На следующих страницах:

Д. Хапаева. Время собственное (Время в XX-XXI вв.)

И. Смирнов. Как рождается история?

 


З. А. Чеканцева


Время историка


Образы времени и исторические представления. Россия–Восток–Запад.

Кругъ. М., 2010, с. 66–78

 

 
 

«Прошлое содержится в нашей памяти лишь отрывками, будущее темно. Лишь настоящее могло бы быть озарено светом. Ведь мы полностью в нем. Однако, именно оно оказывается непроницаемым, ибо ясным оно было бы лишь при полном знании прошлого, которое служит ему основой, и будущего, которое таит его в себе»
                                                                                       Карл Ясперс


 
Словосочетание «время историка» можно воспринимать двояким образом. Во-первых, как воплощение «субъективного» родительного падежа или время с точки зрения историка 1. Во-вторых, как «объективный» родительный падеж – время, к которому принадлежит историк. При этом актуальным становится концепт «время истории» или «историческое время», схваченное в проявлениях конкретной человеческой жизни. Чаще это выражение воспринимается во втором смысле, когда историки выступают в роли объекта дискурса. В этом случае речь идет о становлении историка и результатах его труда: изучаются различные контексты, от которых зависит габитус ученого (среда социализации и профессиональной деятельности, идеология, политика, институты, повседневность и проч). Это один из важнейших аспектов современной «истории историков», понимаемой как новая интеллектуальная история.

Действительно, время – важнейший «материал», с которым работает историк. Однако изучение темпоральности – не прерогатива нашей дисциплины. Хотя бы потому, что историк не может брать на себя ответственность за явление, которое многие сотни лет
----------------------------
1 М.А. Барг писал в этой связи о « методологической функции» категории «время» в ремесле историка. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М. 1984, с. 66.

 


пытаются понять в русле всех возможных форм освоения мира, начиная с религии, мифа, философии, искусства и заканчивая научными дисциплинами 2. Привязка «территории» историка к «прошлому», то есть к одному из темпоральных модусов в западной традиции восприятия времени, тоже порождает вопросы 3. Осмысливая темпоральный опыт XVII в., Кристиан Жуо пишет: «Историки должны признать, что у них нет собственной «территории». Среди источников, за пределами вопросов, которые они пытаются задать прошлому, к ним нередко приходят тексты практически из ничего. А проявляющие возможности этих текстов, производимые ими эффекты присутствия, тем сильнее, чем очевиднее, что они появились почти из ничего»4. Тем не менее, трудно не согласиться с Броделем в том, что время - постоянный спутник историка 5. Однако его присутствие в работе историка как привило имплицитно: для практикующего большинства это «немыслимое» истории.

В европейском гуманитарном дискурсе тема времени была актуализирована уже в 1920-30 годы прошлого века. Но только во второй половине 1980-х годов ее как бы заново открыли в сообществе историков. Это переоткрытие времени совпало с аналогичным процессом в физике 6. Не случайно один из отцов основателей синергетики Илья Пригожин, рассказывая об этом в своей лекции в Высшей школе социальных исследований постоянно обращается к истории 7.
----------------------------
2 «Вопреки распространенному мнению, - пишет А. Бюргьер, - история не является наукой о времени. Может ли историк претендовать на особую компетентность по отношению к категории реальности, с которой все дисциплины как социальные, так и естественные имеют дело? Я полагаю вместе с Марком Блоком, что история «это наука об изменении, и во многих отношениях наука о различиях». Burguiere A. Le changement social: breve histoire d’un concept//Les formes de l’experience. Une autre histoire sociale. Albin Michel. Paris. 1995, p.253.
3 Во Франции успешно развивается так называемая «история настоящего времени». (См. Institut d'Histoire du Temps Présent, Ecrire l'histoire du temps présent, CNRS Editions, 1993). Кроме того, на Востоке, например, в Китае традиция восприятия времени значительно отличается от европейской традиции. В частности, там нет спряжения глаголов и соответствующих темпоральных модусов. Но это не значит, что у этих народов нет истории и историографии. См. подробнее Жюльен Ф. О «времени». Элементы философии «жить». Перевод с франц. В.Г.Лысенко.-М.: Прогресс-Традиция. 2005.
4 Jouhaud C. Vivre le temps // Les dossiers du Grihl, Textes divers, mis en ligne le 24 mai 2007. URL : http://dossiersgrihl.revues.org/document332.html. (декабрь 2009). Эту мысль подтверждает объемная новаторская монография Алена Корбена о человеке, который не оставил о себе никаких следов, кроме сохранившейся в архиве коротенькой метрической записи, где зафиксированы имя, даты рождения/смерти и род занятий (он был башмачником, саботье) Corbin A.. Le Monde retrouvé de Louis-François Pinagot. Sur les traces d’un inconnu (1798-1876). Flammarion. Paris. 2002. (1-er éd. 1998).
5 «Историк ни на минуту не может выйти за пределы исторического времени. Время липнет к его мысли, как земля к лопате садовника», - писал Ф. Бродель в известной статье 1958 года. Ф. Бродель История и общественные науки. Историческая длительность//Философия и методология истории/ Сост. И.С. Кон.М.,1977. Braudel F. Ecrits sur l'histoire, Paris, Flammarion, 1985.
6 См. подробнее Валлерстайн И. Время и длительность: в поисках неисключённого среднего//Философские перипетии. Вестник Харьковского государственного университета. Серия: Философия. ХГУ, 1998, №409.С. 186-197.
7 Prigogine I. La redécouverte du temps, Conférences Marc Bloch, 1987, mis en ligne le 28 juin 2006. URL : http://cmb.ehess.fr/document74.html (декабрь 2009).



