Свист

А. А. Плотникова

О символике свиста

Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян /

Отв. ред. С.М. Толстая - М.: Изд-во "Индрик", 1999, с. 295-304.

          Среди резких, нарушающих покой и размеренность жизни звуков особое место занимает свист—явление, неизменно связываемое в народных представлениях с призывом зла, лиха, беды, нечистой силы. В регламентации правил поведения эта связь отражается в целом ряде запретов, касающихся повседневной жизни. Их мотивировки ясно указывают на демоническую природу данного звукового феномена. Свист входит в совокупность «неправильных», «нечестивых» действий, составляющих левую часть оппозиций языческий— христианский, грешный— праведный. М.Д.Чулков в «Абевеге русских суеверий» (XVIII в.) приводит следующее поверье: «Суеверы утверждают, что ежели кто свистит, то от того Богородицын лик отвращается» [Чулков 1786, с.285-286]. По представлениям поляков, когда свистит женщина, то семь костелов сотрясаются, а Богоматерь плачет [Udziela, s.56]; аналогично восприятие подобного поведения у румын: «нехорошо девушке свистеть, потому что Богоматерь будет плaкать» [Цивьян 1985, с.171]. По полесским верованиям, нельзя свистеть в доме, иначе там заведутся ужи, «черт прилетит», поднимется ветер, разыграется буря [Тур. cл., с. 21]. У севернорусских крестьян свистать где бы то ни было считалось грехом, в особенности — в избе. Так как свист в простонародье назывался «подражанием чертям», то о свистящих говорили: засвистал, как черт [Бурцев 1902, с.167]. По поверью сербов Боснии, ночью (а в доме— в любое время суток) нельзя свистеть, поскольку натемњаци 'дьяволы, черти' свистят сами, а также откликаются, приходят на свист [Филиповић 1949, с.214]. Грешным делом считали поляки Сандомирской пущи выделку свистков из вербовых веток [Gaj-Piotrowski 1967, 5.95], видимо, в силу представлений о связи вербы с чертом, нечистой силой.
 

296

         Казалось бы, существуют некоторые аспекты народных верований, которые связаны со свистом только в смысле его подражания природным явлениям, таким, например, как ветер. Свистом вызывают ветер для работы мельниц, во время молотьбы, рыбной ловли, мореплавания и просто в жаркую погоду. Для этого в подражание ветру дуют и свистят в нужном направлении, о чем свидетельствуют восточно- и западнославянские этнографические данные. Так, поморы считали, «что следует насвистывать, чтобы было поветерье» [Подвысоцкий 1885, с. 28], ср. русскую поговорку моряков свистать по ветер 'свистом вызывать ветер' [Афанасьев, 1, с. 90]. Кашубские рыбаки, желая вызвать ветер во время затишья на море, свистят [Sychta, 6, с. 122]; на Черниговщине «як дуже пече, коли худобу пасуть, чи iуть з батьком з Київа..., то свищуть, щоб вiтер був», а также, «як на веснi багато мошки, то теж свищуть, щоб вiтер був» [Заглада 1929, с. 137] и т.д. Признак свиста нередко лежит в основе названий ветра и олицетворяющих его мифологических персонажей, так, пол. диал. Swistak: 'название ветра' [Karłowicz 1907, 5.371-372], swistun, swist, poswist, pochwisciel 'демон ветра' [там же, в. 372; Санникова 1990, с. 37].
 

          В народных представлениях возникновение ветра связывается с действием демонов (которые управляют ветром, летают, обитают в нем), душ умерших, а иногда — и тех, и других вместе. Поэтому даже безобидное обращение к ветру, его призывание с помощью свиста для содействия в работе может быть чревато неприятностями. В Рязанской губернии, чтобы способствовать усилению ветра при веянии хлеба, «выходят за овин и тихонько (разрядка наша.— А. П.) свистят; если же ветер вертит, то свистеть нельзя — он будет еще сильнее разыгрываться» [Мансуров 1933, с. 28]. Польские поморы, прибегающие к аналогичной форме вызывания ветра, остерегались свистеть даже при небольшом ветерке, иначе, согласно поверью, поднимется буря [Guttowa 1950/1951, s.479]. Учитывая, что «злой», «крутой» ветер, вихрь («крутень»), буря есть порождение, результат действия нечистой силы и одновременно ее воплощение, нетрудно понять причины Приведенных запретов и предостережений.
 

