Женщины у власти

 

Е. В. Анисимов


Женщины у власти в XVIII веке как проблема


Вестник истории, литературы, искусства. Отд-ние ист.-филол. наук РАН. -

М.: Собрание; Наука, 2005, с. 328-335

 


          Написав несколько научно-популярных книг о женщинах на русском троне, я не ожидал, что в наступившую эпоху расцвета гендерных исследований в России мои работы подвергнутся довольно жесткой критике сторонницами этого научного направления. Так, на одной из недавних конференций в Петербурге прозвучали упреки по поводу моих трактовок правления императриц Екатерины I, Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны1. Автор доклада утверждала, что я пишу о несостоятельности государынь исключительно из-за их принадлежности к так называемому слабому полу и что название главы о Екатерине I в книге «Россия без Петра» («Может ли кухарка управлять государством?»)2 уничижительно для (как выражаются радикальные феминистки) «вагинальных императоров». Эти обвинения несправедливы, во-первых, потому, что я не страдаю мужским шовинизмом, во-вторых, убежден, что несостоятельность названных государынь была обусловлена не их принадлежностью к женской половине человечества, а личной, персональной неспособностью быть государственными деятелями (что сплошь и рядом можно сказать и о мужчинах).

 

Луи Каравакк Портрет императрицы Анны Иоанновны 1730



329
В-третьих, дав такое название главе о Екатерине I, я неприкрыто корреспондировал к знаменитому высказыванию В.И.Ленина, подчеркивая тем самым, что кухарка, каким бы замечательным человеком она ни была, по своему уровню подготовки управлять государством не может. То же можно было бы сказать и о поваре - мужчине или женщине. При этом я ни в коем случае не утверждал, что управлять государством женщина не может.

         Между тем проблема женщины у власти действительно серьезна и, как мы знаем, неразрешима и до сих пор: не каждый из нас сможет пересчитать на пальцах хотя бы одной руки известных женщин современной российской политики. В XVIII в. мы сталкиваемся с поразительным парадоксом: в стране повсеместно господствуют нормы Домостроя XVI в., русское общество однозначно трактует женщину как существо второго сорта, а у верховной власти могущественнейшей империи на протяжении около 75 лет почти непрерывно находятся женщины, причем из самой низшей, наиболее бесправной «касты»: вдовицы (Екатерина I, Анна Иоанновна, Екатерина II) и девица (Елизавета Петровна). Как мы знаем, в древности эта «каста» считалась как бы переходной — им надлежало либо выходить замуж, либо идти в монастырь. Редким особам, имевшим этот статус, удавалось удерживать свое достаточно высокое общественное и придворное положение: боярыня Морозова, царевна Софья, а также другая сестра Петра I Наталья Алексеевна и т.д.

 

 

Анна Леопольдовна

 


         Несомненно, представление о женщине как существе неполноценном перешло в XVIII в. из допетровской эпохи, несмотря на те разительные перемены, которые произошли с русским обществом и русской женщиной в результате петровских реформ. Общим местом для того времени было утверждение о неспособности женщины заниматься делами, требующими умственных и волевых усилий, особенно в управлении государством. Сразу же после избрания на престол курляндской герцогини Анны Иоанновны в феврале 1730 г. В-Н.Татищев подал проект, который обсуждался дворянским сообществом. В нем сказано: «О государыне императрице, хотя мы ея мудростию, благонравием и порядочным правительством довольно Уверены, однако ж как есть персона женская, таким многим трудам неудобна; паче ж законов недостает. Для того на время, доколе нам всевышний мужескую персону на престол дарует, потребно нечто Для помощи Ея величеству учредить»3. Этим «нечто» стал созданный в 1731 г. Кабинет министров.

 

 

Чарльз ван Лоо Портрет императрицы Елизаветы Петровны

 


            Татищев и его коллеги шли по проторенному пути. Еще в 172б г., при Екатерине I, был создан подобный орган — Верховный тайный совет. В проекте об его учреждении — «Мнении не в указ о Новом учрежденном Тайном совете», написанном зятем Екатерины герцогом Голштинским Карлом Фридрихом, сказано, что Совет учреждается с одной целью: «Ко облегчению в 

 

330

тяжком ея правительстве бремени служит<ь>». Еще яснее сказано в указе самой Екатерины I от 1 января 1727 г.: «Мы сей Совет учинили верховным и при боку нашем не для чего, инако только, дабы оный в сем тяжком бремени правительства во всех государственных делах верными своими советами и беспристрастными объявлениями мнений своих Нам вспоможение и облегчение учинил»4. Смысл всех этих пассажей очевиден: по своей природе, изначальному предназначению женщина неполноценна, она не в состоянии нести бремя власти, и ей нужна помощь мужчин, советников мужского пола.

 

 

Портрет Екатерины II

 


         История с Екатериной I особо примечательна, ибо на ней «отрабатывалась» своеобразная концепция «перенесения» на супругу Петра сугубо мужских достоинств ее великого сожителя. Это должно было поднять ее статус в глазах общества и сделать полноценной наследницей престола. Как известно, в 1714 г. Петр учредил высший женский орден святой Великомученицы Екатерины. Первым кавалером этого ордена, имевшего девиз «Трудами сравнивается с супругом», стала царица Екатерина, проявившая мужество во время Прутского похода 1711 г., когда русские войска вместе с царем и его женой оказались в окружении и после провала переговоров многим казалось, что армия погибнет. Екатерина настояла на продолжении переговоров и, согласно легенде, передала для подкупа турецкого военачальника все свои бриллианты, подаренные ей царем за годы их совместной жизни. 24 ноября 1714 г., награждая жену этим орденом, Петр сказал, что орден «учрежден в память пребывания Ея величества в баталии с турками у Прута, где в такое опасное время не как жена (то есть женщина. — Е.А.), но как мужская персона видима всем была»5. Позже, в указе 1723 г. о коронации Екатерины он вновь вспомнил злосчастный Прут и мужество своей боевой подруги, которая вела себя не как слабая, трусливая женщина, а как мужчина, что заранее предполагает мужество, самообладание, смелость и ум.


         Записной придворный льстец архиепископ Феофан Прокопович в восхвалении качеств Екатерины смело пошел дальше. В торжественной речи на коронации Екатерины императорской короной 7 мая 1724 г. он не только обыграл наверняка навязший всем в зубах прутский казус, но, сравнивая Екатерину со знаменитыми (благочестивыми и святыми) женщинами древности (Еленой, Пульхерией, Евдокией), не побоялся гнева Господня и предпочел этим святым женщинами и девам свою императрицу, которая, оказывается, сочетает невозможные для одной женщины качества: боголюбие, любовь к мужу, семье, Отечеству, призрение и милосердие. Это сочетание кажется ему необычайным. В конкретном случае с Екатериной, по мнению Феофана, «женская плоть не умаляет великодушия». Словом, большее, на что может рассчитывать даже самая великая женщина, - это уподобиться мужчине. Через несколько месяцев после коронации Екатерины, 10 марта 1725 г.,
 

331

Феофан Прокопович в своей знаменитой речи у гроба Петра Великого сказал, обращаясь к вдове: «Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быти подобной Петру Великой». В контексте речи это означало, что произошла своеобразная реинкарнация - к супруге Петра перешли его корона, душевные достоинства, ум и энергия великого преобразователя. Призывая всех еще теснее сплотиться у трона, Прокопович продолжал: «государыню и матерь вашу, утешайте и себя несумненным познанием, Петрова духа в Монархине вашей видяще, яко не весь Петр отшел от нас»6. Но, как видим из позднейшей истории с образованием Верховного тайного совета, «реинкарнация» не удалась, и «при боку» новой государыни пришлось создавать вспомогательный мужской орган власти.


         Но вот факт прихода женщины к власти состоялся, она самодержица, правит как может. Что происходит в обществе, в сознании людей? Несомненно, часть людей примиряется с этим фактом, как они бы примирились с любым другим правителем, но другая часть общества факт присутствия на троне женщины постоянно держала в поле своего внимания и почти непрерывно комментировала. За это многие комментаторы попадали в Тайную канцелярию и подвергались пыткам и казням. Материалы сыскных ведомств позволяют сделать вывод, что женщина на троне рассматривалась в обществе как нонсенс. Он ярче всего выражен в признанном преступным, оскорбительным для чести государыни, но довольно частом застольном тосте: «Здравствуй (то есть «Да здравствует») всемилостивейшая государыня императрица, хотя она и баба!».
 

        Петровские преобразования образа жизни кардинально не изменили традиционного подхода общества (в мужской и в женской его частях) к женщине как к существу неполноценному, недееспособному и нечестивому. Во-первых, петровские реформы не коснулись широких слоев народа, в толще которых формировались взгляды на женщину. Одним из частых высказываний применительно к императрицам, за которые люди попадали в застенок, была распространенная и доныне русская пословица: «У бабы волос долог, а ум короток». Естественно, тогда, как и ныне, эту пословицу произносили нередко мужчины, в умственных способностях которых можно было сильно сомневаться. В XVIII в. преступным аналогом этой пословицы служила другая: «Горе тому дому, которым владеет жена»7. За такую пословицу можно было угодить в Сибирь. Назвать мужчину «жонкой» (так называли женщину, чаще замужнюю) — значило оскорбить его, подчеркнуть его ничтожество и никчемность.


         Встречавшееся часто в сыскных делах выражение «бабье дело» как некое определение функции женщины в обществе заведомо предполагало несерьезность, ограниченность, невежество, слабость и глупость женщины. Крестьянин Тимофей Корнеев в 1731 г. по поводу вступления на престол Анны Иоанновны высказался в этом смысле наиболее полно: «Какая-де это радость!

332
Хорошо бы-де у нас быть какому-нибудь царишку; где ей, императрице, знать, как мужской пол (знает); ее — бабье дело, она-де будет такая ж ябедница, как наша прикащица, все-де будет воровать боярам, а сама-де что знает?» Сходные высказывания встречаются и в других делах: «У нас-де ныне баба царствует...; Владеет государством баба, и ничего она не знает. У бабы волос долог, а ум короток; У государыни ума нет... Недостойно в нашем Великороссийском государстве женскому полу на царстве сидеть...; У нас на царство посадили царицу, она-де баба, курва...; Чорт велел бабе кланяться...; Вот-де ныне зачалась война, бабье ль дело - такое великое государство и войну содержать и корону иметь...; К присяге не пойду, как уж жонки царем (стали), так пущай и крест целуют жонки...; За бабу, за свинью присягу держи! Ты присягал курве!...; Я бабья указа не слушаю...; Целовал я крест не за Ея величество, за суку...; Ево в солдаты не возьмут, ныне царя нет, на што бабе солдаты?; Где ей, беспортошной, нас жаловать...; Назвал государыню бабой....; Разве ты у суки служишь...; На что бабе города [о взятии Очакова. - Е.А.]...; Для чего бабу со звоном встречают...» и т.д. и т.п.8


           Тот факт, что верховная власть принадлежала женщине, вдове, девице, способствовал разрушению в сознании народа сакральности самодержавия, стремительному снижению его ритуализированной святости. Сам по себе этот процесс происходил и раньше. Тут проявились и общие тенденции общественного развития, характерные для Нового времени, и печальная для самодержавия эпоха Смуты, когда священный трон Рюриковичей становился добычей проходимцев, и история воцарения Романовых - автохтонной династии, родоначальник которой Михаил был «одним из нас» (при другом раскладе царем мог стать князь Д.Трубецкой). Михаил Романов был «накликан» в цари казаками и не мог ссылаться, как Рюриковичи, на бесконечный ряд стоящих за его спиной предков, в его жилах не текла кровь «кесаря» и византийских императоров. Святость самодержавия сильно подорвал и Петр Великий, чьи реформы и вызывающее, с точки зрения традиции, поведение заставляли людей сомневаться в истинности царя, порождали мифы о «подмененности» государя, пробуждали ожидание прихода «истинного» царя. История появления Пугачева наиболее примечательна: в сознании народа он явился в облике «истинного царя Петра III», чудесным образом избежавшего смерти от рук жены-прелюбодейки и узурпаторши.


        Но все-таки эпоха «женского правления» XVIII в. особенно способствовала разрушению мифа о святости верховной власти в России. Лелеемая и охраняемая в Средние века идея самодержца как наместника Бога на земле, как священной особы, как земного бога приходила в очевидное, разительное противоречие с реальностью. В 1739 г. было начато дело нескольких подмосковных крестьян, которые, услышав залпы праздничного салюта в столице, завели об этом разговор. Крестьянин Кирилов сказал, что «палят

 

333

знатно для какой-нибудь радости про здравие государыни нашей императрицы». Другой крестьянин Карпов спросил: «Какой-то радости быть?», на что Кирилов отвечал: «Как-та у нашей государыни без радости, она, государыня, земной Бог, и нам велено о ней, государыне, Бога молить». На что Карпов грубо, как тогда говорили, избранился: «растакая она мать, какая она земной Бог — сука она, баба, такой же человек, что и мы: ест хлеб и испражняетца, и мочитца, годитца же и ее делать». Разумеется, Карпов сказал грубо, но и высказывание Кирилова имело явно провокационный, издевательский характер, оттенявший непристойность его товарища.
 

          Здесь мы касаемся важного аспекта в оценке женщины у власти. Речь идет о восприятии обществом XVIII в. половой жизни вне брака как неприличного, непристойного поступка, как «блуда», как наказуемого преступления. То, что русские императрицы XVIII в. не состояли в браке, придавало этому восприятию и оценкам особую резкость и скабрезность. «Есть ли у нее муж? (а) если мужа нет, кто-де ее гребет (в другом, допустимом для печати варианте — «попехивает»). Это была одна из самых распространенных и широко обсуждаемых тогдашним обществом «проблем». Десятки следственных дел политического сыска посвящены разбору преступных высказываний людей самых разных общественных слоев на четыре основные темы, жгуче волновавшие людей в самых разных концах страны: предшествующая и нынешняя «блудная» история правящей монархини, персональный состав любовников, тайные чреватства императриц и судьба их детей и, наконец, разнообразные альковные происшествия во дворце, приводимые с красочными подробностями.


         В 1748 г. началось следственное дело солдата Степанова, который стоял на часах перед опочивальней императрицы Елизаветы. Мимо него в спальню прошли императрица и ее фаворит А.Разумовский. Вышедший на крыльцо лакей передал часовому указ императрицы сойти с крыльца. Степанов начал спускаться по лестнице, и тут он, как потом показал на следствии, «помыслил, что Всемилостивейшая государыня с Разумовским блуд творят, я-де слышал, как в той палате доски застучали и меня-де в то время взяла Дрожь и хотел-де я, примкнувши штык, того Разумовского заколоть, а означенного лакея хотел же прикладом ударить, только-де я испускался». Позже он показал, что «незнаемо чего испужался и в то-де время вздумал он, Степанов, означенного Разумовского заколоть за то, что, думал он, оной Разумовский с Ея императорским величеством блуд творят». И далее: «А заколовши оного Разумовского, хотел °н, Степанов, Ея императорскому величеству донести, что он того Разумовского заколол за то, что он с Ея императорским величеством блуд творит, и уповал он, Степанов, что Ея императорское величество за то ему, Степанову, ничего учинить не прикажет»9. Начавшийся

334
развод и смена караула помешали Степанову осуществить свое безумное намерение. В этом поразительной истории, как в капле воды, отразилась вся противоречивость восприятия простыми людьми «женского правления». Степанов испугался не «незнаемо чего», а вдруг возникшего перед ним странного выбора. С одной стороны, императрица для него являлась священной, сакральной, табуированной персоной, которую он обязан охранять согласно уставу и долгу подданного, даже ценою жизни. С другой стороны, он стал свидетелем несомненного блуда императрицы-женщины и ее фаворита. Это воспринимается Степановым однозначно как преступление, даже как насилие, нападение со стороны Разумовского на священную особу государыни, а от подобного насилия (как и от всякого другого) ему и надлежало защищать государыню. Такое противоречие не укладывалось в голове солдата и вызвало его замешательство.


          Подобные случаи, слухи и сплетни (имевшие, кстати говоря, за собой часто вполне реальные основания в далеко не праведной жизни русских императриц) волнами расходились по стране, формируя, в конечном счете, образ императриц как вакханок и коронованных шлюх и, в конечном счете, «неистинных», незаконных правительниц. Они начинают служить образцом негативного, зазорного поведения, осуждаемого общественной моралью, но широко распространенного в обществе. Так, сохранилось дело о том, как пьяницы, сидя в кабаке, сравнивали профиль императрицы Анны Иоанновны на рублевой монете с профилем сидящей с ними проститутки по имени Анька. В елизаветинское время Соликамская жонка Матрена Денисьева говорила своему любовнику: «Вот-де мы с тобою забавляемся, то есть чиним блуд одеяние [уточнение следователей. — Е.А.], так-де и Всемилостивейшая государыня [думаю, что преступница титул государыни не называла. — Е.А.] с... Разумовским забавляются ж». Еще резче высказалась жонка Ульяна (фамилия неизвестна): «Мы, грешницы, блядуем, но и Всемилостивейшая государыня с... Разумовским живет блудно». И, наконец, жонка Елизавета Иванова была предельно лапидарна: «Я — б..., но такая-де Всемилостивейшая государыня живет с Разумовским блудно»10.


          Если указанные жонки легкого поведения были цинично откровенны, ставя себя на одну доску с императрицей, у которой был фаворит, то реакция женщин из благополучных семей на статус и поведение своих веселых монархинь известна меньше. Некоторые эпизоды позволяют утверждать, что излишняя свобода женского поведения (в том числе полового) формально осуждалась дамами общества, но наступившая во второй половине XVIII в. эпоха Просвещения, терпимости и гедонизма во многом ослабила путы ограничений этой свободы. Не иметь светской даме обожателя, любовника становилось немодно. Менялась и концепция брака. Как восклицала одна из героинь пьесы А.П.Сумарокова: «...я не какая-то посадская баба, чтобы мужа своего любить».

 

335

            Постепенно к многочисленным любовным историям Екатерины II, правившей в окружении фаворитов 34 года, общество стало относиться терпимей, чем ранее к более скромным любовным приключениям Анны Иоанновны или Елизаветы Петровны, но эта терпимость не повлияла на общую установку общественного мнения о том, что женщина у власти - явление нежелательное. Распространенное представление об органической неспособности женщины заниматься государственным управлением, вообще общественным делом не изменил даже блестящий опыт царствования Екатерины II, способности которой к государственной деятельности никем не ставились под сомнение.
 

 

1 Анисимов Е.В. Россия без Петра. Л., 1994; Он же. Женщины на российском престоле. СПб., 2002; Он же. Елизавета Петровна. М., 2002.
2 Анисимов Е.В. Россия без Петра. С. 61.
3 Анисимов Е.В. Анна Иоанновна. М., 2002. С. 184.
4 Сборник Русского исторического общества. СПб., 1886. Т. 55. С. 93. Анисимов Е.В. Женщины на российском престоле. С. 24.
6 Прокопович Ф. Слова и речи. СПб., 1760. Ч. 1. С. 107; СПб., 1761. Ч. 2. С.132-133.
7 Анисимов Е.В. Дыба и кнут: Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М., 1999. С. 67.
8 Там же. С. 64-68.
9 Там же. С. 64-65.
10 Там же. С. 66.

 

 

 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2008
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир