Слезы
На этой же странице:
О «крокодильих слезах»
Ролан Барт
В книге: Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М.,
1999, с. 265-268
ПЛАКАТЬ. Специфическая предрасположенность влюбленного субъекта к плачу: способы появления и функционирования слез у этого субъекта.
1. Малейшее любовное переживание, будь то счастливое или огорчительное, доводит Вертера до слез.
Вертер плачет часто, очень часто — и обильно. Кто
же плачет в Вертере — влюбленный или романтик?
Быть может, подобная предрасположенность — давать волю слезам — свойственна самому типу влюбленного? Находясь в подчинении у Воображаемого,
он пренебрегает той цензурой, которая сегодня не
позволяет взрослым доходить до слез и посредством которой человек стремится подтверждать свою
мужественность (удовлетворение и материнская
растроганность Пиаф: "Но вы плачете. Милорд!").
Без помех давая волю слезам, он следует приказам
265
влюбленного тела, то есть тела, омываемого излиянием чувств: вместе плакать — вместе излиться;
сладостными слезами завершается чтение Клопштока, которому сообща предаются Шарлотта и
Вертер. Откуда у влюбленного право плакать, как
не из инверсии ценностей, первой мишенью которой оказывается тело? Он соглашается вновь обрести детское тело.
Здесь к тому же наряду с влюбленным телом имеется и тело историческое. Кто напишет историю слез?
В каких обществах, в какие эпохи плакали? С каких
пор мужчины (но не женщины) больше не плачут?
Почему "чувствительность" в какой-то момент
обернулась сентиментальностью? Образы мужественности изменчивы; греки или люди XVII века часто плакали в театре. Людовик Святой, по словам Мишле, страдал от отсутствия дара слез; когда однажды он почувствовал, как по его лицу тихо стекают слезы, "они показались ему лакомыми и пресладкими, не только в сердце, но и на устах". (О том
же: в 1199 году один молодой монах отправился в
путь, направляясь в цистерцианский монастырь в
Брабанте, чтобы обрести молитвами тамошних монахов слезный дар.)
266
(Проблема Ницше: как сочетаются История и Тип?
Не типу ли подобает формулировать — формировать — несвоевременное в Истории? Так и в слезах
влюбленного наше общество подавляет свое собственное несвоевременное, тем самым превращая
плачущего влюбленного в утерянный объект, чье
вытеснение необходимо для его, общества, "здоровья". В фильме "Маркиза д'О" человек плачет, другие же веселятся.)
2. Может быть, "плакать" — слишком грубое понятие; может быть, не следует сводить все рыдания к
одному и тому же значению; может быть, в одном и
том же влюбленном имеется несколько субъектов,
которые вовлекаются в плач похожими, но отличными друг от друга способами. Что же это за "я" —
"со слезами на глазах"? Что это за другой, который
однажды оказался "на грани слез"? Кто такой я —
"я", который "изливает в слезах всю свою душу"
или проливает при своем пробуждении "потоки
слез"? Если у меня столько манер плакать, то, возможно, потому, что, когда я плачу, я всегда к кому-то обращаюсь, и адресат моих слез не всегда один и
тот же; я подстраиваю способы своего плача под тот
тип шантажа, который своими слезами надеюсь
осуществлять вокруг себя.
267
3. Плача, я хочу кого-то впечатлять, оказать на него
давление ("Смотри, что ты со мною делаешь"). Может быть так, — и обычно так и есть, — что этим
способом принуждается открыто принять на себя
сострадание или бесчувственность другой; но могу
это быть и я сам: я довожу себя до слез, чтобы доказать себе, что боль моя не иллюзорна; слезы — это
знаки, а не выражения. Своими слезами я рассказываю историю, порождаю миф о горе и тем самым
с ним примиряюсь; я могу с ним жить, поскольку,
плача, доставляю себе эмфатического собеседника,
который воспринимает наиболее "истинное" послание — послание моего тела, а не языка: "Что такое
слова? Куда больше скажет слеза" (ШУБЕРТ, "Похвала
слезам").
О «крокодильих слезах»
Богданов А.К. О Крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и
экзотизмов. -
М.: НЛО, 2006, с. 153-159
Наиболее раннее сообщение о «крокодильих слезах» прочитывается в одном из текстов так называемой «Библиотеки» константинопольского патриарха Фотия (810—895). Фотий сообщает
о «крокодилах <...> которые, как говорят, головы людей оплакивают, которых они сожрали, и слезы льют на останки убиенных».
Странную повадку крокодила сам Фотий объясняет весьма прагматически: не раскаяние о жертвах порождает крокодиловы слезы, а то, что «костистая голова не годится в пищу» 31. В латиноязычной традиции наиболее раннее употребление выражения
«крокодильи слезы» обнаруживается в трактате начала XII века
«De bestiis et aliis rebus», приписывавшегося Гуго Викторианцу 32.
Позднее его повторит францисканский монах Бартоломей Английский,
преподававший в Париже ок. 1225 года, и автор анонимного Бестиария т.н. кодекса Гамильтона 33. Еще позднее
э том же сообщит безымянный автор «Путешествия Мандевилля», написанного в Льеже в 1357 году. Убеждение ученых в
реальности «крокодиловых слез» становится надолго неоспоримым; в
начале XVIII века оно все еще вызывало доверие натуралистов34.
Русские грамотеи узнают о «крокодильих слезах», судя по всему, из источников, восходящих к сочинению Фотия. В текстах переводных «Азбуковников» XVI—XVII век (продолживших традицию лексикографических сборников предшествующей поры —
глоссариев, ономастиконов, приточников
154
и т.д) описание слезоточивости крокодила в некоторых деталях близко к тексту Фотия:
«Коркодил, зверь водный, хребет его остр, аки гребень или терние,
а хобот змиев, а глава василискова; а егда имет члвека ясти, тогда
плачет и рыдает, а ясти не престанет»; «коркодил животно. имат
главу василискову. а хребет его аки гребен, а хобот змиев, а егда
главу (человека. — К.Б.) от тела оторвав, зря на нее плачет. Хоботом бьет на них же разгневается. А егда зинет, то вси уста бывает»35.
Сведения об индийских и африканских крокодилах, проникающие в Европу в эпоху Средневековья, полнятся баснословными
подробностями 36. Домыслы о диковинном происхождении и повадках крокодила способствуют суеверным представлениям об
особой охранной силе его зубов, жира, а еще более — чучела. Такая роль приписывается, между прочим, знаменитому чучелу крокодила, подаренного, по легенде, в середине XIII века египетским
султаном испанскому королю Альфонсу X. Чучело этого крокодила
(а точнее — деревянная копия давно утраченного оригинала) по
сей день висит под сводом кафедрального собора Бургоса в Севилье
37. Еще одно церковное чучело крокодила украшает средневековую часовню французского замка Ойрон
38. Для авторов средневековых «Физиологов» и «Бестиариев» описание
крокодила служит вместе с тем поводом к нравоучительной дидактике. Образ его призван удивить, устрашить, но также напомнить
о вероучительных истинах. Представление о крокодиле как о чудовище обязывает в этих случаях не к зоологическому правдоподобию
(которое было бы напрасно, к примеру, искать
155
в иллюстрациях средневековых бестиариев)39, а к истолкованию монструозности как
«божественно демонстративного», — того, что, в соответствии с
хрестоматийной интерпретацией блаженного Августина (О граде Божьем, XXI, 8), «показывает» (monstrare) волю Господа. Занятно, что содержательная специфика августиновского истолкования со временем скажется в пересмотре этимологии monstrum —
monstrare в пользу другой, возводящей слово monstrum к не менее
знаменательному monere — «предупреждать, предостерегать»40.
Славянские тексты «Физиологов» далеки от западноевропейского богословия, но текстуально в большей или меньшей степени следуют схожей традиции животных аллегорий.
В грекоязычных и латинских «Физиологах» крокодил аллегорически соотносился с дьяволом и адом, а его противники — с
Христом. В раннесредневековом латинском сборнике таким врагом рисуется зверь под названием niluus, живущий в воде и схожий
видом с собакой: прыгнув в пасть к всепожирающему крокодилу,
он выедает его внутренности, пока чудовище не издохнет. Так и
«спаситель наш в теле тленного сошел во ад дабы вывести из него
уже мертвых»41. В других текстах противником крокодила рисуется «гилос», «гидра», «ихневмон»
42; а сам крокодил иногда заменяется драконом или змеем 43. В опубликованном А. Д. Карнеевым
старейшем славянском тексте «Физиолога» крокодил описывается как противник выдры (возможно, это и есть лат. niluus, или
hydrus) и «оуподобися <...> диаволоу. а енудр (выдра.— К. Б.) спасителя нашего лице есть»44.
156
Спустя два столетия притчу об ихневмоне и крокодиле воспроизведет В. К. Тредиаковский в физико-теологической поэме «Феоптия» (законченной к 1753 году); однако он истолковывает ее не
как аллегорию победы Христа над дьяволом, но как иллюстрацию
разумности животных. Хитрый ихневмон не только губит крокодила, но и уничтожает его яйца, доказывая тем самым, насколько
заблуждался Декарт, отказывавший животным в разуме.
Размыслим хитрость ту, в ихневмоне котора,
Сей вывалявшись весь в грязи тин от задора,
Когда спит крокодил, в его отверсту пасть
Вдруг вскакивает так, что строит там напасть;
Он печень в нем, себе любимую съедает,
А черево проев, вон после выбегает,
И яйца его он смыслен находить,
Не расплодился б тот змий лют, спешит те бить 45.
Тредиаковский намеревался издать свою поэму под одной обложкой со стихотворным переложением Псалтыри. Подготовленные к печати произведения были освидетельствованы Синодом, не
нашедшим в них никакой «святой церкви противности», но встретили непреодолимое сопротивление синодальной типографии. В
предъявленной от типографии Синоду «выписке о сумнительствах
в Феоптии находящихся» критики не обошли вниманием и приведенных выше стихов, напоминая о доктринальном мнении
(вполне совпадавшем в данном случае с постулатом Декарта) о том,
что «скоту разума не дано» и «смыслен за предписанным резоном
должно исключить»46.
157
На фоне нравоучительной дидактики «Физиолога» представление о крокодильих слезах также порождает аллегорическое истолкование, подразумевая лицемерие и вероотступничество, противопоставляемое благочестивым слезам праведного христианина
47. В России о правоверно-аллегорическом истолковании «крокодильих слез» напомнит Симеон Полоцкий в «Вертограде многоцветном» (1680-е годы):
Крокодилу аще труп обрести случится,
по естеству на онем богато слезится,
Не за умиление, но труп обливает,
яко от слез во трупе кость ся сокрушает,
А он мозгом пасетъся, из костей текущим,
Ему во сладчайшыя место пищы сущым.
Сему змию подобии человеци ови,
иже по сродницех си плакати готови,
Не от болезни сердца, но плач притворяют,
а в деле самом смерти скорыя желают,
Да наследие богатств возмогут прияти,
аки мозгом, несытство свое насыщати 48.
158
Во второй половине XVIII века христианская благотворность
слезливого покаяния трансформируется в добродетели литературного сентиментализма. Приверженцы Лоренса Стерна и Жан-Жака Руссо заливаются слезами умиления и поэтических восторгов. Отечественные
образцы литературной слезливости — в произведениях П. И. Шаликова, М. Н. Макарова, А. Е. Измайлова — находят своих читателей и в 1810-е и в 1820-е годы. Но в
эту пору обилие слез, разлитых по страницам (и на страницы) сентиментальных текстов, уже не минует иронических комментариев - например, в предуведомлении неизвестного автора в «Вестнике Европы» за 1803 год о намерении написать историю слез в
десяти томах 49. В 1819 году сентиментальная слезливость соблазняет Александра Карловича Маздорфа на басню «Слезы крокодила», опубликованную в том же «Вестнике Европы»:
С слезами на глазах, в сердечном умиленья,
Животным крокодил
Чувствительность превозносил:
«Друзья мои, не будьте в ослепленья...
Ах, бойтеся того, кто сладких слез не льет;
В нем верно ни души, ни чувствий нежных нет.
Спросите у людей, они вам то же скажут...»
— Я знаю, — Бык в ответ;
Они, как ты, нередкож плачут 50.
Впрочем, к этому времени олитературенный образ плачущего
крокодила уже отрывается от исходного нарративного контекста и
нередко контаминирует «разносюжетные» детали. Неизменной
остается дидактика, а не детали: так, слезы над жертвой превращаются в притворные слезы, приманивающие жертву. В такой несколько необычной версии передает поверие о крокодиле один из
героев романа В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1814): «Сказывают,
что крокодил, заползши в кустарник, представляет плачущего младенца. Неопытный человек приближается, ищет и бывает жалкою
добычею ужасному чудовищу»51.
В современном языке словоупотребление фразеологизма «крокодильи (или крокодиловы) слезы» существует безотносительно к
зоологическому вопросу о том, плачет крокодил или нет. Для современников Симеона Полоцкого и даже В. Т. Нарежного ситуация выглядела иным образом. Моральные характеристики животных не просто дополняют их ученое описание, но составляют его
обязательный атрибут. В XVIII столетии Ж. Бюффон будет поражаться странностям в классификации животных в трудах своего
159
знаменитого предшественника — основателя болонского ботанического сада и автора многочисленных трудов по естественной
истории Улисса Альдрованди (1522—1605)52. Сведения, касающиеся внешнего вида, анатомии, физиологии животных, Альдрованди
дополнял сообщениями о связываемых с ними чудесах, пророчествах, астрологических предсказаниях, эмблематических символах
и т.д. Между тем описания Альдрованди не только не были исключением в истории «добюффоновской» зоологии, но, напротив, воспринимались как нормативные. Для других ученых авторитетов
Европы того времени описать животное означало не только зафиксировать свойственные ему признаки, но также установить «знаково-символическое» соответствие этих признаков божественному
универсуму — системе вещей и событий, призванных продемонстрировать гармоническое созвучие мира явлений и прозреваемого
за ними божественного Промысла. В ретроспективе европейской
культуры «зоологическая» герменевтика, обнаруживающая за животными сокрытые смыслы и предобразующие их идеи, восходит, по-видимому, к эпохе эллинизма с характерным для нее интересом к смешению научных, философских и религиозных
представлений. К этому периоду относится и создание текста
«Физиолога», положившего начало обширной традиции анималистических трактатов Средневековья
53.
31 Photius. Bibliotheque. Tome VIII... / Texte etabli et traduit par R. Henry.
Paris
(Collection Byzantine /.. / de 1'association Guillaume Bude), 1977. P. 93 (271.
503.а. 35). Ссылка на сообщение Фотия о крокодильих слезах приводится в
«Эмблематике» Иоахима Камерария (1604) к изображению крокодила над распростертым человеком: Camerarius Joachim. Symbola et Emblemata. Teil. 2. Graz:
Akademische Druck u. Verlagsanstalt (Naturalis Historia Bibliae. Schriften zur
biblischen Naturkunde des 16.-18.Jahrhunderts. Bd.2/2), 1988. P. LXVII.
32 Hugo de Sancto Victore. Opera omnia. Bd. 3. (PL. Vol. 178). 1879. 2,8 /4.60/.
33 В приписываемой Бартоломею «Энциклопедии естественных наук»: «If
the crocodile findeth a man by the brim of the water, or by cliff, he slayeth
him if he may, and then he weepeth upon him and swallowed him at last» («Если крокодилу
случится обнаружить человека у края воды, или у скалы, он убивает его, если
может, а затем плачет над ним и наконец проглатывает»). Почти такая же, но
латиноязычная характеристика включена в «Бестиарий» кодекса Гамильтона:
«Hic dum invenit hominem si poterit eum vincere, comedit. Post et semper plorat»
(Lauchert F. Geschichte der Physiologus. Strassburg, 1889. S. 146, 303ff;
Handworterbuch des deutschen Aberglaubens / Hrsg. von E.Hoffmann-Krayer und H.Bachtold-Staubli.
Bd. V Berlin; Leipzig: Wilterde Gruyter, 1932/1933. Sp. 598).
34 Guggisberg C.A. W. Crocodiles. Their natural History, Folklore and
Conservation. Trowbridge; London: David & Charles, 1972. P. 164—165 (автор ошибается, считая тексты Бартоломея и «Путешествия Мандевилля» наиболее ранними сообщениями о «крокодильих слезах»).
35 Ковтун Л. С. Азбуковники XVI—XVII вв. (старшая разновидность). Л.,
1989. С. 213, 287-288; Сахаров И. П. Сказания русского народа. СПб., 1849.
Т. II. Кн. V С. 166 (курсив мой. - К. Б.).
36 См. описания крокодилов в записках европеяцев XIV—XVI вв., побывавших в Египте: Mese J. G. D. Egypte. La memoire et Ie reve itiniraires d'un
vojage 1320-1620. Firenze: Leo S. Olschki, 1991. P. 355-366.
37 Seligman S. Der bose Blick und Vferwandtes. Ein Beitrag zur Geschichte des
Aberglaubens aller Zeiten und Volker. Berlin, 1910. Bd. II. S. 124
38 Daston L., Park K. Wmders and the Order of Nature 1150—1750. N.Y: Zone
Books, 2001. P. 84—85.
39 White T. H. The Book of Beasts, being a translation from the Latin
Bestiary /Cambridge Univ. library MS. li. 4.26 / of the Twelfth Century London,
1954.
P. 273—274; ListC. Tiere. Gestalt und Bedeutung in der Kunst. Stuttgart, Zurich:
Belser,
1993. S. 74. Богатый иллюстративный материал по средневековым «Бестиариям»
и, в частности, изображения крокодила:
http://emblems.let.uu.nl/emblems/html/index.html
(Emblem Project Utrecht).
299
40 Huet M-H. Monstrous Imagination. Cambridge: Harvard University Press,
1993. P. 6.
41 «Est animal quod dicitur niluus; hoc est in flumine, figuram habens canis
<...> unguit se totum luto; et cum persicauerit lutum, insilit in ore corcodrilli, et
omnia intestina eius et uiscera eicit. Sic est inintelligibilis infemus, rapiens omnen
animam <...> noster saluator, accipiens terrenum corpus, descendit in infemum, donee
raperet educens eos qui antea mortui erant» Physiologus Latinus versio Y. (XXXVIII. De
niluo) / Ed. F. J. Carnody. Berkeley (University of California Publications in
Classical Philology), 1941. S. 129.
42 «De Ydro... cum uiderit corcodrillum in litore fluminis dormientem ore aperto.
uadit et uolutat se in lutro quo possit facilius inlabi in fauces, ueniensque
insiliet in os corcodrilli. qui subito uiuum transgluciet... Et significat mortem et infernum
uel unumquemque inimicum saluatoris. qui tamen assumpta nostra mortali carne
descendit in infernum» (Wilhelm F. Denkmaler deutscher Prosa des 11 und 12.
Jahrhunderts. Miinchen, 1960. Bd. 2. S. 23).
43 Карнеев А. Д. Материалы и заметки по литературной истории «Физиолога» // Изд. ОЛДП. СПб., 1890. Т. 92. С. 313; Physiologus Latinus versio Y.
(XXXIX. De echinemon); Seel 0. Lebendige Antike. Zurich; Stuttgart, 1960. Anm.
Ill, 114; Physiologus Theobaldi. / Ed. P. T. Eden. Leiden; Koln (Mittellateinische
Studien und Texte. Bd. 6), 1972. Противником крокодила-дракона-змея мог выступать и пеликан: Gerhardt C. Die Kriegslist des Pelikans // Zeitschrift fiir
deutsches Altertum und deutsche Literatur.
1974. Bd. 103. S. 115—118.
44 Карнеев А. Д. Материалы и заметки по литературной истории «Физиолога» // Изд. ОЛДП. СПб., 1890. Т. 92. С. 311. См. также: Белова О. В. Славянский бестиарий. М., 2000. С. 148.
45 Цит. по: Breitschuh W. Die Feoptija V. K. Trediakovsijs ein
physikotheologisches Lehrgedicht im Russland des 18. Jahrhunderts. Munchen: Otto Sagner, 1978. S.
217.
46 Документы Архива Синода в: Vasilij Kirillovin Trediakovskij. Psalter 1753.
Erstausgabe. Besorgt und komment. A.Levitsky, hrsg. von R. Olesch und H. Rothe.
Padebom et al.: Schoning (Biblia Slavica. Seria III. Bd.4.), 1989. S. 490, 491.
47 Так, напр., в названии трактата Иоганна Гольдшмита (1615): «Vindicae
numismatis Romani datae pro iubilo iubilorum et pro Romano-catholicorum, non
crocodilinis in evagelicorum capita, sed piis lacrimis» (Contwn A. De Unione et
synodo generali evangelicorum theologis et politicis necessaria consultatio.
1615)
48 Полоцкий С. Вертоград многоцветный. / Подгот. текста и коммент.
А. Хипписли и Л. И. Сазоновой. Koln; Wsimar; Wien: Buhlau, 1999. T. 2. C. 229.
А. Хипписли указывается возможный источник Полоцкого — сборник пропо-
ведей иезуита XVII века Матфея Фабера с текстом близкого содержания: «An et qua ratione mortui lugendi sint», sect.3:
«Lugendi sunt moderate et christiane seu discrete:... 3 non more crocodili»: «Tertio,
non more crocodili, qui cadaveribus insidiatur et si quod deprehendat, lachrymis
perfundit, non sane ex commiseratione, sed quia novit lachrymas suas valere ad
discindenda ossa, quo medulam hauriat. Vincent. Hist. Nat. 1. 17. C. 606. Tales
sunt, qui ficte lugent, vel ut haeriditate potiantur defuncti: vel ut alios decipiant,
quasi serie amarint defunctos».
49 Вестник Европы. 1803. № 9. С. 18.
50 Вестник Европы. 1819. № 22. С. 99.
51 Нарежный В. Т. Избранные сочинения: В 2 т. М., 1956 Т. 1. С. 320.
52 Фуко М. Слова и вещи. М., 1977. С. 87.
53 Druce G. C. The Medieval Bestiaries; their Influence on Ecclesiastical Art //Journal of British Archeological Association. 1919. Vol. XXV. P. 41-82; 1920. \fol.
XXVI. P. 35—72; James M. R. The Bestiary : being a Reproduction of MS. li.4.26.
in the University Library. Cambridge: Roxburghe Club, 1928. P. 5—26.
|
|
