Крик
На следующей странице:
И. Седакова.
Крик в обрядах, связанных с рождением ребенка
Валерий Подорога
Подорога В.
Феноменология тела. Введение в философскую антропологию.
М., Ad Marginem, 1995, с. 88-90.
Tехника крика (А.Арто). Современный актер
не умеет кричать, он только говорит, говорит словами,
т.е. все время пытается перенести в слова свое
состояние, найти емy место в порядке представления. Вот
почему актер, перекладывая всю ответственность выражения
на правильно и ясно артикулированные слова, утрачивает
близость к собственному телу и разучивается владеть им.
Как делается крик? Но почему крик, а не слова? этот же
вопрос повторяет другой: почему тело без органов, а не
организм?
Послушаем Арто:
''Среднее. Женское. Мужское.
Среднее было тяжелым и постоянным. Женское
громогласно и ужасно, оно подобно лаю легендарной
сторожевой собаки, оно приземисто, как изъеденные
изнутри колонны, оно плотно, как воздух, заполняющий
гигантские подземные пустоты.
Я кричу во сне, но я знаю, что сплю, и на двух
берегах своего сновидения я устанавливаю свою волю.
Я кричу внутри своего каркаса из костей, внутри
полости своей грудной клетки, которая обретает
непомерную важность перед оцепеневшим взглядом моего
сознания.
Но когда имеешь дело с этим пронзительным
криком, чтобы закричать, мне нужно упасть.
Я падаю в подземелье и больше не выхожу наружу,
я больше не выхожу.
Никогда больше я не оказываюсь в Мужском.
Я сказал: Мужское — это ничто. Оно сохраняет
силу, однако оно погребает меня внутри этой силы.
Наружно же это некий хлопок, личинка воздуха,
серозная капля, взрывающаяся в воде, — о, это мужское
начало, вздох закрытого рта в то самое мгновение, когда
этот рот закрывается.
Когда весь воздух изошел криком и больше уже
ничего не осталось для лица.
Женское закрытое лицо быстро теряет интерес к
громкому рычанию сторожевого пса.
И вот тут-то и начинаются водопады.
Крик, который я только что испустил, остается
сном.
Но это — сновидение, пожирающее сновидение.
Я,
конечно же, остаюсь в подземелье, я дышу мелкими,
приспособленными к нему вздохами, и вот — о чудо — я сам
уже актер.
Воздух вокруг меня просторен, но строго отмерен,
ибо со всех сторон эта пещера замурована.
Я подражаю оцепеневшему воину, оказавшемуся в
полном одиночестве в подземных пещерах — он кричит от
страха.
Так что крик, который я только что испустил,
вначале взывает к щели молчания, — причем молчания все
более сжимающегося; затем он призывает шум водопада, шум
воды, и это вполне нормально, ибо всякий шум связан с
театром. Вот так во всяком настоящем театре царит вполне
понятный ритм ".
(Арто
А. Театр и его двойник. М.,
1993,
с.
161-162).
Вероятно, самым трудным в интерпретации текстов
Арто будет отказаться от клинического и поэтического
аспектов в пользу метафизического. Собственно, речь
должна идти о метафизике крика, а такое учение почти
невозможно себе представить, если читать тексты Арто
так, как они являются нам — в магической ауре
невозможного, слишком личного опыта. Но вот что ясно:
тот, кто собирается кричать или издать
один-единственный, но всесокрушающий крик, "находится"
внутри собственного тела, захваченный им и порабощенный.
Крик Арто — это крик освобождения. Ведь недаром на
многих страницах он не перестает размышлять о
случайности органов, захвативших собой то внутреннее
пространство, где размещается "душа" мученика. Под этой
душой не следует понимать некую неуловимую спиритуальную
сущность: душа материальна, а точнее, в ней сплетаются
силы аффекта, и только ими она существует. Мы как бы
подавлены организмом и его организацией органов, мы
лишаемся тела, существование которого полностью зависит
от нашего усилия выразить его отношение к миру. Тело
несводимо к организму, оно может опираться на органы, но
только для того, чтобы преодолеть их косную власть. Тело
и есть душа, душа и есть тело. Достаточно представить
себе эту темницу-организм, в которую мы заключены,
изнутри, со стороны переплетающихся нервных путей и жил,
размеренно расширяющихся легких, сердца, этих неустанных
пробегов крови в разных направлениях и этого могущества
костяка, закрывающего нам выход навсегда. Можно сказать,
что с точки зрения клиники здесь нет ничего необычного:
шизофреническая симптоматика, отказ от тела как
организма, отказ от каждого отдельного органа в пользу
некоей телесной свободы, наступающей сразу же после
распада телесного единства и его образов. Все это так и
вместе с тем не совсем так. Допустим, акт свободы
заключается в крике. Но крик, как известно, не может
быть произведен без опоры на дыхательные органы, а те, в
свою очередь, должныопираться на
всю энергетическую мощь организма в его упорядоченности
и равновесии. Ведь должно произойти что-то
исключительное, чтобы крик достиг самого себя и не
служил бы только целям выражения скорби, радости или
отчаяния. "Достичь самого себя" — это значит быть не
средством для выражения аффекта, а самим аффектом.
Представить себе невозможный крик, или, если сказать
более точно и в терминах Арто, крик метафизический,
можно лишь в том случае, если бы мы могли произвести
крик, который был бы направлен против органа, на чью
энергию он опирается. Попросту говоря, крик — лишь звук
той или иной силы, он всегда занимает собой определенное
пространство, и эта великая или малая полость содержит в
себе волну крика и .изменяется вместе с ней. Крик,
который смог бы достичь себя, крик-аффект не имел бы
внешней себе сферы распространения. Его "физика" не
могла бы найти последующей опоры ни в чем внешнем. Вот
почему так трудно отличить крик Арто от глубокого
молчания, от физической неспособности совершить крик.
Все эти, столь важные для Арто, рассуждения о
древнекитайских техниках дыхания служат одной цели:
постичь мета-физическую природу крика (или немоты).
Дыхательные ритмы (среднее, мужское, женское) —
начальные каналы, которыми должны следовать крики. Разве
можно от них отказаться, пренебречь их "физикой"?
Конечно, нет. Однако Арто видит в дыхании не только
энергетический резервуар, в котором мерно накапливается
мощь будущего дыхательного выброса, но и физическое
препятствие, ибо тот крик, который создает для себя свое
собственное пространство, должен уничтожить на своем
пути все, что делает его криком. Другими словами, крик
не удерживается в горизонте определенного вида
дыхательной практики и скорее вступает с ней в
"последнюю битву", нежели подчиняется ее законам. Я
говорю здесь, конечно, о метафизическом крике, который,
начиная свое движение как бы поверх органических
дыхательных ритмов, в момент "последнего взрыва"
разрывает их поперечной волной и тем самым навсегда
отъединяет друг от друга организм и тело. Всякие крики,
шепоты, обрывы, умолкания, шумы, громы, визги, писки,
скрежетания организуют поле сонорных знаков-иероглифов,
которыми проявляет себя тело без органов. Ведь крик,
понятый метафизически, и будет телом без органов,
освобождающим криком.
|
|