На следующих страницах:
И. Рейфман. Дуэль в русской культуре и литературе
В. Новоселов. Дуэльный кодекс:
теория и практика дуэли во Франции XVI века

В.Р. Новоселов

Королевский арбитраж в вопросах чести.

Антидуэльное законодательство
французских королей: бой с тенью

Власть, общество, индивид в средневековой Европе

[отв. ред. Н.А. Хачатурян; сост. О.С. Воскобойников];

Ин-т всеобщ. истории РАН; МГУ им. М.В. Ломоносова. - М.: Наука, 2008, с. 177-194

Между второй половиной XVI и первой четвертью XVII в. во французском обществе, то ослабевая, то нарастая, не прекращалась дискуссия о праве дворянства на благородный поединок — дуэль. В этой дискуссии столкнулись две идеи: идея торжества королевской власти, закона, правосудия и государственной целесообразности над столь явным и вызывающим "пережитком" дворянской вольницы, как смертоубийственный поединок, и идея существования дворянского кодекса чести, следование заповедям которого благородный человек должен предпочесть своему долгу законопослушного верноподданного. Безусловно, в этом смысле то была только часть идеологического конфликта между формирующимся французским абсолютизмом и дворянством, пытающимся сохранить свои сословные привилегии, права и, в конце концов, самоидентификацию, в основе которой во многом лежали средневековые этические нормы и идея рыцарства.

Идеологическими противниками дуэлей, в первую очередь королевскими юристами, осуждалось понимание дуэлянтами природы чести как качества, независимого от воли монарха и стоящего выше интересов отечества, законов государя, естественного желания сохранения жизни и материальной выгоды ¹. В этом усматривали угрозу не только общественному порядку, но и государству в целом: предназначение и честь дворянина в том, чтобы служить королю, а не поступать против его приказов ². Дуэль — это неповиновение монарху, а следовательно, мятеж против своего государя. Некоторые авторы вовсе отказывали дворянству в праве на какую-то особую честь, ибо для человека нет высшей чести, чем быть настоящим христианином (как писал Бертран де Лок: "Хочешь жить с честью? Живи как христианин" ³). Наиболее частые и общие эпитеты, употребляемые авторами антидуэльных трактатов рядом со словами "честь" и "доблесть" дворян и военных, — "ложные" (fauses) и "пустые" (vains). Первое, что их не устраивало в том, как понимали эти качества благородные особы — они полага-

177
ли себя единственной категорией лиц, обладающих честью, отказывая в этом магистратам и прочим людям длинной мантии ⁴. Второе: дворянством отрицалось происхождение чести от государя. По мнению многих юристов того времени, например Габриэля де Треллона, честь должна подчиняться государю и его правосудию ⁵. И если люди шпаги ошибочно полагают, что такая честь — это скорее честь философа, клирика и человека длинной мантии, то им следовало напомнить, что защищать родину, государя и веру — их обязанность 6. Доблесть служит нравам, нравы служат законам, законы служат государству, и не может быть честью и доблестью то, что идет во вред государству ⁷.

Соответственно этому, юристы отказывали дворянству в праве на особый порядок разбирательства дел чести и в случае оскорбления требовали от дворян обращения к обычному судопроизводству. Дуэль была абсолютно чужда идеологии зарождавшейся государственной бюрократии. Она навязывала дворянству собственный идеал чести — чести служащего, обязанного монарху своим положением, должностью, а следовательно, и честью. Дворянству шпаги отводилась роль чиновников, занимающих военные

178
должности, чей долг — быть готовыми умереть за религию, родину, короля и магистратов, т.е. гражданских чиновников ⁸. В среде королевской бюрократии рождается новый идеал дворянина — верноподданного, религиозного и смиренного служащего, покорного воле монарха и не имеющего иных интересов, кроме интересов государства.

Подобное понимание социальной роли дворянства и чести было несовместимо с дуэлями. Ведь вопрос чести имеет личностный характер, только сам дворянин способен защитить и восстановить свою честь. То, что для дуэлянтов честь дворянина не зависит от короля — верховного правителя, для бюрократии было опаснее, чем смертельный характер поединков. Именно поэтому обычная стычка со смертельным исходом преследовалась и каралась куда менее строго, чем пусть бескровная, но назначенная по всем формальным правилам дуэль. То, что кодекс чести ставится дворянством выше, чем публичная власть, расценивалось как настоящий мятеж. Дворянство оставалось высшим привилегированным сословием, из которого монархия в первую очередь рекрутировала административные и военные кадры, воспринимая дворянство как свою основную социальную опору. Строптивость дуэлянтов была опасна не сама по себе, а как идеология, заражавшая все дворянство в целом духом независимости и исключительности, поскольку дуэль — это еще и требование сохранения за дворянством права на собственное правосудие, независимое от королевских судов. Более того, если поединок позволяет судить о дворянских достоинствах и благородстве, то признание дворянского статуса определяется наличием доблести и также не зависит от короля, поскольку в случае поединка признание за дворянином его права называться таковым определялось бы не монархом, а всем дворянским сообществом. В этом случае дворянство получало бы право само регулировать свои сословные рамки. Таким образом, признание за дворянством права на дуэли грозило монархии подрывом ее устоев, поскольку примат дворянской чести над интересами монархии служил идеологическим препятствием к созданию нового государственного аппарата, подконтрольного исключительно королю.

В этом конфликте французские монархи оказались между собственным правосудием и собственным дворянством, одинаково нуждаясь и вынужденно считаясь с их интересами. Причем наследники Франциска I стали жертвой политической пропаганды этого монарха-рыцаря. Политика консолидации дворянства на основе возрождения рыцарской идеи стала своего рода идеологическим капканом: представление о монархе как о первом дворянине своего королевства, свято соблюдающем все нормы рыцарской этики и чтящем законы рыцарства, неминуемо вело к тому, что корона в своих взаимоотношениях с собственным дворянством должна была считаться с законами чести благородного сословия и традицией защиты чести в виде поединка, сложившейся во Франции уже к 60-м годам XVI в.

179
В современной французской историографии подрыв роли монарха в качестве третейского судьи в делах чести своего дворянства связывается с закатом процедуры судебного поединка. К XVI столетию поединок Божьего суда во Франции превратился в крайне редкий театрализованный спектакль, где вмешательство монарха в качестве судьи-арбитра было обыкновением, резко снижавшим значение поединка в качестве экстраординарной судебной процедуры. К тому же вынесение королем заведомо сомнительных и предвзятых решений серьезно влияло на подрыв как авторитета монарха в качестве арбитра, так и самой легитимной процедуры поединка. Классическими примерами таких поединков стали поединок между сеньорами де Сарзэ и де Веньером, состоявшийся 17 февраля 1538 г. в городе Мулене, а также хрестоматийный поединок между Ги Шабо де Жарнаком и Франсуа де Вивон де Ла Шатеньере, прошедший 10 июля 1547 г. Последний поединок некоторые историки видят не только финальной точкой судебного поединка во Франции, но и моментом, начиная с которого французские монархи самоотстраняются от своей роли арбитра в делах чести, отказывая дворянству при своем вмешательстве в дела чести в санкционировании поединков. Дальнейший ход событий во многом был определен началом религиозных войн. У французской короны длительное время не было реальных рычагов влияния на дворянство. Гражданские войны, мятежи грандов, династический кризис, вечное отсутствие денег и войск препятствовали установлению контроля монархии не только над благородным сословием, но и над страной в целом. Парадокс заключался в том, что чем более массовым явлением становилась дуэль, тем труднее было наказать дуэлянтов, поскольку поединок по вопросу чести стал частью благородного образа жизни, делом долга дворянина. Французский король, как первый дворянин своего королевства, не мог пойти против законов чести, не уронив при этом собственного авторитета в глазах своего воинственного дворянства. Кроме того, Франция, ревностно охраняя суверенитет галликанской церкви, отказалась принять постановления Тридентского собора, среди которых был полный запрет поединков, как судебных, так и дуэлей по вопросам чести. В этих условиях инициатива идеологической и законодательной борьбы с дуэлями исходила от королевских юристов и судебных палат, в первую очередь Парижского парламента.

Первыми свою четкую позицию в отношении поединков сформулировали юристы Верховной судебной палаты в Париже. 26 июня 1599 г. было издано постановление Парламента, целиком и полностью посвященное поединкам, которые впер-

181
вые в законодательных актах были названы дуэлями. В этом постановлении дуэлянты были приравнены к мятежникам, а поединки квалифицированы как преступление против его величества ⁹. Эта правовая оценка дуэли полностью порывала с предыдущей традицией, в рамках которой незаконной номинально признавалась несанкционированная дуэль и сохранялось право обращения к королю и его уполномоченным за разрешением на поединок. Таким образом, юристы пошли дальше короля и первыми заняли твердую позицию против дуэлей. Вслед за этим постановлением последовал и королевский эдикт против дуэлей, изданный в апреле 1602 г. В нем дуэль была названа достойным порицания обычаем, существующим "среди некоторых дворян и других наших подданных, чья профессия носить оружие". Поединки были квалифицированы как преступление против его величества, поскольку дуэлянты узурпировали королевское право на суд. Мерой наказания за дуэли была определена смертная казнь и конфискация имущества, при этом судебному преследованию должны были подвергаться и убитые дуэлянты ¹⁰. Однако уже в 1609 г. потребовался новый эдикт о дуэлях, в тексте которого хорошо объяснялось, чем именно вызвана необходимость повторного указа: несмотря на обещанное суровое наказание дуэлянтов, поединки не стали реже и покончить с дуэлью совершенно не удалось ¹¹. Однако положение Генриха IV требовало от короля большей осторожности во взаимоотношениях как с собственным дворянством, так и с Парламентом, поэтому эдикт, опубликованный в июне 1609 г., был более двойственным по сравнению с предыдущим королевским актом. С одной стороны, в нем было определено, что все дела чести подлежат рассмотрению обычным судебным порядком ¹². С другой стороны, из-за того что дуэли "происходят ежедневно с большим пренебрежением к нашим законам и авторитету, отчего рождаются столь частые беспорядки и убийства", король счел необходимым дать некоторое послабление и в виде большого исключения дозволить обращаться за разрешением на поединок к королю, коннетаблю и маршалам, и если они сочтут это необходимым для защиты чести, такие поединки будут дозволены ¹³.

Для правоведов и юристов оскорбление чести было преступлением, рассмотрение которого должно было находиться в компетенции обычного правосудия. То есть судебные власти не усматривали в преступлениях против чести особого характера и не признавали за дворянством права на особую процедуру рассмотрения дел об оскорблении чести благородного лица другой благородной персоной. В этом дворяне, даже весьма далекие от дуэлей, видели прямое ущемление исконных прав своего сословия, они были вправе опасаться дальнейшего наступления королевских юристов на дворянские права и привилегии, в том числе и судебного харак-

183
тера. Дискуссия о дуэлях для многих дворян была только острием полемики о положении во Франции благородного сословия, поэтому появление антидуэльных эдиктов спровоцировало не только возникновение полемических сочинений в защиту легализации дуэлей, но и самый настоящий саботаж этих актов, тем более что применение некоторых законодательных норм на практике было сильно затруднено.

Возможность обращения дворян в случае оскорбления чести в обычный суд осложнялась по целому ряду причин. Во-первых, это означало, что благородные дворяне или военные должны в вопросе чести подчиниться мнению судей — лиц, профессионально не связанных с оружием, зачастую неблагородного происхождения, т.е. тех, кто "не обладает честью". А как могут судить о чести те, кто не знает ее и отказывается признавать неписаные законы дворянского кодекса чести? Дворяне считали лиц неблагородного происхождения неправомочными разбирать дела чести.

Во-вторых, это означало публичную огласку тех обстоятельств дела, которые могли скомпрометировать участников или третьих лиц, что также было недопустимо.

В-третьих, этому препятствовал сам характер судопроизводства: на мнение судей можно было повлиять через могущественных покровителей, друзей или родственников, так что исход судебного процесса мог быть столь же несправедлив, как и результат поединка. Кроме того, судебный процесс требовал немалых средств на оплату услуг адвокатов, щедрые подарки и взятки судьям и свидетелям. Это общеизвестное обстоятельство было едва ли не решающим для дуэлянтов: многие предпочитали пролить собственную кровь, чем заплатить деньги ¹⁴. В этом случае дворянин должен был надеяться только на себя и свою шпагу — его честь зависела только от него самого.

Причины, по которым дворяне отказываются от обращения по делам чести к королю, маршалам или губернаторам, весьма подробно объяснил в своем сочинении Рене де Мену. Первой причиной он назвал длительность этих разбирательств и то, что решения, принимаемые судьями, не адекватны нанесенным оскорблениям: они не способны удовлетворить задетую честь; кроме того, все то долгое время, пока не вынесен приговор, дворяне вынуждены ходить с пятном несмытого оскорбления или подозрения в преступлении или неблагородном деянии. Особенно тяжелым автор считал положение провинциальных дворян, которым для защиты чести рекомендовалось обращаться к маршалам, королевским наместникам и губернаторам ¹⁵. Простому дворянину было затруднительно получить у них аудиенцию и пробиться к ним на прием. Кроме того, столь высокопоставленные лица чаще всего находились не на местах, а при королевском дворе. В свою очередь, поездка ко двору требовала расходов, просто непосильных для большинства дворян, ведь это не только дорожные расходы на дальний путь, но и представительские затраты.

186
Ведь бедный дворянин, который явился бы ко двору требовать сатисфакции от богатого и знатного сеньора, был бы просто-напросто осмеян за простоту и бедность своей одежды ¹⁶. Тут, как и в обычном судебном процессе, перед дворянином вставал вопрос: разориться и все равно потерпеть поражение от более богатого противника или же положиться на свою шпагу и в этом случае, вне зависимости от исхода поединка, смыть позор оскорбления, доказав свою готовность исполнить долг дворянина.

Что же касается использования в качестве арбитров в делах чести маршалов Франции, то против этого порой выступали и сами юристы. По их мнению, военные, даже столь высокого ранга, сами были приверженцами законов чести, нередко и на их счету были поединки, поэтому они откровенно симпатизировали дуэлянтам и, "примиряя ссору, хвалили вольность и смелость тех, кто шел на поединок"¹⁷. Это в полной мере относилось ко всем судьям трибуналов чести, принадлежавшим к военным: "Маршалы Франции и другие судьи-хранители этого вопроса чести, примиряя стороны, намекают как военачальники, исполненные воинственным духом, что они судят только для того, чтобы удовлетворить закон, и что они не требуют отказаться ни от храбрости, ни от злости, ни, наконец, от других путей, которыми можно получить сатисфакцию"¹⁸.

То, насколько дворянство было не готово отказаться от поединков, хорошо демонстрирует случай, произошедший в 1611 г. вскоре после издания нового указа против дуэлей. Королева Мария Медичи собрала принцев, маршалов Франции, чиновников короны с тем, чтобы те дали совместную клятву отказаться от дуэлей. Эта клятва не была принесена, так как более половины присутствовавших отказались сделать это ¹⁹.

Поединки не прекращались, ив 1613 г. последовала новая королевская декларация. С этого момента королевские эдикты и декларации, а также постановления судебных палат против дуэлей сыплются как из рога изобилия, в них ужесточение санкций в отношении дуэлянтов неизменно сменяется признанием бессилия принимаемых мер, а обещания впредь не выдавать дуэлянтам помилований — новыми прощениями. Королевская декларация Людовика XIII от 18 января 1613 г. запрещает губернаторам и наместникам провинций рассматривать дела чести, для защиты своей чести дворянам повелевается обращаться к обычным судьям и в провинциальные судебные палаты ²⁰. В той же декларации король впервые угрожает не выдавать более помилований дуэлянтам, отказывается подписывать им помилования любого рода ²¹. Жесткость текста этой декларации обманчива. Об этом свидетельствовали и сами современники, и отсутствие реальных процессов над дуэлянтами с вынесением приговора и его исполнением. Королевская декларация от 1 октября 1614 г.: Людовик XIII подтверждает свой отказ от помилований ²². Королевский патент о соблюдении антидуэльных эдиктов и деклараций от 14 июля 1617 г.: король

187
вновь напоминает, что не намерен прощать дуэлянтов, однако при этом он выражает обеспокоенность участием в поединках "большого числа персон высокого положения и большого достоинства" — сеньоров и дворян. При этом дуэлянтам помимо принятых ранее определены новые меры наказания.

29 августа 1623 г. король подписывает новый эдикт против дуэлей, в котором вновь (уже в четвертый раз) обещает казнить дуэлянтов и больше не давать никаких помилований за дуэли. Интересны два пункта этого эдикта: в одном король запрещает суверенным судебным палатам выносить решения, расходящиеся с антидуэльными эдиктами, во втором причиной безнаказанности дуэлянтов называется отсутствие свидетелей поединка, препятствующее проведению расследования и наказанию участников ²³. Эти пункты показывают, что помимо королевских помилований дуэлянты избегали наказания прямым воздействием на судебные органы: процесс можно было сначала затянуть, а затем и вовсе закрыть по тем или иным "весомым" причинам. Делалось это не без помощи высокопоставленных покровителей и посредников, и этот факт был отражен в новом королевском акте от 26 июня 1624 г., которым король запрещал сеньорам покровительствовать дуэлянтам и укрывать их в своих владениях и замках ²⁴.

В феврале 1626 г. последовал новый королевский эдикт. В нем Людовик XIII был вынужден признаться в том, что "некоторые из тех, что имеют честь приблизиться к нашей особе, часто допускают вольность докучать нам, чтобы умерить строгость по разным обстоятельствам", т.е. дуэлянты находят себе защитников при королевском дворе. Король сам сознается в том, что, несмотря на все свои клятвы, подписывал помилования дуэлянтам: "Это привело к тому, что виновные благодаря этой милости и рассмотрению добились наших писем-помилований за дуэли и остались вопреки нашему намерению полностью безнаказанными" ²⁵. Тем не менее по случаю свадьбы королевы Великобритании и по ее просьбе даруется полное прощение всем ранее виновным в дуэлях. Король вновь клянется в своей решимости покончить с дуэлями и предупреждает дуэлянтов о том, чтобы впредь они более не рассчитывали на его милость, и вводит новые наказания за поединки, среди которых лишение всех дуэлянтов дворянства и исключительно смертная казнь любого дуэлянта, повторно нарушающего эдикты ²⁶. Секундирование в поединке отныне также должно было караться исключительно смертной казнью ²⁷. Сохраняя обычный судебный порядок рассмотрения дел чести, король тем не менее сделал важную уступку. В провинциях создавались своего рода трибуналы чести: губернатор мог разбирать ссору между дворянами, привлекая к этому двух-трех наиболее почитаемых в этой провинции дворян ²⁸.

188
Тем не менее обещания более никогда не давать помилований дуэлянтам вновь повторились в декларации от 29 мая 1634 г. (в ней заступники дуэлянтов были названы врагами королевской репутации) и королевском письме Парламенту Парижа от 7 декабря 1640 г., в котором объявлялась полная амнистия дуэлянтов по случаю рождения дофина.

Частая повторяемость королевских запретов свидетельствует в первую очередь об их несоблюдении. Современники объясняли логику поведения монарха следующим образом: "Королева-мать начала то, что король Людовик XIII завершил: давать клятву и торжественно брать обязательство не давать никаких помилований дуэлянтам, применять к виновным конфискацию имущества в пользу бедных. По правде говоря, эти меры ни к чему не привели; болезнь не только не исчезла, но и не уменьшилась, поскольку разум тех, кто ставит свою честь выше собственной жизни, уже полностью поглощен только той опасностью, на которую они решились, и их совершенно не заботит риск бесчестья от правосудия, от которого они надеются спастись. И поскольку на такое идут персоны весьма прославленные и любимые, то Его Величество был принужден нарушить свои обещания и даровать им помилование, и с тех пор произошли некоторые убийства"²⁹.

В 1627 г. Людовиком XIII была предпринята попытка демонстрацией силы и суровым наказанием остудить горячие головы дуэлянтов. 22 июня 1627 г. в Париже на Гревской площади были обезглавлены два дуэлянта, принадлежавшие к знатнейшему дворянскому роду Франции: Франсуа де Монморанси граф де Бутвиль и его

190
секундант-кузен Франсуа де Росмадек граф де Шапель. Однако казнь Бутвиля не остановила дуэль и не смягчила ее правила. Спустя всего три недели после его казни на дуэли был убит сын поэта Франсуа де Малерба, а несколько месяцев спустя, при осаде Ля Рошели, в лагере королевских войск и дня не проходило без поединков между дворянами ³⁰. Пример толерантности к дуэлянтам подавал не только король Людовик XIII, который после обнародования указов о дуэлях осмеивал при дворе тех, кто отказывался от поединков ³¹. Даже сам кардинал Ришелье, когда дело касалось близких к нему дворян или гвардейцев его личного полка, был склонен прощать дуэлянтов. Так, в 1631 г. кардинал лично примирил двух ранивших друг друга на поединке дворян, порвав при этом попавший в его руки письменный картель, а когда на дуэли был ранен лейтенант его гвардии, Ришелье представил дело как стычку и избавил своего подопечного от наказания ³².

Наиболее частым наказанием дуэлянтов становилось предание казни их изображений; после этого символического акта правосудие прекращало преследование. После поединка, как правило, дуэлянты, пробыв некоторое время за границей или спрятавшись в отдаленных владениях друзей, родственников или покровителей, спокойно возвращались обратно. И даже если за время изгнания ими не было получено официальное помилование, они жили, нисколько не опасаясь правосудия. Обращаясь к дуэлянтам, Гийом Жоли писал: "Вы, быть может, ответите мне, что, хотя дуэль и непростительна, вы хорошо знаете, как получить за нее помилование, обладая достаточным опытом скрываться и во время вашего отсутствия через посредничество сильных мира сего очаровать слух королей, обуздать правосудие и, если это необходимо, подкупить судей, чтобы умерить их пыл и обезопасить себя от законов"³³.

Разумеется, позволить себе подобное поведение могли далеко не все, а только те, кто рассчитывал на высокое покровительство и власть своих денег: "Судебные палаты вешают, публично предают позору и лишают дворянства несчастных бедняков, у которых нет влиятельных друзей, чтобы защитить их, и слова не говорят другим, богатство и достояние которых позволяет им и более преступные деяния"³⁴. Позорному поношению и лишению церковных обрядов обычно подвергались остававшиеся на месте поединка тела погибших дуэлянтов; обычно это были незнатные дворяне или солдаты, о которых некому было позаботиться. Преследование живых было редким. Уголовное преследование или вовсе не начиналось, или затягивалось до тех пор, пока дуэлянт не получал помилования, или прекращалось за недоказанностью преступления, переквалификацией дуэли в стычку.

191
После смерти Людовика XIII (1643) Франция вновь оказалась охваченной внутренней смутой, затянувшейся на пять лет новой гражданской войной, так называемой Фрондой. Утрата страной управляемости привела в том числе и к новому пику роста дуэлей. При малолетнем Людовике XIV в 1643 г. был издан новый эдикт о запрете дуэлей ³⁵, а в 1644 и 1646 гг. за ним последовали столь же безрезультатные королевские декларации ³⁶.

Еще в правление Мазарини в 1651 г. был издан новый королевский эдикт о дуэлях, устанавливавший в королевстве трибуналы чести, состоявшие из наиболее уважаемых дворян провинций ³⁷. От дворян стали требовать официального подписания текста декларации об отказе от дуэлей ³⁸. Был издан регламент маршалов Франции, в соответствии с которыми трибуналы чести должны были выносить свои решения. По нему в случае, если поединок происходил между дворянином, подписавшим декларацию об отказе от дуэлей, и лицом, не сделавшим это, зачинщиком считался последний. Решения трибуналов чести должны были выполняться прево провинций, вице-бальи, вице-сенешалями и криминальными лейтенантами. Не поступаясь своим запретом на дуэли, "король-солнце" в то же время предложил механизм арбитража, выводивший дела об оскорблении дворянской чести за рамки обычного судебного разбирательства.

192
В 1679 г. был опубликован новый, весьма подробный эдикт против дуэлей, устанавливавший строжайшую отчетность должностных лиц в провинциях о поединках на подведомственных им территориях, порядок уголовных процедур и санкций в отношении виновных ³⁹. В литературе XIX в. меры Людовика XIV в отношении дуэлянтов часто характеризовались как драконовские. Однако эти меры предусматривали те же наказания, что и эдикт 1651 г. Современники превозносили "короля-солнце" не столько за жестокость наказаний, сколько за суровость в соблюдении этих эдиктов и неотступном следовании намерению карать дуэлянтов. Казалось бы, это действительно так. Дуэлянты-придворные отлучались монархом от двора, а в 1676 г. король дал согласие на уголовное преследование за поединок двух ближайших друзей своего брата, которые всего лишь обменялись вызовом и были остановлены друзьями на месте дуэли еще до того, как успели скрестить свои шпаги ⁴⁰. Официальная пропаганда провозгласила Людовика XIV победителем дуэли, изгнавшим этот варварский обычай из своего королевства. Однако последние исследования судебных архивов показали, что в правление "короля-солнца" за время между 1661 и 1700 гг. был казнен всего... один дуэлянт, да и тот был маляром темного происхождения, убившим конюха. Из оставшихся 36 дуэлянтов, против которых было начато судебное разбирательство, 15 были отпущены на свободу, 14 преданы позорному поношению и казнены в виде изображений, 3 помилованы, наказаны 3 тела погибших дуэлянтов и 1 отпущен до более полного изучения дела ⁴¹. Еще ранее, в 1660 г., Людовик XIV по случаю своей женитьбы даровал полное прощение 218 дуэлянтам ⁴². Да и сам Людовик XIV, с одной стороны, сурово наказывал за поединки военных, но когда дело касалось полка его лейб-гвардии, безжалостно изгонял из него тех офицеров, которые отказывались от участия в дуэли, предпочитая ей закон и дисциплину; кроме того, он сам же во время войны за испанское наследство бросил вызов на поединок императору Священной Римской империи Леопольду I ⁴³. Некоторые современники "короля-солнца" писали, что во Франции в год происходит до 300 дуэлей ⁴⁴.

Каков же итог? Дуэль, даже теряя свою массовость, становясь менее смертоносной, все же сохраняется, а в дальнейшем благополучно переживает старый режим, все антидуэльные меры оказываются малоэффективными и редко применяемыми на практике, но в момент окончательного утверждения абсолютной монархии при .Людовике XIV она вдруг совершенно теряет свою актуальность как для властей, так и для самого дворянства. В чем же дело? Видимо, в том, что в этот момент между властью и обществом был

193
достигнут определенный компромисс, в достижении которого идеология чести сыграла важную роль. Победа абсолютной монархии над дворянской вольницей оказалась пирровой: знать подчинилась лишь для того, чтобы стать вечным нахлебником короны. В конечном итоге дворянство сохранило и приобрело больше прав и привилегий, нежели потеряло, не превратилось оно и в служилое сословие. Борьба вокруг дуэлей наглядно демонстрирует этот итог: король сначала теряет роль арбитра вместе с потерей королевской властью своей силы и авторитета, затем корона закрывает глаза на эпидемию дуэлей; как только монархия получает больше контроля над страной — на дуэль наступает закон, новая смута — новый всплеск дуэлей, новые антидуэльные эдикты и санкции, их саботаж знатью, редкие наказания чередуются с массовыми помилованиями, затем, как по уговору, и дворянство, и король забывают о дуэли, — когда поединки случаются, все делают вид, что их нет. На самом деле была как бы негласно установлена граница, которую не переходит знать и за которую не переходит монархия. И эта граница вовсе не в области законов чести, а в области тех благ, которые теперь мог получить двор в обмен на свою лояльность.


1 Basnage J. Dissertation historique sur les duels. Amsterdam, 1720. P. 10.
2 Boissat P. Recherches sur les duels. Lyon, 1610. P. 59.
3 Loque B. Deux traitez, l'un de la guerre, l'autre du duel. [S. 1.], 1588. P. 97.
4 Du Pleix S. Lesloix militaires touchant le duel. P., 1602. P. 67, 85-86, etc.; Pressac, seigneur de. Epistres de Seneque s?nateur romain traduites en francois par le Seigneur de Pressac, Gentilhomme ordinaire de la chambre du Roy. Avec le Cleandre du mesme auteur. Rouen, 1604. P. 171, 175, 180; GDT. Discours des duels avec l'arr?t de la Cour de parlement de Tolose, faict sur iceux. Tolose, 1602. P. 34, 36.
5 GDT. Op. cit. P. 37.
6 Ibid. P. 38, 42.
7 Ibid. P. 37.
8 Ibid. P. 42.
9 Aires de la cour de parlement contre les duels. 26 juin 1599 // Recueil de
diver-ses pi?ces touchant les duels et rencontres. P., 1663. P. 2.
10 Edict du roy pour le d?fense des duels. A Blois, avril 1602 // Ibid. P. 4—10.
11 Edict du roy sur la prohibition et punition des querelles et duels. A Fontaine-bleau. Juin 1609 // Ibid. P. 13.
12 Ibid. § IV. P. 16.
13 Ibid. §V-VI. P. 17-18.
14 "...ils craignent plus de despendre leur argent que d'espandre leur sang" (Du Pleix S. Op. cit. P. 250).
15 Menou R. La pratique du cavalier ou l'exercice de monter a cheval... ensemble un traite des moiens d'emp?cher les duels et bannir les vices qui les causent. P., 1650. P. 216.
16 Ibid. P. 217.
17 Audiguier V. Le vray et ancien usage des duels. P., 1617. P. 14.

194
18 Basnage J. Op. cit. P. 86.
19 Cuenin M. Le duel sous l'Ancien R?gime. Presses de la Renaissance. P., 1982 P. 46.
20 D?claration du roy sur les edicts des duels, portantconfirmation et augmentation d'iceux // Recueil de diverses pi?ces touchant les duels et rencontres. P., 1663. P. 34-36.
21 Ibid. P. 33.
22 D?claration du roi sur les edicts de pacification. Des duels, combats et rencontres. 1 octobre 1614 // Ibid. P. 49.
23 Edict du roy sur la deffense des querelles, duels, appels et rencontres: portant confirmation et augmentation des peines contenues aux edicts, d?clarations et arrests faits cydevant sur mesme subjet. Saint-germain en Laye, auguste 1623 // Ibid. P. 62-66.
24 De par le roy. Deffenses aux seigneures de favoriser les duels. Paris, 26 juin 1624 // Ibid. P. 75.
25 Edict du roy sur le faict des duels et rencontres. Paris, f?vrier 1626 // Ibid. P. 79.
26 Ibid. P. 80-86.
27 Ibid. P. 90.
28 Ibid. P. 95-96.
29 Tavannes G. M?moires. Collection des m?moires relatifs a l'histoire de
France. P., 1822. T. XXIV. P. 33.
30 Billacois F. Le duel dans la societe francaise des XVIe-XVIIe siecles. P., 1986. P. 273.
31 Рео T. ge. Занимательные истории. Л., 1974. С. 120.
32 Billacois F. Op. cit. P. 189.
33 Joly G. Anty-duel ou discours pour l'abolution des duels. P., 1612. P. 31.
34 Audiguier V. Op. cit. P. 14.
35 Edict du roy sur la prohibation et punition des Duels. Paris. Juin 1643 // Recueil de diverses pieces touchant les duels et rencontres. P. 152—159
36 Ibid. P. 190, 194.
37 Edict du roy contre les duels et rencontres. Paris, septembre 1651 // Recueil de diverses pieces touchant les duels et rencontres. P., 1663. P. 205.
38 Ibid. P. 1-2.
39 Billacois F. Op. cit. P. 298-299.
40 Ibid. P. 301-302.
41 Ibid. P. 302-303.
42 Ibid. P. 116.
43 Ibid. P. 305.
44 Ibid. P. 303.