Турнир

И. В. Дубровский 

 

Турнир

 

Словарь средневековой культуры. М., 2003, с.537-543



Турнир  (позднелат. torneamentum и др., от tornare, «поворачивать [коней]»; ст.-фр. tornoi, откуда ср.-в.-нем. turnei, военная игра рыцарей, «зеркало рыцарства и его культуры» (Й.Флекенштайн).
 

                                  Происхождение: феодальное общество


      Народная этимология приписывает происхождение турниров Турени, и местная хроника нач. XIII в. даже называет под 1063 г. имя «выдумавшего турниры», некоего Жоффруа из Прейи. В самом деле (при всей возможной важности предыстории, куда при желании можно отнести, в частности, упомянутые Нитардом военные состязания по случаю переговоров между Карлом Лысым и Людовиком Немецким в Страсбурге зимой 842 г.), турниры появляются ок. 1125 г. между Луарой и Шельдой как новый и масштабный феномен своего рыцарского века.

 

 

             

 

 

Социальный облик основной массы турнирных бойцов однороден и столь же нов. Это «молодежь» (лат. iuvenes, в отличие от viri), как на языке эпохиназывают холостых, не обзаведшихся своимдомом и/или детьми мужчин, — род лиц, связанных происхождением с миром сеньоров, однако надолго, а то и навсегда (вследствие принципа майората, посредством которого линьяжи сохраняют от раздела семейныепатримонии) фактически остающихся внеего рамок. Мечтающие о социальном возвышении, они обречены на бродячую жизнь в поисках славы и добычи, приобретаемых на войне, а еще больше — на турнирах. Если «молодежь» предстает наиболее агрессивным имало управляемым социальным элементомсвоего времени, то турниры, переводящие военную агрессию прозябающих без настоящегодела рыцарей в игровые формы, возникают вроли инструмента относительного умиротворения «молодежи». Не случайно турниры развились в тех землях, где княжеская узда сделалась к XII в. наиболее ощутимой, там и тогда,где и когда, вследствие успеха князей и крупных сеньоров в деле установления территориального мира, плохо контролируемая военнаяактивность милитаризированной знати вводится в приемлемые рамки турниров и в таком виде вытесняется на периферию зон их политической ответственности, в пограничные областискладывающихся территориальных княжеств.По сообщению Гальберта из Брюгге, фландрский граф Карл Добрый в 20-е гг. XII в., по Гислеберту Монсскому, юный граф Эно Бодуэн V в 70-е гг., пресекающие частные войны с неслыханной твердостью, лично ведутна турниры знать своих регионов.

 

 

             


 

      По числу участников, характеру и пространству схватки турниры этого времени скорее напоминают нешуточные битвы. Турнирноеполе лишено точных границ; барьеры отделяют пока лишь места, где можно перевести
537

дыхание и подкрепить силы. Пересеченнаяместность с естественными преградами и укрытиями служит устройству засад и ловушек, но не удобству зрителей. Как и на войне, главные действующие лица — рыцари. Подобно настоящим сражениям, турниры — время, место и форма столкновения знати разных областей. Во главе со своим князем или безнего, земляки («французы», «анжуйцы»,«бретонцы», «шампанцы» и пр.) группируются затем в две команды, силы которых не обязательно равны; у каждой — свой капитан,общие цвета и воинский клич. «Нормандцы»обычно объединяются с «англичанами» против «французов», естественными союзниками которых выступают рыцари Шампани и Бургундии. Как на войне, действуют, однако, и наемники. Рыцари сражаются в конном строю отрядов по 10—30 человек - плотном настолько, чтобы «подброшенная перчаткане смогла упасть на землю», в чем залог неуязвимости для противника. Необходимостью благоразумно сохранять спасительныйстрой готовы пренебречь те, кто жаждет славы и добычи. Сама задача заключается в том, чтобы рассеять вражеский отряд, так что победа достается более дисциплинированными выдержанным. Тогда начинается настоящая охота за богато экипированными противниками, чего ради многие и приезжают натурниры. Победитель завладевает лошадью и вооружением своего пленника, которого отпускают на свободу под залог или поручителейвыкупа. Серьезные ранения и смертельныеслучаи скорее непредумышленны - даже если на особенно кровопролитных турнирах гибнут десятки участников; по утверждению Мецкой хроники — более 80 на одном немецком турнире в 1239 г. Впрочем, рыцарская мораль заставляет щадить благородного противника и на войне, так что даже крупное сражение может стоить жизни считанным рыцарям; согласно Ордерику Виталию, —лишь трем в битве Людовика VI с Генрихом Боклерком при Бремулле в 1119 г., и это при том, что сражений подобного масштаба не было затем во Франции целое столетие, до Бувина (1214г.), где погибло семеро. Иное дело — турниры. По словам повествования об Уильяме Маршале, прославленном турнирном бойце кон. XII в., пленившем пятьсот рыцарей, турниры проходят в этот период едва ли не каждые две недели и, в отличие от войны, не прекращаются даже зимой. турниры — и страсть, и необходимое военное упражнение; среди обстоятельств возникновения турниров — новая, трудная практика фехтования на копьях, требующая от рыцаря умения управлять конем, отпустив поводья. Сама война является для рыцарства и развлечением, и доходным промыслом и воспринимается прямым и честным столкновением поставленных в равные условия противников в соответствии с предустановленными правилами — турниры без труда вписываются в этот строй представлений о военной активности и впоследствии сами влияют на образ войны и сражения.

 

                
 

      На крупнейшие турниры сходятся тысячи рыцарей, не считая их оруженосцев, пеших воинов (роль и численность которых еще не определены и не ограничены, как впоследствии), слуг и толпы торговцев, заимодавцев, кузнецов, барышников, продажных девок, прихлебателей, «всех тех, кто зарабатывает или крадет деньги». Ярмарки — это определение приходит на ум современникам до того, как турниры стали называться турнирами. Явление в экономической жизни XII в., Турниры возникают как новая форма многопланового, экономического и культурного, обмена. Перед лицом не ведающих благородства купцов, под ревнивыми взорами своих товарищей, рыцари вынуждены демонстрировать жадность особенного рода: сулящая богатую поживу военная доблесть ничего не стоит без щедрости; рыцарю пристало искать славы, восхищенного изумления и признательности окружающих, и богатство ему жизненно необходимо затем, чтобы его расточить. турниры не просто отражают рыцарскую ментальность, но и активно ее формируют и способствуют распространению, предстают школой рыцарства в момент, когда в его ряды интегрируется еще много новых людей. Собирая знать из глуши захолустий, они же служат производству социальных связей, региональному и корпоративному единению ordo рыцарства.


                          Образец для подражания:  рыцарские романы


      Небывалый взлет турнирного движенияна севере Франции в 70—80-е гг. XII в. и возникающий в это время рыцарский роман находят
538

покровителей в лице одних и тех жекнязей. Стоит ли удивляться присутствию
темы турниров на страницах всех романов Кретьена де Труа и в многочисленных сочиненияхего последователей («Сон Нансейский», «Турнир в Шованси», «Гильом Дольский» и др.). Изначально в описании турниров романы — кривое зеркало правды жизни; их реализм - в отражении этических устремлений рыцарства. турниры интересны как путь к славе идеального рыцаря, «le meillor chevalier del monde», понятой как способ социального преуспевания;и само по себе честолюбие предстает первойдобродетелью и единственно оправданным мотивом поведения героя. Идеальные героиКретьена — Эрек, Клижес, Ланселот, Говен- либо обнаруживают полное пренебрежение захватом добычи, либо своей щедростью и великодушием немедленно обращают ее вту же славу и признательность со стороны облагодетельствованных противников. Надуманно по существу, но оттого еще более симптоматично изображение турниров чередой славных поединков. Ярмарка тщеславия, романные турниры в большей мере рассчитаны на публику и зрелищность, В этой связи еще одно существенное отступление от реальной картины турниров касается присутствия и роли женщин. В романе Кретьена «Рыцарь Телеги» женщина, королева Геньевра, председательствует на турнире. который организован попросьбам женщин — дам и девиц королевстваАртура, нетерпеливо стремящихся выбратьсебе наилучших мужей и усматривающих в турнире наилучший к тому способ. Явившийся инкогнито рыцарь в первый турнирный день одерживает верх над всеми. Наблюдая за турниром с возведенной для дам деревянной трибуны, королева догадывается, что неизвестный участник — не кто иной, как ее возлюбленный Ланселот. Чтобы удостовериться в этом, через посланца она предписывает тому, как именно в разные дни он должен сражаться - побеждать или проигрывать. Повиновение Ланселота выдает его, и в последний день турнира он побеждает всех. В итоге все дамы и девицы пожелали себе в мужья лишь одного Ланселота; когда же он отказывается от их предложений, в крайнем отчаянии они принимают обет в текущем году вовсе не выходить замуж. В рыцарских романах с момента их возникновения женщины завладевают турнирами и манипулируют ими по своей прихоти — мужская игра под женским каблуком кажется почти пародией на турнирную практику, известную нам по другим источникам рубежа XII иXIII вв. Между тем, при всей отвлеченностироманных образов, они рождают идеалы турнирного и рыцарского быта с самыми серьезными последствиями для дальнейшей истории турниров, вылившейся вскоре в род симбиоза турниров и романов.

 

 

             


 

      Насколько авторы романов в изображении турниров изначально готовы пренебречь всяким жизненным правдоподобием, настолько рыцари в конце концов делаются падки на возможно более буквальное воплощение почерпнутого из романов в жизни. Лучше соответствующая запечатленному в романах рыцарскому этосу новая форма турниров в видесерии рыцарских единоборств (ст.-фр.jouste, откуда ср.-в.-нем. tjoste ) развилась в сер. XIII в.; сначала сражаются сразу несколько пар рыцарей, позднее одновременно происходитлишь один поединок, хотя по-прежнему участники разбиты на две команды. Зато нет больше пленений и выкупа побежденных. Переход от беспорядочной свалки к правильным поединкам, нарастающаярегламентация всех сторон турнирного бытаминимизируют риск; в XIII в. впервые появляется отличное от боевого особое, впоследствии именуемое «куртуазным», оружие —
оканчивающиеся «короной» турнирные копья и затупленные мечи. Подобно Говену или Клижесу романов Кретьена де Труа, рыцари теперь сходятся не в чистом поле. Доступ на обнесенное палисадом или рвом ристалище охраняют сержанты; гарантирующийот убийственного лобового столкновения барьер между несущимися навстречу всадниками возникает не ранее XIV в. Грезя о славных временах короля Артура, под именами Ланселота и Сагремора, Персеваля и Говена рыцари подражают их подвигам на разновидности турниров, «круглых столах»: они входят в ограду, вешают на нее щиты и ждут вызова — удара копьем в свой щит; будучи побеждены, покидают ристалище, а одержав верх, водружают щит на прежнее место с тем, чтобы продолжить игру. Со страниц «Ивейна» Кретьена де Труа переходит в жизнь другой род турниров, pas d'armes, подразумевающий защиту с оружием в руках некоего места, например, моста или брода, в схватках со всеми, кто только того пожелает.
539
 

            

 


Новый способ проведениятурниров позволяет зрителям не пропустить ничего интересного. Коль скоро к сер. XIII в.турниры — в усугубляющейся мере игра и построенный на публику спектакль, из романов воспринята идея сооружать трибуны для зрителей. Как в романах, трибуны имеют своих «королев». Присутствие на турнирах женщин стало совершившимся фактом к кон. XIII в. Родэротической демонстрации отваги и бескорыстия, школа куртуазного служения даме,турниры представляются рыцарям еще и ярмаркой богатых и знатных невест, где каждый может вытащить счастливый билет. С кон.XII в. множество романов повествует о том,как могущественный король, желая найтинаилучшего мужа для своей единственнойнаследницы, организует турнир. и отдает победителю дочь и королевство. Идеал покоряет настолько, что ок. 1281/1282 гг. на турнире в Магдебурге роль подобного приза играет городская потаскуха; победителю пришлось на ней жениться. Приз лучшему турнирному бойцу,какую-нибудь драгоценность или диковинную вещь, например, живой геральдическийсимвол — настоящего льва, по традиции вручают женщины. В XV в. они уже участвуют в решении вопроса о допуске на турниры. Тем не менее последние давно не обходятся без признанных специалистов в области турниров и геральдики, герольдов — изначально жонглеров, занятых прославлением своих благодетелей, чья компетенция, однако, с XIII в. расширилась настолько, что те выступают в ролираспорядителей, судей и посредников, в частности, отождествляя турнирных бойцов; на турнирах активно развивается геральдика — чья эстетика восходит ктурнирной зрелищности — в ответ на возрастающее недоверие к родовитости противника. По мере того, как рыцарство превращается в замкнутое сословие, выбор соперника значит больше, чем прежде. Аристократизация турниров наиболее заметна в Германии, где с XIII в, наблюдается тенденция ограничить число участников прирожденной знатью в четвертом колене или даже одними посвященными в рыцарское звание, как само участие в турнирах наконец делается доказательством принадлежности к знати; в позднее средневековье на немецкие турниры стремятся не допускать заодно и опорочивших рыцарское звание — клятвопреступников, клеветников, трусов, прелюбодеев, разбойников с большой дороги. Отразившие тягу рыцарства к культурному самоопределению, турниры стали формой экспорта рыцарской идеологии и культуры с присущими ей языком и символами в общеевропейском масштабе.
 

