А. Бокшицкий

Фильм «Овсянки»

Режиссер: Алексей Федорченко. Автор повести и сценария: Денис Осокин.
Оператор: Михаил Кричман. Композитор: Андрей Карасев.
Продюсеры: Игорь Мишин, Мария Назари
В главных ролях: Юрий Цурило, Игорь Сергеев, Юлия Ауг, Виктор Сухоруков.
Сайт: http://www.ovsyanki.ru/

Лучше всего смотреть "Овсянки", ничего о них не зная. Есть ты и есть фильм, и что будет между вами дальше и будет ли, - неизвестно. В неизвестности приключение. Посредник-эксперт в этом деле, может быть, и нужен, есть в этом что-то аристократическое. Правда, пишущий, как правило, сам аристократ, он знает как лучше, он дает советы, не может просто так стоять. И всегда норовит поставить точку в конце предложения. Все бы ничего, так ведь и в конце рассказа - тоже.

Точка отменяет приключение, как-то незаметно и странно превращает слова в прутья клетки, сквозь которые мы смотрим на иноязычный мир. Каждый из своей клетки. У кого-то прутьев больше, у кого-то меньше, у одного они прочные и прямые, у другого хлипенькие, замысловато-извивистые. Но какими бы прутья ни были, чем их больше, тем лучше. Возможно, это не шутка, и появление невыразительно-беспамятных лиц - следствие изобретения письменности, плата за пробелы знаков.

Когда возникло робкое желание сказать что-то об "Овсянках", начал с изучения чужого мнения о фильме, заодно надо было узнать как правильно писать рецензию. И вот, понял, что в одном ряду с названием фильма - "Овсянки" - обязательно должны присутствовать другие слова: "Венецианский фестиваль" и "Квентин Тарантино аплодировал стоя". Очень важные слова, без которых нет полноты картины. Немного смущало лишь то, что эти важные слова начинаются с прописных букв. В повести же Аиста Сергеева, по которой снят фильм, все слова начинаются со строчных букв. Имена персонажей, городов, деревень, рек, озер, птиц, рыб, деревьев и водорослей - все это со строчных букв. Неспроста же так, - подумал я и начал изучать мерянский фольклор.

Изучил довольно быстро - практически ничего не осталось. Почти все дошедшие до нас обычаи меря, песни и даже эзотерическое знание шаманов, - нашли свое отражение в фильме. Поэтому "Овсянки" с полным основанием можно назвать энциклопедией мерянской старины. У русских - бессмертное произведение А.С. Пушкина "Евгений Онегин", у нас - "Овсянки".

Последнее, что вычитал в книгах, было исследование какого-то академика о происхождении топонима 'Москва'. Академик предположил, что это слово связано с мерянским 'моска' - 'конопля'. К сожалению, мы должны констатировать ошибочность данной гипотезы. Моска у меря - это смесь мыльнянки, калины, рябины, топяной сушеницы, чабреца, кукурузных рыльцев, птичьего горца, льнянки, листьев брусники, почек молодой сосны, мяты, пижмы, цветов липы, кукушечкиных снов, корней одуванчика, плодов можжевельника и еще ста двадцати видов трав и растений. Секрет отвара передается мерянами из поколения в поколение, я его узнал от бабушки по матери. Кроме того, меря издревле и до сих пор стараются обходить Москву стороной, не без основания считая это место экологически нечистым.

Кстати о любви и возвращаясь к проблеме прописных и строчных букв. Мерян всегда отличала любовь к детям. К сожалению, сегодня эта любовь вырождается в "сю-сю-у-тю-тю", но в стародавние времена детей у нас почитали наравне с шаманами. Последнего шамана осудили за растрату лет двадцать назад, говорят, зарезали на пересылке. С тех пор дети остаются единственной нашей связью с природой.

Дети еще рядом с медом и хлебом матери, не зная ничего, знают все. Именно дети не дают нам забыть о нити, которой вытканы вдоль и поперек вода и ветер, миры воздушного пространства, солнца и луны. Именно дети не дают нам забыть об этой волшебной нити, соединяющей прошлое, настоящее и будущее в одно время - время меда и хлеба. Это время не знает разделений на внутреннее и внешнее, на душу и тело. Разноцветные нити вплетают меряне в волосы невесты и умершей. Цвета примиряющей и веселящей все стихии радуги в этих нитях.

Мы учимся у наших детей, прислушиваемся к их лепету, узнаем в нем забытые слова предков. Предки всегда передают нам что-то в нужное время через каждого родившегося ребенка. Речь ребенка священна для мерян, она течет как вода в реке, она помогла нам вспомнить самое важное - в этом мире нет ничего не важного, все взаимосвязано, во всем есть часть всего.

Говорят, что учение меря о взаимосвязи всех вещей в мире не самобытно, встречается в в буддизме и в древнегреческой философии (однажды нам в довольно грубой форме заявили, что слова "во всем есть часть всего" принадлежат Анаксагору), у Псевдо-Дионисия Ареопагита и в философии всеединства. Нас это нисколько не огорчает, только радует. А если найдется дотошный исследователь, который докажет, что мерянская мудрость древнее мудрости Упанишад, - мы не будем этим гордиться, лишь с грустью улыбнемся.

Так грустили мы недавно, узнав как обманывают доверчивых братьев-славян. Будто бы в доязыческие времена праславяне знали все то, что знают все современные науки, и даже то, что этим наукам еще не ведомо. Была у праславян в доязыческое время и сильная математическая школа, и пользовались они тогда четырьмя знаками умножения. И владели праславяне искусством рукопашного боя, который называется любки, и секреты этого древнего боевого искусства стали основой всех восточных единоборств. Все можно попытаться понять и объяснить при желании, но вот нахрена им было четыре знака умножения? и какие леса скрывали ту отдельно взятую деревню, в которой тренировались мастера любков?

К сожалению, научившись отделять зерна от плевел, мы научились и мухлевать. Возжелав сделать нечто важное еще более важным, все чаще и чаще подкладываем на чашечку весов посторонние предметы, или, наивно полагая, что никто не видит, пальцем прижимаем рычаг весов, или подпиливаем гирьку, иногда даже проделываем все эти безобразия одновременно, в любом случае нарушая от начала установленную гармонию. А это плохая примета. Меряне бережно и с любовью относятся ко всем вещам. Сломать вещь можно только во время погребального обряда - чтобы ею мог пользоваться умерший. Ломают вещь и когда желают смерти ее владельцу. Такая магия у нас не приветствуется, но случается. И нет более страшного преступления, чем разрушить принадлежащее всем.

Странно, но в последнее время количество сломанных и необходимых всем вещей прямо пропорционально славе того, кто их разрушил. Не менее странно, что мы как будто примирились с этим, давно привыкли пользоваться сломанными вещами и учим своих детей приобретенным навыкам. Очень плохая примета. Но более всего поражают две вещи. Первое - раздражение, которое вызывает у нас зависть детей успеху нашедших и сломавших еще не сломанное. Второе - удивление, когда мы узнаем, что некоторые дети считают нас дебилами.

Никто уж и не вспомнит, когда меряне перестали потеть. Хотя и работе, и любви мы предаемся с упоением, неистово и страстно, все равно не потеем. Зато часто плачем. Многое видим, многое понимаем, и так хорошо это понимаем, так ясно, что нельзя не зареветь. Во многой мудрости много печали, - сказал кто-то из древних. И соляных бунтов у нас никогда не было, зачем? - соль всегда под рукой. Сядет семья за стол, молодежь поближе к старикам, всегда можно свою миску подставить, накапают. Гости не из мерян удивляются, почему у наших женщин такой наваристый борщ получается, ложка стоит. Только для гостей и держим соль в доме.

Сейчас у многих мерян, из тех что перебрались в большие города, на кухонном столе - маленький телевизор, и у меня тоже. Сяду перед тарелкой, включу телевизор, минуты через три суп и остынет и просолится, можно выключать. Реветь перед телевизором, конечно, глупо, не по-мерянски это. Ведь раньше наши слезы были слезами нежности - к реке и лесу с их родными запахами, к голосам животных и птиц, язык которых мы понимали еще лет сто назад. А сейчас даже их имена стали забывать. Потому и плачем.

Нельзя вернуть утраченное, и если что-то должно исчезнуть, так тому и быть, - говорят наши предки. Часто нам кажется, что все очень просто - стоит лишь вспомнить заветные слова, и вернутся запахи, голоса, мерянские обычаи, гармония. Но почему-то когда пытаемся сделать что-либо только потому что это правильно, получается на удивление криво.

Вот надо мне из дома выйти - дело какое-то очень важное, а выходить не хочу, не то что лень, просто не хочу, но выхожу, и всегда где-нибудь возникает ощущение, что не должно было меня в том месте быть - люди меня толкают или я кому-то на ногу наступлю. Но если выхожу когда хочу, двигаюсь всегда ловчее и реагирую быстрее. Похоже, это закон. Есть тут, правда, и подводные камни, о чем свидетельствуют конфликты в общественном транспорте и аварии на дорогах. Но это связано со слепой верой в гороскопы и в прочие манипулятивные технологии. А с фильмом "Овсянки" это никак не связано.

Между моим "не хочу" и "хочу" определенное число колебаний маятника. Числа позволяют построить график, выявить закономерность и сделать прогноз. После этого составить план в отношении меня и всех оставшихся меря достаточно просто. К счастью, ни в одном прогнозе нельзя учесть забытые мерянские песни и кукушечкины сны, тихий ветер и плеск речной воды, лепет ребенка, аромат цветочных гирлянд и отражения драгоценных камней, - все то, что собственно и позволяет маятнику двигаться дальше