцать... Бесы просили у него работы сами... Велел им носить денежную казну... каковой казны демоны и натаскали полную яму... а ежели кто возьмет с молитвою, то обратятся угольем 73.

Вот другой пример. Крестьянин Филип Иванов

допросом о себе показал, что он... жил при церкви Василия Блаженнаго в караульной палатке... и в железных веригах да с посохом железным, у которого наверху наделан крест, ходил по Москве... и сбирал денег в день алтын по десяти и больше, а оковался де он в железные вериги своим произволом, не для спасения души своей, но токмо, чтоб от народа получать себе больше подаяния... вериги на нем были на крючках и... пришед домой, с себя складывал 74.

 

В делах Раскольнической комиссии 1745—1757 гг. есть обширные материалы «о притворном юроде Андреяне Петрове», который
152

в Ярославле имел видение и принял на себя юродство... С подъему [на дыбу] и с пытки показал: видения, которое будто бы побудило его принять на себя юродство, на самом деле не имел, а принял юродство... притворно, чтобы всякого чина люди признавали его за святого и чтоб ему от того получить себе богатство подаянием. А в том юродстве к терпению студености никакого волшебного способа не имел, а претерпевал его по крепости натуры своей... Бивал себя на сборищах по голой спине... пророчествовал о пожарах и бездождии. Игуменье Иринархе раз предсказал, что она умрет по весне... и просил у нее 30 рублей... но она денег не дала. Когда предсказание не сбылось, объяснил ей, что за нее молились... Показал как на себя, так и на других напрасно [о ритуальных убийствах младенцев], в чем утвердился с трех пыток и огня в 1749 г. По наказании кнутом сослан 75.

Перечень этих примеров можно было бы продолжить.

В 1762 г. сумасшедших запрещено было заточать в монастыри, а в 1766 г. Екатерина II издала указ № 12754, повелевавший сдавать их полиции. В конце XVIII в. начали создаваться клиники для душевнобольных, и это постепенно сделало отношение к юродивым более спокойным и покровительственным. Ситуация напоминала ту, что имела место в Европе двумя столетиями раньше. Но даже перестав быть зловещим, юродство продолжало играть в России значительную роль.

Почитание «блаженненьких» пережило большой взлет в начале XIX в. в Симбирске 76, в середине столетия — в Воронеже 77. В начале XX в. в России произошел своего рода ренессанс юродства 78, и колоритная фигура «святого черта» Григория Распутина — это лишь видимая часть айсберга.

Вокруг знаменитых юродивых, вроде Ивана Яковлевича Корейши, велись бурные дебаты в публицистике 79. О юродивых писали с гневом (Салтыков-Щедрин, Горький), с уважением (Толстой, Достоевский), с ностальгией (Лесков, Бунин), но пройти мимо этого явления было, как видно, невозможно. Что-то очень важное значило юродство для русской культуры. Недаром Михаил Нестеров в своей картине «На Руси» (1916 г.), задавшись целью изобразить символически весь русский народ, поставил во главе него ребенка и... юродивого.


Разумеется, с установлением большевистской власти государство всерьез занялось искоренением юродства. Как говаривала блаженная Мария Дивеевская, «хорошо было блажить при Николае, а поблажи-ка при советской власти»80.
153

Тем не менее некоторые «дореволюционные» юродивые продолжали действовать. Одной из них была Мария Шудская.

Кого побьет... у кого украдет, а у кого окошко разобьет. Иногда такое скажет, что непременно побьют. А то возьмет к кому-нибудь в печку полезет... да и повыливает варево из горшков. За прямоту, с которой она многих обличала, забирали ее в милицию. Но однажды она там нечистотами всю стену обмарала и сказала: «Какая власть — такая мразь». Пришлось отпустить 81.

Ситуация гонений, как неоднократно отмечалось, автоматически возводила юродство в ранг социального протеста и тем самым лишала этот подвиг его специфичности. Так что советский период в истории юродства не представляет для нас интереса.

В заключение исторического очерка о юродстве напомним, что в 1988 г. поместный Собор русской православной церкви утвердил канонизацию нескольких святых — и в их числе юродивой Ксении Петербуржской. Список новых святых носит парадно-репрезентативный характер (Дмитрий Донской по ведомству державности, Андрей Рублев — по номинации искусств и т. д.), так что в лице Ксении священноначалие решило легализовать и юродство как институт. Но в «обосновательной» части доклада митрополита Ювеналия этот подвиг изображен в приглаженном виде:

Сам по себе подвиг юродства не является самоцелью, о чем свидетельствуют позднейшие запреты Церкви на мнимых юродивых... Такой безумный... должен был исполнять функцию общественной терапии 82.

Независимо от церковной конъюнктуры почитание юродства в России продолжается и по сей день. Могила пресловутого Ивана Яковлевича в церкви Ильи Пророка в Москве по-прежнему привлекает к себе паломников. Впрочем, современное состояние юродства не является предметом настоящего исследования.


* * *


В чем же причина столь огромной популярности юродства в России?

Е. Томпсон утверждает, что юродивый в русском сознании удачно сплавился с фольклорным персонажем Иванушкой-Дурачком 83. Действительно, важное отличие этого героя от его собратьев по европейскому фольклору в том,
154

что он не «умный дурак», а самый настоящий, неподдельный, и тем не менее он является объектом не насмешек, а поклонения. Все у него загадочным образом получается, все выходит лучше, чем у умников, и сам он в конце концов оказывается Иваном-Царевичем. Это сближение, впервые обоснованное Е. Трубецким 84 и повторенное Е. Томпсон и А. М. Панченко 85, справедливо лишь отчасти. Разумеется, коллективному сознанию, сотворившему образ Иванушки, легче было принять и юродивого с его посрамлением рациональности. Но есть между этими персонажами коренное различие: фольклорный дурак — принципиальный бездельник. Он «лежит на печи», а мир к нему пристает то с одним, то с другим. Ивану же нет до мира никакого дела. В этом смысле он скорее подобен европейскому «святому простецу». С юродивым все наоборот: миру ничего не нужно от этого безумца, а он постоянно себя миру навязывает. Юродивый неугомонен, агрессивен, суетлив. Другое дело, что его деятельность с рациональной точки зрения нелепа.

Разумеется, нечего возразить авторам, утверждающим, что юродивый «есть синтез самых интимных тенденций в русском человеке»86, что в нем нашел отражение «оргиастический русский национальный характер»87, что «юродство издевалось над западной логикой и это было по душе русскому обществу»88, что «верующая душа русского человека обладает редким даром святой свободы»89, что основание юродства «лежит в психологии самой нации»90 и т. д., и т. п. Все эти соображения грешат известной тавтологичностью и всегда подспудно содержат в себе не столько объяснение, сколько оценку юродства.

На наш взгляд, приверженность русской культуры к юродству объясняется присущим ей бескомпромиссным стремлением к Абсолюту. В ней очень сильна тенденция отбросить все то, что мешает раскрытию великой тайны человеческого предназначения.

В. В. Розанов писал:

Последний нищий, стоящий в притворе храма, может, возревновав о Боге, разогнать клюкой своей парадную толпу, собравшуюся поскучать в нем... Терпимость — это только символ окончательного разъединения людей... Терпимость — это могила... Перегородки, которые установлены между собой людьми, и все вытекающие из них права... законы — в царстве благодатном свободы... должны пасть 91.
155

Не только творчество Розанова, но и сама его личность и даже бытовое поведение находились под сильнейшим влиянием «юродской» парадигмы. Да только ли его! В духовном и физическом облике таких людей, как А. Л. Ведель92, М. П. Мусоргский 93 или Д. Д. Шостакович 94, Ф. М. Достоевский 95, В. Хлебников или А. М. Ремизов 96, безошибочно ощущается что-то, чего не объяснить, не зная о феномене юродства.

Безусловно, той же бескомпромиссной тоской по Абсолюту проникнуты и русские социальные утопии. В них куда больше ненависти к рутине и веселого саморазрушения, чем стремления «устроить» жизнь. Недаром М. А. Волошин в 1918 г. назвал разодранную гражданской войной Россию: «Пьяная, гулящая, святая, во Христе юродивая Русь».


1 G. Garitte. Le calendrier palestino-georgien du Sinaiticus 34 p. 303.
2 Грузинский хронограф 1207—1318 гг. / Пер. П.М. Мурадяна. Ереван, 1971, с. 151.35.
3 М. Н. Сперанский. Из истории русско-славянских литературных связей. М., 1960, с. 95—96. Сперанскому были известны четыре списка этого перевода, сделанного, кстати, с греческой рукописи иной редакции, чем оригинал русской версии. В настоящее же время таких списков обнаружено уже восемь (А. М. Молдован. Устное сообщение).
4 Г. А. Воскресенский. Древне-славянский Апостол. Вып. 2. Сергиева Лавра, 1906, с. 12—15, 32—33, 40—41.
5 См. Словарь древнерусского языка XI — XIV вв. Т. 1. М., 1988, с. 323—324.
210

6 Житие св. Василия Новаго, с. 518, ср. с. 831.
7 А. М. Молдован. Устное сообщение.
8 Е. Томпсон утверждает, что впервые это сочетание встречается лишь в XII в. в Мстиславовом Евангелии (см. Е. М. Thompson. Understanding Russia, p. 123). В свете этого совершенно непонятен ее же тезис (11), будто это словосочетание появилось только в Московской Руси.
9 Апракос Мстислава Великого / Под ред. Л. П. Жуковской. М., 1983, л. 274.
10 Нами использована картотека Словаря древнерусского языка XI—XIV вв.
11 А. М. Молдован. Устное сообщение.
12 ПСРЛ. Т. 6, с. 301.
13 Там же. Т. 4, с. 344.
14 Словарь древнерусского языка, с. 222—226. Слово является общеславянским (см. Этимологический словарь славянских языков. Т. 2. М., 1975, с. 103—106).
15 Н. Delehaye. Sanctus, p. 64—66.
16 К. Куев, Г. Петков. Събрани съчинения на Константина Костенеч-ки: Изследване и текст. София, 1986, с. 423. На этот текст указал нам А. А. Турилов.
17 См. Иконописный подлинник сводной редакции 18в. / Под ред. Г. Д. Филимонова. М., 1876, с. 31. Такой интересный и малоизученный вид источников, как иконописные подлинники, хранит множество сведений, отсутствующих в других памятниках. Например, в Филимоновском подлиннике упоминается юродивый Измарагд Армянский (с. 64), не встречающийся ни в одном синаксаре.
18 Е. С. Такайшвили. Описание рукописей библиотеки «Общества распространения грамотности среди грузинского населения» // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Т. 34, 1904, с. 22—23.
19 Текст см. Слово за душевната полза // Климент Охридски. Събра-ние съчинений. Т. 2. София, 1977, с. 592. Ср. Пандекты Никона 1296 г., л. 11 об., 28, 29 об., 30 об., 165 об., 168 и др.
20 В. Н. Златарски. Житие и жизнь преподобного отца нашего Феодосия // Сборник за народни умотворения, наука и книжнина. Кн. 20, 1903, с. 20. Ср. сообщение о том, что русский похаб Иван Большой Колпак «у тайных уд своих колца медные ношаше» [И. И. Кузнецов. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради московские чудотворцы. М., 1910 (далее: И. И. Кузнецов. Святые), с. 422].
21 Об Исаакии Печерском Слово 36 // Памятники литературы Древней Руси. XII в. М., 1980, с. 610.
22 Ср. N. Challis, H. Dewey. Divine Folly in Old Kievan Literature: The Tail of Isaac the Cave Dweller // Slavic and East European Journal. Vol. 22, № 3, 1978, p. 261—262.
23 С. П. Розанов. Житие преподобного Авраамия Смоленского и службы ему. СПб., 1912, с. 4, 31, 54, 66—67, 87, 104.
24 Самый ранний русский отрывок сохранился в Изборнике Святослава 1073 г.— он относится ко второй четверти XIII в. В дальнейшем число рукописей возрастает лавинообразно: от трех в XIV в. до 34 в XVI в. и 66 — в XVIII в. См. А. Молдован. Рукописная традиция древнерусского перевода жития Андрея Юродивого (в печати).
211

25 См. Сергий, архиеп. Владимирский. Святой Андрей Христа ради юродивый и праздник Покрова Пресвятой Богородицы // Странник. Вып. 9—12, 1898; L. Ryden. The Vision of the Virgin at Blachernae and the Feast of Pokrov // ЛВ. Vol. 94, 1976.
26 Даже в убранстве храма Покрова на Нерли отмечаются мотивы, вдохновленные житием Андрея. Ср. N. Challis, H. Dewey. Byzantine Models for Russia's Literature of Divine Folly // Papers in Slavic Philology. Vol. 1. Ann Arbor, 1977, p. 47.
27 Cm. Russian Travellers to Constantinople in the 14th and 15th Centuries, p. 149, 183.
28 Слово Даниила Заточника / Подг. Н. Н. Зарубин. Л., 1932, с. 70.
29 Н. Коноплев. Святые Вологодского края // ЧОИДР. Т. 4, 1895, с. 19.
30 Е. Голубинский. История канонизации святых в русской церкви. Сергиев Посад, 1894, с. 51.
31 Житие преподобного Прокопия Устюжского. СПб., 1893, л. 11 об. Далее ссылки на эту работу даются в тексте.
32 Впоследствии нечувствительность к морозам неизменно фигурировала как главная отличительная черта «похабов», а когда в XVIII в. их стали преследовать, власти всегда старались выпытать секрет этой выносливости (см. Дела следственных о раскольниках комиссий в 18 а // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 6, отд. 2. М., 1889, с. 157; Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Т. 3. СПб., 1878, с. 176—177 и т. д.
33 Житие препод. Кирила иж на Белом озере / В. Яблонский // Пахо-мий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908, с XI.
34 Там же, с. XI—XII. Хотя монастырское юродство было распространено на Руси меньше, чем городское, тем не менее бывали и обратные случаи пострижения «похабов». В приписываемом Косьме Пресвитеру южнорусском тексте «О приходящих от миру в черньцы» сказано: «Инии и вериги носят и юродствують. Инии же... в хлевине, яко сви-нии в засаде, кормяще ся пребывают без трудов и туне чуж хлебъ едят» (Ю. К. Бегунов. Козма Пресвитер в славянских литературах. София, 1973, с. 456).
35 В этом смысле жития русских «похабов» беднее византийских; русские агиографы смущаются бесстыдством своих героев (см. G. Fedotov. The Russian Religions Mind. Vol. 2. Camudge (Mass.), 1966 (далее: Mind), p. 317—318; N. Challis, H. Dewey. Byzantine Models, p. 38).
36 И. И. Кузнецов. Святые, с. 306. «Народный» характер этого жития никоим образом не избавляет его от подражательности. Василий юродствует, «яко Андрей Царьградский» (с. 80); подобно Симеону Эмесскому, он прощает и исцеляет девиц, которые «посмеяхуся наготы его и абие ослепоша все» (с. 84), и т. д.
37 Там же, с. 80—81.
38 Ср. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка /Сост. А. Г. Бараг и др. Л., 1979, № 795.
39 И. И. Кузнецоа Святые, с. 86.
40 Там же, с. 87.
41 Там же, с. 88.
42 Интересующихся отсылаем к подробным пересказам в только что переизданной книге: И. Ковалевский. Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной и русской церкви. М., 1902; 2-е изд. 1УУ1 (далее: И. Ковалевский. Юродство), с. 168—277. Феноменология юродской зрелищности подробно проанализирована в работе А. М. Панченко. Смех, с. 81 —116.
212

43 Их жития см. Новгородские епархиальные ведомости. Т. 24, 1898,№ 14.
44 Принадлежность Михаила к юродивым, впрочем, весьма сомнительна: он был монахом, ничего особенно скандального не сотворил, да и слова «творяся похабъ» появились лишь в поздней редакции его жития (см. И. Некрасоа Зарождение национальной литературы в Северной Руси // Записки Императорского Новороссийского университета. Т. 4, 1870, с. 78—79). Только во второй редакции фигурируют и слова «старец... свое смирение являя, отвеще е же речи, яко уродъством казашеся» (.Повесть о житии Михаила Клопского / Подг. Л. А. Дмитриев. М.— Л., 1958, с. 70, 113). Любопытно при этом, что Михаил проклинает святотатца Никифора так: «Будеши похаб и урод всем людем» (там же, с. 129).
45 Такова общепринятая дата, но не исключен и 1557 г. (см. Л. М. Орлова. К вопросу о времени написания жития Василия Блаженного. Рукопись депонирована в ИНИОН. Л., 1989, с. 12).
46 Е. Голубинский. История канонизации святых в русской церкви, с. 54—55, 70; А. С. Хорошев. Политическая история русской канонизации (XI — XVI вв.). М., 1986, с. 176.
47 G. Fedotov. Mind, p. 342.
48 I. Kologrivov. Essai sur la saintete en Russie. Bruges, 1953, p. 264.
49 Наиболее полное выражение такой воинствующей позиции см. И. У. Будовниц. Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. Т. 12, 1964, с. 186.
50 Псковские летописи. Вып. 1. М.— Л., 1941, с. 115—116.
51 Russia at the Close of the XVI Century. L., 1856, p. 161. Русский перевод: Джером Горсей. Записки о России. XVI — начало XVII в. М., 1990, с. 54. Это же предание пересказывается и другими иностранными мемуаристами: Послание И. Таубе и Э. Крузе / Пер. М. Г. Рогинского // Русский исторический журнал. Кн. 8, 1922, с. 50—51; Г. Штаден. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника I Пер., вступ. ст. И. И. Полосина. Л., 1925, с. 91.
52 Russia at the Close of the XVI Century, p. 117—118. Русский перевод: Д. Флетчер. О государстве Русском. СПб., 1905, с. 101—102.
53 Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М, 1937, с. 83, 127.
54 Иоанн Кологривов. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961, с. 254—255.
55 И. Поспелов. Блаженный Симон Христа ради юродивый Юрьевецкий чудотворец. Кострома, 1879, с. 13.
56 Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М., 1988, с. 141.
57 См. S. Ivanov. Holy Fool and Political Authoritiees (Byzantium and Russia) // Acts of the XVIII International Congress of Byzantine Studies (в печати).
58 ПСРЛ. Т. 6, с. 228.
59 Согласно гипотезе Д. С. Лихачева, Грозный даже писал под псевдонимом Парфений Уродивый [см. Д. С. Лихачев. Канон и молитва ангелу грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного) // Рукописное наследие Древней Руси. Л., 1972]. Любопытно, что, объяснив происхождение имени Парфений, Д. Лихачев никак не комментирует имя Уродивый. А между тем оно логически следует из характера отношений Грозного с религией: «Демонстративно выставляя свою ортодоксальность... он вместе с тем был склонен к кощунству»,— пишет Д. Лихачев (там же, с. 20).
213

60 Цит. по: И. Ковалевский. Юродство, с. 156.
61 И. И. Кузнецов. Святые, с. 388—389.
62 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи. Т. 3. СПб., 1836, с. 402, № 264.
63 Цит. по: И. Ковалевский. Юродство, с. 217.
64 Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария. СПб., 1898, с. 104—105.
65 А. М. Панченко. Смех, с. 98, 132—133.
66 Материалы для истории раскола. Т. 6. М., 1881, с. 300.
67 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Т. 1. СПб., 1879, с. 30.
68 Дело о Феофане Прокоповиче // ЧОИДР. Кн. 1, 1862, с. 5.
69 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Т. 7. СПб., 1890, с. 529, № 2600.
70 М. В. Petrovich. The Social and Political Role of the Muscovite Fools-in-Christ: Reality and Image // Forschungen zur osteuropaische Geschichte. Bd. 25, 1978, S. 283—285.
71 P. Hauptmann. Die «Narren um Christi Willen» in der Ostkirche // Kirche im Osten. Bd. 2, 1959.
72 См. И. Г. Прыжоа Сказания о кончине и погребении московских юродивых. М., 1862; М. И. Пыляев. Старое житье. СПб., 1897, с. 214— 285; С. В. Максимов. Бродячая Русь. Т. 2. СПб., 1907, с. 47— 48; В поисках Святой Руси. Из писем А. Н. Руднева к В. И. Леоновой // Надежда. Вып. 6, 1980—1981, с. 320—323, 354 и т. д.
73 Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. Т. 3. 1723 г. СПб., 1878, с. 175—179.
74 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Т. 7, с. 124.
75 Дела следственных о раскольниках комиссий в 18 в. // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. 6, отд. 2. М., 1889, с. 157—158. См. о нем же с. 102, 104—105, 108, 121 — 123, 139—142, 144—145, 156. К сожалению, подлинники дел № 67 и 96, посвященных персонально Петрову, в архиве к настоящему времени утеряны.
76 Н. Аристов. Симбирские юродивые // Исторический вестник. Т. 1, 1880, с. 75.
77 Г. Прыжов. Сказания о кончине и погребении московских юродивых, с. 8—9.
78 А. С. Пругавин. Бунт против природы. М., 1917, с. 7—8.
79 См., например: Домашняя беседа, 1862, 1 полуг., с. 209—211; Странник, 1862, июнь; А. С. Бухарев. О современных духовных потребностях мысли и жизни. М., 1865, с. 549—551; А. Ф. Киреев. Юродивый Иван Яковлевич Корейша. М., 1898; Е. Поселянин. Русские подвижники XIX в. СПб., 1901, с. 501—510; И. Г. Прыжов. Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве. СПб., 1860; и т. д.
80 Иеромонах Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской православной церкви XX столетия. Т. 1. Тверь, 1992, с. 126.
81 Там же, с. 218—219.
82 Митрополит Ювеналий. Канонизация святых в русской православной церкви // Поместный Собор русской православной церкви. Т. 1. М., 1990, с. 134.
214

83 Е М Thompson. The Archetype of Fool in Russian Literature // Canadian Slavonic Papers. Vol. 15, No. 3, 1973, p. 256—258.
84 E. Трубецкой. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Литературная учеба. Кн. 2, 1990, с. 112, 115.
85 А. М. Панченко. Смех, с. 101.
86 I. Kologrivov. Essai sur la saintete, p. 272.
87 I. Gorainoff. Les fols en Christ dans la tradition orthodoxe. Desclee de Brouwer, 1983, p. 57.
88 E. М. Thompson. Understanding Russia, p. 15.
89 E. Беленсон. О подвиге юродства // Путь. Т. 8, 1927, с. 91.
90 М. Пятницкий. Юродство Христа ради // Новгородские епархиальные ведомости. Т. 24, 26, 1898, с. 1363.
91 В. В. Розанов. Свобода и вера // Русский вестник. Т. 230, 1894, с. 277, 274, 276, 285.
92 В. Петрушевский. О личности и церковно-музыкальном творчестве А. Л. Веделя // Труды Киевской Духовной Академии. 1901, № 5, с. 389—391.
93 См. М. П. Мусоргский в воспоминаниях современников. М., 1989, с. 78, 96—97, 130—131, 168, 171 и др.
94 S. Volkov. Preface // Temoignage. Les memoires de D. Chostakovitch. P., 1980, p. 23—27.
95 Исследователи любят писать о юродстве героев Достоевского (см. С. М. Нельс. Комический мученик // Русская литература, 1972, № 1; К. Onasch. Der Hagiographische Typus des «Jurodivy» im Werk Dostoevskijs // Dostoevsky Studies. Vol. 1, 1980; H. Migav. Holy Foolishness. Dostoevsky's Novels and Poetics of Cultural Critique. Stanford, 1992). Между тем не менее интересна тема юродствования самого Достоевского, ср. с. 184.
96 С. Н. Доценко. Нарочитое безобразие // Эротика в русской литературе. Литературное обозрение (специальный выпуск), 1992, с. 73-1-74.

 

 

 

 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2009
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир