Колдун

 

На следующей странице:
Е.А. Торчинов. Шаманизм как система психотехники

 

 

К. Леви-Строс

 

Колдун и его магия

 

К. Леви-Строс  Структурная антропология. М., 2001, с. 171-213

 

  
      Со времени появления трудов Кеннона мы стали яснее  представлять себе психофизиологический механизм смерти, последовавшей в результате заклинания или колдовства. Случаи эти отмечены во многих районах земного шара: лицо, считающее себя объектом колдовских чар, внутренне убеждено в полном соответствии с традиционными представлениями своей группы, что оно обречено. Это убеждение разделяется его родными и друзьями. Поэтому его связи с обществом начинают обрываться: проклятого избегают и относятся к нему не только как к мертвому, но и как к источнику опасности для окружающих. Окружающие всем своим поведением и по любому поводу внушают несчастной жертве мысль о смерти, которой она и не пытается избежать, будучи уверенной в неотвратимости своей судьбы. Впрочем, в честь такого человека совершаются обряды, которые должны будут препроводить его в царство теней.

 

 

             


 

    Сначала «порченого» насильственно лишают семейных и социальных связей, затем отлучают от всякого рода обязанностей и деятельности, позволяющей индивиду осознавать себя как личность. Но потом он вновь сталкивается с могучими социальными силами, на этот раз только для того, чтобы быть изгнанным из мира живых. Постепенно глубокий ужас, который он испытывает, внезапное и полное отторжение от привычных систем отношений с миром, создаваемых благодаря участию всей социальной группы, подавляют околдованного, тем более что эти системы обращаются по отношению к нему в свою противоположность, и из живого человека, наделенного правами и обязанностями, он обращается в мертвеца — объект страхов, обрядов и запретов 103. И физическая смерть наступает незамедлительно вслед за смертью социальной*.

-----------------------

103  С этой точки зрения как архаический пережиток («псевдоархаизм», по Леви-Стросу) можно рассматривать обряд 'гражданской казни' (например, в XIX в. в России).

* 0дин австралийский туземец, жертва подобного завораживания, в апреле 1956 г. был доставлен в безнадежном состоянии в госпиталь в Дарвине. Ею поместили в кислородную палатку и кормили с помощью зонда, в результате чего он постепенно выздоровел, так как был убежден, «что магия белого человека самая сильная»
171

 

             

 


        Каким же образом эти сложные явления отражаются на физиологии? Кеннон показал, что страх, как и ярость, сопровождается исключительно интенсивной деятельностью симпатической нервной системы 104 Подобная деятельность обычно полезна, поскольку возникающие при этом органические изменения позволяют индивиду приспосабливаться к новой ситуации, однако если индивид не наделен по отношению к необычной ситуации никакой инстинктивной или выработавшейся ответной реакцией или считает, что не обладает таковой, то деятельность симпатической нервной системы усиливается и расстраивается, что может привести, иногда за несколько часов, к уменьшению объема крови и сопровождающему его падению давления. Это вызывает, в свою очередь, необратимое расстройство органов кровообращения. Часто больные, испытывающие сильный страх, отказываются от еды и питья. Процесс ускоряется: обезвоживание стимулирует деятельность симпатической нервной системы, а уменьшение объема крови прогрессирует вследствие возрастающей проницаемости капиллярных сосудов. Эти гипотезы подтвердились при многочисленных исследованиях травм, полученных при бомбардировках, на поле боя или при хирургических операциях: при вскрытии не обнаруживается никаких органических повреждений.

 

 

             


 

    Сила воздействия некоторых магических обрядов не вызывает сомнений. Но, очевидно, действенность магии требует веры в нее, предстающей в трех видах, дополнительных по отношению друг к другу. Прежде всего, существует вера колдуна в действенность своих приемов, затем вера больного, которого колдун лечит, или жертвы, им преследуемой, в могущество колдуна и, наконец, доверие общества и его требования, создающие нечто подобное постоянно действующему гравитационному полю, внутри которого складываются взаи-

------------------

104 Идеи Кеннона о физиологическом характере реакций «агрессии и бегства» были в дальнейшем развиты в работах К. Прибрама, получившего эти реакции при электрической стимуляции определенных частей мозга, в частности гипоталамуса, и при удалении амигдалы
172

моотношения колдуна и тех, кого он околдовывает*. Ни один из перечисленных аспектов не может, конечно, создать ясного представления о деятельности симпатической нервной системы и расстройствах, названных Кенноном гомеостатическими106. Когда колдун утверждает, что высасывает из тела больного причину болезни и показывает камень, который он до этого прятал во рту, верит ли он сам в эту процедуру, и если верит, то почему? Каким образом удается оправдаться человеку, обриненному в колдовстве и оказавшемуся невинным, если он обвинен единогласно, поскольку магическая ситуация есть явление, зависящее от общего мнения - consensus?107  Наконец, какова доля легковерия или скептицизма в группе по отношению к тем, за которыми она признает исключительную силу, кому она предоставляет соответствующие привилегии, но от кого она также требует в ответ на все это оправданий ее ожиданий? Начнем с изучения этого последнего вопроса.

 

 

            


* * *


      Это было в сентябре 1938 года. В течение нескольких недель мы стояли лагерем вместе с небольшой группой индейцев-намбиквара недалеко от истоков Тапажоз, в унылых саваннах Центральной Бразилии, где большую часть года туземцы кочуют в поисках диких злаков и плодов, мелких млекопитающих, насекомых и пресмыкающихся и вообще всего того, что может спасти их от голодной смерти. Человек тридцать привела сюда кочевая жизнь, они жили семьями, в непрочных шалашах из ветвей, едва защищающих от беспощадного дневного солнца, ночного холода, дождя и ветра. Как и у большинства подобных групп, у них был вождь, отправлявший светские обязанности, и колдун, повседневные занятия которого ничем не отличались от занятий других
мужчин группы: охота, рыбная ловля, кустарные ремесла.

-------------------------
*В этой работе, предмет которой является скорее психологическим, чем социологическим, мы полагаем, что можем пренебречь, когда это возможно, строгими различиями в религиозной социологии между разновидностями магических приемов и разными типами колдунов 105.

 

105  В действительности же для ряда обществ, в частности, относящихся к типу шаманистских культур, к которому принадлежат и изучаемые в этой главе книги Леви-Строса северо-американские, существенно функциональное противопоставление двух типов шаманов («белых», приносящих благо, и «черных», приносящих порчу) и/или колдунов
106  Кеннон в своей классической работе 1929 г. назвал гомеостатическими сервомеханизмы служащие для регуляции функций организма со стороны нервной системы В теории Кеннона содержались элементы кибернетической концепции деятельности организма, развитые далее в модели гомеостата известного кибернетика Р. Эшби (1962). Работа гомеостатических сервомеханизмов мозга детально изучена в последнее время благодаря применению методов электрической стимуляции мозга, исследованию воздействия соответствующих химических веществ, а также в связи с изучением ориентировочной реакции. Эта последняя, как было показано в серии трудов проф. Е. Н. Соколова, возникает при каждом видоизменении конфигурации стимулов, что описывается как следствие взаимодействий механизмов внутри одного и того же мозга

173

Это был крепкий, веселый и подвижный человек лет
сорока пяти.


  Однажды вечером он не явился в обычный час на стоянку. Наступила ночь, зажглись огни, туземцы не скрывали своего беспокойства. В джунглях много опасностей: бурные реки, возможность встречи с крупным диким зверем, ягуаром или муравьедом или же с таким животным, которое, несмотря на свой безобидный облик, в сознании намбиквара является воплощением злого духа вод и лесов и потому особенно опасно. К тому же уже целую неделю каждый вечер мы замечали огни таинственного лагеря, которые то удалялись, то приближались к нам. Любая неизвестная группа в потенции уже враждебна. После двухчасового ожидания все пришли к убеждению, что их товарищ попал в засаду; пока обе его молодых жены и сын бурно оплакивали смерть своего мужа и отца, другие туземцы перечисляли вслух трагические последствия исчезновения сановного лица, которые не заставят себя ждать.
 

      Около десяти часов вечера это ожидание, полное страха перед неотвратимой катастрофой, жалобные стоны, к которым начали присоединяться и другие женщины, волнение среди мужчин создали совершенно невыносимую обстановку, и мы решили пойти в разведку с несколькими туземцами, сохранившими относительное спокойствие. Мы не прошли и двухсот метров, как наткнулись на неподвижную фигуру: это был тот, кого мы искали, он молча сидел скрючившись, дрожа от ночного холода, растрепанный и без своего пояса (намбиквара не носят другой одежды), ожерельев и браслетов. Он легко дал себя увести в лагерь, но всем пришлось долго его увещевать, а близким — умолять, чтобы он наконец заговорил. Мало-помалу удалось выяснить подробности его истории. После полудня разразилась первая в этом сезоне буря, и гром перенес его за несколько километров от нашей стоянки в местность, которую он назвал, а потом, раздев его донага, вернул на место, где мы его нашли. Все легли спать, обсуждая происшествие. На следующий день жертва грома снова обрел свою обычную жизнерадостность, как, впрочем, и свои украшения (подробность, которая, по-видимому, никого не удивила), и жизнь вошла в свое обычное русло.
174
 

      Однако несколько дней спустя некоторые туземцы начали распространять другую версию этих необычайных собыгий. Нужно сказать, что ватага, среди которой все это происходило, состояла из лиц разного происхождения, объединившихся в новое социальное целое при каких-то не вполне ясных обстоятельствах. Одна из групп была частично истреблена эпидемией несколько лет тому назад и была слишком малочисленна для самостоятельной жизни, другая отделилась от своего родного племени и испытывала те же затруднения. Мы не смогли установить, когда и при каких условиях обе группы встретились и решили объединить свои силы, причем одна из них дала вновь образованному целому своего светского вождя, а другая — религиозного. Однако все это произошло, несомненно, недавно, поскольку к моменту нашей встречи между членами обеих групп не было заключено ни одного брака, хотя дети одной группы были обычно обещаны в женихи или невесты детям другой. Несмотря на совместный быт, каждая группа сохранила свой диалект и могла общаться с другой только через посредничество двух или трех двуязычных туземцев.


      Окончив эти необходимые объяснения, перейдем кнашей истории. Вот что передавали туземцы шепотом другдругу: они предполагали, и с достаточными основаниями, чтонеизвестные отряды, которые нам встретились в саванне,принадлежали к тому племени, от которого отделилась тагруппа, в чей состав входил и колдун. Покушаясь на права ипривилегии своего коллеги — светского вождя, он, несомненно, захотел установить связь со своими прежними соплеменниками, чтобы, возвратившись к ним с повинной,подбить их напасть на своих новых товарищей или же простоуспокоить свое прежнее племя, убедив его в мирных намерениях последних. Как бы то ни было, но ему понадобился длясвоей отлучки предлог, и похищение громом с последующейинсценировкой были придуманы именно с этой целью. Подобное истолкование распространялось, разумеется, туземцами другой группы, причем втайне к этому прибавлялась вера,наполнявшая их беспокойством. Однако официальная версия события никогда публично не подвергалась сомнению, ивплоть до нашего вскоре наступившего отъезда она подчеркнуто поддерживалась всеми .И тем не менее скептики очень удивились бы, если всеэто было бы названо весьма правдоподобным обманом; хотяпобудительные причины его сами они анализировали с боль-
175

шой психологической тонкостью и политическим чутьеони не ставили под сомнение чистосердечие и силу своегоколдуна. Он, разумеется, долетел до реки Ананаз не на крыльях грома, и все это было лишь инсценировкой. Однако подобные вещи могли произойти при иных обстоятельствах,они относились к области опыта. Существует убеждение втом, что колдун поддерживает близкие отношения со сверхъестественными силами; то, что в этом частном случае он воспользовался верой в свое могущество для прикрытия мирских дел, относится к области догадок и служит поводом длятого, что можно было бы назвать исторической критикой.Очень важен тот факт, что оба возможных случая не исключают друг друга. Так и мы, например, можем понимать войнукак крайний взрыв национальной независимости или как результат махинаций торговцев пушками; оба объяснения логически несовместимы, но мы допускаем справедливость тогоили другого в том или ином случае. Поскольку оба эти объяснения допустимы и мы легко переходим от одного к другому,соответственно случаю и моменту, то и в сознании многихоба они могут безотчетно сосуществовать. Эти различныетолкования фактов, сколь бы серьезно их нельзя было обосновать, в индивидуальном сознании объективному анализуне подвергаются, а существуют в нем в качестве взаимно дополнительных следствий тех смутных, до конца не сформулированных установок, которые каждый из нас занимает поотношению к фактам, полагая, что основывает их на личномопыте. Однако этот личный опыт остается не оформленнымсознательно и неприемлемым эмоционально, если только невпишется в ту или иную схему, присущую культуре даннойгруппы. Только ассимиляция таких схем может позволитьобъективировать субъективные состояния, сформулироватьнеоформленные впечатления и включить личный опыт каждого в единую систему.

 

                                                                * * *

        Механизмы этих явлений становятся более понятными всвете наблюдений, уже давно проведенных у зуньи в НовойМексике замечательной исследовательницей М. К. Стивенсон.
176

      С двенадцатилетней девочкой, после того как один подросток схватил ее за руку, случился нервный припадок; подросток был обвинен в колдовстве и вызван на суд жрецовЛука. В течение часа он тщетно отрицал свои оккультные познания. Поскольку эта система защиты оказалась недейственной, а колдовство в то время у зуньи еще считалось преступлением, каравшимся смертью, обвиняемый изменил тактику и придумал длинный рассказ, где он объяснял, прикаких обстоятельствах ему довелось приобщиться к колдовству и получить от своих учителей две вещи, из которых однасводила девочек с ума, а другая — вылечивала их. Этот пунктловко предотвращал развитие событий в неблагоприятномнаправлении. От юноши потребовали предъявления его снадобий, он отправился к себе домой под надежной охраной ивернулся с двумя корнями, силу которых тут же продемонстрировал. Действия его представляли собой настоящийсложный обряд: проглотив один корень, он якобы впал втранс, а испробовав другого, вернулся в нормальное состояние. После этого он дал лекарство больной и объявил ее выздоровевшей. Сеанс был прерван до следующего дня, а ночьюмнимый колдун бежал. Его вскоре поймали, и семья жертвысама организовала трибунал для продолжения суда. Столкнувшись с нежеланием своих новых судей принять предыдущую версию, юноша придумывает новую: все его родственники и предки были колдунами и именно от них-то он иунаследовал такие замечательные способности, как умениепревращаться в кошку, набирать полный рот кактусовых колючек и убивать свои жертвы — двух младенцев, трех девочеки двух мальчиков, стреляя в них изо рта этими колючками.Все это он может благодаря магическим перьям, позволяющим ему и его близким покидать земную оболочку. Последняя подробность оказалась тактической ошибкой, так как теперь судьи потребовали предъявить перья как доказательствоправдивости нового рассказа. После различных отвергнутыходна за другой отговорок ему пришлось повести судей в свойдом. Он утверждал, что перья спрятаны за обшивкой стены,которую он не может разрушить. Его все же заставили этосделать. Разрушив одну из стен, каждый обломок которой онвнимательно рассматривал, юноша попытался оправдатьсясвоей забывчивостью: перья были спрятаны два года назад, и
177

он забыл, где они находятся. Вынужденный продолжать своипоиски, он разрушил вторую стену, и через час работы в самане показалось старое перо. Он жадно схватил его и подалсвоим преследователям как вышеупомянутое орудие магии;его заставили подробно рассказать о способах его применения. Наконец юношу потащили на общую площадь, где ондолжен был повторить всю свою историю, снабженную иммногочисленными новыми подробностями. Закончил он свойрассказ высокопарным самоуничижением, оплакивая утратусвоей сверхъестественной силы. Убежденные таким образомслушатели решили наконец его освободить.
 

        Этот рассказ, который нам, к сожалению, пришлось сократить и лишить его всех психологических нюансов, поучителен во- многих отношениях. Прежде всего, как мы видим, обвиняемый, преследуемый за колдовство и 'рискуя быть приговоренным к смертной казни, получает оправдание не вследствие отрицания своей вины, а, напротив, сознавшись в мнимом преступлении. Более того, он укрепляет свои позиции, сообщая следующие друг за другом версии, каждая из которых оказывается снабженной большими подробностями (а следовательно, и большей долей вины), чем предыдущая. Публичное судебное разбирательство ведется не так, как у нас, т. е. по принципу обвинений и их отрицания, а в форме ссылок и детализаций. Судьи не ждут от обвиняемого, чтобы он оспаривал какое-то утверждение или тем более отвергал те или иные факты. Они требуют от него лишь подтверждения системы, известной им только по одному фрагменту; они хотят, чтобы он воссоздал остальное соответствующим образом. Исследовательница сообщает при описании одного из этапов судебного разбирательства: «Воины были настолько
поглощены рассказом юноши, что, казалось, совсем позабыли о причине его присутствия на суде». И когда наконец
было извлечено магическое перо, то, как очень тонко отмечает автор, «воины были потрясены, они восклицали в один голос: «Что это значит?» Теперь они были уверены в том, что юноша говорил правду». Они испытывают потрясение, а не торжество при виде вещественного доказательства преступления; судьи стремятся не наказать преступление, а скорее удостоверить реальность системы, сделавшей его возможным, причем для них существенны не столько объективные
178

обоснования, сколько соответствующее эмоциональное выражение Суд соучаствует в признании; тем самым оно обретает новую силу и превращает самого обвиняемого в сотрудника обвинителя. Благодаря этому колдовство и связанные сним идеи перестают отягчать сознание как совокупность неясных чувств и плохо сформулированных представлений иобретают реальное бытие. Обвиняемому в качестве свидетелясохраняют жизнь, и удовлетворение правдоподобием вымыла оказывается для группы несравненно богаче и ощутимее, чем было бы удовлетворение правосудия в случае наказания виновного. И, наконец, благодаря находчивости при защите, постепенно заставив аудиторию поверить в истинность своей системы (поскольку выбор делается не между этой и другой системами, но между магической системой и отсутствием всякой системы, т. е. хаосом), подросток сумел превратиться из угрозы безопасности своей группы в гарантию ее духовного единства.
 

        Но защита, пожалуй, отличается не только изобретательностью, Создается впечатление, что, попытавшись осторожно, на ощупь найти соответствующую лазейку, обвиняемый искренне и, без преувеличения можно сказать, с жаром принимает участие в драматическом представлении, которое разыгрывается им и его судьями109. Его объявляют колдуном, а поскольку таковые существуют, то он мог бы также им быть. Да и какие признаки открыли бы ему заранее его призвание?
 

    Может быть, его призвание как раз выявилось в этой коллизии и доказательством его служат конвульсии доставленной в судилище девочки. И для него тоже единство системы и роль, которая ему отведена в ее становлении, важнее личной безопасности, которой он рискует в этом приключении. На глазах у всех он ловко, но вполне чистосердечно создает постепенно образ, подходящий для данной роли; черпая из своих воспоминаний и познаний, импровизируя, он тем не менее искренне живет в этой роли. Он пытается, пробуя осуществить различные манипуляции и воссоздавая по кусочкам ритуал, выполнить ту миссию, которую мог бы выполнять любой другой. Не ясно, в какой мере под конец этой истории герой так же хитрит, как в начале, и в какой мере приросла к нему маска, более того, не ясно даже, не стал ли он на самом деле колдуном. Вот что читаем мы в записи о его последней

-------------------------

109 Судебная практика, описанная у зуньи, находит разительные психологические параллели в средневековых процессах над ведьмами и их аналогах более позднего времени.
179

исповеди: «Чем больше юноша говорил, тем больше тема его рассказа поглощала его. Время от времени лицо его озарялось чувством удовлетворения, вызванным сознанием власти над своими слушателями». То- что девочка выздоровела, приняв лекарство, и то, что опыт, вынесенный из столь необычно
го испытания, организовался в систему, заставило ни в чемне повинного юношу окончательно уверовать в свое сверхъестественное могущество, в котором группа уже давно не сомневалась.
                                        * * *
 

      Мы должны отвести еще большее место другому исключительно ценному документу, вызывавшему до сих пор, кажется, интерес только у лингвистов: речь идет об отрывке из автобиографии туземца на языке квакиютль (район Ванкувера в Канаде), записанном Францем Боасом, который сделал его подстрочный перевод.


    Квесалид (по крайней мере это имя он получил, когдастал колдуном) не верил в могущество колдунов (или, точнее,шаманов, поскольку этот термин больше подходит для определения типа этой специфической деятельности в некоторыхрайонах земного шара). Побуждаемый любопытством, желанием раскрыть и разоблачить их обман, он начал бывать у них; это продолжалось до тех пор, пока один из шаманов непредложил ему войти в состав их группы, где он был бы посвящен в тайну и быстро стал бы одним из «своих». Квесалидне заставил себя просить; в его рассказе дано подробное описание первых уроков, им полученных. Это была страннаясмесь пантомимы, ловкости рук и эмпирических познаний. Его обучали симулировать обмороки и нервные припадки, петь магические песни, а также технике вызывания у себярвоты: он получил довольно точные понятия об аускультации(выслушивании) и акушерстве и научился использовать «видящих», т. е. шпионов, обязанных подслушивать частныеразговоры и тайно сообщать шаману некоторые сведения обисточнике и симптомах болезней, которыми страдал тот илииной соплеменник. Особенно важно было овладеть ars magna*

-------------------------
* Букв. 'великое искусство' (лат.). — Примеч. ред.
180

одной из шаманских школ северо-западного побережья Ти
хого океана, т. е. научиться пользоваться пучком пушинок, которые шаман прячет в углу рта; в нужный момент он, надкусив язык или вызвав кровотечение из десен, выплевывает окровавленный комочек и торжественно преподносит его больному и присутствующим как болезнетворное тело, извлеченное во время высасываний и прочих совершенных шаманом манипуляций.


    Утвердившись в своих наихудших подозрениях, Квесалидрешил продолжить расследование, но он уже не был свободен; его обучение у шаманов получило широкую огласку. Из-за этого его однажды пригласили в семью одного больного,мечтавшего о нем как о спасителе. Это первое лечение (поего словам, безвозмездное как в данном, так и в прочих случаях, поскольку он не закончил полагающегося четырехлетнего обучения) имело громкий успех. Однако, несмотря на точто после этого за ним утвердилась слава «великого шамана»,Квесалид не меняет своего критического отношения к происходящему; он объясняет свой успех психологическими причинами, тем, «что больной твердо верил сну, в котором онменя видел». По его собственным словам, ему пришлось«призадуматься и поразмыслить»; это более сложное переживание поставило его перед лицом нескольких разновидностей
«лжесверхъестественного» и привело к выводу, что некоторые из них оказываются менее ложными, чем другие. К первым, разумеется, относятся те, к которым он проявлял больший личный интерес и которые вписывались в систему, начинавшую исподволь складываться в его сознании.


      Во время посещения соседнего племени коскимо Квесалид присутствует при исцелении, совершаемом его знаменитыми иноплеменными коллегами; к большому своему изумлению, он обнаруживает разницу в приемах: вместо тогочтобы выплевывать болезнь в виде кровоточащего червячка,изготовленного из спрятанного во рту пуха, шаманы коскимодовольствуются тем, что отхаркивают в руку немного слюныи осмеливаются утверждать, что это и есть «болезнь». Чего жестоит этот метод? Какой теории он соответствует? Для тогочтобы выяснить, действительно ли есть сила у этих шаманови в чем она заключена или они только притворяются, что онишаманы, как и его соотечественники, Квесалид предлагает и
181

получает разрешение применить свой метод, поскольку предшествовавшее лечение оказалось неэффективным; в результате больная объявляет себя выздоровевшей.


      И вот впервые наш герой заколебался. Как бы мало он нипитал до сих пор иллюзий относительно своих приемов, онобнаружил еще более лживые и мистификаторские, еще более бесчестные приемы. Ведь он по крайней мере дает хотьчто-то своему клиенту: он предлагает ему болезнь в наглядной и осязаемой форме, в то время как его иноплеменныеколлеги совсем ничего не показывают и только утверждают,что поймали болезнь. И его метод достигает результатов, атот — нет. Таким образом, наш герой сталкивается с проблемой, которая, может быть, несколько аналогична проблеме,возникающей по мере развития современной науки. Имеются две системы. Известно, что обе неадекватны. Но логика иэксперимент показывают, что их различие значимо. В какойсистеме отсчета их можно сравнивать? С точки зрения соотношения с фактами, где они неразличимы, или в своих собственных системах, где они имеют, теоретически и практически, различную ценность?
 

      В это же время «посрамленные» шаманы коскимо, потеряв доверие своих соплеменников, тоже погрузились в сомнения: их коллега предъявил в виде материально существующего предмета болезнь, которой они всегда приписывалидуховную природу и которую никогда не собирались претворять в нечто видимое. Они посылают к нему гонца с приглашением на тайное совещание в одной пещере. Квесалид является туда, и его иноплеменные коллеги излагают ему своюсистему: «Каждая болезнь — это человек: фурункулы и опухоли, зуд и короста, прыщи и кашель, истощение и золотуха,а также сжатие мочевого пузыря и боли в желудке... Как только нам удается поймать душу болезни, которая есть человек,болезнь, которая есть человек, умирает, ее тело исчезает внаших внутренностях». Если эта теория правильна, то что жепоказывать? И по какой причине при действиях Квесалида«болезнь прилипает к его руке»? Однако Квесалид ссылаетсяна профессиональные законы, запрещающие ему заниматьсяобучением до истечения срока четырехлетней практики, и онотказывается говорить. Он продолжает стоять на своем икогда шаманы коскимо подсылают к нему своих дочерей,
182

считающихся девственницами, для того чтобы его соблазнитьи вырвать у него его тайну.


      Между тем Квесалид возвращается в свою деревню ФортРуперт и узнает, что самый знаменитый шаман соседнегоклана, обеспокоенный его возрастающим авторитетом, выразил недоверие всем своим коллегам и пригласил их помериться с ним силами во врачевании нескольких больных.Прибыв на условленное место, Квесалид присутствует на нескольких «сеансах» лечения, которые дает его старший коллега, однако тот, так же как и коскимо, не демонстрирует болезнь. Он просто изображает, что прячет невидимый предмет, «который он называет болезнью», то в свой сделанныйиз коры головной убор, то в свою ритуальную погремушку,вырезанную в форме птицы. «Сила болезни, которая впивается» в опорные столбы дома или в руку знахаря, заставляетэти предметы свободно парить в воздухе. Разыгрываетсяобычный спектакль. Квесалида просят попытаться исцелитьбольного в случаях, сочтенных его предшественником безнадежными, и он одерживает победу, пользуясь своим приемомизвлечения окровавленного червячка.


      Здесь начинается поистине патетическая часть нашегорассказа. Исполненный стыда и отчаяния от того, что он потерял доверие соплеменников и его терапевтическая системапотерпела крах, старый шаман посылает к Квесалиду своюдочь в качестве посредника, прося назначить ему свидание.Тот находит шамана сидящим у подножия дерева; старик обращается к нему со следующими словами: «Мы не собираемся говорить здесь друг другу плохое, мне только хотелось бы,друг, чтобы ты попытался спасти мою жизнь для меня, дабы яне умер от стыда, потому что стал посмешищем нашего народа из-за того, что ты сделал последней ночью. Я прошу тебясжалиться и сказать мне, что было приклеено к ладони твоейруки той ночью. Это действительно болезнь или это былатолько выдумка? Я прошу тебя сжалиться и сказать мне, какты это сделал, чтобы я мог подражать тебе. Друг, пожалейменя». Квесалид сначала слушает молча, а потом требует объяснить, действительно ли головной убор и погремушка обладают магической силой; шаман показывает ему острие, спрятанное в головном уборе, которое позволяет прикалывать егоправым углом к столбу хижины, а также способ, которым он
183

закрепляет головку своей погремушки между пальцами,чтобы создать впечатление, что птица держится клювом заего руку. Сам он, разумеется, только лжет и занимается надувательством; он притворяется шаманом ради материальнойвыгоды, из «алчности, питаемой к богатствам больных»; онхорошо знает, что не может ловить души, «так как у каждогоиз нас своя душа», поэтому он использует животное сало иутверждает, «что эта белая штука на руке — душа». Дочь при-соединяется к мольбам отца: «Пожалей его, чтобы он смогжить дальше». Но Квесалид по-прежнему молчит. Послеэтого трагического свидания старый шаман «с болью в сердце» той же ночью исчезает вместе со всеми своими близкими,чем заставил всю общину бояться, не начнет ли он мстить засебя. Однако опасения не оправдались: он вернулся черезгод. Он и его дочь сошли с ума. Спустя три года он умер.


      А Квесалид продолжал свою карьеру, держа в тайне сво
и секреты, разоблачая обманщиков и презирая свою профессию: «Лишь один раз я видел шамана, лечившего больныхвысасыванием; и я не смог выяснить, был он настоящим шаманом или обманщиком. Я думаю, что он был шаманом только потому, что не позволял платить ему тем, кого он вылечил.И действительно, я ни разу не видел, чтобы он смеялся»;Первоначальная позиция явно изменилась: радикальный негативизм вольнодумца уступил место более богатой гаммечувств. Существуют настоящие шаманы. А он сам? В концерассказа об этом не говорится, однако ясно, что он сознательно занимается своим ремеслом, что он гордится своимиуспехами и что он вступает в единоборство с остальнымишколами, защищая свой прием извлечения окровавленногокомочка пуха, совсем, видимо, забыв о том, что это всеголишь трюк, над которым он сам вначале так насмехался.


                                            * * *
    Из сказанного видно, что психология колдуна не проста.Пытаясь ее проанализировать, остановимся сначала на личности старого шамана, который умоляет своего молодого соперника сказать ему правду, является ли приклеенный к егоруке красный червяк действительно болезнью, или он изчего-то сделан, и теряет рассудок, не получив ответа. До этой
184

драматической развязки ему было известно следующее: содной стороны, он был убежден в том, что патологическиесостояния имеют причину, которую можно понять. С другойстороны, он владел системой объяснения болезни, содержащей во многом элемент его личного изобретения, и он знал,что течение болезни от момента заболевания и до выздоровления во многом определяется таким объяснением. Это превращение в сказку действительности, которая сама по себеостается неизвестной, осуществляется благодаря совместному действию трех видов опыта: во-первых, опыта самого шамана, который, если он действительно шаман по призванию(и даже если это не так, то в силу самой его практики), испытывает специфические состояния психосоматического свой-ства; во-вторых, больного, который действительно чувствуетулучшение или не чувствует его; в-третьих, зрителей, которые участвуют во врачевании, испытывают при этом воодушевление и получают интеллектуальное и эмоциональноеудовлетворение, служащее основой коллективного согласия сверностью лечения, что, в свою очередь, ведет к следующейего фазе.


      Эти три элемента того, что можно было бы назвать комплексом шаманства, неразрывно связаны между собой. Однако мы видим, что они группируются на двух полюсах, образуемых, с одной стороны, личными переживаниями шамана, ас другой — коллективным одобрением. Нет сомнения в том,что колдуны, по крайней мере самые искренние из них, верятв свою миссию и что это убеждение основано на реальнопереживаемых ими специфических состояниях. Те испытания и лишения, которым они себя подвергают, часто сами посебе уже достаточны, чтобы вызвать подобное состояние,даже если не принимать это состояние за доказательство истинного и ревностного призвания. Однако существуют такжелингвистические аргументы, которые более убедительныименно благодаря тому, что они носят характер косвенныхсвидетельств: в диалекте винту в Калифорнии имеется пятьглагольных наклонений, выражающих то, откуда полученознание о действии: путем зрительного восприятия, тактильных ощущений, путем индуктивного вывода, размышленийили, наконец, получено из уст других людей. Все пять наклонений относятся к грамматической категории знания, кото-
185

рая противопоставляется категории предположения, выражающейся посредством других форм. Любопытно, что отношения со сверхъестественным миром выражаются посредствомнаклонений, относящихся к категории знания, в частностинаклонения тактильных ощущений (т. е. наиболее интуитивных форм чувственного опыта), и наклонений индуктивноговывода и умозаключений. Когда, пережив духовный кризис,туземец становится шаманом, грамматически он выражаетсвое состояние как следствие, которое он должен по индукции вывести из факта, явленного ему в самом непосредственном его опыте, говорящем о том, что он получил его от какого-то духа. Из этого шаман делает вывод, что он совершилпутешествие в потусторонний мир, а потом снова очутилсясреди своих — последнее предстает ему как непосредственный его опыт.


      Реальный опыт больного представляет собой наименеесущественную сторону системы, если исключить тот факт,что больной, успешно излеченный шаманом, больше всегоподходит для того, чтобы стать, в свою очередь, шаманом,как это наблюдается в настоящее время при психоанализе.Как бы то ни было, но шаману известны некоторые позитивные сведения и эмпирические приемы, отчасти объясняющие его успех; в остальном заболевания, называемые сегодняпсихосоматическими и наиболее часто встречающиеся в обществах с малым коэффициентом обеспеченности, должныво многих случаях поддаваться психотерапии. В целом вполне возможно, что туземные врачеватели, как и их цивилизованные коллеги, добиваются излечения по крайней мере внекоторых из тех случаев, когда к ним обращаются, и что безэтой относительной эффективности магические приемы неимели бы столь широкого распространения во все времена ина всех континентах. Однако этот вопрос не является основным, так как он подчинен двум другим: Квесалид не потомустал великим колдуном, что он излечивал своих больных, онизлечивал их, потому что стал великим колдуном. Мы прямоподошли к противоположному полюсу — коллективному аспекту.


      Действительно, истинную причину провала противниковКвесалида следует скорее искать не в соотношении неудач у.успехов, а в поведении группы. Они сами подчеркивают это,жалуясь на то, что стали всеобщим посмешищем и испыты-
186

 

вают стыд, а стыд есть по преимуществу социальное чувство. Неудача имеет второстепенное значение, и из всех их разговоров явствует, что они рассматривают ее как производное отдругого явления: утраты общественного соучастия, возникающего в ущерб им вокруг другого шамана и другой системы.Таким образом, основной проблемой являются отношениямежду индивидом и группой или, точнее, между определенной категорией индивидов и определенными требованиямисоциальной группы.


      Пользуя своего больного, шаман разыгрывает передсвоей аудиторией спектакль. Какой спектакль? Не рискуя неосторожно обобщать некоторые наблюдения, мы скажем, чтоэтот спектакль является всегда повторением шаманом «призыва», т. е. первого припадка, во время которого ему открылось его призвание. Однако слово «спектакль» не должно вводить в заблуждение: шаман не только воспроизводит или мимически изображает события, он действительно вновь видит их во всей их живости, неповторимости и яркости. А поскольку по окончании сеанса он возвращается в нормальное состояние, то мы можем сказать, заимствуя у психоанализа основной термин, что он занимается отреагированием. Известно, что в психоанализе отреагированием называется тот решающий момент лечения, когда больной вновь интенсивно переживает исходную ситуацию, приведшую к его заболеванию, что в конце концов приводит к окончательному преодолению болезни. В этом смысле шаман представляет собой профессионального отреагирующего.


            В другом месте мы пытались найти гипотезы, которые позволили бы объяснить, каким образом способ отреагирования, свой для каждого шамана или, во всяком случае, длякаждой школы шаманов, индуцирует с помощью символов у больного отреагирование травматической ситуации. Но если в данном случае основное —это отношения между шаманом и группой, то следует также рассмотреть эту проблему с другой точки зрения, сопоставив мышление нормальное и мышление патологическое. Во всяком случае, если говорить с ненаучных позиций (а ни однообщество не может похвастаться отсутствием таковых), то больное и здоровое мышление не противостоят, а дополняют друг друга. Здоровое мышление жадно стремится познать
'187

вселенную, механизмы которой ему не удается себе подчинить, а потому оно пытается постигнуть смысл непостижимых вещей; так называемое патологическое мышление, напротив того, имеет всегда наготове массу толкований и эмоциональных откликов, которыми оно всегда готово с излишком снабдить порой недостаточно богатую действительность. Для одного типа мышления всегда есть явления, не верифицируемые экспериментом, т. е. остающиеся в области требуемого;для мышления патологического, которое характеризуется опытом без соответствующих объектов, всегда есть избыток наличного. Пользуясь языком лингвистов, мы скажем, что нормальное мышление всегда страдает от недостатка означаемого, в то. время как так называемое патологическое мышление (по крайней мере в некоторых его проявлениях) располагает избытком означающего. Благодаря коллективному соучастию в лечении, проводимом шаманом, между этими двумя видами ситуаций создастся равновесие. Поскольку человек с нормальной психикой не может разобраться в болезни, группа предлагает человеку с расстроенной психикойприменить к ее лечению свое эмоциональное богатство, которое иначе пропало бы втуне- Возникает некое равновесиемежду тем, что действительно с психологической точки зрения является спросом и предложением, но при двух условиях: нужно, чтобы коллективная традиция и индивидуальный вымысел в сочетании дали какую-то гибкую структуру, т. е. такую систему оппозиций и корреляций; которая включала бы в себя все элементы ситуации, иначе говоря, которая отводит место колдуну, больному и зрителям, представлениями процедурам. Во-вторых, необходимо, чтобы наряду с шаманом и больным зрители тоже принимали хоть какое-то участие в отреагировании этого жизненного ощущения целогомира символических проявлений, к которому причастныбольной в силу своей болезни и колдун в силу того, что онневротик; они оба обладают определенным чувственнымопытом, который иначе, как символически, они выразить немогут, но зато благодаря этому они могут показать зрителям,пусть издалека, отблески 111 этого мира.


        При отсутствии возможности экспериментальной проверки, которая не нужна, да даже и не требуется, только этиотблески и их относительное богатство в каждом случае по-
---------------------------------

111 В подлиннике «отблески» обозначены словом illumination («озарения»), которым назывался сборник стихов А. Рембо,в большой степени посвященный поэтическому выявлению подобных необычных состояний.


зволяют сделать выбор из нескольких возможных систем и примкнуть к той или иной школе или к тому или иному практикующему колдуну*.
 

                                                  * * *
      В отличие от научного объяснения речь идет не о том,чтобы установить связь беспорядочных неорганизованныхсостояний, эмоций и представлений с какой-то объективнойпричиной, но об их выражении в качестве чего-то цельногоили об их построении в систему, позволяющую в определенной степени выделить или объединить эти смутные (иногдатягостные из-за их прерывисто
сти) состояния; именно прерывистость и заставляет сознание воспринимать такие состояния как некий исходный опыт, который не может быть получен извне. Вследствие дополнительных психических нарушенийколдун и больной образуют пару, конкретно воплощающую вглазах группы антагонизм, присущий всякому мышлению,обычное выражение которого, однако, остается неясным и неопределенным: больной представляет пассивную сторону, недостаток собственного «я», поскольку неформулируемое есть болезнь мышления; колдун представляет активную сторону, избыток собственного «я», поскольку эффективностьесть питательный источник для символов. В процессе врачевания устанавливается равновесие между этими двумя полюсами и обеспечивается переход от одного к другому. Общийже опыт выявляет единство духовного мира, который сам посебе является проекцией мира социального.


      Таким образом, становится необходимым расширитьобъем понятия «отреагирование», учитывая, что в других направлениях психотерапии оно имеет иной смысл, нежели впсихоанализе, огромная заслуга которого состоит в выявлении этого понятия и его основополагающего значения. Можно ли сказать, что в психоанализе существует лишь одно
-----------------------------------

*Своевременно появившиеся критические статьи Мишеля Лейриса навели меня на мысль о необходимости уточнениявопроса о близости представленной здесь слишком упрощенно,между колдуном и невротиком112. Это сделано мной в «Введении»к издание трудов Марселя Мосса.

 

112 Проблема соотношения между шаманом и психически ненормальным человеком была детально рассмотрена замечательным психоневрологом Давиденковым в специальной книге, имеющей исключительное значение для реконструкции ранних этапов истории культуры: Давиденков С.П. Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии. Л., 1947.
189

отреагирование, а именно отреагирование больного, а не
три? Это не вполне ясно. Правда, в процессе лечения шаман говорит, совершая отреагирование вместо больного, который молчит, в то время как при психоанализе говорит больной, совершая сам у себя отреагирование в присутствий врача, который его слушает. Тем не менее и от врача требуется отреагирование, несмотря на его несовпадение во времени с отреагированием больного, поскольку для того, чтобы быть психоаналитиком, нужно самому подвергнуться анализу. Затруднительнее определить роль, выполняемую соответственно магией и психоанализом в группе, поскольку магия находит способ нового приспособления группы через посредство больного к уже существовавшим ранее задачам, в то время как психоанализ возвращает больного группе посредством внесенных решений. Однако вызывает тревогу наблюдающаяся в последние годы тенденция превратить психоаналитическую систему, состоящую из совокупности научных гипотез, в некоторых строго определенных случаях проверяемых экспериментально, в некую расплывчатую мифологию, проникающую в сознание группы (объективное явление, объясняемое с психологической точки зрения субъективным стремлением расширить существующую систему истолкований, разработанных для патологического мышления, и перенести их на нормальное мышление, применяя к явлениям коллективной психологии метод, используемый только при анализе индивидуального мышления); таким образом, создается опасность параллелизма между психоанализом и магией. Тогда (а быть может, уже и сейчас) в некоторых странах основным в психоанализе станет не то, что он способен оказать действительную помощь, излечивая отдельных индивидов, а то, что миф, лежащий в основе метода лечения, способен дать чувство безопасности целой социальной группе. На первое место в психоанализе выдвинется популярная мифологическая система, в соответствии с которой на основе этого мифа и будет перестроен весь мир социальной группы.

    Уже теперь сравнение метода психоанализа и применявшихся ранее и весьма распространенных методов психотерапии поможет сделать важные выводы относительно самого этого метода и принципов, на которых он основан. Постоянно расширяя круг пациентов и занимаясь уже не психопато-
190

логическими личностями, а типичными представителями социальных групп, психоанализ переходит от лечения к обращению: вылечить можно только больного, плохо адаптирующегося или неустойчивого индивида можно лишь убедить. Возникает вполне реальная опасность, что лечение (независимо от намерений врача, разумеется) приведет не к исчезновению психического расстройства или к устранению контекста, на фоне которого расстройство возникло, а к перестройке всех восприятий пациента в зависимости от психоаналитических интерпретаций. Таким образом можно прийти к исходной точке, когда появится теоретическая возможность возникновения магическо-социальной системы, которую мы проанализировали выше.

Если анализ привел нас к правильным выводам, то в магическом поведении следует видеть реакцию на ситуацию,
которая сознанием воспринимается аффективно, но сущность которой лежит в сфере интеллекта. Только история символических функций позволяет объяснить то, что для человеческого интеллекта вселенная всегда недостаточно значима, а разум всегда имеет больше значений, чем имеется объектов, которым их можно приписать. Разрываемый между этими двумя системами — системой означающего и системой означаемого, человек с помощью магического мышления обретает третью систему, в которую вписываются противоречивые дотоле данные. Но эта третья система, как известно, возникает и развивается в ущерб познанию. Для развития познания необходимо, чтобы из двух первых систем развивалась только одна, причем она должна быть углублена и разработана до такого состояния (до которого нам еще очень далеко), чтобы она смогла полностью растворить в себе вторую. Не следует индивиду, будь он нормален или ненормален, повторять ошибки коллективного опыта человечества. Даже если изучение психических заболеваний привело нас к заключению, что всякий индивид в той или иной мере пользуется противоречивыми системами и страдает от их противоречивости, тем не менее из того, что система, позволяющая достичь интеграции этих противоречий, возможна и снимает причину заболевания, еще не следует, что подобная адаптация не будет абсолютным шагом назад по отношению к существовавшей прежде конфликтной ситуации.
191

Произвольный общий синтез, позволяющий вместе с интеграцией нормальных ситуаций интегрировать ситуацию
травматическую, причем без учета тех критических случаев, когда необходимо действие, есть потеря во всех отношениях. Совокупность простейших гипотез для практика есть рабочий инструмент, но теоретик отнюдь не обязан видеть в них завершенную картину действительности. А поэтому незачем из этих гипотез делать нечто, объединяющее больного и врача в мистический союз, который к тому же воспринимается ими по-разному и приводит только к растворению лечения в магии.

На крайний случай придется ограничить психоанализ
тем, что он даст язык, с помощью которого можно дать социально приемлемое выражение явлениям, которые по существу своему стали непонятны ни социальной группе, ни больному, ни целителю.


ЭФФЕКТИВНОСТЬ СИМВОЛОВ*

Недавно был опубликован первый ставший нам известным религиозно-магический текст, относящийся к южно-американским культурам. Этот текст проливает новый свет
на некоторые аспекты шаманского врачевания, в связи с чем встают теоретические проблемы, которые отнюдь не достаточно освещены в великолепном комментарии издавших текст ученых — Вассена и Хольмера. Мы хотели бы на этих страницах еще раз проанализировать этот текст, но не с точки зрения лингвистики или американистики, с позиций которых он изучался, а скорее для того, чтобы сделать на его основе некоторые общие выводы.

Текст представляет собой длинное песнопение; подлинник занимает 18 страниц, на которых помещается 535 стихотворных строк. Песнь записана индейцем-куна Гилермо
Хайа со слов старого хранителя преданий своего племени. Куна живут на территории Панамской республики. Покой-
------------------------
*Посвящено Раймону де Соссюру.
192

ному Эрланду Норденшельду, который уделял большое внимание их изучению, удалось даже подыскать себе сотрудников из их числа. То заклинание, о котором идет речь, уже
после смерти Норденшельда было передано его преемнику Вассену вышеупомянутым Хайа. Оригинальный текст сопровождается переводом на испанский язык. Этому-то переводу и посвятил все свои труды Хольмер.

Цель песнопения — помочь женщине в трудных родах.
Поэтому оно применяется в исключительных случаях, так как трудные роды довольно редки у индианок Центральной и Южной Америки: обычно они рожают гораздо легче, чем женщины западноевропейской культуры. Вмешательство шамана, следовательно, требуется редко и только тогда, когда к нему в случае своей неудачи обращается за помощью повитуха. В начале песни описывается замешательство повитухи, а затем посещение ею шамана. Потом рассказывается, как ша-ман отправляется к роженице, как он приходит в ее хижину и начинает свои приготовления: он воскуривает дым, сжигая бобы какао, и изготовляет священные изображения, или нучу. Эти изображения делаются из материалов, освященных традицией, которые одни в состоянии придать им силу, и представляет духов-хранителей. Шаман берет их себе в помощники и во главе их отправляется в жилище Муу. Муу — это сила, которая ведает формированием плода. Трудные роды объясняются тем, что Муу превысила свои полномочия и завладела пурба, или «душой», будущей матери. Таким образом, вся песнь посвящена поискам потерявшейся души. Она будет возвращена больной после долгих перипетий: преодоления препятствий, победы над свирепыми животными и заключительной битвы шамана и его духов-помощников с Муу и ее дочерьми. Последние будут побеждены с помощью магических шапок, тяжести которых они не могут вынести. Победив Муу, шаман находит и освобождает пурба роженицы, и та разрешается от бремени. Песнь кончается перечислением мер предосторожности, которые нужно принять для того, чтобы Муу не ушла из больной вслед за шаманом: целью битвы было не уничтожить саму Муу — она необходима для продления рода, — а заставить ее не злоупотреблять своей властью. Как только справедливость восстановлена, отношения сторон .становятся дружественными, и прощальные
193

слова Муу, обращенные к шаману, можно было бы принять
за приглашение: «Друг неле, когда ты снова навестишь меня?»

Мы передаем термин неле как «шаман». Перевод может
показаться неточным, поскольку в нашем случае врачевание не требует от исполнителя впадения в экстаз или его второго рождения. Тем не менее окуривание дымом бобов какао имеет своей целью «придать прочность одежде» неле и сделать его самого «сильнее, храбрее, чтоб и он мог сразиться с Муу». У куна различаются несколько типов врачей; по их классификации могущество неле имеет — и это самое главное — сверхъестественное происхождение. Индейские врачи делятся на неле, инатуледи и абсогеди. Последние изучают врачующие песнопения и лекарства и после обучения проходят специальное испытание, талант же неле рассматривается как врожденное чутье, позволяющее увидеть непосредственную причину болезни. Причиной же болезни является орган, из которого злые духи похитили жизненные силы, частичные или общие. Неле может превратить этих духов в своих защитников или помощников. Из этого следует, что мы имеем дело с шаманом, хотя его вмешательство в роды кое в чем и отличается от обычного для шаманов поведения. Нучу же, духи-помощники, по призыву шамана воплотившиеся в сделанные им фигурки, получают от него не только невидимость и дар прозрения, но и нига — «жизненность», «упорство», в результате чего они становятся  нелеган (мн. от неле) — «служащими людям», «существами,  подобными людям», но одаренными сверхъестественной мощью.

В нашем кратком изложении песнь представляется построенной по весьма обычной схеме: болезнь вызвана тем,
что человек потерял своего духовного двойника или, точнее, одну из своих парциальных душ, совокупность которых и
есть его жизненная сила. Шаман и его духи-помощники отправляются в мир духов, где освобождают двойника от власти
пленившего его злого духа и возвращают его владельцу, в ре-
194

зультате чего больной выздоравливает. Рассматриваемый
нами текст интересен не этой, чисто формальной своей стороной: при внимательном чтении можно прийти к выводу (хотя вся честь этого открытия принадлежит Хольмеру и Вассену), что Муу-Игала, т. е. 'дорога Муу' и обиталище Муу, в представлении индейцев не является чисто мифическим путем и жилищем; это — влагалище и матка беременной женщины, по ним-то и путешествует шаман со своими пучу, и в их глубине они и одерживают свою победу.

Это толкование основано прежде всего на анализе понятия пурба. Пурба есть духовное начало, отличное от нига, определение которого мы давали выше. В отличие от пурба нига
не может быть похищена у того, кто обладает ею, а обладать ею могут только люди и животные. Растение, камень имеют пурба, но не имеют нига; точно так же дело обстоит с трупом; у ребенка нига развивается с возрастом. По-видимому, понятие нига довольно точно передается термином «жизненная сила»; слово пурба же может быть переведено как «двойник» или «душа». При этом мы условимся, что эти слова не служат для различения одушевленных и неодушевленных предметов (для куна все предметы — одушевленные), скорее они соответствуют платоновскому понятию «идеи», или «архетипа», чувственным воплощением которого являются каждое существо и каждый предмет.

Итак больная из нашей песни потеряла больше, чем свою
пурба; в подлиннике описывается, что у нее лихорадка, «жаркое одеяние болезни» и потеря или ослабление зрения, «блуждающего... уснувшего на тропе Муу-Пуклип» . Больная отвечает на вопрос шамана: «Муу-Пуклип пришла ко мне, и она хочет забрать навсегда себе мою нигапурбалеле» Хольмер предлагает переводить нига как «физическая сила», а пурба(леле) — как «душа» или «сущность», откуда получается «душа ее жизни». Возможно, предположение, что нига — атрибут живого существа, является результатом наличия у этого последнего не одной, а многих функционально связанных пурба, слишком смело. Однако каждая часть тела имеет свою парциальную пурба, а нига, по-видимому, представляет собой в духовном плане эквивалент понятия «организм»: точно так же как жизнь является результатом согласованной работы органов, «жизненная сила» есть
195

не что иное, как гармоничное сосуществование всех пурба,
каждая из которых заведует работой своего органа.

Шаман освобождает не одну только нигапурбалеле; найдя
ее, он обнаруживает там же и другие пурба: пурба сердца, костей, зубов, волос, ногтей, ног. Кажется
удивительным, что в этом перечне отсутствует пурба органов,
имеющих прямое отношение к заболеванию, т. е. детородных органов. Издатели текста подчеркивают, что в данном случае пурба матки рассматривается не как жертва, а как причина страдания. Муу и ее дочери — мууганы (как на это указал еще Норденшельд) — суть силы, заведующие формированием плода и дающие ему kurngin, или способности. Но в тексте ничего не говорится об этой их положительной роли. Муу предстает в нем как виновник болезни, парциальная душа, которая пленила и обрекла на бездействие другие души. Этим было нарушено гармоническое сосуществование парциальных душ и, следовательно, целостность «главного тела» (cuerpo jefe по-испански) — источник его нига. Но Муу должна остаться на своем месте, а поход, освободивший души, оставляет на время открытым путь, по которому она может уйти. Чтобы этого не могло случиться, принимаются меры предосторожности, подробному описанию которых посвящена последняя часть песни. Шаман поручает хозяевам диких животных охранять путь, запутывает следы, натягивает серебряные и золотые нити, и в течение четырех дней нелеганы стоят на страже и стучат палками. Муу по сути своей не есть злой дух, это просто дух, вступивший на путь зла. Трудные роды объясняются тем, что душа матки пленила души других частей тела. Как только эти души будут освобождены, она вновь может и должна сотрудничать с ними. Отметим, хоть и несколько преждевременно, насколько точно представления индейцев отражают физический недуг в том аффективном аспекте, в каком он воспринимается, пусть смутно, сознанием больной.

Чтобы добраться до Муу, шаман и его помощники должны пройти по пути, именуемому «дорога Муу». Многочисленные намеки в тексте приводят к одному и тому же заключению относительно того, что это такое. Когда шаман, сидя на
корточках под гамаком больной, кончает лепить нучу, они ус-
196

танавливаются «в начале дороги», и шаман напутствует их следующими словами:

Больная покоится в своем гамаке перед вами;
Ее белая ткань растянута, ее белая ткань тихонько шевелится:
Распростерто слабое тело больной;
Когда они освещают дорогу Муу, по ней струится нечто,
похожее на кровь;
Струя течет под гамаком, как кровь, вся красная;
Белая внутренняя ткань спускается вниз до земли;
И в этой белой ткани женщины спускается вниз
человеческое существо.

В смысле последних двух фраз переводчики сомневаются.
Поэтому они ссылаются на другой индейский текст, опубликованный Норденшельдом, который не оставляет никаких сомнений в том, что «белая внутренняя ткань» есть вульва. В таком случае залитая кровью при тяжелых родах «дорога Муу», которую нучу должны разглядеть в отблесках своих одежд и магических шапок, представляет собой влагалище больной. А «жилище Муу», «замутненный источник», где она пребывает, соответствует матке: информатор-индеец поясняет название этого жилища Амуккапириавила словами омеган пурба амуррекведи, т. е. «мутные кровотечения женщины», и называет его также «глубоким, темным источником» и «темным  местом внутри»

Итак, в нашем тексте есть некоторые характерные черты,
которые выдвигают его на особое место среди обычно описываемых способов шаманского врачевания. Эти способы можно разделить на три типа, не исключающие друг друга. Первый — физическое воздействие на больной орган (манипуляции с ним или высасывание из него), имеющее целью
197

удалить причину заболевания, обычно — извлечь шип, осколок камня, перо, причем так, чтобы они появились в подходящий момент (тропическая Америка, Австралия, Аляска).
Второй способ, распространенный, например, у арауканцев, в своей главной части имитирует битву со злыми духами, которая разыгрывается сначала в хижине, а потом под открытым небом. При последнем — третьем способе, которым пользуются, например, навахо, врачеватель произносит заклинания и предписывает различные действия (помещение больного на различные части рисунка, сделанного на земле при помощи песка и цветной глины), непосредственной связи которых с подлежащим излечению заболеванием проследить не удается. Во всех перечисленных случаях терапия (насколько известно, часто действенная) трудно поддается объяснению: когда она направлена на больной орган, она слишком груба и конкретна (обычно это чистый обман), чтобы оказать какое-либо действие на внутренние органы, а когда она состоит в повторении ритуальных обрядов, зачастую весьма абстрактных, остается неясным, на чем основано ее лечащее действие. Обычно, чтобы избавиться от трудностей, связанных с объяснением этого воздействия, говорят, что речь идет о психологическом лечении. Но этот термин остается лишенным содержания до тех пор, пока мы не определим, каким образом определенные психологические представления могут положительно влиять на строго определенные физические расстройства. Большой вклад в решение этой проблемы вносит текст, который мы проанализировали. В нем излагается чисто психологический способ лечения, поскольку шаман не прикасается к телу больной и не дает ей никаких лекарств, но в то же время он явно и прямо говорит о патологическом состоянии и органе, который его вызывает: можно сказать, что песнь представляет собой как бы психологическую манипуляцию с больным органом и что выздоровление ожидается именно от этой манипуляции.

* * *

Начнем с того, что определим действительный характер и
отличительные свойства этой манипуляции, а затем исследуем, каковы ее цель и эффективность. Прежде всего мы с удивлением видим, что песнь, сюжетом которой является
198

полная драматизма борьба за душу больной между духами-помощниками и злыми духами, отводит довольно незначительное место действию как таковому: из 18 страниц текста
описание поединка занимает едва ли одну, а рассказ о свидании с Муу Пуклип — две. Напротив, вступительная часть очень велика, и описание приготовлений и снаряжения нучу, их пути и остановок дано очень детально. Таково, например, в самом начале песни описание посещения шамана повитухой: разговор больной с повитухой, а затем повитухи с шаманом приводится дважды, поскольку каждый из собеседников, прежде чем ответить, в точности повторяет предыдущую реплику.

Больная говорит повитухе: «Я и вправду одета в жаркие одежды болезни».
Повитуха отвечает больной: «Ты и вправду одета в жаркие
одежды болезни, потому-то я тебя так и услышала».

Можно сослаться на то, что у индейцев-куна это обычный стилистический прием, вызываемый (как и у других народов, ограничивающихся лишь устной традицией) необходимостью твердо зафиксировать сказанное в памяти.
Но этот прием встречается не только при передаче слов, но и при описании действий:

Повитуха обходит хижину по кругу,
Повитуха ищет жемчужины,
Повитуха делает круг,
Повитуха ставит одну ногу перед другой,
Повитуха ногой касается пола,
Повитуха ставит другую ногу вперед,
Повитуха открывает дверь своей хижины,
и дверь ее хижины скрипит,
Повитуха выходит...

Это подробнейшее описание выхода из хижины повторяется при ее приходе к шаману, при возвращении к больной,
при уходе и приходе шамана; иногда это описание повторяется дважды в тех же самых выражениях (строки 37—39 и 45—47 воспроизводят строки 33—35). Итак, песнь начинается описанием предшествовавших событий, а некоторые моменты, на первый взгляд второстепенные («приходы» и «уходы»), воспроизведены с таким обилием подробностей, что напоминают замедленную съемку. Этот прием проходит через весь
199

текст, но нигде не применяется так систематически, как в начале, причем в описании предшествовавших событий.

Все происходит так, как если бы исполнитель обряда пытался заставить больную, чье восприятие реальности приглушено, а чувствительность обострена страданиями, отчетливо
и сильно пережить вновь исходную ситуацию, мысленно восстановить ее в мельчайших подробностях. Эта ситуация влечет за собой целую цепь событий, предполагаемой сценой для которых служат тело и внутренние органы больной, т. е; песнь переходит от самой прозаической действительности к мифу, от физических явлений к явлениям физиологическим, от внешнего мира к внутренности тела. Но благодаря специальной технике внушения, пользуясь патологическим состоянием пациентки, шаман создает такие условия, при которых эти мифические события, происходящие внутри тела больной, приобретают жизненность реально пережитых фактов.

На следующих 10 страницах в прерывистом и все убыстряющемся темпе чередуются физиологические и мифические темы, словно шаман старается стереть грань между ними
и уничтожить их различие в восприятии больной. Изображение женщины, лежащей в гамаке или же в положении, обычном для индианки-роженицы; лицом на восток, колени раздвинуты, — стонущей, теряющей кровь, с раскрытыми и движущимися наружными половыми частями (84—92, 123—24, 134-135, 152, 158, 173, 177-178, 202-204), чередуется с призыванием духов по имени: духов хмельных напитков, духов ветра, вод, лесов и даже — драгоценное свидетельство гибкости мифов — духа «серебряного корабля белого человека» Темы эти переплетаются — как и больная, нучу сочатся, истекают кровью, а страдания роженицы принимают космические размеры: «Ее белая внутренняя ткань свисает до лона земли... до лона земли, и пот ее течет, образуя лужи, красные, как кровь». Но в то же время появление каждого духа сопровождается подробнейшим его описанием, равно как и магическое снаряжение, которое он получает от шамана, обстоятельно перечисляется: черные жемчужины, огненные жемчужины, темные жемчужины, круглые жемчужины, кости ягуара, округлые кости, горловые кости и еще много разных костей , серебряные ожерелья, кости броненосца,
200

кости птицы керкеттоли, кости зеленого дятла, кости, из которых делают флейты, серебряные жемчужины;затем вновь производится всеобщая мобилизация, как будтоэтих гарантий недостаточно, и все ведомые и неведомыебольной силы должны быть собраны для вторжения.

Но все эти действия носят не только мифологический характер, а потому проникновение во влагалище, пусть чистомифическое, изображается больной в конкретных и общеизвестных выражениях. Дважды термином Муу при этом обозначена непосредственно матка, а не парциальная душа, которая ведает ее жизнедеятельностью («муу больной»)В этом
 случае нелеганы, чтобы вступить на дорогу, ведущую к Муу,  принимают вид пениса в состоянии эрекции и ведут себясоответственно:

Шапки нелеганов блестят, шапки нелеганов белеют;
Нелеганы становятся плоскими и низкими (?),
как концы прямыми;
Нелеганы принимают устрашающий вид (?), нелеганы
становятся ужасными (?),
Для спасения нугапурбалеле больной...

и ниже:


Нелеганы, покачиваясь, идут к верху гамака.
Они идут к верху, как нусупане
(?)*.

Рассказ построен так, чтобы вызвать в памяти реальныедействия, а роль мифа ограничивается тем, что он подставляет других действующих лиц. Эти персонажи проникают в естественное отверстие — после подобной психологическойподготовки больная действительно чувствует их проникновение. Она не только чувствует их, они еще и «освещают»(прежде всего, конечно, самим себе, чтобы найти свой путь,но и ей тоже, делая более «ясной» и помогая осознать локализацию смутных болезненных ощущений) дорогу, по которой собираются пройти.

Нелеганы помещают хорошее зрение в больной,
Нелеганы открывают в больной светоносные глаза.

----------------------
* Вопросительные знаки принадлежат переводчику: нусупане от нусу «червяк» — слово, которым обычно обозначают пенис
201

Это «освещающее зрение», если применить слова текста,помогает духам различить их сложный путь, определяемыйнастоящей мифической анатомией, соответствующей нестолько истинному строению детородных органов, сколько
некой эмоциональной географической карте 118, на которойотмечены все укрепления противника и все точки перехода в
наступление:

Нелеганы отправляются в путь,
Нелеганы идут гуськом по дороге Муу так далеко,
как простираются Низкие горы;
Нелеганы... и т. д. так далеко, как простираются Короткие, горы,
Нелеганы,.. и т. д. так далеко, как простираются
Длинные горы,
Нелеганы... и т. д. так далеко, как Yala Pokuna Yala,
Нелеганы... и т. д. так далеко, как Yala Akkwatallekun Yala,
Нелеганы... и т. д. так далеко, как Yala Ilamisuikun Yala,
Нелеганы... и т. д. вплоть до центра Плоских гор,
Нелеганы отправляются в путь, нелеганы идут гуськом
по дороге Муу.

Картина внутриматочного мира, населенного фантастическими чудовищами и свирепыми животными, может получить аналогичное объяснение, подтверждение чему мы находим в словах одного аборигена: это, говорит он, «животные,
которые усиливают боли рожающей женщины», т. е. персонифицированные страдания. При рассмотрении этой части песни тоже создается впечатление, что основной целью ее является назвать их, представить их в такой форме, которая доступна сознательному или бессознательному мыслительному восприятию: это Дядюшка Аллигатор, извиваясь, ползает то там, то тут, с выпученными глазами, неровно-чешуйчатый и пятнистый, он время от времени прижимается к земле и машет хвостом; Дядюшка Аллигатор Тииквалеле, блестящий, шевелящий своими блестящими плавниками, эти плавники занимают очень много места, все раздвигают, все тянут за собой; Неле ки(к)к,ирпаканалеле, осьминог, цепкие щупальца которого то втягиваются, то снова вытягиваются; и многие другие: Тот-кто-носит-мягкую-шапку, Тот-кто-носит-крас-ную-шляпу, Тот-кто-носит-многоцветную-шляпу и звери-

---------------------------------------

118 К тем же ритуальным и мифологическим истокам восходит карнавальное представление гротескного тела, населенного чудовищами (как тело великана у Рабле)
202

 

сторожа: Черный тигр, Красный зверь. Двуцветный зверь, Зверь-цвета-пыли; все они сидят на железной цепи, высовывают языки, языки у них свешиваются, из пасти у них течет пена, хвосты у них огненные, пасть угрожающе оскалена, они все разрывают, и «все становится как кровь, все становится красным».

Чтобы проникнуть в этот ад а lа Иероним Босх и добраться до его хозяйки, нелеганы должны преодолеть еще и
другие препятствия, чисто материальные: жилы, болтающиеся веревки, натянутые нити, завесы, следующие одна задругой: цвета радуги, золотистые, серебристые, красные, черные, коричневые, синие, белые, червеобразные, «как галстуки», желтые, витые, толстые; и с этой целью шаман вызывает подкрепление — Господ-животных-буравящих-дерево — тех, что должны «разрезать, собрать, скатать и убрать» нити, которые, по мнению Вассена и Хольмера, есть не что иное, как складки слизистой оболочки матки.

По мере преодоления последних препятствий духи продвигаются вперед, и начинается поединок шапок, обсуждение которого увело бы нас слишком далеко от непосредственного предмета нашего исследования. После освобождения нигапурбалеле начинается спуск, столь же опасный, как и
подъем, ведь целью всех этих действий было вызвать роды, т. е., точно выражаясь, трудный спуск.

Шаман производит смотр и ободряет свое войско; ему
приходится еще раз вызывать подкрепление: «открывающих путь», Хозяев-животных-роющих-землю, например броненосца. Все вместе они заставляют нига двинуться к зеву матки.

Твое тело распростерто перед тобой в гамаке,
Белая ткань его растянута,
Его белая внутренняя ткань слегка шевелится;
Твоя больная распростерта перед тобой, и ей кажется,
что она потеряла зрение.
В ее тело они возвращают ее нигапурбалеле.

Следующий эпизод не ясен: кажется, больная еще не выздоровела. Шаман с другими жителями деревни отправляется
в горы для сбора целебных растений и повторяет атаку иным способом: на этот раз он сам, подобно пенису, проникает в «отверстие муу» и движется там, «как нусупане... полностью очищая и осушая внутренность». Однако приме-
203

нение кровоостанавливающих средств вроде бы указывает на
то, что роды уже произошли. Наконец перед самым рассказом о тех уже описанных нами мерах, которые были приняты, чтобы Муу не покинула свое жилище, шаман взывает к народу стрелков из лука. Поскольку им поручается поднять тучи пыли, «чтобы затмить Муу дорогу» и встать на страже на всех путях Муу, на всех поворотах и обходах, то само их появление свидетельствует о том, что наступил заключительный этап.

Быть может, вышеописанный эпизод имеет отношение к
другой технике лечения, с манипулированием органами и применением лекарств, а может быть, является аналогией, в равной степени метафорической, первому путешествию, более подробно описанному в нашем варианте текста. В этом случае мы имели бы дело с двумя атаками, предпринятыми для того, чтобы помочь больной. Одна из них основывается на психофизиологической мифологии, другая — на мифологии психосоциальной, что видно из обращения к жителям деревни, но эта сторона не получила в песне достаточного развития. Как бы, впрочем, ни обстояло дело, нужно отметить, что песнь оканчивается описанием событий, имеющих место после родов, а начинается с описания событий, происходивших до начала лечения: последующие и предыдущие события пересказываются со всей тщательностью, т. е. речь идет о построении некоего систематизированного целого. Лечение должно быть направлено («служить запором») не только против попыток Муу ускользнуть, но и для полной действенности; еще прежде чем оно даст результаты, оно должно изобразить больной развязку, т. е. описать ситуацию, в которой все действующие лица нашли себе место, ситуацию, не таящую в себе более ничего угрожающего.

* * *
Таким образом, лечение, по всей видимости, состоит в
том, чтобы больная осознала ситуацию, описанную вначале в чисто аффективных терминах, и чтобы дух смирился со страданиями, которых тело больше не может вынести. То, что мифология шамана не соответствует реальной действительности, не имеет значения: больная верит в нее и является
204

членом общества, которое в нее верит. Злые духи и духи-помощники, сверхъестественные чудовища и волшебные животные являются частью стройной системы, на которой основано представление аборигенов о вселенной. Больная принимает их существование или, точнее, никогда не подвергала
его сомнению. То, с чем она не может примириться, это страдания, которые выпадают из системы, кажутся произвольными, чем-то чужеродным. Шаман же с помощью мифа воссоздает стройную систему, найдя этим страданиям в ней соответствующее место.

Но, поняв свои муки, больная не только смиряется с
ними, она выздоравливает. С нашими больными не происходит ничего подобного, когда им объясняют причину их недомоганий, рассказывая про выделения, микробы и вирусы. Нас, может быть, обвинят в парадоксе, если мы ответим, что причиной тому как раз то, что микробы существуют, а чудовища — нет. Отношение между микробом и болезнью для сознания пациента есть отношение чисто внешнее — это отношение причины к следствию, в то время как отношение между чудовищем и болезнью для того же сознания (или подсознания) есть отношение внутреннее — это отношение символа к символизируемому объекту, или, если говорить языком лингвистики, означающего к означаемому 120. Шаман предоставляет в распоряжение своей пациентки язык, с помощью которого могут непосредственно выражаться неизреченные состояния и без которого их выразить было бы нельзя. Именно этот переход к словесному выражению (которое вдобавок организует и помогает осознать и пережить в упорядоченной и умопостигаемой форме настоящее, без этого стихийное и неосознанное) деблокирует физиологический процесс, т. е. заставляет события, в которых участвует больная, развиваться в благоприятном направлении.

С этой точки зрения шаманская медицина занимает промежуточное положение между нашими органотерапией и
психотерапией (как, например, психоанализ). Особенность шаманского врачевания в том, что оно применяет к органическому расстройству метод, очень близкий к психотерапевтическому или психоаналитическому. Каким образом это становится возможным? Более тщательное сравнение шаманства и психоанализа (в чем нет, по нашему мнению, ни-

------------------------------

120 Как показал Бенвенист, под означаемым следует иметь в виду не реальный предмет, а соответствующий концепт (понятие).
205

 

чего оскорбительного для психоанализа) поможет нам выяснить этот вопрос.

В обоих случаях цель состоит в том, чтобы перевести в
область сознательного внутренние конфликты и помехи, которые до тех пор были неопознанными либо потому, что они были подавлены иными психическими силами, либо потому (как в случае родов), что происходящие процессы по природе своей носят не психический, а органический или даже механический характер. Равно в обоих случаях внутренние конфликты и внутренние помехи исчезают не в силу самого того факта, что больная постепенно приобретает действительное или предполагаемое знание их, а в силу того, что это знание делает возможным особого рода переживание, при котором конфликты реализуются в такой последовательности и в такой плоскости, которые способствуют их'беспрепятственному течению и разрешению. Этот вновь переживаемый опыт получает в психоанализе название отреагирования. Известно, что непременным условием его является непреднамеренное вмешательство психоаналитика, который благодаря двойному механизму переноса представляется больному действующим лицом его конфликтов, причем действующим лицом во плоти и крови, по отношению к которому больной может восстановить и выразить исходную ситуацию, до тех пор остававшуюся неосознанной.

Все эти черты характерны и для шаманского врачевания.
И в этом случае речь идет о том, чтобы создать некое особое переживание; и в той мере, в какой это переживание самоорганизуется, механизмы, находящиеся вне контроля индиви-
дуума, произвольно саморегулируются, приходя в конце концов к упорядоченному функционированию. Шаман играет ту
же двоякую роль, что и психоаналитик: в первой из них — для психоаналитика это роль слушателя, а для шамана — роль оратора, он устанавливает непосредственную связь с сознанием (и опосредованную — с подсознанием) больного. В этом состоит роль заклинания в собственном смысле слова. Но шаман не только произносит заклинание: он является его героем, поскольку именно он проникает в больные органы во главе целого сверхъестественного войска духов и освобождает пленную душу. В этом смысле он перевоплощается, как психоаналитик, который является объектом переноса, и ста-
206

новится благодаря внушенным больному представлениям реальным действующим лицом того конфликта, который переживается больным на грани органического и психического.
Больной-невротик в процессе противопоставления себя реальному лицу — психоаналитику изживает свой индивидуальный миф; индейская роженица преодолевает реально существующее органическое расстройство, отождествляя себя с мифически перевоплотившимся шаманом.

Параллелизм не исключает различий. Их наличие неудивительно, потому что в одном случае приходится лечить психическое, а в другом — органическое расстройство. Действительно, лечебный метод шамана кажется точным эквивалентом лечебного метода психоаналитика, при котором, однако,
произведена инверсия всех членов. Оба метода стремятся создать некое переживание, и оба достигают своей цели, создавая миф, который больной должен пережить или пережить повторно. Но в одном случае это индивидуальный миф, который сам больной строит из элементов своего прошлого, а в другом — социальный миф, полученный больным извне, не соответствующий состоянию, в котором пациент находился до момента его получения. Чтобы подготовить отреагирование, которое в этом случае становится приреагированием, психоаналитик слушает, а шаман — говорит. Более того, когда переносы уже осуществлены, больной заставляет говорить психоаналитика, передавая ему предполагаемые намерения и чувства; в заклинании же, напротив, шаман внушает больной — спрашивая ее и отвечая за нее сам — свою интерпретацию ее состояния, которой она должна проникнуться:

Взор мой заблудился, он уснул на дороге Муу-Пуклип;
Муу-пуклип пришла ко мне. Она хочет забрать мою нигапурбалеле,
Муу Науриаити пришла ко мне, она хочет навсегда забрать
мою нигапурбалеле


И все же сходство обоих методов становится поразительным, когда сравниваешь шаманское врачевание с некоторыми недавно появившимися способами лечения, которые, по
мнению их адептов, относятся к психоанализу.

Дезой в своих работах о грезах наяву уже отмечал, что
психопатологические расстройства можно передать только языком символов. Поэтому он говорит со своими больными с
207

помощью символов, но эти символы, в свою очередь, являются словесными метафорами. В более поздней работе, с которой мы были еще незнакомы, когда приступали к настоящему исследованию, Сешэ идет еще дальше, и нам кажется, что результаты, достигнутые ею при лечении одного
случая шизофрении, считавшегося неизлечимым, полностью подтверждают вышеизложенные взгляды относительно психоанализа и шаманства. Сешэ заметила, что речь, как бы она ни была символична, наталкивается на барьер сознания и что добраться до глубоко скрытых комплексов можно только с помощью определенных действий. Так, чтобы выявить комплекс отнятия от груди, врач должна была принять материнскую позу. Она не производила буквально все соответствующие действия, а только некоторые из них, являющиеся ключевыми в данной ситуации, например заставляла больную коснуться щекой груди врача-психоаналитика. Символическое значение подобных действий дает возможность построить из них язык 121: таким образом, врач беседует с пациентом, но не словами, а конкретными действиями. Эти действия носят как бы ритуальный характер и, беспрепятственно проходя через заслон сознания, обращаются непосредственно к подсознанию.

Итак, мы снова сталкиваемся с понятием манипуляции,
которая, по нашему мнению, является основным элементом шаманского врачевания. Но традиционные рамки ее должны быть расширены: это или манипуляция действиями, или манипуляция идеями. Общим для них является то, что они производятся при помощи символов, т. е. значимых эквивалентов означаемого, относящихся к иному порядку реальности, чем означаемое. Жесты Сешэ действуют на подсознание пациентки (равно как и представления, которые шаман внушает больной) и определяют изменение течения органических функций пациентки. С началом песни роды приостанавливаются, к концу — роженица разрешается от бремени, происходящие перед родами изменения последовательно отражены в мифе: первое проникновение нелеганов во влагалище — они поднимаются гуськом, как ходят индейцы, а волшебные шапки открывают и освещают им путь при восхождении. Когда же духи возвращаются (это вторая фаза мифа и перваяфаза физиологического процесса, когда ребенок начинает

-----------------------------

121 Согласно новейшим исследованиям язык символических действий как в истории одного человека, так и в истории человечества предшествует словесному языку и служит базой для усвоения последнего.
208

 


продвигаться по родовому каналу), то внимание сосредоточивается на ногах духов: сообщается, что они обуты .
Когда они входят в жилище Муу, они идут уже не гуськом, а в ряд «по четыре» , а когда выходят на свет, то они уже выстроены «в один ряд по фронту». Без сомнения, эти преобразования таких подробностей в мифе имеют целью вызвать соответствующую реакцию организма. Но больная не переживала бы это как реальный опыт, если бы расширение стенок влагалища не происходило на самом деле. Действенность символов гарантируется гармоническим параллелизмом мифа и событий. Миф и происходящие события образуют пару, в которой осуществляется дуализм больного и врача. При лечении шизофрении действия производит врач, а больной создает миф; в шаманском врачевании миф рассказывает шаман, а больной совершает действия.

* * *
Аналогия обоих методов станет еще более полной, если
мы вслед за Фрейдом, дважды высказавшим эту мысль, предположим, что в конце концов описание структуры неврозов и психозов в терминах психологии уступит место физиологической или даже биохимической концепции. Это может случиться даже раньше, чем можно было предположить: недавно шведскими исследователями установлено, что нервные клетки нормальных и психически больных людей содержат разное количество полинуклеотидов 122. При допущении этой или любой ей подобной гипотезы шаманское врачевание и психоанализ становятся совершенно аналогичными. И в том и в другом случае нужно индуцировать определенные органические изменения, сущностью которых является преобразование структуры. Это достигается с помощью мифа, переживаемого больным, который он либо получает извне, либо строит его сам, причем структура этого мифа на уровне неосознанных психических процессов долж-
----------------------------
122
 Исследования упоминаемого Леви-Стросом Хидена показали, что при стимуляции нейронов вырабатывается больше рибонуклеиновой кислоты, чем в любой другой ткани тела.Дальнейшее развитие этих исследований привело к установлению роли рибонуклеиновой кислоты для процессов индукции и для сохранения и разрушения следов, объясняющих механизм памяти, а также и при изменениях поведения, в том числе и припоражениях мозга

209

 

на быть аналогична той органической структуре, появление которой на уровне телесном должно быть вызвано с помощью мифа. Эффективность символики как раз и состоит в той «индукционной способности», которой обладают по отношению друг к другу формально гомогенные структуры, подстроенные на разном материале и разных уровнях живого: на уровне органических процессов, неосознанных психических процессов и сознательного мышления. Самым обычным примером подобной индукции является поэтическая метафора. Но ее обычное современное употребление не позволяет ей выйти из чисто психической сферы. Мы должны тем самым отдать должное интуиции Артюра Рембо, сказавшего, что «с помощью метафоры можно изменить мир».

Сравнение с психоанализом позволило нам выявить некоторые аспекты врачевания. Не исключено совершенно и то, что когда-нибудь изучение шаманизма поможет прояснить некоторые темные места теории Фрейда, в частности понятия мифа и подсознания.

Из вышеизложенного видно, что если признать наличие физиологического субстрата неврозов, то единственная разница между шаманским лечением и психоанализом — это различное происхождение мифа. В одном случае он обнаруживается как индивидуальное достояние, а в другом является плодом коллективного творчества. Многие психоаналитики будут отрицать, что психические констелляции, возникающие в сознании больной, представляют собой миф, они могут ссылаться на то, что это — имевшие место события, которые иногда можно датировать и подлинность которых можно проверить, опрашивая родных и близких пациента. Мы не сомневаемся в реальности этих фактов. Но стоит поразмыслить над тем, что именно дает в психоанализе терапевтический эффект. Является ли терапевтическая ценность лечения следствием того, что возрожденные в памяти ситуации были реально, или травматизирующая сила этих ситуаций была следствием того, что, когда они возникали, субъект воспринимал их в форме живого мифа? При этом мы считаем, что травма не может являться неотъемлемым внутренним свойством какой-либо ситуации; существует только возможность, что какие-либо события на фоне определенного психологического, исторического и социального контекста
210

будут индуцировать эмоциональную кристаллизацию 123 по образцу уже существующих в психике структур. По отношению к событию или рассказу о нем эти структуры — точнее, законы их построения — явление вневременное. Вся психическая жизнь и весь внешний опыт невротика организуются одной исключительной, или доминирующей, структурой, причем катализатором служит некий изначальный миф. Но эта доминирующая структура, равно как и другие, занимающие у невротика подчиненное положение по отношению к первой, характерна и для психики нормального человека, будь он членом цивилизованного общества или членом общества первобытного. Совокупность этих структур и составляет то, что мы называем бессознательным. Вот тут как будто и стирается окончательно разница между теорией шаманизма и теорией психоанализа. Бессознательное перестает быть прибежищем индивидуальных особенностей, хранилищем личной истории, которая делает каждого из нас существом уникальным. Термин «бессознательное» обозначает символическую функцию, отличительную для человека, но у всех людей проявляющуюся согласно одним и тем же законам и, в сущности, сводящуюся к совокупности этих законов.

      Если эта концепция верна, то, вероятно, между бессознательным и подсознательным нужно установить более четкое различие, чем это принято в современной психологии. Подсознание, хранилище воспоминаний и образов, которые каждый индивидуум накапливает в течение жизни*, в этом случае становится одним из аспектов памяти. Благодаря одним и тем же свойствам подсознательные воспоминания непреходящи во времени и ограниченны, поскольку они потому и называются подсознательными, что их нельзя вызывать по своей воле. Напротив, бессознательное всегда остается пустым, лишенным образного содержания, или, точнее, оно имеет такое же отношение к образам, как желудок к находящейся в нем пище. Бессознательное является инструментом с единственным назначением — оно подчиняет структурным законам, которыми и исчерпывается его реальность, нерасчлененные элементы, поступающие извне: намерения, эмо-
---------------------
*Это определение обретает смысл при строгом разграничении бессознательного и подсознательного.

123 Термин «кристаллизация» по отношению к эмоции во французской традиции восходит к Стендалю, подробно изложившему свою концепцию кристаллизации в трактате о любви.
211

 

ции, представления, воспоминания. Можно сказать, что подсознание — это индивидуальный словарь, в котором каждый из нас записывает лексику истории своей индивидуальности, и что бессознательное, организуя этот словарь по своим законам, придает ему значение и делает его языком, понятным нам самим и другим людям (причем лишь в той мере, в какой он организован по законам бессознательного 124).

      Поскольку законы эти едины, в каждом случае, когда проявляется бессознательное, и для каждой личности вышепоставленная проблема может быть решена. Словарь имеет меньшее значение, чем структура. Создан ли миф субъектом или заимствован из коллективной традиции (причем между индивидуальными и коллективными мифами происходит постоянное взаимопроникновение и обмен), он различается лишь материалом образов, которыми оперирует; структура же остается неизменной, и именно благодаря ей миф выполняет свою символическую функцию.

      Добавим, что эти структуры не только едины для всех и безразличны к материалам, которые они организуют, но еще и очень малочисленны, и мы поймем, почему мир символов столь разнообразен по содержанию и столь однообразен по строению. Языков много, а фонологических законов мало, и они действительны для всех языков. Сборник известных сказок и мифов занял бы много томов. Но их можно свести к небольшому числу простейших типов, если за разнообразием действующих лиц рассмотреть некоторые простейшие функции 125. Комплексы же — эти индивидуальные мифы — тоже сводятся к нескольким простым типам — формам, в которые отливается бесчисленное разнообразие отдельных случаев.

      Из того факта, что шаман не анализирует психику своего больного, можно сделать вывод, что поиски утраченного времени, которые иногда рассматриваются как основа терапии психоанализа, являются всего лишь видоизменениями (ценностью которых пренебречь нельзя) основного метода. Определение этого метода должно быть независимо от происхождения мифа, индивидуального или коллективного, поскольку мифическая форма превалирует над содержанием рассказа. По крайней мере такой вывод напрашивается из анализа индейского текста. Но в некотором смысле всякий миф есть воспоминание о событиях прошлого. Отличие пси-
---------------------------------
124 Подход к проблематике бессознательного с позиции структурной лингвистики и семиотики был намечен еще Сепироми Бенвенистом и развит в исследованиях ряда современных психиатров и психоаналитиков (Лакана, Шэндза).
125 Здесь особенно наглядно обнаруживается сходство идей Леви-Строса и книги В. Я. Проппа, с которой Леви-Строс при написании этой статьи в 1949 г. еще не был знаком. Позднее Леви-Строс сам отметил это сходство, простирающееся вплоть до совпадения термина — «функция» (у Проппа выделяется несколько основных функций в структуре волшебной сказки).
212
 

хоанализа от шаманизма, хотя он, по существу, является современной формой последнего, определяется в основном тем, что в современной машинной цивилизации место для мифологического времени остается только в отдельном человеке. Из этого утверждения психоанализ может почерпнуть уверенность в своей жизнеспособности и надежды на более глубокое теоретическое обоснование. Психоаналитики лучше поймут механизм действия своего метода и свои цели, если сопоставят их с методами и целями своих великих предшественников — шаманов и колдунов.

 

 

 

 




Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2006
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир