– Дерьмо...

– Фи, Лиза. Такого слова нет.

– Вот как? Дерьмо есть, а слова нет?

На этой же странице:

Е. Левкиевская. Экскременты в апотропеической и лечебной магии

О. Гавришина

ИСТОРИЯ ДЕРЬМА

Рецензия на кн.: Laporte D. Histoire de la merde. P.: Bourgois, 1978.

Ароматы и запахи в культуре. Книга 1/ Cост. О.Б. Вайнштейн. М.: НЛО, 2003, с. 579-586.

        Книга французского исследователя Доменика Лапорта подчеркнуто провокативна. И стиль, и заглавие книги носят пародийный характер. Объект пародирования заглавия, как точно замечает автор предисловия к американскому изданию и один из переводчиков книги Р. Эль-Хури, — историография школы «Анналов», позволяющая бесконечное следование определенной исследовательской логике: «История [+ любое слово]». Лапорт подставляет слово, которое, по его мнению, маркирует одну из границ современной конструкции культурного субъекта, и тем самым максимально отодвигает пределы мыслимого предмета исторического анализа: «История дерьма» — читай: «История отвращения». Стиль Лапорта не укладывается в привычные рамки академического письма. Он балансирует на грани эпатажа и конвенциональности, иронии и серьезности.

       В тексте книги постоянно присутствуют два автора, от которых отталкивается и к которым притягивается мысль Лапорта: Карл Маркс и Зигмунд Фрейд. Сам же Лапорт стоит в ряду интеллектуалов, определивших облик французской теории 1970-х годов (Ж. Лакан, М. Фуко, Ж. Делез, Ф. Гваттари). Его книга, если воспользоваться меткой характеристикой издателей, чрезвычайно емко выражает специфику теоретических поисков 1970-х, «вовлекавших в единую орбиту теорию, политику, сексуальность, удовольствие, эксперимент и иронию».
579
 

         Следуя этой логике, Лапорт пишет историю нечистот как историю субъективности XVI—XIX веков. При этом автор скорее ставит проблемы, чем предлагает их решение: французский подзаголовок (Пролог) может быть прочитан двояко: и как пролог в хронологическом смысле, и как введение в тему. По жанру книга ближе к развернутому эссе, чем к строгому исследованию. Лапорт работает широкими мазками; примеры его зачастую случайны, иногда не вполне корректны, но, безусловно, эвристичны и точны с точки зрения выявляемых ими проблем. Рассмотрим основные из них.
 

                                                                                        3. Фрейд: черты Цивилизации —
                                                                                        чистота, порядок и красота.
 

ПОЛИТИКА НЕЧИСТОТ

        Чистота языка и чистота улиц.
       Описывая природу становящегося государства Нового времени, Лапорт использует базовую метафору сточной канавы, утилизирующей нечистоты, превращающей их в продукт и в конечном счете в золото, о происхождении которого, однако, забывать не следует.
 

        Ролан Барт писал: «Слово «дерьмо» не пахнет». Лапорт, отталкиваясь от этой максимы, стремится уловить тот момент в существовании языка, когда он еще «источает зловоние», и тем самым разоблачить идеологию, которой подчиняется язык. Способность современного языка скрадывать дурные запахи не возникает спонтанно. Она указывает на долгую практику дисциплины, почти пуританских усилий, потребовавшихся для превращения «вульгарных» языков в «благородные». Знаменательно, что время борьбы за чистоту языка (XVI век) совпадает по времени с запретом выплескивать нечистоты на улицу.
580

        Важно также, что очистка речи и городских улиц от нечистот в XVI—XVIII веках предполагает определенную иерархию чувств и в этом отношении вполне соотносима с грандиозным визуальным экспериментом, осуществлявшимся в живописи и архитектуре этого периода. Новое городское пространство выступает прежде всего как объект взгляда. Для раннего Нового времени характерно подчеркнутое внимание к зрению и почти полное равнодушие к запаху. Если источник дурного запаха скрыт от взгляда, он не причиняет беспокойства.
 

       Та же логика цивилизации как сточной канавы действует и в колониальной политике. «Варвары» справляют нужду, где хотят, колонизаторы же вешают запретительные знаки. Лапорт обращает внимание на устойчивые параллели между цивилизационными стратегиями императорского Рима (одной из серьезных заслуг которого считалось строительство канализационной системы) и Британской империи в XVIII—XIX вв. Тыкать носом в дерьмо — привилегия власти. Формула власти такова: кто контролирует отправления, тот и владеет душой. Стыд за свое тело, источающее дурной запах, — явление достаточно позднее. Чистота имеет свою цену. Иными словами, право не источать дурной запах не дается даром: за ним стоит институт власти.
581

ЭКОНОМИКА НЕЧИСТОТ
 

        Один из лейтмотивов книги Д. Лапорта — обратной стороной нечистот является золото. На протяжении всего исследуемого периода в культуре функционирует идея «оборота» нечистот. В XVI—XVIII вв. возрастает интерес к римским агрикультурным практикам, которые отличались, в частности, особым вниманием к органическим удобрениям, в том числе фекалиям. Экскременты широко использовались также в медицине и в косметике. То, что вызывает отвращение в один исторический период, оказывается нормой в другой.
 

       Еще одна базовая метафора Лапорта: в основе любого производства лежит производство нечистот. Частные уборные — места первичного накопления. Автор связывает понятие собственности с представлением о «принадлежности» экскрементов. Подлинный смысл новой регламентации отправлений — не в гигиене, а в накопительстве. Собранные экскременты перестают быть «отходами»: они становятся символическим капиталом.
 

СОЦИОЛОГИЯ НЕЧИСТОТ
 

       Одной из главных примет формирующейся субъективности становится «приватизация» телесных отправлений. Лапорт связывает с этими новыми практиками выделение частной сферы: зарождение современного представления об интимности и возникновение личного пространства. Утверждается норма, согласно которой естественные потребности должны отправляться в уединении. Ограничивается количество людей, присутствие которых так или иначе допускается при отправлении естественных потребностей. Наряду с формированием нового представления об индивидуальности, это указывает и на новые формы социальной дистанции. Исключаются соседи, случайные прохожие, представители других социальных групп. Так, Лапорт упоминает о том, что среди аборигенов Австралии нормальным считается разговаривать, отправляя естественные потребности. В Европе в результате описываемой трансформации частной сферы это становится недопустимым даже среди домашних.
582

          Процесс этот имеет чрезвычайно важное для изучения истории запахов следствие. Переход от публичности телесных отправлений к стыдливости и скромности был бы невозможен без понижения порога чувствительности к некоторым запахам внутри семьи. Нормой становится не замечать дурной запах при определенных условиях.
 

         Дурной запах долгое время остается маркером социального различия (сословного, религиозного, национального и др.). Так, отсутствие или наличие денег в самых разных контекстах связывается с запахом. Устойчивый дискурс богатых: бедные вульгарны, испорченны, они дурно пахнут. Бедные, в свою очередь, подозревают в испорченности роскошь, сопровождаемую изысканным запахом. При этом и те и другие с поразительным согласием могут «унюхать» Другого (еврея или негра). Нечистоты, которые изгоняются из городов, являются нормой в сельской местности. В городах дурной запах также закрепляется за местами, чреватыми социальными различиями—такими, как рынки (Чрево Парижа).
 

ЭТИКА НЕЧИСТОТ
 

         Рассмотрение различных аспектов проблематики нечистот в культуре раннего Нового времени выявляет принципиальную амбивалентность предмета. Двусмысленное отношение цивилизации к экскрементам до сегодняшнего дня отмечено, с одной стороны, желанием очистить места, в которых скапливается разного рода хлам (в том числе язык и городские улицы), а с другой — уверенностью в очистительных свойствах человеческих экскрементов.
583

        Экскременты не воспринимались как нечто исключительно отрицательное. Одни и те же вещества в разных обстоятельствах могут считаться и полезными, и опасными. Так, после одного года (а лучше 3—4 лет) экскременты могут использоваться в качестве удобрения. Подобно душе, освобождающейся от греховного тела, экскременты также несут на себе его печать, и требуется время, чтобы они очистились от этого зла — иначе оно падет на головы людям, сожжет их поля, расплодит змей, наследниц Зла, соблазнившего Еву в райских кущах. «Зло» экскрементов не в них самих, но в их связи с плотью.
 

         В XVI—XVIII вв., а в эпигонских формах и позднее, экскременты рассматривались как потенциально полезные вещества. Здесь можно отметить и особую роль, которую отводили урине алхимики в поисках философского камня.
 

         Положительные свойства нечистот с особой полнотой раскрываются, когда они лишаются свойственного им запаха. Если же от дурного запаха нельзя избавиться, его следует замаскировать более сильным и менее неприятным запахом. В исследуемый период была широко распространена практика использования различных трав и масел для ароматизации нечистот.
 

         В ХГХ веке отношение к экскрементам меняется. Если прежде главным было не видеть нечистоты, то теперь столь же важным становится отсутствие запаха. С 1780-х годов особое внимание уделяется вопросам гигиены. При этом дезинфекция оказывается теснейшим образом связана с дезодорацией. XIX век с невиданной ранее щепетильностью относится к дурным запахам. Запах нечистот, наряду с трупным запахом, принадлежит к числу наиболее шокирующих. Неслучайно в викторианскую эпоху кладбища и уборные становятся местами особой заботы и украшения. Хорошее здоровье считалось несовместимым с дурным запахом. Воздействием запаха объяснялись разного
584

рода патологии. Запах гниения вызывал прямую ассоциацию со смертью. Отделение тел от их запаха становится гарантией репродукции общества. С запахом оказываются связаны не только болезнь и смерть, но и другие ставшие запретными темы: секс и сексуальные извращения.
 

         Произошедшее изменение, однако, не изменило двойственного отношения к нечистотам и дурному запаху. Именно гигиенисты, выступавшие за новые нормы чистоты, утверждали и множили присутствие нечистот в своих дискурсивных практиках.

ЭСТЕТИКА НЕЧИСТОТ

         Запах — антипод гигиены и порядка, и в той же мере несовместим с красотой. Обоняние занимало самую низкую позицию в иерархии чувств. Согласно Э. Кондильяку («Трактат об ощущениях» 1754), запах менее всего участвует в процессе человеческого познания. Ему не находится места ни в эпистемологии, ни в эстетике. Он сопротивляется символизации. Любой, даже самый тонкий аромат несет на себе следы своего происхождения: все запахи в конечном итоге отсылают к запаху нечистот. Некоторые собственно парфюмерные запахи имеют сомнительные источники (мускус). Скрывая запах нечистот, парфюм лишь удостоверяет его присутствие.
 

        «Роза прекрасна» — это суждение вкуса. Запах розы можно назвать приятным и изысканным, но к запаху не- применима категория прекрасного. Суждения вкуса, настаивает Кант, являются бескорыстными. Запах же является слишком сильным раздражителем, он не позволяет человеку сохранить беспристрастность. Он знаменует собой изнанку прекрасного, границу, по которой хороший вкус соприкасается с тем, что вызывает отвращение.
585

         Таким образом замыкается базовая триада цивилизации Фрейда: чистота, порядок и красота; в конце повествования она раскрывает всю свою двусмысленность, постоянный страх столкнуться с тем, что привлекает и отталкивает одновременно, является социальным табу и предметом настойчивого и подробного обсуждения в разного рода властных дискурсах, — нечистотами.
 

        В заключение еще одно замечание. «Нечистоты» как объект исследования постоянно ускользают от исследователя. «Неудобный» для академического дискурса предмет анализа выявляет важную характеристику самого гуманитарного знания, неспособного избежать вскрытого Лапортом двойственного отношения к нечистотам в культуре. Первый эффект дистанцирования осуществляет сам автор, скрывая за мнимой академичностью вызов и эпатаж. Второй — американское издательство, оформив этот «вызов» в стильный томик, который независимо (или же вопреки) рассматриваемому в нем предмету можно воспринимать как объект прекрасного: золотая обложка, продуманный шрифт, изящно расположенные на полях номера страниц и указатели иллюстраций, лаконичная стилистика самих иллюстраций (фотографий, рисунков, гравюр), завершающих каждую главу Это постоянное «ускользание» предмета еще раз удостоверяет важность избранной Лапортом проблематики для культурного анализа.

============================

Е. Е. Левкиевская

Славянские древности. Этнолингвистический словарь под ред.

Н.И.Толстого. Т. 2. М., 1999, с. 437-439

       КАЛ, говно — экскременты человека и животных, используемые в апотропеической и лечебной магии. В отличие от навоза, кал не имеет семантики плодородия и обладает иным культурным статусом, включающим его исключительно в разряд нечистот (см. также Моча). Кал является отгонным средством. В некоторых обрядах акт испражнения является способом уничтожения опасности, сводимой до уровня экскрементов, или кощунственным поруганием святыни. Прямое называние кала и испражнения в речи не допускается этикетом и заменяется эвфемизмами. Упоминание о кале в обсценной фразеологии является оскорблением, приравнивающим человека к нечистотам, а в народной смеховой культуре служит способом «отсылания» к телесному низу.
 

       Чаще всего кал используется как оберег человека и скота от порчи и нечистой силы. Чтобы мора (см. Змора) или нявки не сосали у ребенка кровь из груди, ему намазывали соски его собственным калом (в.-словац.) или калом свиньи (з.-укр.); если человека сосет некое существо, называемое «нитка», его грудь обкладывают конским навозом (з.-укр.). Чтобы предохранить корову от порчи, накануне Ивана Купала или Юрьева дня ее намазывали калом (з.-укр., серб., болг.) и произносили формулу типа: «Не мажу корове манну и вымя, а мажу колдуньям зубы и глаза» (з.-укр., КА). В Юрьев день на перевернутый кверху дном котел клали человеческие экскременты и кричали: «Если вештица захочет отобрать у меня молоко, г... ей вместо молока!» (болг.). Чтобы ласка не мучила корову, последней намазывали хребет калом (полес.); если мора мучила коня, его намазывали калом свиньи (пол.). Для предохранения от порчи высушенный кал зашивали в одежду, а скотине в тряпочке вешали на шею (з.-укр., пол.). Чтобы уничтожить в доме мышей, в день св. Нестора хозяйка мазала стены дома, амбаров, подвалов и др. хозяйственных строений небольшим количеством воловьего навоза. Невестка ее спрашивала: «Какво мажешь, мамо?» — «Мажа на мишките очите» — отвечала хозяйка. [Что мажешь, мама? — Мажу мышам глаза] (болг., Марин.ИП 2:87). Оберегом служили также щепки от туалета, которые клали ребенку в колыбель от сглаза (з.-полес.).
 

        Если молоко у коровы было отобрано ведьмой, использовали кал, чтобы отобранные молоко и масло смердили ведьме: для этого клали кал в посуду, в которой сбивали масло (луж.), доили корову и выливали молоко на фекалии кастрированного барана (словац.) или в уборную (з.-укр., бел.) со словами: «Кто не может это в рот взять, пусть не сможет корову испортить» (з.-укр. ив.-фр., КА). Черепаху намазывали К. и подбрасывали в дом колдуна со словами: «Как ты смердишь, так пусть смердит ему еда» (болг., Том.ЖБНТ:25).
 

         Оберегами служили также словесные формулы, в которых упоминался кал. Для отгона ведьм от коровы говорили: «Ведьме г... в ведро, а мне сыр и каймак» (серб., СЕЗб 1907:133). Чтобы согнать водяного с плотины, следовало сказать: «Свинячье г..., брысь в воду». При встрече с вихрем кричат: «Я обосран и обмочен»  (болг., Георг.БНМ:178), иногда так называют дьявола, находящегося в вихре. Для охраны человека и скотины от колдовства и порчи использовали растение с названием «Czarcie łajno» или «Czarcie gowno» [Asa foetida], которое затыкали в порог или зашивали в платье (пол.).
 

438

          Акт испражнения использовали для того, чтобы отогнать или уничтожить опасность. Чтобы нечистый не мучил скотину, нужно справить нужду в каждом углу двора (з-полес., ПА). Для отгона моры нужно набрать сорок различных фруктов и каждый день. справляя нужду, съедать по одному фрукту, произнося при этом: «Я ем (название плода), а мора пусть съест г...». Чтобы прекратить появление в доме ходячего покойника, нужно звать покойника по имени, отправляя естественную надобность, в течение трех раз (в.-полес., ПА).
 

          В магич. ритуалах, требовавших кощунственного поругания святынь, в частности при заключении договора с дьяволом или при желании сделаться ведьмой, считалось необходимым, наряду с др. оскверняющими действиями, справить большую нужду на хлеб или икону (укр., боен.).
 

       Кал наряду с др. нечистотами и грязью использовали при лечении болезней: человеческим калом мазали бородавки (пол.), чирьи (серб.), ушибы, раны, гангрену и укусы змеи (рус.). Если у ребенка гноились глаза, его купали в его собственном кале (пол.). При зубной боли прикладывали к щеке свой теплый кал (с.-рус.) или кал, отлетевший из-под копыт лошади (рус.), при нарывах — собачий кал (рус.), а при заболеваниях горла прикладывали нагретые коровьи, свиные, или воробьиные испражнения. Ожоги посыпали толченым овечьим калом (рус.), свиным калом лечили рожу и золотуху (рус.), воробьиным — бородавки и чесотку (рус.). В медицине применялись формулы с упоминанием кала. Если у человека болело горло, лекарь должен был сказать: «Г... тебе в горло» (серб., СЕЗб 1987:217), а если болел глаз, лекарь должен был трижды плюнуть в больной глаз и произнести: «Г... тебе в глаз» (серб., СЕЗб 1934/50:11).
 

         В некоторых случаях кал употреблялся ведьмами и колдунами во вредоносной магии. Чтобы отобрать плодородие с чужих полей, вештица в ночь на Ивана Купалу обходила поле, затем ложкой зачерпывала свой кал, съедала часть его и говорила: «Здесь ли ты, Иван?», после чего все жито в поле ложилось колосками в сторону вештицы. Считалось, что без вкушения кала вся магия будет недействительна (болг.; Арн.СБОЛ 1:259).
 

         С актом испражнения связаны некоторые запреты и поверья, в частности
запрещалось смотреть на испражняющегося человека, чтобы не поседеть (рус.). Запрещалось бросать К. в огонь, иначе у человека тело покроется сыпью, а также испражняться во время некоторых обрядов, требующих соблюдения сакральной чистоты, например, при сеянии льна (укр. Чернигов., ПА). Запрещалось справлять нужду на дороге, т. к. считалось, что это делается «на стол лешему»; предписывалось это делать повернувшись спиной на запад, а не на восток, чтобы не замарать находящегося с восточной стороны ангела-хранителя (с.-рус.). Если замечали, что кто-либо испражняется в неположенном месте, то на испражнения бросали горячие угли, чтобы у нарушителя зад покрылся сыпью (Авд.ЗРБ:301). В слав. языках существует ряд эвфемизмов для называния акта испражнения: «идти на двор» (в.-слав.), «своя потрiб» (укр.), «идти туда, куда царь пешком ходит» и пр.
 

         Согласно легенде, Бог лишил землю урожая за то, что женщина подтерла обмаравшегося ребенка хлебом (полес.). Неумение соблюдать опрятность при отправлении естественных надобностей служило знаком принадлежности к дикому, потустороннему состоянию, — узнать обменыша, ребенка богинки можно по тому, что он и в семилетнем возрасте продолжает «ходить под себя» (пол.). Считалось, что ребенок, обмаравшийся во время крещения, будет бандитом (полес.). Ведьмы и колдуны не могут умереть, не съев собственный кал (болг.).
 

         В слав. мифологии и сказках распространен мотив превращения денег и драгоценностей, принесенных нечистой силой, в кал, а кала — в деньги и золото, характеризующий противоположность «того» мира нашему. Обычно этот мотив связан с ходячим покойником, приносящим своей жене яблоки, которые утром оказываются «конскими яблоками» (з.-укр.), с летающим змеем (в.-слав.), духом-обогатителем, приносящим К., который, пролетев через печную трубу, превращается в золото (рус., бел., пол.). Характерно название такого персонажа: sraka, srala, sryl (пол.). Ср. поверье, что видеть во сне Г... — к деньгам (з.-укр.), а также рус. название ассенизатора золотарь.