Лебедь

Л.Л. Селиванова

Аполлоновы лебеди
(К семантике образа в религиозных представлениях античности)

Человек и общество в античном мире. - М.: Наука, 1998, с. 363-397.

        У каждого из двенадцати богов и богинь олимпийского сонма, так же, как и у богов и богинь рангом пониже, имеются свои животные символы - священные звери и птицы. Царю богов и людей пристало иметь и символ царственный - орла, царице Гере - величавого павлина с хвостом, усеянным глазами Аргуса, мудрой Афине - сову, буйному Аресу - петуха, "золотой Афродите" - голубя, Посейдону - ястреба, всегда милой и кроткой" Латоне "о золотом веретене" - перепелку, о приближении Диоскуров возвещают тучи воробьев, на которых эти близнецы спешат на помощь морякам...
 

       Но, пожалуй, самый поэтичный и многозначный символ - белоснежный лебедь Аполлона.

     Популярность мотива "Аполлон и лебедь" засвидетельствована на протяжении всей античности. Эта красивая и гордая птица сопровождает божественных близнецов Аполлона и Артемиду - "самых прелестных меж славных потомков Урана" {Неs. Тhеоg. 920). Иногда на лебеде (или на гусе, судя по вазописи)¹ появляется "кознодейка" Афродита или ее избалованный сорванец Эрот ². Вообще-то впервые "правительница острейших стрел" примчалась с Олимпа к людям в колеснице, запряженной пестрой вертишейкой (Рind. Pyth. IV. 215-220), птицей, использовавшейся для любовного приворота. У Сафо Афродита прилетает на воробьях. Но уж если богиня и появлялась на лебедях, то обычно на пурпурнокрылых (Ноr. Od IV. 1. 10). Эрот прекрасно обходился и своими золотистыми крылышками либо запрягал в свою повозку бабочек, как свидетельствует глиптика. Аполлон же летал только на белых лебедях (известное изображение Аполлона на лебеде на аттической краснофигурной гидрии 380 г. до н.э.), которые, по сообщению Алкея, обычно уносили его из Дельф к гипербореям.

      Поэты и философы наперебой называют лебедя птицей Аполлона (Н.h. XXI. 1 sqq., Sapph. fr. 147b; Plat. Phaed. 85b), "голосистым певцом", "самой певучей из птиц" (Сall. Hymn. II. 5; IV. 249), "любимцем муз" {Eur. Ipphig. Т. 1103-1105), "пифийским и Делосским" (Аristoph. аv. 870). "Длинношеею радостью Аполлона" величает лебедя Вакхилид (Вассh. Dyph. 16). Это самая распространенная и ясная ипостась образа лебедя, связующая его с Аполлоном: птица поэзии и
------------------------------------
1 Имеется в виду роспись краснофигурного килика V в. до н.э. мастера Пистоксена (Британский музей).
2 Как, например, Эрот на краснофигурном этрусском кратере из Вольтерры Мастера Гесионы - вторая половина IV в. до н.э.
363

поэтов, вообще поэтического вдохновения, мусического творчества, песнопений и певцов {Artemid. Oneir. П. 20). Так, Алкман сравнивает пение своей двоюродной сестры Агесихоры с песнью лебедя "на теченьях Ксанфа" (Parthen. Hemn. ad Dioscur.).

        Поэты прямо отождествляются с лебедями (Sapph. fr 147b; Call. Арр. 5; Сiс. Тuscul. I. 173). Сплошь и рядом говорится о крылатости поэтов (Aristoph. Av. 1373-1389; Рlatо. Ion 534), происходящих от "метателя стрел Аполлона-владыки" (Н.h. XXI; XXV). "Лебедем Теосским" называет Антипатр Сидонский Анакреонта (АР. VII. 30), который писал: "Ввысь на Олимп / Я вознесусь / На быстролетных крыльях". Подражающий ему дифирамбический поэт Кинесий у Аристофана поет:

Дай крылья, чтоб в небо я отправился
И в облаках нашел напевы новые,
Особенные, вихревые, снежные...
Крылатые тени
Пернатых видений,
Птицы с длинной шеей!
                         (Птицы. 138 и след., пер. В. Ярхо).

         О поэзии Эринны говорится как о пении лебедя: (АР. VII. 12. 2). У Еврипида седовласый рапсод сравнивает себя с поющим белым лебедем (Еur. Неr. 677 sqq.). Прямо как "бард", "менестрель" переводится слово κυκνος у Лиддел-Скотта- Джонса (s.v.).
 

        Такое же понимание лебедя было характерно и для средневековья. В целом опирающийся на античную традицию Ариосто (Оrl. fur. XXV. 11 sqq.) лебедями называет тех певцов, "над которыми неложная слава". Он переносит на Луну дворец людских судеб, а также реку Лету. в воды которой старец Время бросает
364

золотые и серебряные жребии. Но тяжелы они, и либо тонут, либо, даже выхваченные из воды жадными клювами ворон, галок и коршунов, выпадают обратно в Лету. И только лебеди радостно взлетают, "взвивши в клюв" жребии, и уносят в храм бессмертия имена достойных людей. (Смысл этой аллегории заключается в призыве к сильным мира сего оберегать поэтов, ибо только они могут спасти от забвения и прославить неразумных владык).
 

        В Дельфах воспевать поэтическим образом (в стихах, гимнах, в хоре) богов было почетным правом, добиваться которого считалось честью для просителя. Это почетное право называлось κυκνειον γέρας (оракул Аполлона Пифийского, данный жрецу Зевса).
 

         Особенно популярной эта тема становится у римских поэтов. Гораций (Саrm. II. 20) с воодушевлением описывает свою метаморфозу:
 

Уже я чую: тоньше становятся
Под грубой кожей скрытые голени -
Я белой птицей стал, и перья
Руки и плечи мои одели.

Летя быстрее сына Дедалова,
Я, певчий лебедь, узрю шумящего
Босфора берег, заливы Сирта,
Гиперборейских полей безбрежность...

        Свой талант Гораций скромно объяснял даром Мельпомены, которая может и бессловесных рыб одарить голосом лебедя (Od. IV. 3. 17-20).

         Сладкоголосие лебедя, конечно, связывалось и с красивой речью (Тhеосr. V. 137; Аuson. 410. 8; Coc. De orat. III. 6). Хрисипп в книге "О красоте и удовольствии" называл искусство риторики το κυκνειον αδειν (Athen. XIV. 616 Ь). Этим даром наделял человека "Отец речей" Аполлон (Him. Orat. VII. 2).
 

       А поскольку Платон включал в мусические искусства и философию, так как называл мудрость "прекраснейшей и величайшей согласованностью", употребляя термин "симфония", то лебедь был и птицей философов. Известно, что бог мудрости Аполлон заранее указал, каким великим философом будет Платон ⁴. Ночью, накануне того дня, когда Платон должен был стать учеником Сократа, Сократ увидел во сне, что на грудь ему слетел лебедь (Раus. I. 30. 3).
 

       Эти птицы часто фигурируют в преданиях о знаменитых мудрецах. Об обстоятельствах рождения философа-пифагорейца, пророка и чудотворца Аполлония Тианского Флавий Филострат рассказывал следующее. Незадолго до родов мать Аполлония задремала на лугу. Неожиданно к ней слетелись лебеди, окружили спящую хороводом, захлопали крыльями и все вместе согласно запели, "словно Зефир повеял над лугом". Разбуженная пением, она проснулась и разрешилась от бремени (Рhilostr. Vit. Ар. I. 5). Этот сюжет почти совпадает с обстоятельствами рождения самого Аполлона на Делосе, где лебеди, семь раз облетев остров, звонко славили своей песней дивные роды (Саll. Hymn. IV. 250-255). Интересно, что и отцом Аполлония тоже был Зевс.
-------------------------
4 О том, что учениками Аполлона должны быть философы, говорил Максим Тирский (V в.).
365

        Правда, никто до сей поры не слышал поющего лебедя, о чем уже писал Элиан, добавляя, что тем не менее всеми принимается на веру сладкозвучное пение этих птиц (Аеl. V.h. I. 14; Hist. an. II. 32). Вероятно, поэтому разрабатывается известнейшая, дошедшая до нашего времени мифологема, получившая свое законченное выражение у Эсхила и Цицерона (Аеsch. Agam. 1445; Cic. De orat. III. 2, 6 еtс) - о лебеде, поющем только однажды в жизни, перед смертью (так называемая "лебединая песня"; το κυκνειον). Скорее всего, это позднейшая попытка рационально объяснить факт молчания "самой певучей", "самой музыкальной птицы". Мотив "лебединой песни" не был известен в древности, его нет у Гомера, Гесиода, нет и в гомеровых гимнах. У Гесиода (Scut. 316) ηπύον понимается еще не как песня, а как крик.
 

        "Лебединая песня" появляется у трагиков. Эсхил (Agam. 1444) говорит о том, что она коротка перед смертью, Еврипид (Еl. 151) - что она жалобна, плачевна (также см.: Неr. 110. Fr. 775, 332).
 

        Но наряду с этим существовало мнение о том, что поют только старые лебеди и не перед смертью. Как писал Марциал (IX. 42): "Процветай, Аполлон, в полях Миринских, Лебедей наслаждайся старых пеньем...". Лебедям приписывалась долгая жизнь (до 300 лет) (ср., например: Arist. Hist. аn. IX. 12. р. 615 а 31).
 

       Вообще, в священных местах Аполлона лебедь поет постоянно, то славя рождение бога на Делосе (Саll. II. 250-254), то предвещая его появление (Ibid. II. 5), то распевая в стране гиперборейцев гимны во время священнодействий. Тогда, как сообщает Элиан (De nat. an. XI. 1), с Рипейских гор слетаются тучи лебедей, "они облетают храм, как бы очищая его своим полетом", а затем чинно рассаживаются на ограде храма, представляя собой зрелище величественное по
множеству и красоте". Когда же певцы начинают славить бога в сопровождении кифаристов, "тогда и лебеди сообща присоединяются к пению и никоим образом нигде не поют нескладно или неточно", виртуозно исполняя мелодию, подобно опытным певцам, руководимым хорегом. И целый день "пернатые певцы все вместе прославляют и воспевают бога".
 

        В соответствии с идеей предсмертного пения должно было бы ожидать, что Делос и Дельфы - да простит нас Аполлон - были бы буквально завалены трупами лебедей. Однако Александр Миндский, задавшийся-таки целью подслушать предсмертную арию, разочарованно сообщает, что видел многих умирающих лебедей и все они не поют (Аthen. IX. 393 D). О том же говорит и Элиан. Подобно Александру Миндскому, понапрасну прождал лебединой арии и Плиний Старший (N.Н. X. 63). Лукиан (De electr. 4) высмеивает историю о музыкальности лебедя.
366

         Сократ резонно замечает, что такую напраслину на лебедей возводят люди из-за собственного страха перед смертью, ибо ни одна птица не поет, когда страдает от голода, холода или другой нужды (Plat. Phaed. 85-85b). Тем не менее многие люди пробирались в глухие места в надежде услышать благозвучное лебединое пение, которое не перебивают чуждые шумы (Григорий Назианзин. Письмо 94). Грекам вообще, в отличие от, скажем, средневековых путешественников ⁷, была присуща здоровая детская любознательность, подталкивающая их лично проверять разного рода θαύματα. И Павсаний, прослышав об удивительных пестрых рыбах реки Ароании в Аркадии, издающих звуки наподобие пения дрозда, так без толку и простоял у реки до самого захода солнца: говорили, что рыбы особенно хорошо "поют" в эту пору (Раus. VIII. 21. 1).
 

        Однако, как же совместить общепризнанную веру в певческие способности птиц с отсутствием таковых в реальности? Обращает на себя внимание тот факт, что легендарные лебеди поют, во-первых, не всюду, а только в местах, посвященных Аполлону, таких как Дельфы (Eur. Ion.169), Делос (Ibid. 167-169), мифическая страна гиперборейцев (Маrt. Сар. IX. 927), - т.е. в главных центрах культа, а также в менее известных: на берегах фессалийского Пенея, меонийского Пактола, фракийского Гебра, по волнам которого плыла и пела голова растерзанного вакханками Орфея, италийского Эридана (По?) и проч. (Маrt. VIII. 42).
 

      Во-вторых, они поют только во время эпифании бога ⁸, присутствие которого птицы ощущают ⁹. Кроме того, лебеди Аполлона, которых бог использует в качестве средства передвижения (Ноnn. Dion. 401) - не обыкновенные птицы, а превращенные люди.
 

        Согласно Лукиану Самосатскому, в поющих лебедей были превращены спутники Аполлона, т.е. совершенно конкретные лица, ибо молву о пении лебедей на реке По Лукиан по своему обыкновению высмеивает. В лебедей были превращены среди прочих:
        1) Сын Аполлона и Тирии Кикн (гр. κύκνος - лебедь), вместе со своей матерью утонувший в озере, названном с тех пор Кикнейским (Лебединым - Ovid. Met. VII. 371; Ant. Lib. 12); 2) Кикн - сын Ареса и Пирены после своей смерти (Eur. Her. 389-393; Нуg. Fab. 31); 3) Кикн - сын Посейдона и Килики, царь Колон (Paus. X. 14. 2; Ovid. Met. XII. 70-145). Его, младенцем подкинутого на берег моря, до прихода людей успокаивал лебедь (Serv. Ad. Aen. VI. 447; Hyg. Fab. 157); 4) Лигурийский царь Кикн, сын Сфенела, любимец Аполлона, за свой прекрасный голос (Paus.1. 30. 3).
----------------------------------

7 Даже такой далеко не легковерный путешественник, как Марко Поло, расписывает людоедов-псоглавцев Андаманских островов (СLХП), хвостатых людей Суматры ("Хвост у них немохнатый, толстый, как собачий", "и живут они в горах, а не в городах" (СLХ1Х), единорогов (шерсть, как у буйвола, а ноги слона, посреди лба толстый и черный рог, кусают языком, на котором имеются длинные колючки. Любит жить в топях да по болотам. "С виду зверь безобразный" - СLХУ1). И все это сопровождается фразой "знайте, по истинной правде!"
8 Pfister. Epiphanie //RE. Stuttgart, 1924. Suррl. IV. Sр. 288-304. Пфистер говорит об эпифании Аполлона только в связи с его рождением на Делосе и возвращением от гипербореев. По-видимому, эпифанию следует понимать шире: и как периодическое появление бога (в том числе когда он вселяется в пифию), так и внезапное ("Феб постучался к нам в дверь прекрасной стопою" - Саll. II. 3). И первый признак богоявления -"в воздухе лебедь залился напевом".
9 Представление о том, что животные в отличие от людей ощущают присутствие богов и духов, распространено по всему миру {Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М„ 1989. С. 362).
367

Другая легенда гласит, что этому Кикну сладкий голос дал Аполлон, который вознес его после гибели Фаэтона на него в виде созвездия Лебедя (Serv. Ad Аеn. X. 189) - древнее представление о таланте как о божественном даре. В лебедя реинкарнируется Орфей, а лебедь выбирает себе душу человека (Рlat. RР. X. 620-В). В лебедей же были превращены спутники троянского героя Диомеда (Lycophr. Аlех. 592). Таким образом, метаморфоза коснулась лишь внешнего облика, сохранив необыкновенные человеческие способности.
 

        Но это мифологический аспект темы, ядро которого составляет цикл легенд о человеке-лебеде. Характерной чертой легенды о животных является то, что она непременно использует этиологию. Свойства животных здесь - следствие вмешательства высшей силы ¹⁰. А как же настоящие лебеди, которых, кстати, было не так уж много в горной маловодной Греции, где отсутствовали глубоководные озера? Оказывается, во все времена находились люди, утверждавшие, что пение лебедей - не миф, и что они лично его слышали. Поэт Аристофан даже воспроизводит эти звуки: тио-тио-тио-тио-тио-тио-тиотинкс (AV. 770 sqq.). О поющих лебедях сообщает Аристотель (Fr. 268. Р. 1526b. 34). Там, где лебеди водились в изобилии (в богатых водами областях Малой Азии, Понта, Италии), их голос дал названия городам, например, Кикнусу на Понте (Mel. Pomр. I. 110) и Клазоменам в Ионии. Правда, трудно сказать, что же все-таки слышали ойкисты - крик или пение лебедя. Глагол κλάζω вообще означает "издавать резкий пронзительный звук", и в первом своем значении, по Лиддел-Скотту-Джонсу ¹¹, это, действительно, крик птицы. Но известно употребление этого глагола в значении пения, музыкальной игры (Ibid).
 

       Обыкновенный лебедь, лебедь-шипун (суgnus olor), на лету не издает трубных звуков и при раздражении шипит (отсюда название). Эта красивая птица, традиционное украшение парковых прудов, обычно содержится в полудомашнем состоянии. От других видов лебедя шипуна легко отличить по длинной изогнутой в виде буквы S шее, из-за чего голову он держит наклонно к воде, красному клюву и характерному большому наросту (шишке) у лба.
 

      Лебедь-кликун, или собственно лебедь (cygnus cygnus), редко появляется зимой, так как отправляется гнездиться на Север. Он меньше и приземистее шипуна, голову держит прямо, у него более короткая, прямая шея. Уступая миловидностью и красотой своему сородичу, кликун зато выгодно отличается от него своим чистым, звонким и благозвучным голосом. Голос у кликуна громкий, трубный, слышен на очень большом расстоянии.
 

      Характерно видовое название птиц. Лебедь-шипун называется немым лебедем (cygnus olor), тогда как кликун именуется также cygnus musicus ¹² (sic! -Л.С.). Поэтому слово raucus, употребленное Вергилием для характеристики звука, издаваемого лебедем, все же, наверное, правильнее было бы переводить не как "хриплый", а как "пронзительный" (Аеn. XI. 453), тем более что Сервий, объясняя слово raucus (Аd Аеn. VII. 705), говорит, что поющих лебедей называют rauciores: Sciendum tamen Vergilium secundum morem provinciae suae locutum, in qua bene canentes снстш rauciores vocantur.

----------------------------
10 Костюхин Е.А. Типы и формы животного эпоса. М., 1987. С. 139.
11 А Greek-English Lexicon. Oxford 1968. Vol.1. Р. 955.
12 Кобельт В. Географическое распределение животных в холодном и умеренном поясах северного полушария. СПб., 1903. С. 334; Жизнь животных: В 6-ти томах. Т. 5: Птицы / Под ред. Н.А. Гладкова, А.В. Михеева. М., 1970. С. 114-115,117.
368

       На золотых клазоменских монетах IV и III вв. до н.э. был на аверсе изображен Аполлон, а на реверсе - лебедь. В представлениях греков теофанию Аполлона предвещало лебединое пение (Аristoph. Av. 769-782). Нетрудно убедиться, что на реверсе клазоменской монеты изображен лебедь-кликун, который как раз и издает характерный музыкальный крик (κλάζω). И все же пение лебедей остается загадкой
 

       Любопытно, что лебедь - не единственный, чье пение непостижимо для большинства людей. Другая священная птица Аполлона Феникс тоже обладает дивным голосом. Она приветствует появление Феба чудесным пением, с которым не сравнится ни соловьиная трель, ни киррейская флейта, ни килленская лира, ни даже "лебедя песнь перед смертью" (РLM. III. Р. 253), Но звуков ее "нам постичь не дано".
 

        Голоса Сирен переливались звуками труб, дудок, флейты, лиры, кифары, свирели, соловьиных трелей и "лебединой песнью в час, когда близится смерть" (Eupphorb. Sirenae. 3-9). Сидя на восьми небесных сферах мирового веретена Ананки Сирены своим пением создавали величавую гармонию космоса (Plat. R.Р. X. 617В), чего "нам не дано услышать по слабости нашей природы" (Роrphyr. De vit. Pythag. 30). Люди же, чьи уши наполнены этими звуками, оглохли для внешнего мира (Сic. De rei р. XVIII. 18).

        Для философов - апологетов Аполлона (Сократ, Платон, Плутарх) здесь нет противоречия. В свете теории эйдосов, чувственное восприятие обманчиво (причем самым слабым ощущением является слух), к тому же "уши у большинства залеплены и замкнуты - не воском, а плотскими преградами и переживаниями" (Рlut. Моr. 745е), и душа, скованная телом, не видит истины. Очищенная же от всего телесного, пребывающая сама в себе, "она видит умопостигаемое и безвидное" (Рlat. Phaed. 83с-84b). Платон считал душу гармонией, а порочность дисгармонией (Ibid. 88d). И потому души, утратившие крылья, т.е. приобщенные к дурному, в загробном мире лишены созерцания сущего и питаются только представлениями (Рhаеd. 246с, 248b, 256b).
 

         Отсюда строгое требование чистоты {Рhilostr. V. Ар. VI. 20), ритуального молчания, "которое есть род речи", тишины и внутренней сосредоточенности в религии Аполлона (призыв дельфийского оракула "слушать хранящих молчание" - Luc. De salt. 62). Для Сократа чистота, принцип аполлоновского очищения есть сознание бессмертия, оттого он и не боится смерти. И это есть то освобождение, к которому должен стремиться философ. Ибо что есть занятие истинной философией, как не подготовка к смерти, когда душа уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное, бессмертное, разумное и обретает блаженство (Рlat. Phaed. 80е - 83с)? Потому-то Сократ, которого дельфийский бог назвал самым мудрым, готовясь к смерти, называет себя вместе с лебедями рабом Аполлона, соневольником лебедей (Рlat. Phaed. 85Ь). И "если лебеди поют немного и не для многих, то хороша их песня тем, что звучит она в самом мерном ладу и не перебивают ее чуждые шумы" (Григорий Назианзин. Письмо 94). И разве не о чистоте внутреннего восприятия, незамутненного обманчивыми чувствами, свидетельствует "самая краткая и самая меткая пословица: "Тогда лебеди запоют, когда галки замолчат"? (Там же).
369

Вероятно, Сократ и Платон лебедей слышали внутренним слухом. В самом деле, если один сын Аполлона, Пифагор, умел слышать даже вселенскую гармонию, улавливая созвучие всех сфер и движущихся по ним светил {Роrphyr. De vit. Pythag. 2. 30), то почему другой сын Аполлона Платон не мог слышать лебединого пения? Вероятно, прав Э.Б. Тайлор: "если подобные образы в настоящее время кажутся нам искусственными и перестают нравиться, нам нечего стесняться... Мы утратили нечто, и эта утрата мешает нам теперь ценить многие из старых поэтических тем. Это не всегда значит, что чувство прекрасного выродилось в нас: от нас отдалилась только старая анимистическая философия природы, а без нее многие из этих фантастических образов потеряли свой смысл, а вместе со смыслом и свою прелесть"¹⁵.
 

     А что же ученые? Современными орнитологами пение лебедя опровергается как факт, в котором может убедиться каждый натуралист-любитель16. Ученые прошлого не были столь категоричны.
 

    Альберт Великий, учитель Фомы Аквинского, писал, что слышал пение лебедя не только перед смертью, но и вообще в страданиях {Аlbert Маgn. XXIII. 5). Альдрованди (Ornithologia. Bologna. 1603. III. Р. XX. 5ff)¹⁷ писал, что трахея лебедя имеет совершенно чудесное строение, не такое, как у других птиц. Трахея идет не прямо в легкие, а поднимается в начале полости грудной кости, которая имеет для этого большое углубление. В конце этого углубления трахея изгибается обратно и выходит из углубления во внутреннюю часть груди, образуя нижнюю часть гортани, затем она разделяется на две ветви, которые и переходят в легкие. В длинной шее лебедя трахея, и так длинная, еще больше вытянута в длину за счет изгиба. Благодаря этому трахея хранит в себе много воздуха, что позволяет птице подолгу держать голову под водой, а кроме того длинная трахея и двойная гортань служат образованию голоса лебедя. Так же рассуждал и Плиний Старший, на которого ссылается Сервий (Ad aen. VII. 700), говоря, что причина прекрасного пения лебедя заключается в его длинной изогнутой шее.

       Немецкий ученый Ленц, автор "Зоологии греков и римлян" ссылается (S. 388 ff) на крупного английского зоолога Рея, открывшего в 1667 г., что у шишковатого лебедя (шипуна) отсутствует изгиб трахеи, имеющийся у кликуна. Вероятно, именно их, шипунов, и видел Александр Миндский, пения которых он не мог дождаться.

      В. Вормиус, профессор из Копенгагена (Musaeum. III. 1664 5. 19), рассказывает о живущем у него дома юном норвежце, всегда говорящем только правду, который заявил, что однажды в бухте видел бесчисленное множество диких лебедей, издающих дивные звуки. Об этом же профессору рассказывали и многие его ученики-исландцы.
 

      Ленц цитирует также исландца Эггерта Олафсена: песни лебедя "лучше всего слушать в длинные темные зимние ночи, но не в середине ночи, когда птицы еще бродят стаями. Это почти звуки скрипки, только выше. Поет всегда один, потом другой, как будто бы они отвечали друг другу. Лебединая песня служит приметой оттепели, каковая случается спустя день или два, и поэтому к ней так охотно прислушиваются исландцы".
-----------------------------

15 Тайлор Э.Б. Указ. соч. С. 374-375.
16 Автор консультировался с сотрудниками отдела орнитологии зоологического музея Москвы.
17Здесь и далее работы исследователей нового времени цит. по: Gossen Fr. Schwann. Sp. 785-787.
370

       У но фон Троил писал, что часто слышал пение лебедей, особенно в холодные темные зимние ночи. Пение было очень благозвучно. То же сообщает и Фабер во вступлении к "Исландской орнитологии" (1822) сравнивая голос лебедя с тем звуком, который возникает, когда воздух, попав в воздушную воронку, вырывается наружу.
 

      Любопытные вещи рассказывает Антуан-Франсуа Модуи. В 1769 г. на канале, севернее Парижа, он слышал поющих лебедей, чье пение состояло из двух очень отчетливых отдельных звуков - ноты е и ноты f самцов (по итальянской системе это ми и фа) и d и е у самок (ре и ми соответственно) (Дионисий сравнивал пение лебедей со звуками флейты или арфы (De avibus. II. XIX)). Звуки были пронзительны, их можно было слышать и через 4 км.
 

       Русский естествоиспытатель П.С. Паллас в "Зоографии" писал: "Голос его напоминает приятный звон серебряного колокола; он издается птицей на лету и разносится на далекое расстояние. Все, что говорят о песне умирающего лебедя, вовсе не выдумки, так как последние вздохи смертельно раненого лебедя вырываются у него в виде песни". Это мнение разделяет и А.Э. Брэм: "пение лебедя основано на действительности, но поэзия и сказка облекли ее в иную форму"¹⁸.
 

     "Совершенно верно то, - говорит Арман, - что голос кликуна звучит серебристое голоса всякой другой птицы и что вздох его после получения раны изливается в виде мелодичных звуков: это не раз было воспето русской народной поэзией"¹⁹.
 

      Гораздо более обстоятельные сведения сообщает Шиллинг. "Кликун приводит в восхищение наблюдателя не одной красотой своих форм, своей серьезностью и умом, отличающими его от шипуна и заметными во всех его движениях, но и звучными, разнообразными и чистыми тонами своего голоса. Когда сильный мороз покроет со всех сторон льдом поверхность озер и закует любимые места пребывания кликуна, эти грациозные птицы сотнями собираются на свободные от льда реки и своим меланхолическим пением как бы сетуют на судьбу, отнявшую у них возможность доставать из глубины необходимое пропитание. Голоса их можно сравнить то с певучими ударами колокола, то со звуками духовых инструментов. Эта своеобразная песнь, сильно действующая на наше чувство, олицетворяет в действительности лебединую песнь, упоминаемую в поэтических сказаниях, да и в самом деле она часто бывает предсмертной песней этих птиц: полузамерзшие, голодные и даже полумертвые, они до самого конца не перестают издавать свои жалобные, но все-таки звонкие крики"²⁰.
 

        Пение лебедя подтверждают также и немецкие зоологи конца прошлого века Науманн, Ленц, Келлер. Английский орнитолог XIX века Пауис описывая диких лебедей в Эпире, говорит, что был вместе со спутниками взволнован музыкальными модуляциями птиц. Сайлоус о голосе кликуна пишет как о "мелодичном излиянии". Из современных исследователей английский орнитолог говорит, что лебеди издают музыкальные звуки низких тонов. О свисте умирающего лебедя писал Вилмор.

---------------------------
18 Брэм А.Э. Жизнь животных. М., 1992. Т. 2: Птицы. С. 32.
19 Там же.
20 Там же.
371

      Современная наука, к сожалению, слишком прагматична и суха. Орнитологи
больше интересуются вопросами морфологии, гнездования, зимовья, кладки, путями перелета. Очевидно, поэтому проблема лебединого пения по-прежнему остается открытой. Так, и Дж. Поллард недоумевает, каким путем представление о поющем лебеде проникло в миф, так как греки не могли знать кликуна. Он полагает, что причиной этого могли быть либо гармоничные крики летящих птиц либо, что более возможно, древние вдохновлялись свистящими звуками машущих крыльев (? -Л.С.).
 

   Представление о поющем лебеде живо и в наше время у греков, вспоминающих, как пели лебеди во время войны 1915-1918 гг. Но особенно распространено оно на севере Европы и в Сибири (в традиционных местах обитания птиц), о чем, кстати, сообщают Еврипид (Fr. 775. 31), Марциан Капелла (IX. 927), Гораций (Саrm. II. 20) Нужно ли удивляться, что поверье это стойко держалось не только среди поэтов, философов и даже исследователей природы (Arist. Fr. 268; Нist. an. II. 12), но и среди простого народа? В двух баснях Эзопа говорится даже о некоей моде держать в домах лебедей ωδης ενεκεν. B одной из них захмелевшие участники пирушки просят лебедя спеть, а тот отказывается. Когда же, почуяв приближение смерти, он вдруг запел (как все полагают, чтобы, оплакав себя, умереть, хозяин его, опростоволосившийся перед гостями, разразился упреками в адрес своего питомца, заявляя, что если б знал об этом, то попросту принес бы лебедя в жертву {Аеsор. 216).
 

       В другой басне (215) хозяин откармливает гуся и лебедя, одного для стола, другого ради пения. Среди ночи, надумав заняться приготовлением гуся, хозяин впотьмах схватил лебедя, который тут же исполнил ему свой коронный номер, обнаружив свою природу. Мораль басни: как часто музыка спасает от смерти!
 

       Выражение τὸ κὺκνειον ἀσμα  ("лебединая песнь") стало крылатым (о чем свидетельствуют также Раroemiographi Graeci. Однако, следует заметить, что античное понимание "лебединой песни" отличалось от современного. Под "лебединой песней" мы понимаем последнее, наиболее яркое творческое свершение, предсмертное произведение (например: "Роман "Мастер и Маргарита" стал лебединой песней М.А. Булгакова".) Тὸ κὺκνειον ἀσμα - понятие более емкое.
 

       В самом общем смысле оно означало последние слова умирающего (Diog. Laert. V.37; Greg. Cypr. II. 78). Это выражение также понималось как поэтический и певческий дар, владение словом и символизировало истинную философию, назначение которой - приуготовление к смерти. "Завистлив Аид", - словно предрекла поэтесса Эринна, по праву названная "десятой Музой". По поводу ее ранней смерти Антипатр Сидонский сказал: "Лебедя кроткое пенье милее граянья галок, Что отовсюду весной ветер несет к облакам" (АР. VII. 713).
 

        Выражение это особенно относилось к людям, которым угрожает скорая смерть. Так, родосские послы Филофрон и Астимед, прибывшие в Рим для предотвращения войны в весьма напряженной политической обстановке, обратились к сенату в слезах, облекшись в траурные одежды (Polyb. XXX. 4. 7)- κὺκνειον προς φιληκοιαν φωαί.
372

       Петь лебединую песню означало вообще оплакивание собственной участи (Арроl. Rhod. IV. 1300-1304; Маrt. ХП1. 77).
 

     Tὸ κυκνείον εξχειν - это также последний отчаянный крик, безнадежный призыв. Так, сын Селевка Деметрий, уже получавший отказ, безуспешно просил сенат отпустить его домой. Вотще пропев лебединую песнь, он, по слову Полибия дважды споткнулся об один и тот же камень (XXXI. 20. 1).
 

      Выражение прямо имело смысл vox clamantis in deserto (Оvid. Heroid. VII. 1-3) - "глас вопиющего в пустыне".
 

      "Лебединая песня" понималась также как предсмертное проклятие, имеющее силу обязательного исполнения. Таковы слова умирающей Кассандры (Аеschl. Agam. 1321-1325) -своего рода приговор убийцам: (ibid. 1444).
 

     В философском понимании пение лебедя - это предчувствие небесной радости и прославление смерти как очищения (катарсис) перед уходом в божественное и вечное (Рlat. Phaed. 84 Е ff; Аеl. Нist. аn. V. 34.
 

      Дионисий (De avibus. II. XIX), разрабатывая платоновскую концепцию мистической связи лебедя и Аполлона, говорил, что лебеди поют не похоронную песнь, а сладостно исполняют мелодию для всего мира, как если бы играли флейты и арфы. Таким образом, лебеди как бы помогают настраивать вселенскую гармонию.
 

      Особое состояние прозрения у людей перед смертью заставляло их петь лебединую песню, пророчествуя о будущих событиях (Сократ в "Федоне" и "Апологии Сократа"). Как предвидящий собственную смерть, с одной стороны, и чистейший, незапятнанный, подобно Фебу, с другой, лебедь считался вещей птицей {Рlat. Phaed. 85b), носящий людям слова Олимпийца {Eur. Ion. 182-183), и связывался с пророками и предсказаниями. Так, у Ликофрона (Lycophr. 426) жрец Аполлона Калхант, что умиротворил гнев Артемиды в Авлиде, назван лебедем Кипея, Койта и Молосса. Сын Аполлона чудотворец Аристей едет через море на колеснице лебедей, управляемой его отцом (Dion. XXIV. 82-85). Сократ верил, что Аполлон не хуже лебедей наделил его пророческим даром (Рlat. Phaed. 85b).
 

      Вера в пророческие способности лебедя существовала у многих народов. В скандинавском эпосе судьбу героя часто предвещают "лебяжьебелые" валькирии ("Песнь о Хельги, сыне Хьерварда") или девы-лебеди, плещущиеся в озере или реке (в "Песне о Нибелунгах" Хаген подкараулил их и спрятал их лебединую одежду, заставив тем самым предсказать будущее). В "Видении Гюльви" (Младшая Эдда. С. 36) лебеди плавают в источнике Урд, у которого живут вещие норны. На Руси издавна всплеск лебединых крыльев на реке трактовался как примета (хорошая или плохая в зависимости от поведения птицы).
 

        Лебедь играл непосредственную роль и в мантике Аполлона. Как Аполлон был богом рыбаков и мореходов, которому первые молились о благополучии, вторые - о попутном ветре (АР. VI. 251, 278; VII. 631; Н.h. II. 315 ff: как Аполлону Дельфинию), так и его священная птица была "орнис" для моряков. Опирающийся на античную традицию Гальфрид Монмутский говорит, что появление лебедя для терпящих бедствие в море считалось добрым знаком, и уж совсем хорошо, если лебедь в полете начинал петь, так как он отправлялся в счастливый край гипербореев (Жизнь Мерлина. 1334-1336). Подобного же рода приметы были известны в древней Руси. В ночь накануне Куликовской битвы князь Дмитрий Иванович по совету своего
373

зятя воеводы Дмитрия Боброка Волынского едет на Куликово поле, дабы совершить военное гадание. Встав посреди обоих полков, Боброк заслышал со стороны войска татарского вороний крик, птичий гомон и волчий вой, а на Непрядве лебеди плещут крыльями, предвещая грозу небывалую - "добры суть приметы и знамения" (Сказание о Мамаевом побоище. Л., 1982. С. 118, 164).
 

      В индийской традиции лебедь (санскр. "хамса") - символ мудрости и чистоты. Он может отличать вечное от невечного, чистое от нечистого, истинное от ложного, т.е. обладает знанием истины. Поэтому близкого к такому состоянию аскета называли хамса, а парахамса - это тот, который ближе всех стоит к Наивысшему, просветленный (так, например, называли Рамакришну, эмблемой Миссии которого был белый лебедь). В Индии до сих пор существует поверье, что если перед лебедем поставить чашу воды, смешанной с молоком, лебедь молоко выпьет, а воду оставит ²⁶.

^{----------------------------
26 Вшекананда Свами. Четыре йоги. М„ 1993. С. 204-205.}
374

      В еврипидовском "Ионе" проблема знания и незнания переплетается с идеей
благочестия. Крайнее неведение у чистого сердцем сходится с неким сверхзнанием "итоговым слепым прозрением"²⁷. И не последнее место в контексте "Иона" занимает проблема пророческого полета птиц, в том числе и лебедя (ср. с легендой о том, что орнитоскопия родилась в Дельфах - Раus. X. 6. 1), который указывает на настоящего отца Иона - Аполлона ²⁸.
 

      Лебедь и вообще водоплавающая птица занимает важное место в шаманском камлании Севера и Сибири (где лебедь был тотемом). Якуты вели свое происхождение от девицы-лебеди, имели брачные кланы ворона и лебедя, бурятские роды Шарят и Харят - от брака шамана с девицей Лебедью, в урало-алтайской мифологии в образе лебедя верховная богиня Умай/Калтащ высиживает и пестует душу шамана, сам шаман, обернувшись лебедем, летит в небо с душой больного человека, где лечит ее, купая в молочном озере ²⁹. Хори-буряты, западные буряты, хонгодоры ведут свое происхождение от девы-лебедя Хун шубуун и молодого охотника Хоридоя, подсмотревшего купание девы в горном озере и спрятавшем ее лебяжье оперение.
 

      Те же верования у тюркоязычных народов. Лебедь был тотемом якутов-намцев. Культ лебедя отмечен у башкир, казахов, каракалпаков, туркмен, киргизов, шорцев, а также у дунайских болгар, ойратов, дэрбэтов Западной Монголии, у селькупов и кетов Сибири ³⁰. По мнению Д.С. Дугарова ³¹, это указывает на сибирско-центрально-азиатские истоки сюжета о деве-лебеди, здесь же возник культ лебедя, восходящий к эпохе палеолита. По подсчетам А.П. Окладникова ³², среди наскальных изображений Центральной Азии, Южной Сибири и Забайкалья лебедь занимает первое место. То же в знаменитых "оленных камнях" Забайкалья и Северной Монголии, на петроглифах оз. Байкал (где особенный интерес представляют изображения рожающей женщины, держащейся за лебедя - ср. с Умай, принимающей роды). Буряты называют Лебедь-Царицу Ху бай хатун (от "куба" - лебедь; это слово сохранилось только в сакральной лексике)³³.
 

       Интересно, что и глагол "кам: ла" (рус. "камлать") семантически выводится из слова, обозначающего "порхать, парить в воздухе" (ведь великий кам молится, подражая голосам птиц (лебедя, кречета, гагары), пищит, свитит и размахивает руками, кружась во всеубыстряющейся пляске)³⁴. Схожие представления были и у северо-американских индейцев.
 

       В сибирской традиции известен так называемый "гусиный дух", ведающий судьбой. Лебеди связаны со скандинавским богом-шаманом Одином (ср. также ."лебединое" имя Сванхильд).
---------------------------
27 Гаврилов А.К. Дельфийские птицы в Еврипидовом прологе {Еur. Ion. 154-183) // Hyperboreus. Petropolis. 1994. Vol. 1. С. 110.
28 Там же. С. 99, 108.
29 Тайлор Э.Б. Указ. соч. С. 383; Сагалаев А.М. Урало-алтайская мифология: Символ и архетип. Новосибирск,1991. С. 52-75.
30 Дугаров Д.С. Лебедь в орнаменте женского костюма тюркомонгольских народов // СЭ. 1983. № 5. С.104-106.
31 Там же. С. 106.
32 Окладников А.П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья: Историко-археологическое исследование. М.; Л., 1950. 4.1. С. 285-286.
33 ДугиронД.С. Указ. соч. С 106-109.
34 Сагалаев А.М. Указ. соч. С. 119.
375

       Птицы считались духами "верхнего" мира. Так, шаман энцев обычно отправлялся на небеса верхом на гусе или лебеде ³⁵. На птичью символику шаманской одежды обращали внимание этнографы прошлого века: "хвост" костюма, подвески в виде перьев, настоящие крылья лебедя или гагары, прикрепленные под мышками на одежде, изображение птицы на шаманской шапке и проч. (костюм для полета в верхний мир)³⁶. Кетский фольклор сохранил предание о шамане, превратившемся в лебедя. Сам костюм - свидетельство представления о шамане как о птице ³⁷. Нанайские и орочские шаманы в образе птицы посещали солнце, при этом сначала прилетали на луну (единственная дорога к солнцу)³⁸.
 

       По преданиям кетов, у оленя прежде крылья были, как у лебедя. На таком олене шаман возносился в верхний мир (пигалица, как называют такое существо археологи)³⁹.
 

       Сейчас уже не отрицается наличие шаманских черт в культе Аполлона (Фонтенроуз прямо называет пророков Аристея, Абариса и Гермотима шаманами)⁴⁰, которые могли быть заимствованы из скифского мира ⁴¹. Обычно при этом имеется в виду цикл легенд о вышеупомянутом Аристее Проконесском, совершившем "полет" в страну за великими горами на севере к гипербореям и описавшем свои приключения и обычаи народов (в том числе и скифов) в поэме "Аримаспея" {Неr. IV. 13). Особенно большую известность получили легенды о душе Аристея, летающей, подобно птице. Плиний знал много рассказов о том, как душа Аристея "вылетала" из его уст в виде ворона (постоянный атрибут шамана и тоже священная птица Аполлона) (Plin. ТюРю VIII. 10; Suid. s.v. Aριστέας). И покамест его душа блуждала в эфире, словно птица, тело его ничем не отличалось от мертвого {Мах. Туr. 10. 2е; 38d; Неr. IV. 13. 5). Умерев однажды на мельнице, он, однако, являлся другим людям, затем исчез на семь лет, а вернувшись, написал свою поэму. Через 240 лет он вновь появился в Метапонте, в облике ворона сопровождая Аполлона. Одни ученые полагают, что Аристей действительно совершил путешествие в Скифию, другие же полагают, что в легендах отражены "странствия" души во время транса ⁴². Вспомним, что гипербореи умели летать, а после определенных обрядов их тело покрывалось перьями {Jamb. De vit. Pythag. 136; Luc. Pholos. 13 sqq.).
 

      Так же странствовала душа Гермотима из Клазомен, возвращаясь весьма насыщенной новой информацией. Кончилось это тем, что в отсутствие души его тело, благодаря предательству жены, было сожжено врагами (Рlut. De gen. Socr. 22. 592сd) - мотив, известный из рассказов о шамане, отправляющемся на улов души. При этом жена шамана обязана неотлучно сторожить его тело. Причем дословно душа Гермотима была в "отъезде" (этим же словом - αποδμία - греки обозначали периодический отлет Аполлона на лебедях в северный Парадис). По преданию, древний храм Аполлона в Дельфах был вылеплен пчелами из воска и перьев (или построен дельфийцем Птерой (Перо)) и был отослан богом к гипербореям (Раus. I. 5. 9-10).
-----------------------------------------
35 Бaсилов В.Н. Избранники духов. М„ 1984. С. 32.
36 Там же. С. 99-105.
37 Там же. С. 108.
38 Там же. С. 67-68.
39 Там же. С. 84.
40 Fontenrose J. The Delphic Oracle. Berkeley; L.,. 1981. Р. 162.
41 Бонгирд-Левин Г.М.. Грантовский ЭА. От Скифии до Индии. М.. 1983. С. 97-98.
42 Там же.
376

        Во всех этих легендах, ядром которых является миф о гипербореях, в образе лебедя предстает душа (Procl. ad Plato. RР. П. 340. 11). Подобно Аполлону, улетающему к гипербореям, отлетает в царство теней и душа-Лебедь. Как полагает Роберт Грейвс, "это всего лишь деликатный способ изобразить ежегодную смерть представителя этого божества в день летнего солнцестояния"⁴³.

      С другой стороны, перелетная птица выражает идею периодического ухода и возвращения солнечного божества. По данным археологии, лебедь является в Центральной Европе солнечным символом, связующим небесную и земную сферы, а также символом плодородия ⁴⁴. Лебедь совершает перелеты через открытое море, и "крылья его не знают усталости" (Аеl. V. h. I. 14).
 

      В религиях древнего Востока роль лебедя неизвестна (в Египте, правда, существовал образ Великого Гоготуна - гуся, в семитских религиях солярным символом был пеликан)⁴⁵. Зато он часто упоминается в Ригведе. Связанный с солнцем божественный конь Дадхикра (РВ. IV. 40. 5) назван лебедем, близнецы Ашвины едут на колеснице златокрылых или алых лебедей, которые на заре плывут по воде (ср. у С. Есенина: "По пруду лебедем красным / Плавает тихий закат / Снова выплыл из рощи синим лебедем мрак"). И греческие Диоскуры, как и Ашвины, олицетворяющие утреннюю и вечернюю зарю, связана с лебедями: они - однояйцевые близнецы от Леды и лебедя-Зевса. Их даже изображали в яйцеобразных шлемах ("шапки в пол-яйца" - Luc. Deor. dial.. XXVI. 1), увенчанных звездой. (Философы толковали их как подземное и надземное полушария - Ioann Lyd. De mens. IV. 17). А их сестру Елену, тоже вылупившуюся
из яйца, Еврипид так и называл κυκνóπτερος (с лебедиными крыльями) - Еur. or. 1386. (Правда, насмешник Лукиан съязвил, что только белая длинная шея выдавала в ней дочь лебедя - Somn. 16). Известная латинская эпиграмма (РLМ. IV. N. 329):

Трое в этом яйце, но несхожий им выпадет жребий:
Звездами двое взрастут, третья - Троянской войной, -

по сути есть лишь закрепление общепризнанного мифа о Елене, вернувшейся к своему, так сказать, довоенному образу жизни. Иная версия изложена в "Оресте" Еврипида, где Елену от убийства Орестом спасает Аполлон, превратив ее по воле Зевса в звезду, "чтоб с Кастором она и Полидевком Спасением сияла для пловцов" (1632-1637)⁴⁶. Здесь она сопоставима с дочерью Неба богиней зари Ушас, объезжающей небосвод в колеснице своих братьев Ашвинов (РВ. IV. 45. 52), которым она приходится матерью, сестрой, женой и подругой (как и Артемида по отношению к Аполлону в Дельфах - отголосок древнего близнечного мифа), а также с Зарей-Зареницей - Лебедью с легкими крыльями ("Песни птицы Гамаюн". 6-й клубок), женой солнечного Хорса. Символично, что и в утренней сцене "Фаэтона" (34) у Еврипида вводится не только соловей, но и лебедь (Fr. 773). Сам Аполлон тоже олицетворял утреннюю зарю, ибо таким, шествующим по воздуху из Ликии к гипербореям, он явился на рассвете аргонавтам. В честь этого Орфей переименовал остров Тиниаду в Вифинии и, заложив храм, учредил на острове культ Аполлона Заревого {Ароll. Rhod. П. 670-710).

---------------------------
43 Грейвс Р. Мифы древней Греции. М., 1992. С. 487.
44 МонгайтЛ.А. Археология Западной Европы: Бронзовый и железный век. М., 1977. С. 77.
45 Gossen. Fr. Op. cit. Sp. 787.
46 Любопытно при этом. что Гальфрид Монмутский называет лебедя "мореходам любезной птицей" (Жизнь Мерлина. 1335). При этом Аполлон и сам является покровителем моряков как хранитель у берегов - Актейский (Ароll. Rhod. I. 435), как помогающий всходить на суда - Эмбасий (ibid. I. 402). Ему в знак благодарности возводят алтарь аргонавты (ibid. 1.435; 966; 1186 и т.д.).
377

       Большинство ведийских богов солярного круга связаны с лебедями или другими птицами (Индра, Гарунтман, Агни, Митра - РВ. I. 164. 46, 47). Агни, например, "дышит в водах, как лебедь, сидящий в воде" (РВ. I. 65. 9). Между прочим, именно в арийской религии тучи лебедей покрывают великую мировую гору (Меру, Хара-Березайти, Демавенд - ср. Парнас (Еur. Ion. 155-156), Рипейские горы), что находятся у Океана на севере, и в водах этой мировой реки, как явствует из описания щита Геракла, плавает много лебедей (Hes. Scut. 314-317). Образ птицы на вершине - типичный солярный символ. Гора Меру, кстати, это местопребывание семи индийских мудрецов-риши (ср. с семью греческими мудрецами, посвятившими первины своей мудрости в Дельфы - Пуп Земли). В "Тайттирия-брахмане" (III. 10. 9. 11) некий риши силою своего знания превращается в золотого лебедя, летит на небо и соединяется с солнцем (ср. Мбх. XII. 364-365)⁴⁷.
 

       Аполлон довольно поздно был отождествлен с солнцем (Гелиосом) (в V в. до н.э.), главным образом, в произведениях Еврипида. В одном орфическом гимне его называют "солнцем, взмывающем вверх на золотых крыльях" (Fr. 62). Так же понимал его и Еврипид:

Дружно с крылом быстрым
Солнца мой день проходит.
О, Пэан, о Пэан, о!
Благословен да будет
Сын Латоны вовеки!
                         (Ион. 122-126)

       Надо думать, на этом основании Дедал, прилетев в Италию и построив там храм, посвятил Аполлону крылья (Verg. Aen. VI. 18-19). Иконографический образ крылатого солнечного диска очень распространен. Хорошо известно в этрусском искусстве (где культы Аполлона и Артемиды были популярны) изображение солнечного колеса, влекомого лебедями. Аналогичный материал дают и археологические находки праславянских древностей (Радолинек близ Познани VII в. до н.э. - изображение солнечных дисков с лебединой шеей и хвостом в виде стрелы)⁴⁹. Однако, Плутарх, бывший жрецом Аполлона в Дельфах, в своих пифийских трактатах подчеркивал, что солнце - лишь эманация Аполлона, а все трактовки заезжего халдея, объясняющего солярность бога с помощью священного числа 7, высмеял, как сказки для невежд. Впрочем, двойственность светового божества известна и в других религиях: Митра и Хвар, Вивасват и Сурья.
 

       Солярная сторона религии Аполлона отчетливо проступает в легендах о происхождении драгоценного камня с солнечным цветом - янтаря. Это общеизвестный миф о сыне Гелиоса Фаэтоне ("Сияющий"), сраженном молнией Зевса и упавшем в воды Эридана, который обычно отождествляют с рекой По. Сестры Фаэтона нимфы Гелиады, оплакивавшие смерть брата, были превращены в тополя, их слезы-смола, падая в реку, становились янтарем.
---------------------------

47 Типичный признак шамана - умение совершать полеты на Солнце и Луну (Басилов В.Н. Указ. соч. С. 67-68, 125, 204), превращаясь при этом в лебедя (там же. С. 108). Что касается золотого цвета лебедя, то, как показывает В.Я. Пропп (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л„ 1986. С. 293, 297), это цвет солнца, золотистость присуща богам (ср. описание всего в золоте Аполлона у Каллимаха), умершим и посвященным.
49 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.. 1982; Белецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М.. 1978. С. 171.
378

Менее известен миф, по которому янтарь - слезы самого Аполлона, во множестве пролитые им, когда Зевс своим перуном поразил сына Аполлона Асклепия (Ароll. Rhod. IV. 610-618). Застрелив циклопов, выковавших роковой перун, Аполлон в великом горе покинул небо и удалился к гипербореям. А спутники его были превращены в поющих лебедей (Luc. De electr. 4).
 

         У Клавдиана есть любопытный рассказ о свадьбе Орфея (Аd. Ser. 8. 11-12)
которому лебедь с берегов Пада приносит в дар ветку с янтарем. Это не просто дар Мусагета своему ученику поэту и пророку (т.к. "наиболее мусическими" среди богов является Аполлон, а среди полубогов Орфей). По некоторым преданиям, Орфей, сын Аполлона от Каллиопы, получил в дар от отца его лиру. Второй дар Аполлона - его солнечные слезы - символизируют собой посвящение Орфея, который становится жрецом Аполлона, величайшего из богов, понимаемого как Гелиос. Орфей вводит мистерии Аполлона во Фракии, а также изобретает мистерии Диониса, так как Солнце тесно связано с Дионисом через Аполлона. Голова же растерзанного Орфея пророчествовала день и ночь, отбив у Феба всех его паломников.
 

        Во многих религиях бог Солнца - всеведущий судия, поборник правды, "всевидящий, на все взирающий, всему свидетель". Поэтому явление лебедя во сне означало разоблачение всех тайн (Artemid. II. 20).
 

       Как водоплавающая птица лебедь связан со стихией нижнего мира, с темными водами Хаоса и, таким образом, со смертью, с одной стороны, и с идеей плодородия, с другой (Аel. V.h. I. 14). Получившие широкое распространение в Греции и Этрурии скульптурные изображения Диомеда в виде человека-лебедя, совершающего возлияние из кувшина, Е.В. Мавлеев интерпретирует как символ оплодотворения и излияния божественной благодати⁵⁰. Добавим, что это еще и символ ритуального очищения (ср. окропление лебедями острова во время ритуального облета на Делосе и острове Диомеда). Этот мотив свидетельствует о существовании обряда вызывания дождя, в котором лебедь, как водоплавающая и вместе с тем небесная птица, вероятно, играл важную роль. При этом воды нижнего мира, связанные с жизнью, смертью и рождением, посредством гомеопатической магии (лебеди, орошающие крыльями землю в круговом облете) превращается в воды небесные, проще говоря в дождь. Эти представления дожили до нашего времени, а обычаи типа пеперуды, додолы распространены не только на Балканах - у греков, албанцев, болгар, румын, а также у молдаван, сербов и белорусов, но и среди других народов Европы. Так, у немцев Верхней Баварии и Бадена в Духов день водили по селу парня в маске водяной птицы или носили чучело лебедя, туловище которого было сделано из зелени и болотных цветов. "Птицу" старательно обливали водой, а она тянула процессию в воду ⁵¹. Интересно, что и на острове Левка благодарственные надписи священнослужителей Ахиллу (связанному с водой не только через свою мать нереиду Фетиду, но и по имени: корневой слог 'Aχ - указывает на воду вообще, не только на морскую) часто сопровождались выражением υπερ ευποσίας, каковое сейчас толкуется и как орошение полей. А сама Еυποσία кое-где поднялась до уровня богини ⁵² (как Пеперуда, Додола). Пеперуда, Дива Додола, Перуница - жена Перуна, тоже лебедь, вместе с божественным супругом приносящая на землю дождь с грозой. Одной из функций Аполлона было и ниспослание дождя: мощным ливнем он загасил костер, приготовленный для сожжения Креза. Макробий сообщает о существовании культа Аполлона Фимбрейского (Дождевого) (Sat.1. 17-49).
-----------------------

50 Мавлеев Е.В. Греческие Диомеды и этрусский человек-лебедь // Художественное творчество античных мастеров. М., 1981. С. 91-92.
51 Филимонова Т Д. Вода в календарных обрядах // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы: Исторические корни и развитие обычаев. М.. 1983. С 136.

52 Хоммель X. Ахилл-бог// ВДИ. 1981. № 1. С. 59, 72.
379

       Плодовитый лебедь (от 6 до 8 яиц в кладке) связан с идеей зарождения мира (мировое яйцо, мотив птицы, высиживающей жизнь на водах Хаоса), победы над смертью {Artemid. Oneir. II. 20: недужным во сне предвещает выздоровление), возрождением (Аеsoр. 215). Существует мнение, что среди гиперборейских даров Аполлону на Делосе были лебединые яйца ⁵⁴. Любопытно, что среди сочинений Орфея, кроме "Нисхождения в Аид" (что понятно) оказывается и написанное эпическим размером "Жертвоприношение яиц" или "Гадание на яйцах". В чем суть этого гадания и что это за яйца, можно только гадать. Но рискнем предположить, что в дивинации яйца абы каких птиц не использовались, вероятно, это были яйца священных птиц, не исключено, что и лебедей, раз речь шла о таинствах Аполлона. Что касается гадания по яйцам, то таковое зафиксировано в дагестанском шаманизме (правда, это исключительный для шаманизма факт). При этом использовалось покрытое смолой полое яйцо, в которое посредник вглядывался ⁵⁵ так же, как в воду или зеркало, пока не появятся образы богов (или, как считал Августин, ludificationes daemonum). Гидромантия, которой увлекались Пифагор, Ферекид, Нума и прочие, была, как верно подметил Августин, по сути некромантией (De civ. Dei. VII. 35). Яйцо же здесь как нельзя лучше подтверждает факт общения с мертвыми через цвет, форму, пустоту. Притом яйцо, заключающее в себе начало и конец всего сущего, символизирует переходный этап между жизнью и смертью (еще не родившееся, но уже существующее). Пограничное состояние - это основа любой мантики (отсюда бытовавшая в античности вера в профетическую силу умирающих - Патрокл, Гектор, Сократ...).
 

       Древнейшее представление о связи жизни и смерти, смерти с рождением (Рlat. Phaed. 71-77dg) породило мифологему противопоставления белого и черного лебедя. Как птица подземного мира она фигурирует на севере Европы (Лемминкяйнен по заданию старухи Лоухи охотится на лебедя в мрачной стране Туони - Калевала XIV. 375-460). О лебедях в царстве мертвых упоминает Аристофан в "Лягушках". Спустившийся в Аид Дионис плывет по озеру в лодке Харона и слышит пение лебедей (комически обыгранных как κύκνοι - βάτραχοι, -Aristoph. Rа. 206-207), которое "любят и сладостные Музы, козлоногий Пан вторит ему и форминга Аполлона" (ibid. 229-231)⁵⁶.
---------------------------------
54 Кoлосовская Ю.К. Агафирсы и их место в истории племен юго-восточной Европы // ВДИ. 1982. № 4. С. 67 и след.
55 Булатов А.О. Реликты шаманства у народов Дагестана // СЭ. 1991. № 6. С. 119, 120, 124.
56 Странное как будто соединение лягушки и лебедя в одном образе вряд ли можно считать результатом творческого балагурства Аристофана. Его комедии для мифолога - всегда источник с двойным дном. Достаточно хотя бы указать на совпадение картины космогонии в его "Птицах" (в которой видят комически переосмысленный орфический миф) с урало-алтайским сказанием о сотворении мира, где люди произошли от божества-птицы и тоже вначале были крылатыми. В схеме мирового древа лягушка (вместе с другими хтоническими животными) приурочена к нижнему миру, прежде всего к подземным водам (тогда как птица изображалась на вершине дерева) и потому выступала как источник плодородия и прародительница человеческого рода. Ее почитание в Западной Сибири достаточно широко распространено. Так, одна из групп манси называла лягушку "Нарас-най" ('Болотная великая женщина'; ср. с нашей Царевной-Лягушкой) или "Лус-халь-эква" ('Между кочками живущая женщина'). Согласно поверьям верхоянских якутов о воспитании шамана, призванного духами нижнего мира, прародительницами шаманов были лягушки, живущие в смертном море. А затем уже души шаманов девять дней высиживает водоплавающая птица (Сагалиев А.М. Указ. соч. С. 76-77, 85, 92-93). Таким образом, жизнь как бы "переливается" из верхнего мира в средний, затем в нижний и наоборот, восходя к своему источнику - зарождению в яйце богини-птицы.
38]

       Стоячие, прозрачные, бездонные озера во многих религиях фигурируют в качестве входа в преисподнюю, особенно если они обладают различными мрачными свойствами (затягивать на дно, умерщвлять ядовитыми, зловонными испарениям, способностью исчезать и также внезапно появляться вновь (например, Стимфал - Раus. VIII. 22. 3-6)). Таких мест в Греции несколько. В Италии общепризнанным преддверием Тартара считалось Авернское озеро , рядом с которым били горячие источники, отчего вся местность получила название Пирифлегетона (Strab. V. 4. 5). По общему мнению, на одна птица не может пролететь над этими местами. Но, как утверждает Псевдо-Аристотель (De auscul. mirab. 102), "там водится много лебедей". Кроме того, совсем недалеко отсюда находится святилище еще одних потусторонних "птиц счастья", Сирен на одноименных островах (ibid. 103). То же передают и о горячем озере с тяжелым, неприятным запахом у реки Эридан. Сюда упал испепеленный Фаэтон и сюда же падали слезы-янтари тополя. Несущее смерть всему живому дымящееся ядовитое зловоние как будто и не касается плавающих в Эридане лебедей (Ps.-Arist. Op. cit. 81; Ароll. Rhod. IV. 596-626).
 

      Другое адово место - Стимфалийское болото-озеро в Аркадии, где протекала
страшная Стикс, воды которой не только убивают все живое, но и разъедают все металлы, включая золото, а изделия из камня, хрусталя, стекла лопаются от этой воды. Говорят, именно этой водой был отравлен Александр Македонский. Сюда-то и отправился Геракл совершать свой шестой подвиг - уничтожить людоедок стимфалид с бронзовыми клювами, когтями и крыльями. (Интересно, что и в урало-алтайской мифологии владычица подземного мира черная шаманка Шебельдей рисуется в птичьем образе. Ее отличительным признаком является девятисаженный медный клюв.) Павсаний дает смутное описание облика аравийских стимфалид и не уверен, что это одни и те же птицы (Раus. VIII. 22. 5-6). Зато любопытный материал можно почерпнуть из росписи архаической чернофигурной амфоры из Вульчи, изображающей Геракла, расстреливающего стимфалийских птиц. Нетрудно убедиться, что это... лебеди, выразительно переданные мастером в отличие от статичного Геракла. Причем если верхнее поле занимают атакующие птицы, в окраске которых еще присутствует белый цвет, в середине - испуганно мечущиеся, трепещущие, падающие, то внизу - уже мертвые или умирающие лебеди, по мере ухода из жизни превращающиеся в совершенно черных лебедей! Это, пожалуй, одна из лучших иллюстраций архаического мышления, не расчленяющего жизнь и смерть. По своей выразительности и образной насыщенности эта роспись сравнима лишь с хореографической живописностью "Умирающего лебедя" (поставленного Фокиным на музыку Сен-Санса для Анны Павловой) или "Лебединого озера" П.И. Чайковского, не говоря уже об общности идеи (жизнь- смерть, Белый-Черный лебедь, Одетта-Одилия). Между прочим, по древней легенде, передаваемой Геллаником Лесбосским, стимфалиды тоже были женщинами (FHG. Рг. 61. Р. 53). Любопытно, что, по Аполлодору (II. 7. 8; III. 9. 1; 12. 6), возлюбленной Геракла, от которой он имел сына, была дочь Стимфала, внучка Аркада Партенопа (так же звали одну из сирен).
382

      Вера в небесных и подземных лебедей была распространена и в земледельческих культурах праславян, а также у древних славян (например, среднеднепровские фибулы VI в., представляющие трехъярусную картину мира: Небо — властитель с лебедями, в котором Б.А. Рыбаков видит Дажьбога-Аполлона), Земля, Нижний мир - господин Нижнего мира (Ящер) с лебедями в зеркальной симметрии к верхнему ярусу). Они выражали идею суточного движения солнца: днем по небу на лебедях, ночью - в подземных водах ⁵⁷.
 

      Однако очень древнее представление о черном лебеде, видимо, позабылось. Черные лебеди не могли быть известны древним, но об их существовании все-таки догадывались. Классический лебедь всегда бел даже в своей катахтонической функции. Павсаний сообщает об озере Тантала на горе Сипиле в Лидии, где водятся так называемые "лебединые орлы", названные так за свою белизну, делающую их почти похожими на лебедей (VIII. 17. 3). Сие зловещее место связано с мрачным мифом о дочери Тантала Ниобе, семь сыновей и семь дочерей которой расстреляли Аполлон с Артемидой. Ее муж Амфион (тот самый, под звуки лиры которого сами собой строились фиванские стены) за попытку отомстить был застрелен в Дельфах Аполлоном и обречен им на муки в Аиде. Ниоба девять дней и ночей оплакивала семью, которую некому даже было похоронить, так как Зевс превратил всех фиванцев в камень. И сама она, окаменевшая от горя, день и ночь проливает слезы на горе Сипиле.

--------------------------------
57 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. С. 341-345; Он же. Язычество древней Руси. М„ 1988. С.198-204,рис.38-39.
383

      В качестве злых духов белые лебеди известны в шаманизме: носясь в воздухе, они окружают и таскают души людей ⁵⁹.

       Цветовая символика и птичий код присутствуют и в образе Левкады, или Белой скалы, которую греки помещали в разных местах, в том числе и недалеко от берега Акарнании на близлежащем острове. Здесь находился храм Аполлона Левката и место, прыжок с которого укрощал любовь. (По Сервию, в эту скалу превратился юноша Левкат, бросившийся в море, спасаясь от любви Аполлона).
Сам Аполлон затем посоветовал Афродите, потерявшей Адониса, на которого он сам наслал вепря, тоже совершить прыжок с Левкады. Аналогичным образом расправлялись со своими чувствами Девкалион из-за Пирры и поэтесса Сафо из-за Фаона. Ежегодно левкадцы умилостивляли Аполлона, принося ему в жертву преступника, которого с музыкой и плясками сбрасывали со скалы, предварительно прикрепив к нему перья и привязав птиц. А внизу его уже принимали сидящие в лодках люди и затем удаляли из страны. Разумеется, смягчение прыжка, равно как и изгнание - всего лишь позднейшая замена человеческой жертвы. Первоначально же безнадежно влюбленный погибал, бросившись со скалы, как, например, героиня одноименной песни Стесихора Калика, вотще молившаяся Афродите. Бесспорно, радикальный способ укрощения несчастной любви! Да и жертва богам наиболее угодная.
-----------------------------

59 Смоляк А.В. Шаман: личность, функции, мировоззрение (Народы Нижнего Амура). М. 1991. С 215.
384

       Учитывая, что еще у Гомера (Оd. XXIV. 11) Левкадская скала помещалась за Океаном у входа в подземный мир, мы имеем весь комплекс "нерасчлененно-синтетического мышления" (по А.Ф. Лосеву): жизнь-смерть-любовь-перерождение через смерть-возрождение (ср. славянские богини Леля (Любовь) Жива (Жизнь), Морена (Смерть от "мор, мрети")-родные сестры). "Прыжок с Белой скалы во имя Аполлона был символом погружения человека из области своего индивидуального, изолированного состояния в область, где жизнь и смерть кипели в одном вечном водовороте"⁶⁰. В ионийской Левке вместе с Аполлоном почитался лебедь. Об этом говорят бронзовые монеты Левки IV в. до н.э., изображавшие Аполлона (а) и лебедя (r). "Чистые лебеди", по словам Овидия, пасутся на широких просторах Елисейских полей, помещаемых среди прочих мест и на Левке в Понте (Ovid. Amor. II. 49-53).
 

       Путаница в источниках, касающаяся названия Левки, и отождествление многих одноименных мест с Левкадскими скалами во многом объясняются символикой белого цвета как цвета смерти. (Мы обходим спорный вопрос о возможности догреческого топонима, сопоставленного в народной этимологии с λευκóς) Древний миф, сохраненный Сервием, повествует о похищении Плутоном (этим профессиональным похитителем) нимфы Левки, которая после смерти была превращена в серебристый тополь λευκή, пересаженный на Елисейские поля. Гомеровское название этого дерева - αχερωίς (созвучное с названием подземной реки Ахерон, с Ахиллом и Ахелоем). И остров Левка в Понте Эвксинском, где почитался Ахилл Понтарх, понимался как Элизиум, μακάρον νησος. Как убедительно показал X. Хоммель, Ахилл первоначально был владыкой мертвых, поселенных в обители блаженных, и только затем превратился в традиции рапсодов в героя Троянской войны. (Причем особенная глубина и очарование диалога Ахилла с Одиссеем в Аиде состоит в трагедии бога, ставшего человеком, который вновь занимает свое место повелителя мертвых, но при этом тоскует о мире людей!)⁶². В Ионии - родине колонизации Северо-Западного Понта и области доминирующего культа Аполлона, Артемиды и Лето - зарегистрирован ряд топонимов, имеющих отношение к Ахиллу и производных от Левки со следами древних божеств смерти. Это и город Левка в районе Клазомен (где тоже, как указывалось выше, Аполлон и лебедь были изображены на монетах), и поселение Ахиллеон рядом с Левкофрией близ Магнесии, и название притока Меандра Летей, имеющее отношение к Артемиде как богине смерти.
 

      Древнейшей и первоначальной паредрой Ахилла на Левке была Елена ⁶³, доэллинское божество, тоже связанное с царством мертвых. О жизни Елены по возвращении из Трои ничего не известно. Есть родосская легенда, по которой Елену повесили на дереве местные женщины, переодевшись эринниями, вследствие чего у родосцев есть храм Елены Дендритиды - дендрос - дерево (Раus. III. 19. 9-10). Елена здесь - ипостась спартанской Артемиды Ортии (она же Лигодесма - "ивой связанная", ибо в таком виде была найдена статуя богини - Раus. III. 16. 1) и одновременно Артемиды Удавленницы, богини смерти. И при этом она же, как уже указывалось, - небесное светило, богиня-лебедь (как славянская Морена - Ненаглядная красота и Лебедь
-----------------------------

60 Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М„ 1957. С. 294.
62 Хаммель X. Указ. соч. С. 64.
63 Там же. С. 66.
385

Белая). И ее братья-лебеди Кастор и Полидевк - не только звезды, но и частые гости страны мертвых, поочередно делающиеся, как выразился Лукиан, "то мертвецом, то богом" (Dial. deor. XXVI. 1. 2). Их связь с белым цветом прямая. Они ездят на белых конях, похищают Левкиппид, дочерей своего дяди, Фебу и Хилаейру. Отметим, что φοιβος и λευκóς - синонимы (ясный, светлый). Фебой звали как бабку Аполлона и Артемиды (мать Лето), так и дочь Леды от Тиндарея, да и сам Аполлон был Фебом. По другой версии, Феба и Хилаейра были дочерьми Аполлона. В спартанском храме Фебы и Хилаейры, жрицы которых тоже назывались Левкиппидами, показывали подвешенное к потолку яйцо, якобы снесенное Ледой. И здесь женщины ежегодно ткали хитон Аполлону Амиклейскому, который почитался как бог войны и смерти (Раus. III. 16. 1-2).
 

      В мифах о Ниобе и Левкаде Аполлон не только убийца и страшный бог смерти, ввергающий в Аид, но и суровый судия, назначающий кары в царстве мертвых (функция, традиционно приписываемая царю богов и людей Зевсу). И потому можно поспорить с Робертом Гарландом, утверждающим, "что у греков не было устойчивого мнения о смерти как о муке, боли... Мифологически идея безболезненного наступления смерти была связана в общем с образом сребролукого Аполлона, сваливающего с ног тихими стрелами". Если бы! О садистских наклонностях самого светлого бога, равнодушного к слезам (если это, конечно, не слезы его любовников), свидетельствует миф о его состязании с силеном Марсием, с которого Аполлон-победитель содрал кожу, а перед тем, как свидетельствуют Ватиканские мифографы, долго его истязал, так что "нимфы, сатиры и другие деревенские насельники своими слезами образовали целую реку" (I. 125; II. 115).
 

      Но и сам Аполлон умирал, чтобы стать чистым, Фебом. Ведь, чтобы возродиться, надо умереть (сократовское: все живое возникает из умершего — Рlat. Phaed. 71-77dе). Это и единственный путь апофеоза - превращения из смертного в бога через катабасис (Геракл, Ино-Левкотея, Семела-Тиона, Меликерт-Полемон, Елена и др.). Есть несколько сказаний о смерти и погребении Аполлона. Дельфийское же, переданное Плутархом, говорит о том, что после убийства Пифона Аполлон не был на девять лет изгнан в Темпейскую долину, но ему пришлось идти в иной мир, где он провел девять великих периодов, очистился, стал воистину Фебом и, вернувшись, овладел оракулом (De def. or. 21). Любопытно, что и Темпейская долина прежде была болотом, которое осушил Геракл {Diod. IV. 18). Очищение Аполлона специально праздновалось на дельфийском Септерионе. В Фессалии Аполлон даже имел эпиклесу Катабасий (Нисходящий в Аид). И потому Аполлону посвящены в Дельфах два жертвенника, что он, по замечанию Сервия, "есть божество небесное и подземное" (Вuс. V. 6. 6), охватывающее небо, землю и подземный мир (Аd Аеn. III. 93). Потому и лебеди Аполлона прекраснее всего поют перед смертью: "они ликуют оттого, что скоро отойдут к богу, которому служат, ...провидя блага, ожидающие их в Аиде" (Рlat. Phaed. 85-85b) и ощущая высшее счастье в последнем дне. Отголоски такого представления мы находим и в "Агамемноне" Эсхила: лебедь устремляется к солнцу, издает предсмертный клич и мертвый низвергается в воду (1445). Очень тонко заметил К. Кереньи, что "в образе Аполлона проступает смертоносный, страшный Один германской мифологии с белыми лебедями - рыцарями сладкой смерти" (ср. с Лоэнгрином).
З8б

       Идеей смертной тоски, желанием смерти насыщен весь "Федон". Суть сократовской жажды смерти в трансцендентности, которая с доисторических времен привлекала людей "уничтожающим опьянением погружения в чистоту". Это то, что удивительно точно выразил Пушкин:
 

Все, все, что гибелью грозит
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
 

      У древних славян таинственная и чудная любовь к смерти выразилась в том, что Морена-Мара прекраснее своих сестер Живы и Лели (Жизни и Любви). Народное творчество сделало Мару Марьей, коварной женой (лебедь белая - змея подколодная, обычная амбивалентность фольклорного образа, хотя лебеди и находятся в постоянной вражде со змеями - Аеl. Hist. an. V. 48) былинного богатыря Михаилы Потыка ("Птицы")⁶⁸. В русском фольклоре она и воинственная Марья Моревна, живущая у моря, и одновременно Ненаглядная красота, чародейка, возлюбленная Дажьбога, умирающая и воскресающая ⁶⁹. С Мореной (которую Рыбакову угодно называть Персефоной), связан археологически зафиксированный праздник, сопровождающийся изображением на земле (до разведения костра) огромных лебедей.
-----------------------------
68 Чтобы не оставлять без защиты родной Киев, Потык приказал приковать себя цепями к городским воротам (на воротах, действительно, был прибит щит с изображением крылатого воина). На киевском гербе крылатый, вооруженный мечом воин предстает в образе архангела Михаила. А как заметили еще орнитологи прошлого, ангелы имеют лебединые крылья (Кобельт В. Указ. соч. С. 334); ср. на представленных рисунках (взмывающий на крылатом треножнике Аполлон и он же на грифоне) - те же крылья. Можно вспомнить в связи с Киевом и о сестре основателя города Лыбеди. Кий, кстати, внук Дажьбога и Живы-Лебеди (богини жизни), которая спасла Дажьбога, распятого коварной Мареной, унеся его на лебединых крыльях за Рипейские горы в Ирий, где и оживила его ("Песни птицы Гамаюн". 17-й клубок).
69 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. С. 308-314, 376-377; Он же. Язычество древней Руси. С. 324,402-410.
387

        У греков эта идея первоначально, видимо, была воплощена в образах Сирен - дочерей Ахелоя и Мельпомены - волшебниц, своим завораживающим пением завлекающих моряков на погибель. И ведь плыли же, зная о смерти, с какой-то восторженной тоской, как, например, аргонавт Бут, которого не удержала даже игра и пение Орфея и которого спасла Афродита, выхватив из волн. Сирены, с одной стороны, чаровницы, околдовывающие мужчин (имя одной из них на хорошо известном краснофигурном стамносе с изображением корабля Одиссея: "Сладкоголосая", с голосом, вызывающим желание. С другой стороны, сирена - демон тихой смерти во сне или в забытьи, пагубная мара, садящаяся на грудь человеку и губящая его во время полуденного сна (в отличие от известной "ночной мары" - "кошмара"). При этом в эллинизме она изображалась прекрасной крылатой женщиной с птичьими ступнями. В обоих случаях исследователи указывали на эротический момент, подчеркивая соединение в этом образе гетеры и девы, отказывающейся от даров Афродиты (ср. имя другой сирены, у могилы которой был основан Неаполь-Партенопея (Strab. I. 2. 13, 18): Пαρθενοπη, "с голосом девы"). В целом сирены выражали идею неудержимо влекущей смерти, сладостной, как любовь. Чарующий голос Сирен звенел всеми переливами звуков: дудки и трубы, рогов и флейт, лиры и кифары, свирели, соловьиных трелей и "лебединой песнью в час, когда близится смерть" (РLМ. III. Р. 153). До своей ужасной метаморфозы (происшедшей, между прочим, у аполлоновской скалы Левкады) они были прекрасными девами - спутницами Персефоны, услаждающими ее слух, пока она не была похищена Аидом (Оvid. Меt. 551-563).
 

      Уместно провести сравнение с другой священной птицей Аполлона - Феникс, певуньей, сжигающей себя и вновь зарождающейся из пепла. Это, несомненно, довольно поздний символ Аполлона. Но та же идейная семантика:
 

Смерть - наслажденье одно и единая в смерти услада.
Чтобы родиться опять, смерти ты жаждешь своей...
Та же всегда, но не та же, такая ж и все же иная,
Благо - кончина твоя, в неу - твоя вечная жизнь.
                                             (Пер. Ю. Шульца // РLM. ПI. Р. 253)
 

      И платоновские Сирены, "вещающие божественное о царстве Аида" (RР. 617с), подобно поющим лебедям, "знаменуют не гибель человека, а пробуждение в уходящих отсель и блуждающих после кончины душах любви к неясному и божественному и забвение смертного" (Рlut. Моr. 745 D, Е).
 

     Вообще миксантропические чудовища, причастные в силу этого обоим мирам (что особенно подчеркивается принадлежностью к женскому полу), внушающие одновременно ужас и восторг, обладают птичьими чертами и так или иначе связаны с пением и водой. Это и Сирены, и Гарпии, и Стимфалиды, и "коршуновзорые" горгоны, и Сфинга, и Химера. Все они oбитают на краю земли (у берегов реки Океан, рядом с садом Гесперид, на подступах к стране гипербореев, народа Аполлона), дети то ли морского бога Форка, то ли Земли (Гея родила горгон в помощь гигантам). По Еврипиду, не Зевсовы орлы, а две бессмертные горгоны стерегут в Дельфах каменный Пуп Земли, увитый шерстяными лентами. Это тот самый камень, который Крон по ошибке
388

проглотил вместо Зевса, а затем изрыгнул. Под Омфалом находилась могила то ли Пифона, то ли Диониса. Пуп, таким образом, воспринимался и как вход в чрево, и как вход в преисподнюю ⁷², а также соотносился с рождением (согласно легенде, из камней, кидаемых Девкалионом и Пиррой, возродился человеческий род после потопа. Во многих религиозных системах камень соотносился с яйцом, о чем и говорит форма дельфийского Омфала.) В урало-алтайской мифологии живущие в море лягушки рожают камни, затем их высиживает божественный Лебедь, и через девять дней из них вылупляются души шаманов. Что касается третьей горгоны, смертной Медузы, то погубившая ее Афина хранила в золотой змее кровь горгоны, "которая недуг целит и жизнь питает", и яд ее змеиных волос (ср. представление о живой и мертвой воде).
 

       Сама Медуза не всегда была страшилищем. Когда-то она соперничала красотой с Афиной и полюбилась Посейдону, за что ревнивица Афина изуродовала ее. Но мало было Палладе "украситься" головой Медузы и запастись ее кровью. Из предсмертного стона несчастной (сиречь из ее лебединой песни) изобретательница флейты составила так называемую "многоглавую песнь", исполнявшуюся на музыкальных состязаниях в Дельфах. Только песня да крылатый символ вдохновения Пегас остались от прекрасной Медузы. Вот и родные сестры горгон и родственницы гарпий Граи, седовласые от рождения, красотой были подобны лебедям (κυκνóμορφος - Аеsch. Prom. 795). Даром, что на троих один глаз и один зуб, украденные к тому же Персеем! Да еще имена устрашающие. Кстати, Форкиды, Граи и Горгоны, - родные тетушки Аполлона по матери.
 

       Так лебедь оказывается символом страшной, манящей и гибельной красоты. Однако это эзотерическая сторона аполлоновской религии. Белоснежный лебедь в широких представлениях не уживался с мрачным подземным царством. Также и нисхождение бога света в Аид, эзотерически выразившееся в девятилетнем пребывании бога в Темпейской долине, в обыденном сознании представлялось невозможным. В "Семерых против Фив" Эсхил описывает Аид как место, где Харон плывет под черными парусами по Ахерону и куда не может ступать Аполлон - область без солнца. Также Аполлон покидает дом Адмета после смерти Алкестиды, дабы его не коснулась скверна. Поэтому у греков лебедю противостоит трикстер ворон, потерявший первоначально белый цвет из-за своей вины перед богом.
 

      Ворон - тоже слуга и вещун Аполлона, он дает людям знаменья при гаданиях, за что его поминают в клятвах, он указал могилу Гесиода, имеет функции целителя, живет пять человеческих жизней, он мудр. Но он зол, коварен, жаден, неблагодарен даже по отношению к Аполлону: посланный богом за водой, не приносит ее, обманув Аполлона, за что и наказывается вечной жаждой. Ворон нагл, вороват, своим карканьем портит всякое доброе дело, а из-за своей окраски и умения подражать разным голосам он уподоблялся прелюбодею. Единственное доброе дело, которое он делает - в качестве
-------------------------------

72 К примеру, похищение Персефоны произошло в роще близ Энны в месте, называемом "пупом Сицилии". Здесь из неизмеримой глубины пещеры неожиданно появился Плутон, схватил девушку и исчез с нею, а на этом месте тотчас же образовалось озеро (Cic. Orat. IV. 106).
389

проводника и вестника Аполлона участвует в выведении колоний. Сам Аполлон в образе ворона показывает дорогу для направлявшихся в Ливию колонистов. Традиционным мотивом в мифологии является белый ворон как символ чего-то необычного. По Антонину Либералу (XX. 7), этот ворон раньше был человеком по имени Ликий (эпиклеса самого Аполлона), сыном того самого богобоязненного вавилонянина Клиния, гостившего с Аполлоном у гипербореев. Когда сыновья Клиния попытались, по гиперборейскому обряду, принести в жертву ослов, бог внушил животным безумие, и они растерзали детей Клиния, которых боги превратили в различных птиц. Ликия Аполлон превратил в ворона с белым оперением. Донеся Аполлону на его возлюбленную Корониду (Ворону), ворон в наказание получил черную окраску, которую из зависти к лебедю пытался отмыть в озерах и реках (Аеsор. 206). Это бытовое понимание образа. (Такова и сатира Марциала о красящем волосы старике, соль которой в обратной метаморфозе: "Вороном сделался ты, только что лебедем быв", - Маrt. III. 43). Нa сакральном уровне ворон противостоит лебедю не только цветом, но и качественной стороной своих прорицаний. Как и лебедь, он говорит правду, но хорошего никогда не сообщает (каркает). Поэтому он практически везде, где обитает, наделен зловещей функцией вестника смерти. Образ одноглазого ворона подчеркивает его хтоничность (Аеsор. 312). Такой же образ имеется и в скандинавской мифологии. Одноглазого Одина сопровождают два вещих ворона Хугин и Мунин ("Думающий" и "Помнящий").
390

      С другой стороны лебедю противостоит гусь. В европейском фольклоре гуси, как лже-лебеди, связываются с темными силами (ср. гуси-лебеди из русских сказок). Гусь соотносится с лебедем как профанное и священное, низ и верх, земное и небесное. Их держат в храмах для жертвоприношений, лебедь же никогда не был жертвенным животным (на севере Европы и в Сибири убийство лебедя также табуировано). Их противопоставление основано на внешнем сходстве птиц. Так, оно обыгрывается в комедии анонимного автора "Кверол, или Комедия о горшке": у гусей головы и шеи хоть и лебединые, но они шипят друг на друга, хлопая крыльями и гогоча. "Из всех вещунов они самые обманчивые". Только людские желания толкуют, да и то скверно. Ответы их бессвязны (намек на пифию). А лебедей в храме нет ни одного. И вообще гуси произошли от мужчин-хвастунов (Аrtemid. Oneir. I. 70).
 

       Интересно, что ни гусь, ни ворон не противостоят лебедю как певцы. Даже в эпиграмме Никарха из антологии Плаунда:
 

Ворон ночной своим карканьем смерть накликает.
Если же поет Демофил, дохнет сам ворон ночной...

- ворон выступает в своей обычной роли птицы смерти. С лебединым пением соотносятся не птицы, а... звери.
 

       Это, во-первых, козел - священное животное Диониса, приносимое в жертву Аполлону в Дельфах перед началом консультации с оракулом. У Аристотеля и Горация противопоставляется хоровое пение (как аполлоновское) и τραγίζω) (блеяние козла). Не лишена остроумия гипотеза Ж. Винклера, понимающего τραγοιδóς как ломку голоса у мальчиков, на основании чего он пытается доказать, что трагический хор состоял из эфебов. Действительно, аполлоновское и дионисийское разводилось еще в древности. Аполлон противостоит Дионису как пеан и дифирамб, кифара и флейта, пифия и вакханка, упорядоченность и стихийность, чистый, небесный звук космической гармонии и нервное дребезжание плачущих флейт, - лебединое пение и козлиное блеяние.
 

     Во-вторых, у Аполлона оказывается весьма необычное священное животное,
почитаемое к тому же только у гипербореев, - осел. В далеком северном краю Приносятся в жертву Аполлону гекатомбы ослов ⁷⁶. Заметим, что попытки подобного жертвоприношения в других местах жестоко карались богом: так, сыновья вавилоняна Клиния, любимца Аполлона, за то, что ослушались сурового предупреждения, были растерзаны приведенными в бешенство ослами во время жертвоприношения. Исследователи обычно обходят стороной этот странный символ (А.Ф. Лосев) либо с недоумением отмечают, что осел - вообще-то животное Силена, Пана и Приапа. Третьи (В.Н. Топоров) связывают его с солнцем, атрибутом которого осел выступает на Востоке. Что касается Силена, здесь нет ничего противоречащего образу светлого бога. У Цицерона есть рассказ о Пифагоре, бежавшем из Италии и остановившемся на Самосе. Там он оставил надпись, из которой следует, что Аполлон - сын Силена, убитый Пифоном. А Пан приходил слушать песни любимца Аполлона Пиндара, которому дельфийцы поставили в храме железный трон. Что до прочего, то в Греции хватало и без ослов солярных животных. К тому же на Востоке осел -
-----------------------
76 Первоначальный смысл слова "гекатомба" ("сто быков") к этому времени был давно забыт.
391

мудрец (Валаамова ослица). В греческих представлениях осел туп, ленив, очень упрям, прожорлив, завистлив. Но есть у него два чисто "греческих" свойства характера. Он склонен к подражательству (как и ворон) из зависти. И не лишен стремления к прекрасному, хотя и понимает свою обделенность по части даров Муз (эзоповская басня "Осел и лира"). Было поверье, что осел при звуке лиры шевелит ушами. Отсюда поговорка: "Как осел лиру слушает" (Diogenian. V. 33). Становится понятным, над чем смеялся Аполлон при виде ревущих и встающих на дыбы ослов в стране гипербореев. Что еще остается беднягам при виде постоянно музицирующих и поющих пеаны Аполлону гипербореев и их лебедей? Ослы тоже очень хотят петь, а слуха нет. Смех Мусагета - естественная реакция музыканта на фальшь. В самом деле, ведь после состязания с Марсием Аполлон вытянул уши Мидасу, превратив их в ослиные за то, что Мидас не согласился с решением Муз и присудил победу Марсию. И разве выражение "ослиные уши Мидаса" - не более удачный оборот, чем соответствующее "ему медведь (слон) на ухо наступил"? Не случайно считалось, что миф о состязании Аполлона с Марсием сочинен музыкантами.
 

       В тесной связи с Аполлоном Гиперборейским находится и грифон, или гриф, - чудовищная птица с орлиным клювом и телом льва, охраняющая золото в стране гипербореев от одноглазых аримаспов. На ее восточное происхождение (иранское Сэнмурв, Симург - собака-птица, хотя раньше это существо было тоже птицей о трех естествах) намекает Эсхил, называя грифов "собаками Зевса" (Рrom. 803 ff). Как и всякое миксантропическое чудовище с крыльями, гриф являлся космическим посредником, связующим верхний, средний и нижний миры (ср. у Ариосто в XXIV песне "Неистового Роланда" Астольф спускается в ад и взлетает в рай на гиппогрифе). Как атрибут Аполлона гриф известен давно и был особенно популярен в Северном Причерноморье, о чем говорят и боспорские пелики с изображением Аполлона верхом на грифе. В Причерноморье Аполлон был и солярным, и хтоническим богом, что вполне отвечало иранскому дуалистическому мировоззрению ⁷⁷. На приведенном рисунке у грифа лебединые крылья взамен привычных орлиных. Прерогатива же быть впряженными в колесницу Аполлона принадлежит лебедям, она была поколеблена довольно поздно, в самом конце античности у Порфирия (III. 18, 16) и Аполлинария Сидония (К сенатору Катуллину. Жалоба на враждебность варваров. 66-73). Колесницу влекут уже грифы, а гриф прямо объявляется атрибутом Аполлона. У Аполлинария Сидония это выглядит так:
 

...Как увидал от вершин Аонийских спешащего Феба.
Правит грифонами он, на изогнутых клювах уздечки
Лавра листами шуршат, зеленеют висящие вожжи,
Свежим обвиты плющом; по дорогам земным и воздушным
Медленно зверь крылатый летит, чтобы взмахом воздушным
Крыл невзначай не сломать шлеи - ползучие лозы.
Вечной гладкостью щек блещет бог; над висками разросся
Плющ, и злато волос золотую метет колесницу.
                                                                  (Пер. Ф. Петровского)

--------------------------------------
77 Онайко Н.А. Аполлон Гиперборейский // История и культура античного мира. М„ 1977. С. 156-159.
392
       Совмещение и замещение грифа и лебедя не случайно. На золотой пластинке из IV Семибратнего кургана (Прикубанье) V в. до н.э. художник, изображающий Сэнмурва, не ограничился изображением крыльев для передачи двуприродности зверя, аподчеркнул птичью природу, прибавив чудищу сзади лебединую голову и шею. В народной традиции Сэнмурв - доброе начало, вещун, посредник между мирами, парящий в небе и осыпающий землю семенами ⁷⁸. Лебедь греков выражал те же идеи значительно яснее и изящнее, нежели громоздкое создание варваров.

      Но и мнение о лебеде как о прекрасной, нежной, кроткой и мирной птице далеко от полного понимания этого образа. Как Аполлон является богом смерти, так и лебедь - птица смерти. Если оружием Аполлона являются его стрелы, сеющие мор или насылающие внезапную смерть (тихие стрелы)⁷⁹, то оружием лебедя становится его твердый крепкий клюв. Об агрессивности и боевитости птицы говорит Аристофан в "Птицах" (769-782), о свирепости и воинственности - Афиней (Аthen. 393 А.) Элиан (V. Нist. an. I. 14) сообщал о драчливости лебедей, которые нередко убивали друг друга в схватках. Они вступают даже в сражение с орлами, правда, всегда защищаясь, а не нападая. Причем орлы предпочитают не вступать в сражение с лебедями, так как те часто одерживают верх над орлами. Не боятся лебеди в одиночку биться и с другими хищными птицами.
 

      Действительно, эта сильная, храбрая птица, достигающая весом 7-10, изредка 13 кг, может ударом крыла, самоотверженно защищая птенцов, переломить руку подростку (правда, это относится только к кликуну)⁸⁰. Отсюда, кстати, и имя героини скандинавского эпоса Сванхильд (этимологически происходящее от слов сван 'ле- бедь' и хильд 'битва, поединок'). Очень многие валькирии предстают в образе величественных дев-лебедей и носят имена, указывающие на их зооморфную сущность. Таковы три валькирии из "Песни о Велунде", купающиеся в озере. Их лебединые одеяния похищают сыновья конунга финнов. Имя одной из них Хладгуд Лебяжье-белая (Сванхвит). Такова Брюнхильд и восемь ее сестер-лебедей ("Поездка Брюнхильд в Хель". 6). И лебединое имя валькирии Свавы, о которой сказано, что она носилась по небу и по морю ("Песнь о Хельги, сыне Хьерварда"), очень напоминает главную героиню "Велесовой книги" птицу Матерь Сва, которая бьет крыльями, поет песнь ратную, нападает на врагов и сражается за русичей, "и та птица не есть солнце, но та, от которой все началось" (гл. 3. 5)⁸¹.
 

      Августин, рассказывая о лебедях на острове Диомеда, говорит, что они приветливо (аdularе - доcл.: виляя хвостом) встречают греков или их потомков, а на чужеземцев нападают и сильными ударами в голову заклевывают их до смерти (De civ. Dei. XVIII. 16. 18). Образ агрессивного, клюющего лебедя аналогичен древнему пониманию стрелы Аполлона как солнечного луча и удара. Воинственность лебедя вполне согласуется с функцией Аполлона-воителя.
 

       В классическое время эта сторона религии Аполлона отошла на второй план. Архаический Аполлон - бог войны, таким он почитался в Амиклах, где находилась одна из древнейших греческих статуй {Philostr.. V. Ар. III. 14), имеющая вид грубо обработанной колонны (κίων), к которой приделаны руки, ноги, голова в шлеме. В руках у статуи были копье и лук (Раus. III. 19. 1-20).

-------------------------------
78 Тревер К.В. Сэнмурв-Паскудж: Собака-птица. Л„ 1937. С. 28-36.
79 Те же функции вплоть до "тихих стрел" - у верховного бога карело-финнов Укко (Калевала. Руна. XXXIII. 263-292; ХLV. 15-22).
80 Жизнь животных. Т. 5: Птицы... С. 114.
81 Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга. М., 1992. С 203.
393

Представление о ней дает изображение на бронзовой монете из Лаконии эпохи Коммода. Аполлоний Родосский еще сближает Аполлона и Ареса (III. 1283). В образе Аполлона является у Нонна Арес (XXXV. 114) - но это уже рудимент архаической эпохи. У этрусков же эта исконная сторона культа Аполлона не только не позабылась, но и была усилена. (Заметим, что подобная преемственность сохранялась и в отношении учения Пифагора, который был родом из Этрурии. Плутарх говорит, что только в Этрурии точно соблюдались Пифагоровы заповеди (Моr. 727 С). Не случайно в этрусской статуе Диомеда объединены тип человека-лебедя и Марса . Но каким образом лебедь оказывается связанным с Диомедом-конником, любимцем Афины?


      По легенде, лебеди - потомки его спутников, погибших во время кораблекрушения у острова в Адриатическом море (напротив Гаргано в Апулии), где Диомед был предательски умерщвлен местным царем Давном. В "Илиаде" Диомед, единственный герой, осмелившийся нападать на богов и тяжело ранивший самого Ареса, носит черты древнейшего военного божества аргивян. Обожествленный после смерти, он стал покровителем коневодства. Это сближает его с фракийским Диомедом, сыном Ареса, владельцем коней-людоедов, которым в конце концов Геракл и скормил их хозяина. (Еврипидовский Геракл в сердцах обронил, что видно, судьбу ему чертит Арес, раз уж все время приходится воевать с его сыновьями: Диомедом, Кикном и другими.) Этот Диомед приходился пасынком Аполлону и сводным братом Аристею. Ибо Кирена, унесенная в Ливию Аполлоном на его лебединой колеснице (Schol. Ap. Rhod. II. 498), родила от него Аристея и прорицателя Идмона, а между ними от Ареса Диомеда, сопоставляемого с Кикном. Семантическая общность обоих Диомедов могла, вероятно, способствовать какому-то наслоению образов и связать троянского Диомеда с лебедями.
394

        Кикны-люди, превращенные затем в лебедей, агрессивны и воинственны. Один из них, сын Посейдона, был союзником троянцев. Он не давал ахейцам высаживаться с кораблей и убил их целую тысячу (Оvid. Met. XII. 163-45). Кикн был неуязвим ни для меча, ни для копья, ни для стрел. Ахилл пытался убить его щитом, но в конце концов вынужден был задушить его ремнями шлема (вариант: убил камнем в голову). После смерти Посейдон превратил сына в лебедя. Свою свирепость этот Кикн передал и сыну Тенесу, царю острова Тенедоса. Тенес также препятствовал высадке ахейцев на Тенедос, бросая в них камни. И его так же, как и отца, убил Ахилл, несмотря на предостережение Фетиды: если он убьет Тенеса, то и сам погибнет от руки Аполлона (так как настоящим отцом Тенеса был не Кикн, а сам Аполлон). Возможно, это следы табу, наложенного на убийство священной птицы Аполлона, которая защищена как внешне (неуязвимость), так и на сакральном уровне (убивший лебедя должен умереть). Лебединая природа Кикна была акцентирована довольно рано: Гесиод (Fr. 237) говорил, что у него была белая голова. В другой истории его ребенком нянчил лебедь (Аthen. 393 Е). Возможно, замена Аполлона отцом Посейдоном лишь подчеркивала водную природу лебедя.

    
       Многие Кикны являются сыновьями Ареса и сражаются ни много ни мало как с самим Гераклом. От одного из них Геракл, "чья слава выше силы" даже обращался в бегство. Этот Кикн весьма оригинально выражал сыновнюю почтительность: он отрубал головы проходящим через его владения чужеземцам и украшал ими храм своего отца. Кроме того, Кикн грабил паломников, направляющихся в Дельфы, и вместе с папашей своей колесницей изрыл всю священную рощу Аполлона Пагейского, где и навязал бой Гераклу. Из-за этого Аполлон подвиг Геракла на битву. Ирвинг Фоурбз полагает, что этот Кикн ничего общего с лебедем не имел. Само имя указывает на название города или народа (хотя в перечне имен женихов Пенелопы Аполлодор называет и Кикна, - Ерit. VIII. 27). Исследователь считает, что это прозвище воина-жреца Аполлона, которому он служил тем, что строил алтарь из человеческих черепов. Впоследствии Аполлон превратился в Ареса, который как будто к лебедю не имел никакого отношения.
 

       "Кичливые Кикны" (Аristoph. Ra. 963) прямо-таки одержимы желанием всем и каждому доказывать свое силовое превосходство на поединках. Вышеуказанный головорез, сын Ареса и Пелопии, вызвал на бой в Итоне (Фессалия) Геракла и был им убит, несмотря на помощь своего отца (Ароllod. II. 7. 7). Могила его по велению Аполлона была снесена разлившейся рекой Анавром, а сам Кикн был превращен в лебедя. Другой сын Ареса вызывал Геракла у реки Пеней с таким же результатом (Раus.1. 27. 8). Кикн, сын Пирены, не давал Гераклу пройти к Гесперидам за золотыми яблоками, предложив сначала помериться силой у реки Эхедор. Поскольку в поединке Кикна поддерживал Арес, то Зевс бросил перун посредине. Арес же превратил своего убитого сына в лебедя. Этот сюжет, популярный в античном искусстве, был также изображен на троне Аполлона Амиклейского (Раus. Ш. 18. 10). Амиклы же славились лебедями еще в римское время (Маrt. XIV. 161).
395

       "Лебединое" потомство несет на себе знак, так сказать, тотемической принадлежности (как Лоэнгрин). У сына Посейдона Кикна была белая голова. А сын Лигурийского Кикна Купавон, спешащий на помощь Энею в рядах этрусского ополчения, и вовсе появляется в лебединых перьях.
 

Чье осенили чело лебединые белые перья,
В память о горькой любви и чудесном отца превращеньи?
Ибо в тот час, когда Кикн, о любимом скорбя Фаэтоне,
Пел под сенью сестер, в тени тополей густолистых,
Боль души и любви утишая силою Музы,
Мягкими перьями вдруг, как сединами старец, одевшись,
Дол он покинул и взмыл с протяжною песнью к звездам.
                                                                                (Энеида. X. 187-193, пер. С. Ошерова)
 

       Купавон во главе отряда венетов прибывает вместе с лигурийцем Киниром из колонизованной этрусками северной Италии ⁸⁵, которую колонизовал и Диомед. Вергилий следует традиции (Неr. I. 94), по которой тиррены переселились в Италию после Троянской войны. Позолоченная фигура Аполлона на корме корабля из Популонии - свидетельство почитания этого бога в Северной Этрурии.
 

        Командир отряда венетов из Популонии носит имя Абас, как и любимец и пророк Аполлона. Щит Абаса, родоначальника абантов, повергал в бегство врагов. Военачальники Авлет (из ретов) и его брат Окн - тиррен, также прибыли вместе с Купавоном.
 

       А. Немировский указывает, что совпадение имен не является случайным, приводя широкие параллели, связанные со славянским Купалой, в честь которого праздновалось летнее солнцестояние. "...Человек-лебедь был героем фракийско-иллирийских племен, занимавших ту же территорию, где, по всей видимости, проходил этногенез славянства"⁸⁶. Купала (одно из имен или даже воплощений Дажьбога) в "Велесовой книге" ведет воинов к суровой битве, подобно Купавону ("Русские Веды". С. 219). А сам праздник Купалы связан с победой Перуна над Скипером-зверем, освобождением трех сестер-лебедей Лели, Живы и Марены, которые очищали себя от скверны, купаясь в небесном Ирии.
 

       В "Слове о полку Игореве" есть одно любопытное место: "Встала обида в войсках Дажь-Божьего внука, вступила девой на землю Троянову, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона, плеская растревожила времена обилия", после чего началась междоусобица ⁸⁷. В славянской (русской) мифологии вообще много женских образов, выступающих в облике лебедя (Леля-Жива-Морена, Заря-зареница, Дива- Додола, сказочная царевна-Лебедь, птица Сва). Наконец, и сестра основателя Русской земли. Культ лебедя у славян археологически подтвержден ⁸⁸. Очень интересна в связи с этим остроумная идея Бивэн о роли лебедя как первично связанного в греческой традиции не с Аполлоном и музыкой, а с женскими божествами и плодородием, в частности, с Латоной и Артемидой.
------------------------------

85 Немировский А.И. Каталог этрусских кораблей в "Энеиде" // ВДИ. 1978. № 1. С. 144, 146.
86 Там же. С. 147.
87 Слово о полку Игореве // Изборник: (Сб. произведений литературы Древней Руси). М„ 1969. С 202-
88 Монгайт Л.А. Указ. соч. С. 345 (№ 16), 349 (№ 15-17), 357 (№ 8, 18); Рыбаков Б.А. Язычество Древних славян. С. 308-314. 341-345, 376-377; Он же. Язычество древней Руси. С. 198-204 (рис. 38-39), с. 324,402-410.
396

       Как священная птица бога войны, характеризуется лебедь в Сапфо (Sapph. fr.
459) там песнь лебедя прямо называется κυκνιτις (в смысле военного клича)Широко распространен был культ Аполлона Bοηδρóμιος  (от βοή) - "военный клич" и δραμειν - "бежать", т.е. "бежать на помощь, заслышав военный клич"). Известен месяц боэдромион в аттическом календаре и боатоос в дельфийском, связанные с культом Аполлона. Близкое значение дает и Макробий (Sat. I. 17. 46), объясняющий прозвище Аполлона 'Еλελεύς (бог воинского клича - ελελευ). Этим кличем начинается атака, а также военная песнь (παιάν). Пеан был кроме того и победным гимном, посвященным Аполлону (ибо, убив Пифона, он воскликнул ιε παιάν.
 

       Лебедь - грозная птица-вестник Аполлона. Пение, которым он заливается, предвещая появление δεινος θεóς, производит эффект былинного свиста Соловья-Разбойника: в страхе к земле припадает зверье, утихает ветер и замирают волны, гудит Олимп, в изумленье приходят боги, а Музы и Хариты заводят песню и ведут хороводы, чтобы умилостивить грозного бога (Arist. Av. 769-782). Еще страшнее явление самого бога, который ужасает .не только неодушевленную природу, людей, но и богов. В Гомеровом гимне (I. 1-4) бог ужасает олимпийцев:
 

Вспомню, - забыть не смогу, - о метателе стрел Аполлоне,
По дому Зевса пройдет он - все боги, и те затрепещут.
С кресел своих повскакавши, стоят они в страхе, когда он
Ближе подступит и лук свой блестящий натягивать станет.
 

      И только когда его мать Лето усаживает его одесную Зевса, а сам Зевс подает
ему чашу с напитком (неслыханная честь для незаконнорожденного сына), только тогда боги успокаиваются и занимают свои привычные места.
 

        Подводя итоги, следует подчеркнуть, что лебедь - не случайный атрибут Аполлона. По своей емкости этот образ вмещает в себя практически все известные функции Аполлона. Бог света и Солнца - и мрачный бог смерти; всевидящий судия, поборник правды, блюститель клятв - и жестокий каратель, коварный убийца; эстет, нежный красавец, певец, музыкант, поэт и бог сладкой (тихой) смерти; покровитель мудрости, красноречия - и молчания; чистый, пламенный, заревой, властелин страны блаженных - и страшный, ужасающий бог; бог огня - и бог дождя, благодати, нисходящей с неба; пророк, гадатель, целитель, бог восходящего катарсиса - и нисходящий в Аид; шаман, посредник между Зевсом и смертными, умирающий и воскресающий; бог календарного года, знойного лета, подобно чадолюбивому лебедю, заботящийся о воспитании юношества (Куротропос в Дельфах), бог судьбы (Мойрагет), и, наконец, самый таинственный бог.
 

     Таким образом, нам представляется, что лебедь, в полной мере выражающий
идею Аполлона, является его главным символом. Только "всадник, связующий миры", мог иметь в качестве символа птицу, причастную трем стихиям.