297
          У западных и восточных славян со свистом и ветром связаны такие демонические персонажи, как черт, леший. Так, ветер gvizdovka, по мнению кашубов, подвластен дьяволу, играющему на вербовой дудочке [Sychta, 1, s. 395] (ср. также пол. gwizdek 'черт' [Санникова 1990, с. 37]). Русского лешего всегда сопровождает сильный ветер [Мандельштам 1882, с. 171]; в Тульской губернии полагали, что вихрь происходит оттого, что леший сильно кружится и машет крыльями [Ермолов 1905, с.395]. Именно эти демоны чаще и скорее других откликаются на звук свиста. С помощью свистка пасет свой скот севернорусский пастух, и смерть от лешего грозит ему в том случае, если он воспользуется свистком в неурочное время и в неположенном месте [Рейли 1989, с. 191 ]. В полесской быличке рассказывается о том, как удачливый мужик, которому богатство приносят черти, созывает их на кладбище свистом. По украинским поверьям, ночью в лесу нельзя свистеть, иначе прилетит черт, леший или злой дух в виде ветра. Очень опасно также свистеть в сараях, предназначенных для лошадей: таким образом можно раздразнить поселившегося там дьявола, который замучает животных [Данильченко 1869, с.9]. Нельзя ни свистеть, ни петь во время грозы, так как это веселит и привлекает к человеку черта, а гром, направленный на дьявола с неба, может случайно убить человека [Чубинский 1872, с. 23; Волков 1916, с.600].
 

          У южных славян сильный ветер, вихрь, ураган нередко отождествляется со змеем, драконом, которого называют ала, хала, аждаjа и др. В «Сербском мифологическом словаре» читаем: «Ала или ала(х)ука— название холодного северного ветра, который, быстро перемещаясь, свистит, как ала, вырывает с корнем деревья и срывает крыши домов» [СМР, с. 5]. Происхождение ветра, причины его возникновения в верованиях южных славян часто связываются с действиями большого змея: он сопит, дует, испускает дух, будучи при смерти, в результате чего образуется ветер. Свист, приписываемый воздушным демонам, попадает в ряд аналогичных действий: выдыхать — выпускать воздух — дуть — сопеть. Свист как характерная черта мифических образов змеи (змея) отмечается в целом ряде фольклорных текстов и народных поверьях, см.: [Гура 1997]. По аналогии со змеей, драконом тот же признак приписывается саламандре (которую называют звиздењак): в Боснии полагают, что человек, взявший в руки или наступивший на нее, оглохнет, если саламандра свистнет [Филиповић 1949, с. 195]. Таким образом, по народным верованиям, не только демоны, но и живые существа, которым приписывается признак свиста, оказывают губительное воздействие на человека.

298
          Как видим, свист сопровождает проявление нечистой силы, злого духа, выступающего в самых различных обликах. Н.Я.Никифоровский о нечистых духах вообще («нечистиках») писал: «Пока бес не принял вещественного облика, незримое присутствие его дается лишь демоноподобникам, остальными же людьми оно определяется по следующим приблизительным данным: у человека пропадает молитвенное настроение, а начатая молитва не выливается из уст, слова ея путаются, вокруг слышится особенный звук— смешение вопля, стона, свиста...» [Никифоровский 1907, с. 14-15]. Таким образом, резкие, неприятные для слуха звуки (подобно резким «неправильным» движениям, как, например, кручение, верчение, витье), в парадигму которых входит свист, связываются, прежде всего, с нечистой силой. Нередко свист как звуковая характеристика демона вообще не вычленяется из потока визга, хохота, стона, хлопанья, крика и т. п. Русский леший пугает путников в лесу свистом, топотом, порывом ветра, хлопаньем в ладоши. Кикимора, поселившаяся в доме, стучит, свистит, ходит, пляшет, гремит посудой и громыхает мебелью [Зиновьев 1987,с. 306, 310]. Обитающий в сарае для сена (пуне) пунник запугивает людей неестественным аханьем, храпом и свистом или жалобным воем [Никифоровский 1907, с. 59]. Впрочем, свист нередко бывает основным признаком в звуковой характеристике мифологического персонажа, например, леший в русской быличке предстает в таком облике: «И вот дверь-то распахнулась — влетел человек во всем черном, а пояс красный — искры на обей стороны! Как засвистит! И повернул, и обратно ушел» [Зиновьев 1987, с. 45].
 

          Согласно славянским поверьям, неожиданные порывы, стон, свист ветра возникают в случае насильственной смерти человека или означают появление висельника, утопленника в округе. Свист (как и иные подобные ему звуки) бывает знаком незримого присутствия души заложного покойника. По южносербским верованиям, по свисту обнаруживают приближение души некрещеного или мертворожденного ребенка в облике птицы, называемой свирац (серб.-хорв. свирати 'свистеть, гудеть'). Все части тела этой птицы, маленькой, как ладонь, напоминают ребенка. Она летает ночью и непрерывно свистит. Дети, услышавшие этот свист, заболевают, а беременной женщине он

299

грозит выкидышем [Зечевић 1981, с.123-124]. По верованиям из других южнославянских регионов, подобные мифологические персонажи называются дрекавац, плакавац, jауд (от серб.-хорв. глаголов «кричать», «плакать», «рыдать»). Словенцы представляют души умерших «без креста» детей в виде черных птиц, летающих в небе ночью и издающих странные свистящие звуки. Эти существа (mavje, movje, morje) готовы растерзать каждого, кто посмеет насмехаться над их голосом или же имитировать его, насвистывая в их присутствии [Pajek 1884, с. 106-108]. Украинцы полагали, что душа утопленника приходит ночью к телу и воет на берегу, после чего бросается в воду и там стонет, свистит, кричит: «0-ох! 0-ой!» [Иванов 1893, с. 63]. Самоубийца, как повествует украинская быличка, отдает свою душу тому, що свистить [Бiлий 1927, с. 90], т.е., очевидно, черту, нечистой силе.
 

        Описанный Д. К. Зелениным вятский обычай устраивать свист на могилах покойников совершался во время годового поминовения и назывался свистунья, свистопляска. На месте погребения убитых происходили пляски, которые сопровождались неумолкаемым свистом. Здесь, как и в других русских областях, на поминальных обрядах-праздниках продавались в большом количестве детские игрушки-свистульки. Всякий богомолец считал своей обязанностью купить у «дудника» ту или иную игрушку для своих детей. Свист в связи с поминовением покойников, умерших неестественной смертью, рассматривается Д. К. Зелениным как достаточно частое явление [Зеленин 1995, с. 134-135, 139]. По всей видимости, вятский обычай также связан с верованиями в то, что души умерших (в данном случае— насильственно убиенных) издают свистящие звуки, подражание которым способно их же и отпугнуть.
 

         Амбивалентность свиста (как характерного приема призвать нечистую силу и как способа ее отпугивания) не вызывает сомнения. Вместе с тем, отрицательные последствия этого звукового действия отмечаются гораздо чаще. Так, у карпатских скотоводов запрет свистеть в стае, на стойбище, во время выпаса и доения овец объясняется, в частности, тем, что свист вызывает болезнь животных («лишайi») или их буйство («На овиць ни мош свистати, коли они стоят у кошарi, 6о вiвцi бйут собoв, бляют, мoжут i кошару розлoмити»), провоцирует нападение на скот диких зверей ([свистеть нельзя], «шоби звiр ни

300
свистав за вiвцями») [Дзендзелевский 1984, с.266]. По верованиям черногорцев, в доме нельзя свистеть, иначе соберутся мыши [Вуjчић 1992, с. 65]. Эти и другие мотивировки запрета свистеть так или иначе связаны с опасностью невольного «призыва» либо хтонических животных (волков, мышей, змей), либо болезней (которые также исходят от нечистой силы или вообще выступают как демонические персонажи), либо собственно нечистой силы в разных ее обличьях (леший, черт), в том числе и отождествляемой с природными явлениями (ветер, буря, вихрь).
 

          Свист как призыв представляет собой обращение к потустороннему миру, которое само по себе очень опасно и ведет к опустошению близкого человеку пространства. Как известно, нечистая сила собирается в местах пустых, безлюдных: в пустых сараях и других хозяйственных постройках заводятся различные демоны; на заброшенное гумно, по сербским поверьям, слетаются ведьмы и черти, чтобы танцевать, веселиться и договариваться о новых злодеяниях; кладбище как локус, принадлежащий «миру иному» и находящийся вне пространства повседневной жизнедеятельности людей, также является местом пребывания нечистой силы. Даже пустая посуда (открытый горшок, кувшин [СД, с. 526-530]) оказывается «заполненной» нечистью, духами. Признак пустой—полный в этом смысле коррелирует с оппозицией открытый— закрытый: открытое пространство или открытый предмет («объект») становится легкой добычей нечистой силы— ее вместилищем. Напомним, что стоит открыть рот человеку (например, зевнуть), как болезнь или демон проникает в человека вместе с воздухом, ветерком.
 

         Мотивировки запрета свистеть в самых разных славянских регионах включают угрозу опустошения дома, поля, стойбища для скота. В словаре М.Д.Чулкова отмечено: «ежели [кто] свищет в доме, то тому дому, конечно, опустеет»¹ [Чулков 1786, с.286]. В Могилевской губернии при посеве льна сеющий не должен был говорить ни одного слова, пока не окончит дела; даже
-----------------------

1 Живучесть подобных поверий поистине удивительна; их можно наблюдать и в современной «городской» жизни; вот, например, шутка из телевизионного «Клуба веселых и находчивых», где говорящий, изображая председателя Государственной Думы, обращается к свистунам в зале: «Не свистите, товарищи, денег в бюджете не будет».

301
если прохожий скажет ему: «Бог в помочь!», — сеющий только кивнет ему головой: «причина та, чтобы при говоре не раздался как бы свист из уст сеятеля; а раздайся, хотя бы и маленький свист, и лен тогда, по мнению селян, нужно считать погибшим: он даже не взойдет» [Крачковский 1874, с. 94]. По русским приметам, если свистеть во время весенних посевов, то зерно будет вывеяно с пашни ветрами и не даст всходов. Запрещалось также свистеть в помещении, где сидит на яйцах наседка: «цыплята замрут» [Афанасьев, 1, с.308-309]. Карпатские овцеводы верят, что свистеть среди овец нельзя, «шчоб не вiдсвистати молоко». Аналогичную семантику опустошения, пропажи созидаемого блага имеют русские поговорки типа: По закромам ветер свищет (все пусто): Свищи да ищи (пропало); Дожидайся Юрьева дня, когда рак свистнет, выражение просвистался (промотал все), ср. также связываемое с этим корнем свищ 'пустой светский человек, тунеядец' и 'дыра в одежде', свистяга 'гуляка, тунеядец', свистуля 'женщина легкого поведения' [Даль. 4, с. 151].
 

          Итак, свист как обращение к потустороннему миру ведет к опустошению и заполнению пустого, открытого («освободившегося») пространства нечистой силой. Пустое (незаполненное) и нечистое дополняют друг друга. Поэтому свистать значит опустошать и призывать нечисть. Кстати, потусторонний мир в народных представлениях также отличается незаполненностью. Что «там» есть? Прежде всего, демонические силы, души предков. Свист есть прямое попадание в ничто и в никуда, где господствует нечистая сила, обитают души предков, что, впрочем, очевидно, одно и то же по своей природе. Всякое отсутствие творения, созидательного начала ассоциируется со свистом. Пустое, открытое пространство, по которому гуляет ветер, — вот место, закрепленное за свистом. Между прочим, и сам ветер «уносит» с собой все реально существующее, материальные и духовные ценности, творения рук человеческих.
 

302

          На первый взгляд, в некотором противоречии с выше изложенным оказываются сведения о свисте во время тризны, поминок: вятская свистунья, свистопляска— обычай свистеть на могилах с целью отгона, как справедливо предполагает Д. К. Зеленин, нечистой силы. Апотропеическая семантика свиста, как и других звуковых явлений, проявляется в целом ряде календарных обрядов. Возможно, что здесь происходит сознательное уподобление нечистой силе (как, например, во время ряжения) с целью спуститься (или подняться?) до ее уровня, чтобы иметь возможность (получить «сакральное» право) с ней бороться. В то же время нельзя отрицать влияния элементарных представлений о гомеопатической магии: «подобное излечивается подобным». В символике свиста присутствует и момент имитации разудалого, беспечного веселья (создания нарочитого веселья), которое также является сопутствующим ритуальным компонентом (противоестественным — с точки зрения просвещенного ума) похоронных и поминальных обрядов (о ритуализованном выражении подобных эмоциональных действий см.: [Толстые 1993, с. 177-178])

Литература

Афанасьев, 1 — А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. М„ 1994, т. 1.
Бiлий 1927— В. Бiлий. До звичаю кидати гiлки на могили «заложних» мерцiв //Етнографiчний вicник. Київ, 1927, кн. 3.
Бурцев 1902— А.Е.Бурцев. Обзор русского народного быта Северного края. СПб., 1902, т. 2.
Волков 1916— Ф.Волков. Этнографические особенности украинского народа //Украинский народ в его прошлом и настоящем. Пг., 1916, т. 2.
Вуjчић 1992 — М.Вуjчић. Народна вjеровања из околине Моjковца//Расковник, 1992, год. 18, бр. 69/70.
Гура 1997 — А. В. Гура. Символика животных в славянской народной традиции. М.,1997.
Даль, 4— В.И.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1980,т.4.
Данильченко 1869— Н. Данильченко. Этнографические сведения о Подольской губернии. Каменец-Подольск, 1869, вып. 1.
Дзендзелевский 1984 — И. А. Дзендзелевский. Запреты в практике карпатских овцеводов // СБФ, 1984.
Ермолов 1905—А.Ермолов. Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах. Т. 4. Народное погодоведение. СПб., 1905.
Заглада 1929 — Н. Заглада. Побут селянської дитини //Матерiaли до етнологiї. Київ, 1929, т. 1.
Зеленин 1995—Д.К.Зеленин. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки. М., 1995.
Зечевић 1981 — С. Зечевић. Митска бића српских предања. Београд, 1981.
Зиновьев 1987— Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П.Зиновьев. Новосибирск, 1987.
Иванов 1893— П.В.Иванов. Народные рассказы о домовых, леших, водяных и русалках. Материалы для характеристики крестьянского населения Купянского уезда // Сборник Харьковского историко-филологического общества, 1893, т. 5.
Крачковский 1874— Ю. Ф. Крачковский. Быт западно-русского селянина. М.,1874.
Мандельштам 1882 — И.Мандельштам. Опыт объяснения обычаев индо-европейских народов, созданных под влиянием мифа. СПб., 1882.
Мансуров 1933— А.А.Мансуров. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края. Рязань, 1933, вып. 5.
Никифоровский 1907— Н.Я.Никифоровский. Нечистики. Свод простонародных в Витебской Белорусссии сказаний о нечистой силе. Вильна, 1907.
Подвысоцкий 1885— А. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.
Рейли 1989 — М.В.Рейли. Былички и поверья об «отпуске» пастуха (по материалам Архангельской области) // Русский фольклор. Л., 1989, XXV.
Санникова 1990— О. В. Санникова. Польская мифологическая лексика в этнолингвистическом и сравнительно-историческом освещении. Канд. дисс. М., 1990.
СМР— Ш.Кулишић, П. Ж. Петровић, Н.Пантелић. Српски митолошки речник. Београд, 1970.
Толстые 1993 — Н.И. и С.М. Толстые. Слово в обрядовом тексте (культурная семантика славянского *vesel-) II XI Международный съезд славистов. Славянское языкознание. М., 1993.
Тур. cл. — Тураускш слоунiк. Мiнск, 1987, т. 5.
Филиповић 1949 — М. Филиповић. Живот и о6ичаjи народни у Височкоj Нахиjи // СЕ36, 1949, кн.. 61.
Цивьян 1985 —- Т.В.Цивьян. Мифологическое программирование повседневной жизни //Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.
Чубинский 1872—Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край, снаряженной Императорским Русским географическим обществом. Материалы и исследования, собранные П. П. Чубинским. СПб., 1872, т. 1, вып. 1: Верования и суеверия.
Чулков 1786— М. Д. Чулков. Абевега русских суеверий, идолопоклоннических приношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и проч. М., 1786.
Gaj-Piotrowski 1967— W. Gaj-Piotrowski. Kultura spoleczna ludu z okolic Rozwadowa // Prace i materialy etnograficzne. Wroclaw, 1967, t. 26.
Guttowa 1950/1951 — T. Guttowa. Obrzedy, wierzenia, zwyczaje i przesady wsrod rybakow Polskiego Wybrzeza // Prace i materialy etnograficzne. Lodz; Lublin, 1950/1951, t.8/9.
Karlowicz 1907 — /. Karlowicz. Slownik gwar polskich. Krakow, 1907, t. 5.
Pajek 1884— J.Pajek. Crtice dusevnega zitka stajerskih Slovencev. Ljubljana, 1884.
Sychta, 1-7 — B. Sychta. Slownictwo gwar kaszubskich na tie kultury ludowej. Wroclaw, 1967-1976,1.1-7.
Udziela— Przesady i zabobony (1888-1925). Ze zbiorow Seweryna Udzieli// Archiwum Muzeum Etnograficznego w Krakowie, Nr inv. 1/1554, sygn. miejsca II/1249.
Znamierowska-Prufferowa 1947 — M. Znamierowska-Prufferowa. Przyczynek do magii i wierzeri rybakow // Prace i materiaty etnograficzne. Lublin, 1947, t. 6.