Историки также как антропологи, социологи, психологи, филологи отдают себе отчет о философских апориях времени. Однако удивление великих умов перед этим феноменом не останавливает ученых. Тем более, что тема времени плотно связана с важнейшими проблемами исторического познания. Очень точно об этом написал Ролан Барт в середине 1960-х годов: «принижение (если не полное исчезновение) повествования в нынешней исторической науке, стремящейся вести речь не столько о хронологиях, сколько о структурах, означает нечто большее, чем просто смену школы: это полная перемена идеологии; историческое повествование умирает, потому что знаком Истории отныне служит не столько реальность, сколько интеллигибельность» 8.

Сегодня в контексте темы «время историков» широко применяются не только во многом переосмысленные старые понятия, такие как время истории, время историка, хронология, хронотоп, анахронизм, диахрония, синхрония, но и новые: полихрония, монохрония, гетерохрония, будущее прошлого, режим историчности и проч. Изменение словаря – точный индикатор того, что в понимании темы произошли изменения. В чем они заключается? Каким образом историки участвуют в проблематизации старой ньютоновской концепции времени, которая в течение века происходит во всех сферах познания: философии, логике, эпистемологии, физике, психологии, биологии, социологии, лингвистике, литературоведении, антропологии? Попытаемся поискать ответ на эти вопросы, опираясь преимущественно на опыт осмысления проблематики времени во французской профессиональной историографии последнего века.

В известной французской энциклопедии «La nouvelle histoire» (1978 г.) об исторической темпоральности написано лишь несколько страниц 9. В наши дни размышления о темпоральных аспектах изучаемых процессов являются важной составляющей исторической эпистемологии и историографии. Специальная библиография темы исторического времени (только во Франции) насчитывает несколько десятков книг и большое количество статей. Причем написаны они историками, среди которых Ф. Бродель, М. Де Серто, Ф. Ариес, К. Помьян, П. Нора, Ж. Ле Гофф, Ж. де Люк, Ф. Артог, Ж.- К. Карон, А. Корбен, Д. Мило и другие. Этой теме посвящено множество научных мероприятий – конференций, коллоквиумов, круглых столов, она занимает значительное место в работах историков, которые считаются новаторскими. Наконец, опубликовано немало текстов, где время является специальным объектом конкретно-исторического исследования 10.
----------------------------
8 Барт Р. Дискурс истории // Система моды. Статьи по семиотике культуры. М. 2003. С.441.
9 La nouvelle histoire / Sous la direction de J.Le Goff et R. Chartier, J. Revel.C.T.P.L. Paris. 1978, p. 558-560.
10 См., например, Le temps et les historiens. Actes de la journée d'étude du 23 septembre 2000, Archives nationales // Revue d'histoire du XIXe siècle. 2002, N 25.



При этом в интеллектуальной культуре французских историков последнего столетия ясно ощущается присутствие феноменологии, герменевтики, философия языка, а также «перекрестное опыление» историографии и других наук о человеке. В историческом познании разрабатывается предложенная антропологами и социологами идея о том, что «живое» человеческое время (le temps vecu) - вовсе не причина или условие какого-либо действия, оно формируется в процессе коммуникации, являясь важнейшим эффектом практик. Местом производства исторического все чаще признается опыт, а «историчность» понимается как нечто, объединяющее в одно время обстоятельства и способность актора трансформировать условия, в которых можно видеть, чувствовать, понимать, читать, писать, общаться с другими 11. В истории и антропологии бесчисленные описания «репрезентаций времени» уступили место изучению условий производства и опыта темпоральности в конкретных обстоятельствах (intelligence circonstancielle) 12. Историки исследуют время событий (революции, праздника, бунта, сражения), изучают темпоральности города, музея, коллекции, тюрьмы, нарратива, мифа, славы, образа. В центре междисциплинарных исследований не столько представления о времени в «холодных» или «горячих» обществах, в отдельных странах/цивилизациях, сколько «живое» время конкретных людей в определенных ситуациях. Изучается темпоральный опыт ссыльного, эмигранта, мемуариста, социолога, математика, историка.13 Все это позволяет говорить о формировании новой трансдисциплинарной области исследований, которую можно назвать антропологической историей времени или Исторической антропологией времени 14. Очевиден и социальный эффект активного обсуждения этой темы в гуманитарном дискурсе: тема темпоральностей занимает центральное место в общественных дебатах современной Франции 15. Для того, чтобы лучше понять эти перемены, обратимся к истории осмысления времени в последние полтора столетия.

В XIX в. категория «время» была неразрывно связана с ценностями. В качестве примера можно назвать идею прогресса, в соответствии в которой будущее лучше прошлого, или европоцентризм/модерноценризм социальных наук Европы. Поставив под сомнение идею объективности времени как среды, в которой происходят события, XX век изменил ситуацию. Идея прогресса и метанарратив как таковой были проблематизированы. Время истории постепенно освобождается от багажа ценностей, оставаясь линейным, однородным, обратимым и кумулятивным.
----------------------------
11 Riot-Sarcey M. Temps et histoire en débat// Revue d'histoire du XIXe siècle, 25 | 2002. http://rh19.revues.org/index414.html (декабрь 2009).
12 Bensa A. Images et usages du temps //Terrain, numero-29 - Vivre le temps (sept. 1997). http://terrain.revues.org/index3190.html (декабрь 2009).
13 Le temps et les historiens...
14 Об Исторической антропологии см. Вульф К. Антропология. История, культура, философия. СПб. 2007.
15 См., например, Sgard A. Entre rétrospective et prospective.// EspacesTemps.net, Textuel, 26.09.2008
http://espacestemps.net/document6123.html (декабрь 2009).



Такому характеру исторического времени соответствовала и научная продукция, в которой время истории воспринималось как нечто объективное, внешнее по отношению к историческим событиям и явлениям. История ассоциировалась исключительно с хронологическим временем. Повествовательная историография раскладывала его на бесконечной прямой, устремленной в прошлое и будущее. По сути время истории редуцировалось к хронологии. Что не мешало философам строить модели исторического процесса и размышлять о метапаттернах истории (циклический, линеарный, стационарный, ризомный и проч). Собственно тема времена была вынесена за скобки даже в теории познания и логике 16, а историческое время, особенно «время историков», практически выпало из сферы осмысления. «Время стало настолько обыденным, что историография натурализовала и инструментализировала его, - пишет Франсуа Артог. - Оно не было осмыслено, не потому, что осмыслено быть не может, но потому, что этим не занимаются или, проще говоря, о нем и не думают» 17.

В межвоенный период в условиях глубокого мировоззренческого и познавательного кризиса, связанного с открытием тотальной неопределенности, во всех сферах познания были предприняты попытки порвать с традицией мышления, которая не состыковывала время с ритмами жизни, превращая его тем самым в громадную машинерию 18. Во французской историографии такая попытка нашла самое продуктивное воплощение в «духе Анналов». Работа с введенным в научный оборот основателями «Анналов» трудноуловимым, не поддающимся определению понятием «ментальная атмосфера» позволила французским историкам-новаторам наполнить историю другим воздухом, выявляя пределы возможного и невозможного как в тех конкретных предметных областях, которые они изучали, так и в ремесле историка. Именно история ментальностей во французской историографии XX века была тем «мотором», который во многом определял стратегические векторы инновационных процессов, связанные с такими проблемами ремесла историка как истина, соотношение индивидуального и коллективного, человека и среды, понимание мира идей, идеологий, воображаемого, роли историка и источника в историческом исследовании.

Проблематика исторического времени занимала заметное место уже в трудах М. Блока и Л. Февра. В частности, основатели «Анналов» обратили внимание историков на
----------------------------
16 Микешина Л.А. Опыт постижения времени в логике и гуманитарном знании// Философия науки. Вып. 4. – М., 1998. C. 143-153.
17 Франсуа А. Порядок времени, режимы историчности//Неприкосновенный запас. 2008. № 3 (59).
18 Gattinara E. C. Les inquiétudes de la raison. Epistémologie et histoire en France dans l’entre-deux-guerres. J. VRIN. 1998.



необходимость переосмыслить проблему соотношения прошлого и настоящего19. Это позволило лучше понять роль историка как познающего субъекта и задавать источникам такие вопросы, которые современники просто не могли задать. Такой подход получил широкое распространение, и лишь совсем недавно историки его проблематизировали, осознав, что необходимо более основательно изучить напряжения между основными модусами времени. В частности, Б. Лепти, полагал, что «историческое время всегда реализуется в настоящем»: «Можно было бы сказать, что в настоящем находится центр гравитации времени, если бы метафора не предполагала, что время обладает пространственной протяженностью». Иллюстрируя эту мысль, Лепти цитирует одного инженера середины XIX века, который писал: «современное состояние города репрезентирует все остальные его состояния и виртуально выражает совершенным способом все его прошлое» 20. Это означает, что заряд темпоральности находится в настоящем. Нетрудно уловить в этом размышлении историка влияние феноменологии Э.Гуссерля, который полагал, что именно в «Теперь» (настоящее в его теории времени), соединяется ретенция (прошлое) и протенция (будущее). В своих работах по семантике исторического времени Р. Коззелек,21 идеи которого развил во Франции П. Рикер, ввел в науку антропологические категории «пространство опыта» и «горизонт ожидания», которые открыли перед историками новые возможности в выявлении человеческого содержания истории. В последние десятилетия историческое настоящее индивида или группы определяется как особая форма сопряжения «пространства опыта» и «горизонта ожидания» между прошлым и будущим, которые актуализируются в форме рефигурации прошлого или проекта 22. Представленное таким образом прошлое – это настоящее в состоянии исчезновения.

Длительное время одной из главных опасностей подстерегающих историка считался анахронизм. Сегодня эта опасность представляется относительной 23: поскольку прошлое осмысливается в настоящем, эти модусы времени неизбежно смешиваются, а не стоят рядом в определенной последовательности.
-----------------------------
19 См. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. Пер. с фр. 2-е изд. М.: Наука, 1986.
Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1990.
20 Lepetit B. Le present de l’histoire//Les formes de l’expérience. Une autre histoire sociale.Paris. Albin Michel. 1995, p. 296.
21 Koselleck R. Futures Past. On the Semantics of Historical Time. Cambridge (MA); L: The MIT Press, 1985 [Germ. ed. 1979]. P. 92-104.
22 См., например, Кондратьева Т.С. Кормить и править. О власти в России XVI-XX вв. М. РОССПЭН. 2009.
23 См., например,. Didi-Huberman G. Devant le temps: histoire de l'art et anachronisme des images. Paris, Editions de Minuit. 2000.



Более того, в работах историков можно встретить вполне осознанный «методологический анахронизм» 24. Преувеличение этой опасности было связано с устойчивой дисциплинарной верой в то, что историк может объективно осмыслить разрыв между настоящим и прошлым и даже преодолеть его (например, не используя концептов настоящего). Кроме того, считалось, что он способен реконструировать реальности прошлого (в его материальном или идеальном воплощении), получить «правильное», «истинное» прошлое, которое преодоление разрыва между прошлым и настоящим, делает доступным и представимым в единственно верной интерпретации. Однако, постепенно стало ясно, что подлинная встреча “я” и “другого”, осуществляется не через мир объектов, а в «живом» опыте восприятия, в практике, в слове.

Историки науки показали, что время как объект изучения неизбежно дисциплинарно. Каждая дисциплина выстраивает свои отношения со временем и одновременно конституируется этими отношениями. Однако даже внутри одной дисциплины специалисты по-разному воспринимают время. Постижение времени – индивидуальный акт, в котором дают о себе знать не только общие дисциплинарные конвенции, но и уникальный опыт. Историописание это помимо прочего еще и воплощение темпоральный индивидуальности исследователя, хотя, конечно, она неизбежно вписывается в коллективную темпоральность конкретной группы, а в пределе – всего социума. Любопытно, что понятие габитуса у Пьера Бурдье тоже имеет временное измерение: «габитус это присутствие прошлого в настоящем, которое делает возможным присутствие настоящего в будущем» 25. Настоящее, таким образом, предстает как поле возможностей. В историческом исследовании эта нераздельная связь настоящего с прошлым позволяет соединить события и «структуру», описывая специфические условия, которые это соединение обеспечивают.

Историки- новаторы межвоенного периода различали календарное и историческое время. Например, во всех конкретно-исторических работах Броделя, начиная с диссертации о Средиземноморье, структура которой была ясна уже к 1939 году, хронология мало занимает автора, приглашающего читателя к осмыслению конкретных тематических блоков. Мысль ученого свободно передвигается из настоящего в прошлое/будущее и обратно. Это челночное движение, безусловно, было новаторством. Интересно, что при этом Бродель не отказывается от повествования, нарратива: дискурс историка не лишает читателя возможности просто следить за рассказом о том или ином явлении, процессе, событии.
-------------------------
24 См. Савельева И. М., Полетаев А. В.. О пользе и вреде презентизма в историографии//"Цепь времен". Проблемы исторического сознания. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 83-84.
25 Bourdieu P. Méditations pascaliennes, Paris, Ed. du Seuil. 1997. P. 251



Календарное время - это время астрономическое, однородное, формальное, непрерывное, количественное, время календарей и часов. Историческое время - это темпоральное воплощение социального. Время, конституирующее опыт (содержательное, качественное, прерывное, относительное). Оно неоднородно, гетерогенно, многомерно. Каждая историческая реальность (процесс, отношение, связь, явление) функционирует в русле только ей присущего исторического времени. У каждого из исторических феноменов свой ритм, свой тип частоты, своя периодичность. Иными словами, за представлением об одной интегральной линейной хронологии скрывается полихрония - множество содержательно различных исторических времен. Во второй половине века не только в работах историков-новаторов, но и в практике многих историков 60-70-х годов время больше не воспринимается как однородная плазма, в которой плавают феномены, подобно телам в реке, течение которой несет их дальше. Историки осознали, что единообразное хронологическое время, представленное в виде абсцисс и графиков, или в составленных ими таблицах дат это лишь инструмент, позволяющий наблюдать/фиксировать/упорядочивать различные изменения и сравнивать их26. Но это не время истории. Это хронологическое время. И там где оно есть, совсем не обязательно есть время истории.

История имеет собственное время, точнее времена, внутренне присущие изучаемым процессам, им свойственны особые ритмы, связанные не с астрономическими или физическими явлениями, но порожденные специфической природой самих этих процессов. Такое понимание времени истории было введено в науку Ф. Броделем. Множество различных ритмов и разнородных временных «длительностей» исторической реальности имплицитно присутствует во всех конкретно-исторических исследованиях Броделя. Но его концепция времени далеко не сразу была понята 27. Например, эту концепцию нередко связывают с докторской диссертацией, посвященной Средиземноморью 28. Однако, как показал Ж. Нуарьель 29, в этом труде концепция времени – не главное. Диссертация Броделя стала событием в истории дисциплины, поскольку в ней «впервые в историческом исследовании была сформулирована проблематика идентичности, связанная с герменевтикой, но при самом строгом соблюдении норм ремесла историка, установленных в конце XIX века». Преодолевая напряжение между архивом (огромный конкретный материал, собранный за 20 лет) и проблемой идентичности,
-----------------------------
26 La nouvelle histoire . Sous la direction de J.Le Goff et R. Chartier, J. Revel.C.T.P.L. Paris. 1978, p. 560.
27 В нашей традиции Бродель до сих пор плохо прочитан, а эпистемологические основания его творчества, включая понимание времени, нуждаются в основательном переосмыслении.
28 Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Ч. 1-3. М., 2002-2004.
29 Noiriel G. Comment on récrit l’histoire. Les usages du temps dans les Écrits sur l’histoire de Fernand Braudel // Revue d'histoire du XIXe siècle, 25 | 2002. http://rh19.revues.org/index419.html (декабрь 2009).



Бродель использовал известные в 20-30 годы представления о времени, адаптировав их к потребностям эмпирического исследования. Разнородные «длительности», понимаемые в духе Бергсона, позволяют Броделю показать, не прибегая к фигуре картезианского субъекта, в котором разделение на внешнее и внутренне нормативно, каким образом его особый персонаж - Средиземноморье конституируется подобно живому организму во взаимодействии людей и окружающей среды в границах возможного и невозможного.

Понятие longue durée впервые появилось только в статье 1958 года. И здесь Бродель размышляет о «длительности» в духе Бергсона, но она касается множества людей, массы. Ему была явно близка концепция времени Э. Дюркгейма, который не признавал хамелеоновского времени психологов, полагая, что оно неизбежно подчинено времени социальному. Не случайно, привилегированными обитателями жизненного мира «большой длительности» были «ментальности», тот неуловимый, но неизменно присутствующий «эфир», который формируется в жизненной практике людей и одновременно трансформирует эту практику 30. Другие конкретно-исторические исследования Броделя 31 убеждают в том, что историк искал некое «третье время», способное соединить внутреннее и внешнее, субъективное и объективное. Надо сказать, что в этих поисках Бродель не был одинок. В том же направлении развивалась социологическая мысль, языкознание, литературоведение и антропология. В этом же духе написаны лучшие тексты по истории «ментальностей».

Броделевкая концепция исторического времени несколько десятилетий вдохновляла историков, но одновременно подвергалась критике. Историки марксистской ориентации видели в longue durée опасность недооценки событий, в том числе разрывов в истории. Философы упрекали Броделя в том, что он остановился на полдороге в своих размышлениях о времени истории и не сумел связать новое понимание исторического времени с репрезентаций времени космического 32. На самом деле, Бродель, используя понятие «длительности» (durée), размышляет скорее о способах эволюции, а не о промежутках времени. В его исследованиях качественная неоднородность, многомерность социального времени и длительность хронологических единиц – это разные вещи.
--------------------
30 В конце 50-х годов, в поисках общей основы для сотрудничества наук о человеке, во главе с историей, Бродель наряду с longue durée уделял внимание и «объективному» времени, присущему истории всего человечества. В таком качестве время можно было измерить и иерархизировать так же как науки о человеке. См. Braudel F. Histoire et sciences sociales. La longue durée // Annales ESC. 1958. № 4. Р. 725--753.
31 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв. Пер. с фр. В 3-х т. М.: Прогресс, 1986-1992 [1979]. Бродель Ф. Что такое Франция? Т. 1-3. М., 1994.
32 См. подробнее. Leduc J.. Les historiens et le temps. Paris. Éditions du Seuil. 1999



Поэтому переводить понятие longe durée как аналог линейной протяженности хронологического периода нельзя 33. Другие броделевские категории времени (время события, время конъюнктуры) также чаще всего интерпретируются как более короткий или менее протяженный «период».

Между тем в концепции времени, предложенной Броделем, пространственное его восприятие явно нивелируется, хотя именно Бродель, как известно, сделал необычайно много для того, чтобы категория пространства заняла свое место в историческом познании. В его концепции времени «длительность» определенно заимствована у Бергсона, который, вводя это понятие, пытался найти связующее звено между философией, теоретической мыслью науки и «жизнью». Durée и была таким «мостом», воплощением «живого» человеческого времени. Однако вопрос о том, каким образом это время связано с временем социальным до сих пор остается открытым. Вот почему историк предупреждал: «…в сопоставлении с другими формами исторического времени та форма, которую мы называем «longue durée», оказывается чем-то довольно сложным. Ввести ее в нашу науку очень непросто. Здесь меньше всего речь идет о простом расширении предмета исследования или области наших интересов. Да и само введение новых временных параметров отнюдь не сулит одни лишь блага. Оно влечет за собой готовность историка изменить весь стиль и установки, направленность мышления, готовность принять новую концепцию социального. Это значило бы привыкнуть ко времени, текущему медленно, настолько медленно, что оно показалось бы почти неподвижным» 34.

Идея неподвижной, застывшей истории, которую Ле Руа Ладюри на французском материале развил в своей знаменитой лекции в Коллеж де Франс35, также была плохо понята 36. Но историки постепенно начинают осознавать, что время конструируется также как все остальные объекты исторического исследования. Кроме того, новое понимание исторического времени во многом обесценило традиционный философский вопрос – является ли время истории циклическим, линеарным или стационарным, поскольку различные топологии времени в реальностях истории перемешаны, включены одно в другое. Их обсуждение оправдано лишь с логической точки зрения, а историку мало что дает. Заменив традиционное время истории, сводимое к времени хронологическому,
-------------------------
33 В англоязычных текстах понятие longue durée обычно не переводится.
34 Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. Сост. И.С. Кон. М.: Прогресс, 1977.
35 Le Roy Ladurie E. L'histoire immobile // Annales: Economies, Societes, Civilisations, mai–juin 1974, v.29, no.3, p.673–692. Э. Ле Руа Ладюри. Застывшая история. Вступительная лекция, прочитанная в Коллеж де Франс 30 ноября 1973 г. //THESIS, 1993, вып. 2. Перевод к.ф.н. Н.В.Ефремовой
36 См. подробнее Burguiere A. Op. cit.//Les formes de l’experience. Une autre histoire sociale. Albin Michel. Paris. 1995, p.260-261.



множеством разнородных процессов, обладающих собственной темпоральностью историки тем самым проблематизировали идею всемирной истории, которая начала утверждаться в эпоху Просвещения. В то же время, стало ясно, что нет просто истории. Она невозможна без прилагательного, ибо всегда речь идет об истории чего-нибудь: какого-то явления, события, всего, что изменяется. Возможно, это новое понимание и стало глубинной основой эффекта «раскрошившейся, раздробленной истории», о которой столько написано в историографии 37. А проблема интеграции этих разных историй в единую всемирную историю даже в условиях глобализации остается открытой до сих пор.

После известных эпистемологических поворотов и нового понимания субъектности в истории французские историки отдают себе отчет в том, что особое внимание к феномену longue durée (также как метафора этажности исторических планов) мешает осмыслению процессов, посредством которых случается новое. Но это не означает, что идея longue durée уже исчерпала себе. Напротив, в наши дни ее эвристическая сила вновь оказывается востребованной, в том числе применительно к темпоральным сюжетам 38.

Различение времени календарного и исторического привело к своеобразной дехронологизации, которая была связана также с увлечением синхронией, с принижением события, с исследованием преимущественно коллективных проявлений социального в истории, понимаемого в духе Э.Дюргейма и его теории времени. Но эта дехронологизация оказалась недолговечной. Что не удивительно. Хронология выполняет очень важные для любого познания функции. В ней утверждается, в частности, представление об эволюции человечества (или каких-то ее фрагментов), предполагающее необходимость систематического исследования прошлого. А также идея об объективном характере развертывания исторического процесса, не зависящего от его осмысления. Согласно Б. Лепти эти установки делают «незаинтересованное и констатирующее изложение, целиком занятое выявлением темпоральной координации и описанием подлинных фактов убедительным» 39. Естественно, что многие историки продолжают считать, что выявление периодов - одна из важнейших процедур исторического исследования, что именно периодизация составляет стержень дисциплинарной идентичности. «Историческое исследование без периодизации было бы просто кашей», - считает Ален Корбен40.
--------------------------
37 Dosse F. L'Histoire en miettes. Des « Annales » à la « nouvelle histoire », Paris, La Découverte, 1987, (rééd. Presses-Pocket, 1997).
38 Schmitt J-C. L’invention de l’anniversaire // Annales. Histoire, Sciences Sociales. 2007. N 4, pp. 793-835
39 Lepetit B. Op. cit.//Les formes de l’expérience. Une autre histoire sociale. Paris. Albin Michel. 1995. P. 296.
40 В последние годы проблемы периодизации являются объектом активного обсуждения в сообществе французских историков и в прессе, в котором принимают участие мэтры исторической науки См., например Faut-il réhabiliter la chronologie pour retrouver le sens de la profondeur historique ? //Télérama n° 2880 - 23 mars 2005. http://www.sauv.net/telerama20050323.php (декабрь 2009)



Исторический поворот, произошедший в период «кризиса парадигм» во всех науках о человеке, отчасти объясняется той уверенностью, которую дает познанию референция в объективному времени. Диахроническое измерение стало присутствовать в работах социологов, антропологов, филологов и даже философов. Однако, этот поворот связан все-таки не столько с хронологией, т.е. редуцированным и конвенциональным восприятием времени истории, сколько с новым пониманием историчности, которая представляет собой до сих пор плохо осмысленное явление. Скорее всего, его ошибочно связывают исключительно с темпоральностью. Ф. Артог первым во Франции использовал этот термин весьма специфическим образом, введя в науку синтагму «режим историчности» 41. «Под этим я понимаю, - пишет Артог, - ученое обозначение опыта времени, который определяет наши способы проговаривать и проживать свое собственное время. Режим историчности открывает и определяет пространство деятельности и мысли… Ритм письма времени предполагает определенный темпоральный порядок, которому можно подчиняться или напротив (и чаще всего) уклоняться от него, пытаясь выработать другой …». Самое главное для Артога в этой книге – осмысление опыта времени в отношениях, которые обнаруживаются в напряжении между модусами времени42.

Время – важнейшая составляющая историописания и на стадии репрезентации материала. Основательное исследование проблематики, порожденной лингвистическим поворотом позволило представить по-новому многие аспекты нарратива, понимаемого как «время слов». В частности, решая проблему связи субъективного и объективного времени, историки, как показал П.Рикер 43, префигурируют время в различные соединительные устройства. Один из таких важных в ремесле историка посредников – это хронология и даты, второй – глагольные формы в нарративе, использование которых позволяет приблизить прошлое к настояшему, т.е. к читателю исторического труда. Наконец, таким медиатором может стать след, материальный или идеальный, оставленный прошлым и сохранившийся в настоящем. Этот последний стал основой известного проекта П. Нора о «местах памяти» 44.
----------------------------
41 Hartog F. Regimes d'historicite. Presentisme et Experiences du temps. Paris: Seuil, 2003.
42 Работы Ф. Артога можно считать реакцией на обстоятельные исследования А.Мешонника, предложившего новую теорию ритма, в соответствии с которой каждой из наук о человеке предстоит выработать собственное понимание историчности.
43 Рикер П. История и истина. М. 2002. (1955); Его же. Время и рассказ. Т.1-3. М. 2000 (1983-1985); Его же. Память, история, забвение. М. 2004. (2000).
44 См. подробнее Нора П. Предисловие к русскому изданию // П. Нора и др. Франция-память. СПб.: Изд-во СП6 ун-та, 1999 (1984-1993). С. 5-14; Артог Ф. Время и история: «Как писать историю Франции?» [1995]//«Анналы» на рубеже веков: Антология / Сост. А. Я. Гуревич, С. И. Лучицкая. М. 2002. С. 147-168.



Время в качестве специального объекта исторического исследования предполагает активное междисциплинарное взаимодействие историков с философией и всеми без исключения научными дисциплинами в поисках нового исследовательского инструментария и новой постановки вопросов. В условиях теоретического плюрализма работа с таким сложным объектом «требует особой интеллектуальной культуры сопряжения различных методологических подходов, выработанных или заимствованных, в личностно-уникальные дискурсы» 45. В историческом сообществе подобная культура только формируется. Между тем проблема времени является ключевой для статуса исторического познания и истории как специальной дисциплины.

Расхожее представление об истории как науке об ушедшем в небытие «прошлом» неадекватно современному состоянию исторического познания. Еще М. Хайдеггер связывал такое представление с объективизмом и предлагал иную интерпретацию исторического времени. В европейском гуманитарном дискурсе все яснее необходимость понимать историю «как учет сложной многомерности настоящего». Для ее обоснования приводятся весьма убедительные аргументы. Например, современный философ утверждает, что история, редуцированная к «вчера» и «позавчера», лишает людей будущего, которое не просто связано с ожиданием и надеждой, но требует конкретного решения в настоящем 46. Что может сделать историк для того, чтобы в ситуации темпоральной дезориентации восстановить в социуме такие отношения со временем, которые сделали бы такое решение ответственным?
----------------------------
45 См. Смирнова Н.М.От социальной метафизики к феноменологии “естественной установки” (феноменологические мотивы в современном социальном познании). – М., 1997.
46 Свасьян К. Поволенный тупик. Анамнез одного будущего//De Futuro или история будущего / Под. ред. Д .Андреева и В. Прозорова. М. 2008.

 

 

 


 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2011
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир