Семья (Япония)

На следующей странице:
М. Мид. Отцовство у человека - социальное изобретение

Лафкадио Хэрн

Мир по-японски. СПб., 2000, с. 55-63.
(Купюры издателя)

<...> Японская семья, как и древнегреческая или древнеримская, была религиозным объединением в самом строгом смысле слова; религиозным объединением остается она и по сей день. В основе ее организации лежат требования культа предков; доктрина почитания родителей, правда, была заимствована японцами у китайцев довольно поздно, но в самом Китае эта доктрина выросла из требований более древней религии, похожей на японскую. Естественно было бы ожидать, что в устройстве, законах, обычаях японской семьи окажется много общего с устройством и традициями древнеарийского семейного уклада, ибо законы эволюции обществ допускают лишь незначительные исключения. И действительно, некоторые общие моменты бросаются в глаза. Материал для серьезного сравнительного исследования еще
не собран, о предшествующих этапах развития японской семьи известно далеко не все. Но в общем и целом между семейными структурами древней Европы и семейными структурами Дальнего Востока имеется очевидное сходство.

И в раннеевропейской, и в древнеяпонской цивилизациях считалось, что благосостояние семьи зависит от аккуратного выполнения требований культа предков. Жизнь японской семьи в значительной степени определяется этим убеждением и сегодня. Здесь по-прежнему думают, что благополучие дома впрямую связано с отправлением его домашнего культа и что самое страшное из бедствий—умереть без наследника мужского пола, который совершал бы ритуалы и приносил жертвоприношения. Греки и римляне архаического периода видели сыновний долг прежде всего в том, чтобы заботиться о продолжении семейного культа в веках, и потому безбрачие было, в общем, запрещено: если где-нибудь вступление в брак и не вменялось в обязанность законодательством, то диктовалось общим мнением. В старой Японии женитьба также была, как правило, обязательна для наследника мужского пола,
55

и если безбрачие не запрещалось законом, то осуждалось обычаем. Для младшего сына смерть без наследника была всего лишь личным несчастьем, но для старшего сына, которому предстояло унаследовать главенство в семье, умереть без наследников мужского пола означало совершить преступление против предков, ибо в таком случае культу угрожало угасание. Оправдать бездетность не могли никакие обстоятельства, и закон, так же как у ранних европейцев, предусматривал здесь массу возможностей для предотвращения такого ужасного исхода. Если жена оказывалась бесплодной, с ней можно было развестись. Если по каким-либо причинам развод был нежелателен, можно было взять наложницу, чтобы она родила сына. Более того, глава семьи мог усыновить постороннего юношу и объявить его наследником. Если сын оказывался недостойным, его лишали права на наследство и усыновляли вместо него другого человека. Наконец, если у мужчины не было сыновей, а были только дочери, преемственность и непрерывность культа могла быть обеспечена передачей прав наследования мужу старшей дочери.

Но дочери, как и в древней европейской семье, на- следовать не могли: преемственность шла по мужской линий, и необходимо было иметь наследника мужского пола. Согласно представлениям древних японцев, как и древних греков и римлян, дарителем жизни был отец, а не мать; творческое начало исходило от мужчины; отправление культа было обязанностью мужчины, а не женщины. Женщина соблюдала культ, но не могла отправлять его. Вдобавок дочери, которым, как правило, предстояло быть отданными замуж в другие семьи, имели к домашнему культу своих родителей лишь временное отношение. Требовалось, чтобы религией жены была религия ее мужа, и японка, как и гречанка, входя в качестве жены в новую семью, в обязательном порядке становилась последовательницей культа этой семьи. В первую очередь именно поэтому женщины в патриархальной семье не равны мужчинам. Сестра не может стоять на одной ступени с братом. Правда, дочь в японской семье, как и в греческой, могла оставаться в своей родной семье и после замужества—при условии, что ее муж входил в ее семью на правах усыновленного наследника. Но даже и в этом случае она могла лишь соблюдать культ, а отправлять его обязан был ее принятый в семью муж.

<...> Прежде чем рассматривать вопросы брака и усыновления в Японии, придется кое-что сказать о том, как была устроена семья в древности. Древняя японская семья именовалась удзи — некоторые считают, что это слово первоначально обозначало то же самое, что современный термин ути, то есть «дом» или «внутреннее пространство», но уже с очень давних времен употреблялось и в смысле «имя», особенно «имя рода». <...> С приходом оседлой цивилизации эти крупные группы с неизбежностью дробились на более мелкие единицы,, но предельно мелкая единица сохраняла свою изначальную организацию. Даже современная японская семья частично сохраняет эту организацию. Имеется в виду не просто дом — это скорее напоминает то, во что превратилась греческая и римская семья после распада рода. У нас семья разложилась: когда мы говорим о семье человека, мы имеем в виду его жену и детей. Но японская семья по-прежнему остается большой группой. Поскольку .браки здесь ранние, такая семья, даже если речь идет только об одном доме, может состоять из прадедушки и прабабушки, дедушек и бабушек, родителей и детей — сыновей и дочерей нескольких поколений; однако она обычно выходит далеко за пределы одного дома. В давние времена она могла составлять все население целой деревни или небольшого города; в Японии до сих пор встречаются общины, все члены которых носят одну и ту же фамилию. В некоторых местностях прежде существовал обычай по возможности оставлять всех детей в родной семейной группе, для чего всем дочерям подыскивали приемных мужей. Такая группа могла состоять из шестидесяти и более лиц, живущих под одной крышей; соответственно строились и дома, расширяясь по мере необходимости. <...>

Со временем святилище, где обитает дух предка преобразовалось в нынешний синтоистский храм, а сам дух превратился в местное охранительное божество, современное наименование которого, удзигами, есть всего лишь сокращенная форма древнего титула удзи-но-ками, т. е. "рода 6ор". В то же время, наряду с общинным культом, каждый отдельный дом соблюдал особый культ своих собственных умерших. Эта религиозная ситуация сохраняется и теперь. Семья может состоять из нескольких домов, и в каждом доме поддерживается свой культ предков. Семейная группа, велика она или мала, сохраняет свои древние порядки и характер; это по сей день религиозное общество, вменяющее в обязанность всем своим членам подчиняться традиции.

Из всего сказанного нетрудно понять, каковы в этом обществе обычаи, регулирующие брак и усыновление в свете семейной иерархии. Но сначала несколько слов об этой иерархии и о том, какова она сегодня. Теоретически власть главы дома, как и прежде, является верховной. Главе семьи должны подчиняться все. Далее, лица женского пола подчиняются лицам мужского пола — в частности, жены мужьям,: а младшие члены семьи подчиняются старшим. Дети обязаны не только слушаться родителей и деда с бабкой, но и соблюдать отношения подчинения между собой: младший брат подчиняется старшему, младшая сестра старшей. Правила подчинения реализуются мягко и принимаются с готовностью, но охватывают даже мелочи: например, за столом старшему сыну подают еду первым, следующему по старшинству — вторым, и так далее — исключение делается только для маленького ребенка, который не обязан ждать. Этот обычай породил забавное выражение, которым в шутку обозначают второго сына: хиямэси-сан, «братец Стылый Рис». Второму сыну приходится ждать, пока обслужат и маленьких, и больших, поэтому рис доходит до него не всегда таким горячим, как хотелось бы... По закону в семье может быть только один глава. Это либо дед, либо отец, либо старший сын; чаще всего главой бывает именно старший сын, поскольку, по обычаю китайского происхождения, старики обычно уступают ему главенство, как только он оказывается в состоянии взять на себя ответственность за дела.

Подчинение младших старшим и женщин мужчинам — да и весь порядок в нынешней семье — позволяет составить некоторое представление о том, как обстояло дело в семье патриархальной, где, вероятно, порядки были строже, а глава был одновременно и правителем, и жрецом, обладая почти неограниченной властью. Семейное устройство было (и во многом остается) религиозным: брачные узы сами по себе еще не составляли семьи, и отношение чьего-либо отца или матери к дому зависело от его или ее отношения к семье как религиозному целому. По сей день девушка, пришедшая в дом в качестве невестки, рассматривается всего лишь как приемный ребенок: брак означает удочерение. <...> Аналогичным образом и по тем же причинам молодой человек, принятый в семью в качестве мужа одной из дочерей, имеет всего лишь статус приемного сына. Невестка или зять полностью подчинены старшим в семье и могут быть изгнаны по их решению. Что касается принятого в семью зятя, то его положение крайне сложно и уязвимо, как о том свидетельствует старая японская пословица: «Если есть у тебя хоть три чашки рисовых отрубей, не ходи в примаки».

Иакову не приходится ждать Рахили: он дается Рахили по требованию, и тут-то и начинается его служение. Причем после дважды семи лет служения Иакова могут выгнать. И дети его в этом случае будут принадлежать не ему, а семье. Его вхождение в семью не обязательно диктуется сердечной привязанностью, его изгнание из семьи не обязательно объясняется недолжным поведением. Все решают семейные интересы: как бы дело Ни оформлялось по .закону, определяющую роль играет благополучие дома и преемственность его культа.

Не следует забывать, что, хотя в прежние времена зять или невестка могли быть изгнаны из дома почти по произволу, вопрос брака в древней японской семье был вопросом религиозного значения — брак рассматривался как одно из главных проявлений сыновней почтительности. <...>
59

Судя по всему, обряды бракосочетания развивались в Японии в основном по китайскому образцу, а в китайской патриархальной семье брачный обряд носит религиозный характер не в меньшей степени, чем в архаической Греции или Риме. И хотя связь японских брачных обрядов с религиозным культом менее заметна, она становится достаточно очевидной при внимательном рассмотрении. Обряд, состоящий в том, что жених и невеста поочередно отпивают рисового вина из одних и тех же сосудов, в некотором смысле напоминает римское confarreatio ¹. Посредством ритуала бракосочетания невеста приобщается к семейному культу семьи жениха. Ее принимают в семью не только живущие, но и умершие; отныне она должна почитать предков своего мужа как своих собственных; и если в семье не окажется никого старше ее, она должна будет приносить предкам жертвоприношения в качестве представительницы мужа. С культом своей родной семьи она теперь не имеет ничего общего, и это расторжение религиозных уз подчеркивается похоронными ритуалами, которые отправляются ее родными после ее отбытия в новую семью — торжественным подметанием комнат и зажиганием погребального костра перед воротами дома. <...>

Коль скоро повсеместно установился домашний культ предков, то вопрос о браке, этой важнейшей обязанности по отношению к родителям, не мог оставляться на усмотрение самих молодых людей. Этот вопрос надлежало решать родителям, а не детям, поскольку невозможно было допустить, чтобы личные симпатии последних пришли в противоречие с требованиями религии дома. Речь шла не о сердечной склонности, а о религиозном долге; думать иначе было неблагочестиво. Привязанность могла возникнуть (и полагалось, чтобы она возникала) на основе брачного отношения. Но любая привязанность, способная поставить под угрозу спаянность семьи, подлежала осуждению. Поэтому жену могли развести с мужем, если муж испытывал к ней слишком сильное чувство; приемного зятя могли развести с дочерью, если она любила его настолько, что это давало ему возможность чересчур заметно на нее влиять. Формально для развода в обоих случаях скорее всего потребовались бы какие-нибудь другие причины — но найти их было нетрудно.
----------------------------------------
1 Свадебный обряд у древних римлян, заключавшийся в совместном вкушении женихом и невестой особым образом приготовленного священного хлеба.
60

<...> Будучи разведена, женщина теряла все права на своих детей: они принадлежали семье мужа. В любом случае ее обязанности как жены были более обременительны, чем у наемной служанки. Только в старости она могла рассчитывать приобрести некоторую власть; но даже в старости она находилась под покровительством — она была под покровительством всю свою жизнь. «Нет у женщины своего дома ни в одном из Трех Миров» ²,— гласит старая японская пословица. Не могло у нее быть и своего культа — для женщин семьи не имелось никакого особого ритуала поклонения предкам, отличного от ритуала мужчин. И чем выше был ранг семьи, в которую она входила благодаря замужеству, тем тяжелее было ее положение. Для женщины аристократического сословия не существовало никакой свободы: она даже не могла выйти за ворота собственного дома иначе как в каго (паланкине) или под эскортом; а ее жизнь как жены чаще всего омрачалась присутствием в доме наложниц.

Такова была патриархальная семья в старой Японии. И все же весьма вероятно, что дело обстояло лучше, чем можно предположить исходя из законов и обычаев. Японский народ весел и дружелюбен; и уже много столетий назад он открыл множество способов сглаживать трудности жизни и умерять неумолимость обычая и закона. Огромная власть главы семьи, надо полагать, не часто употреблялась с жестокостью. Закон предоставлял ему права самого устрашающего свойства, но они были необходимы в силу лежащей на нем ответственности и вряд ли могли бы использоваться вопреки мнению общины. Не следует забывать, что в те времена закон не интересовался индивидом, признавалась лишь семья, и глава семьи существовал в глазах закона только как ее представитель. Если он совершал ошибку, наказанию за нее подлежала вся семья. Более того, всякое крайнее проявление его власти влекло за собой такую же меру ответственности. Он мог развестись со своей женой
-------------------------------
2 Буддийское выражение, означающее прошлое, настоящее и будущее.
61

или заставить сына развестись с невесткой, но в любом случае ему пришлось бы давать отчет родственникам разведенной женщины, и таким образом право на развод, особенно в самурайском сословии, сильно ограничивалось боязнью межсемейного конфликта, ибо несправедливое изгнание жены воспринималось как оскорбление ее родных. Он мог лишить наследства своего единственного сына; но в таком случае от него требовалось усыновить кого-либо из более дальних родственников. Он мог убить или продать сына или дочь; но если только он не принадлежал к какому-либо из отверженных сословий, ему пришлось бы оправдывать свои действия перед общиной. <...> Он мог неразумно распорядиться семейным имуществом; но тогда на его действия можно было подать жалобу общинной власти, и жалоба могла привести к его отстранению от главенства.

Насколько мы в состоянии судить по изученным фрагментам старых японских законов, глава семьи, как правило, не имел права продавать или передавать другим лицам вверенное ему недвижимое имущество. Семейное правление было деспотичным, но это было правление деспотии, а не деспота, где глава семьи применял свою власть лишь от имени всех остальных. В этом смысле японская семья и в наши дни остается деспотией, но власть ее формального главы теперь ограничивается как изнутри, так и извне позднейшим обычаем. Акты усыновления, лишения наследства, брака и развода совершаются обычно на основе общего согласия, и любое важное решение, ущемляющее интересы индивида, принимается всем домом и семейством.

Разумеется, старые семейные порядки имели свои преимущества, во многом возмещавшие индивиду неудобства его подчиненного состояния. Это было общество взаимной помощи; его возможности помочь были не меньше, чем возможности принудить. Каждый член его мог чем-то помочь другому в случае нужды, и каждый мог рассчитывать на поддержку всех. Так обстоит дело в семье и теперь. В хорошо поставленном семейном укладе, где все совершается по старинным правилам учтивости и любезности, где не произносится ни
62

единого резкого слова, где младшие смотрят на старших с любящим почтением, где пожилые, которым годы не позволяют более трудиться в полную силу, посвящают себя заботе о малолетних и оказывают неоценимые услуги в деле обучения и воспитания,— в таком укладе осуществлен идеал. Повседневный быт такого дома — где каждый прилагает старания, чтобы сделать жизнь как можно более радостной для всех, где объединяющие узы есть на деле узы любви и благодарности — являет собой религию в лучшем и чистейшем смысле, и дом этот — место святое... <...>

. Пер. Евгения Маевского