                                                  Оппоненты: церковь


      Церковь, имевшая собственные рецепты умиротворения рыцарского общества, а именно Божий мир и крестовые походы, обнаруживала решительное неприятие турниров; впервые — в 1130 г. на провинциальных церковных соборах в Реймсе и Клермоне и затем на Втором (1139 г.) и последующих Латеранских соборах римско-католической церкви. Возобновлявшиеся на протяжении двух столетий церковные запреты грозили турнирным бойцам небесными и церковными карами (в частности, лишением убитых на турнирах церковного погребения) — хотя и менее суровыми, нежели в иных случаях нарушения мира. турниры рисуются клирикам ловушкой дьявола, лукаво желающего отвлечь христиан от праведных военных предприятий: с большей пользой для себя и христианского мира убитые и покалеченные на турнирах могли бы пострадать за Гроб Господень. Еще хуже то, что турниры калечат и души, так как будят в них самые гнусные наклонности, тщеславие и злобу, суть та же азартная игра, что кости. В XIII в. Жак Витрийский в одной из своих проповедей «к рыцарям» усматривает в турнирах все семь смертных грехов: гордыню, по причине стремления к мирской славе; зависть, ибо каждый ревнует к славе другого; гнев, из-за грозящих ранением и смертью ударов, кои приходится парировать; жадность, поскольку победитель завладевает лошадью и оружием побежденного; чревоугодие, на сопровождающих турниры пирах; отчаяние, вследствие поражения и понесенного урона; наконец сладострастие, из стремления к распутным женщинам, мерзостного расположения которых участники турниров бесстыдно добиваются. Любителей турниров, легкомысленно не внемлющих душеспасительному увещеванию, искушенный в таких делах составитель пособия для проповедников Джон Бромьярд (XIV в.) советует запугивать страшными рассказами о том, как черти летают над полем турнира,
540


притворяясь воронами, или же — какие адские муки ожидают турнирных бойцов на том свете: не в силах снять навсегда приставшие к телу доспехи, те плавают в зловонной сере и, вместо привычных им объятий распутниц, сами становятся объектом похотливых домогательств со стороны сладострастных адских жаб. Со слов клерикальных писателей, раскаяние подстерегает турнирных бойцов, из кого получаются отменные крестоносцы. Четвертый крестовый поход, в самом деле, ведет свою историю от проповеди Фулька из Нейи на турнире в Экри 1198 г.
 

      Тем не менее клерикальная отповедь турнирам бывала услышана мирянами в краткие периоды подготовки очередной экспедиции в Святую Землю, но зато с редкой бесцеремонностью игнорировалась ими в иное время. Фатальная неэффективность критики турниров со стороны церкви, очевидно, удостоверяет их беспримерную роль в самоорганизации и самосознании рыцарского общества. В красочных описаниях турниров на страницах рыцарских романов и других текстов, составленных на потребу публике, церковный протест и сами клирики попросту не упоминаются, как если бы никакого затруднения и не существовало. Ангажированные рыцарской аудиторией писатели спешат придать турнирам более респектабельный и даже благочестивый ореол. Такова, в частности, впервые пересказанная в самом кон. XII в. Уолтером Мепом и впоследствии популярная история о рыцаре, накануне турнира всегда ходившем к мессе: однажды тот увидел, что вместо него на турнире сражается божий ангел (по другой версии, Матерь Божья) и от его скромного имени захватывает в плен столько именитых графов, сколько месс в тот самый день рыцарь прослушал. Трубадуры описывают крестовые походы как турниры между силами добра и зла, а в «Видении о Петре Пахаре» англичанина Уильяма Ленгленда (XIV в.) сам Христос представлен турнирным бойцом в схватке с сатаной, несправедливостью и смертью, так что еще через столетие, в 1428 г. испанский король и его рыцари выступают на турнире, переодевшись в Бога и двенадцать апостолов. К этому времени церковь кажется уже не слишком озабоченной турнирами — как вследствие упадка турнирного движения, так и по причине изменения правил, делавшего их менее опасными. Между тем формального запрета турниров из канонического права никто не вычеркивал, и надо было быть папой Иоанном XXII, чтобы в 1316 г., признавая поражение церковной пропаганды, положить начало практике выдачи специальных разрешений на проведение турниров под тем извинительным предлогом, что они позволяют... подготовиться к крестовому походу.


                                      Перерождение: придворный праздник


      В отличие от того, что утверждается в рыцарских романах, долгое время турниры представляются многим развлечением, в целом мало соответствующим королевскому достоинству помазанника божьего. До сер. XIV в. французские Капетинги их игнорируют — снося участие в турнирах своей ближайшей родни, но только не наследников — либо прямо запрещают. Помимо душеспасительной стороны дела, они озабочены тем, чтобы резервировать военный потенциал французского рыцарства за «войной короля» — включая все те же крестовые походы, — а также ограничить возможности баронов королевства бесконтрольно собирать вооруженных людей и интриговать против короля и королевской политики. Именно такую роль турниры сыграли в английском конституционном кризисе, увенчавшемся в 1215г. «Великой хартией» Иоанна Безземельного. Не случайно в 1194 г. его брат Ричард Львиное Сердце предпринимает беспрецедентную попытку поставить турниры под королевский контроль - ограничив число мест их проведения пятью и обусловив участие в турнирах внесением залога и покупкой специальной королевской лицензии; нарушителей установленного порядка ожидали тюрьма, изгнание и конфискация земель. С другой стороны, английские Плантагенеты личным участием в турнирах охотнее разыгрывают роль лидеров рыцарства. В позднее средневековье из недоброжелателей турниров средневековые правители делаются их покровителями и участниками, само проведение турниров — почти регалией, королевской прерогативой; именно этот способ демонстрации собственной независимости от навязчивой французской короны избирает в 1341 г. король Мальорки. Частота проведения турниров теперь в большей мере подчинена личным склонностям, минутным настроениям, политической
541


игре того или иного государя. Так, во Франции при короле Карле V Мудром турниров проходило мало, при Карле VI Безумном, в глазах современников, слишком много; последний и сам садился в турнирное седло, хотя иные из его подданных по-прежнему полагали, что королю это не к лицу. Наследовавшие тому Карл VI I и Людовик XI оставались к турнирам равнодушны или подозрительны, не участвовали и не потакали, а дело турниров находилось в руках их политических конкурентов - каковы, в частности, фешенебельные турниры при дворах бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого или герцога Анжуйского Рене, номинального короля Неаполя и Сицилии. Отношение к турнирам при французском дворе решительно переменилось фактически лишь на рубеже Нового времени в правление Карла VIII, Людовика XII, Франциска I, и то же почтение к рыцарским традициям в качестве новой модели поведения правителя в первой половине XVI в. с еще большим блеском демонстрируют император Максимилиан I, английский король Генрих VIII, князья Саксонии и Баварии.
 

      К кон. XIII в. уже не проводились турниры в изначальном и собственном смысле слова, и сходят на нет вытеснившие их правильно организованные серии рыцарских поединков, как в нач. XIV в. исчезают «круглые столы». турниры теряют свое значение в реальном быте позднесредневекового рыцарства, обратившись в дорогостоящую и изощренную придворную забаву. Столь решительной переменой социального адреса турниров увенчалось вполне преемственное формальное развитие. Призванная некогда оградить рыцарство от проникновения постороннего элемента, аристократизация рыцарской игры в конце концов сыграла с ней злую шутку. К позднему средневековью обогащение и социальный подъем на турнирах уже практически невозможны, зато материальные издержки красивой жизни таковы, что едва ли по средствам большинству знати, даже если выпестованные турнирами ценности разделяются всеми. Чаяния идеала подкосила его возвышенность, как переменилось само рыцарство и мир вокруг. Очевидно, в силу относительного консерватизма рыцарской культуры позднесредневековой Германии, в немецких землях дольше и определеннее турниры остаются существенным элементом рыцарского самосознания. В то самое время, как во Франции и Англии турниры окончательно сделались прерогативой королей и титулованной знати, здесь складываются т. н. турнирные общества, занятые организацией рыцарских турниров и спонсирующие выступления малоимущих товарищей, - один из путей консолидации знати перед лицом внешних угроз и воплощение способности рыцарства самостоятельно решать свои дела по своим рыцарским правилам. Инспирированный ими всплеск турнирного движения на юго-западе Германии в 1479-1487 гг. - одна из последних и отчаянных попыток немецкого рыцарства отстоять посредством турниров свое положение и неповторимый стиль жизни перед лицом князей и богатых бюргеров.
 

      Дело престижа, помпезные костюмированные и театрализованные придворные турниры, не без сценария и декораций, часто приурочены к разного рода празднествам, по случаю свадьбы, коронации, заключения мира или союза, и сопровождаются праздничной мессой, шествиями, обедами и балами. В прямой связи с турнирами развиваются многие элементы придворной культуры, включая рыцарские ордена св. Георгия в Венгрии, Подвязки в Англии. турниры рассматриваются как род изящных искусств и вызывают к жизни обширную, с XV в., литературу — гербовники, специальные руководства (наиболее разработанное, Traicté de la forme et devis d'ung tournoy,ок. 1455/1460 гг., принадлежит Рене Анжуйскому) и иллюстрированные рассказы о турнирах (особенно декоративна серия рукописейСаксонских курфюрстов, и кульминация жанра — гравюры Ханса Бургкмайра, повествующие о турнирах с участием Максимилиана I). Условия турниров становятся все более искусственными по отношению к военному делу. Турнирное вооружение давно не похоже на боевое, оно перегружено и превращает рыцаря в неподвижную куклу, так что иногда его водружают в седло посредством лебедки. Напротив, другое обличие позднесредневековых турниров - престижные поединки с боевым оружием (à outrance), существующие на периферии обычной военной активности, - каковы нашумевшие в свое время joustes de Saint-Inglevert, близ Кале, в 1390 г., когда французские рыцари Бусико, Рено де Руа и сир Де Санпи в течение месяца сражались со всеми желающими. Одну из наиболее экзотических девиаций былых традиций рыцарских турниров явили позднесредневековые города Фландрии, Германии, Италии, падкие на идеалы рыцарской культуры и примечательным образом усматривающие в организации турниров эффективный способ демонстрации собственного богатства и самостоятельности. В Лилле или Меце, во многих итальянских городах подобные турниры были у истоков ежегодных городских фестивалей

Baldwin J. W. Jean Renart et Ie tournoi de Saint-Trond: une conjonction de 1'histoire et de la litterature //Annales ESC, 1990, N9 3. P. 565-588; Barber R., Barker J. Tournaments, Joust, Chivalry and Pageants in the Middle Ages. Woodbridge, 1989; Duby G. Féodalité. P., 1996; Kurras L. Ritter und Turniere: Ein höfisches Fest in Buchillustrationen des Mittelalters und der frühen Neuzeit. Stuttgart, Zürich, 1992; Das ritterliche Turnier im Mittelalter. Beiträge zu einer vergleichenden Formen - undVerhaltensgeschichte des Rittertums / Hrsg. v. J.Flecken stein. Göttingen, 1985.

Иллюстрации:  http://pro.corbis.com 

 

 

 

 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Ramblers.ru Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru Находится в каталоге Апорт

© Александр Бокшицкий, 2002-2006
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир