Медный всадник   

На этой же странице:

А. Л. Юрганов. Загадка государственного символа

Статуя в поэтической мифологии Пушкина ("Каменный гость", "Медный всадник", "Сказка о золотом петушке"), вернее "существо, неразрывно связанное с этой статуей, обладает сверхъестественной, непостижимой властью над желанной женщиной¹. Необходимо указать на некоторые факты биографии Пушкина, поскольку они смогут прояснить эмоциональный тон "Медного всадника". В сентябре 1829 г. Пушкин приехал в Москву с Кавказа. Он просит  руки Натальи Гончаровой, но получает отказ. Особую неприязнь у будущей тещи Пушкина вызвали его неблагочестивые и резкие выпады против царя Александра (именно во время пребывания в Москве, 21 сентября 1829 г., Пушкин завершил цикл своих поэтических инвектив против Александра восемью строками стихотворения "К бюсту завоевателя". В Петербурге царь Николай подтвердил запрет на публикацию "Бориса Годунова". У поэта была отнята свобода передвижения. От него требовали все больших и больших уступок, окончательной капитуляции.

 Обстоятельства его женитьбы были связаны со статуей царицы Екатерины. Мать невесты не хотела давать согласие на брак до тех пор, пока для дочери не будет собрано богатого приданого. Однако семья была доведена до разорения. Дед Натальи Гончаровой хотел продать в пользу внучки медную статую Екатерины, которую приказал отлить еще его дед. Хлопоты о получении царского разрешения на продажу и о самой продаже пали на Пушкина. Решение вопроса о превращении статуи в деньги затягивалось, и в пушкинских письмах того времени постоянно полушутливо и полутрагически упоминается "медная бабушка".

После женитьбы - неприязнь к Петербургу ("неволя невских берегов"), к царскому окружению, к самому царю, ухаживающему за его женой ("Не кокетничай с Царем" - из письма к жене 11 октября 1833 г.). Пушкин уезжает в Болдино. В рукописи начало поэмы "Медный всадник" помечено 9 октября 1833 г.

На четвертом листе черновой рукописи "Тазита" - известный рисунок Пушкина: конь без всадника на скале. Несомненно, это та самая скала, которая служит основанием памятнику Петру работы Фальконе и тот самый конь. Сначала конь на рисунке не имел ни седла, ни уздечки - то и другое пририсованы позднее. Рисунок можно прочитать и как незаконченную работу, и как связанный с темой "сброшенных кумиров". Отметим три стихотворения, в которых реализовалась эта тема:

Брови царь нахмуря, / Говорил: Вчера / Повалила буря / Памятник Петра". / Тот перепугался / "Я не знал!.. Ужель?" - / Царь расхохотался. / "Первый, брат, апрель!" (1825г.)

Толпа глухая, / Крылатой новизны любовница слепая, / Надменных баловней меняет каждый день / И катятся стуча с ступени на ступень / Кумиры их, вчера увенчанные ею. (декабрь 1833 г.)

Везувий зев открыл - дым хлынул клубом - пламя / Широко развилось, как боевое знамя / Земля волнуется - с шатнувшихся колонн / Кумиры падают! Народ, гонимый страхом / Толпами, стар и млад, под воспаленным прахом, / Под каменным дождем бежит из града вон. (начало 1834 г.)

Во всех трех случаях "ответственной" за падение кумиров является стихия. Третий отрывок - экфрасис картины Брюллова "Последний день Помпеи". Во втором стихией может быть названа "толпа глухая".

Если в наброске 1823 г., где иносказательно изображается общеевропейская реакция, задушившая все революционные движения начала 20-х годов, стихии отведена роль "революционной силы",в "Медном всаднике" отношение поэта к стихии не столь патетично. Во время наводнения Нева мечется "как больной", она "гневна", кидается на город "как зверь, остервенясь"; волны здесь "злые", "злобные", "жадные", "хищные",они "как воры лезут в окна". Во второй части поэмы стихия предстает в ином свете: "Мрачный вал / Плескал на пристань, ропща пени / И бьясь об гладкие ступени, / Как челобитчик у дверей / Ему не внемлющих судей".

Одним из неявных мотивов в "Медном всаднике", является "загадка Сфинги". "Медный всадник" написан в 1833 г., а в 1832 г. перед зданием Академии Художеств устанавливают двух сфинксов, несших 3,5 тысяч лет назад сторожевую службу в заупокойном храме Аменофиса III, фараона XVIII династии, "правителя Фив, блестящего памятниками концов вечности", - как гласит иероглифическая надпись на основании одного из сфинксов ². Несмотря на то, что египетский Сфинкс, в отличие от греческой Сфинги, не служил символом некоей загадочной мудрости ³, - и петербургские сфинксы, и Сфинга, сброшенная со скалы Эдипом, - связаны с Фивами.

Безумие настигло Евгения, когда он после наводнения не смог найти дом Параши. Но перед этим, когда он сидел на "льве сторожевом", он услышал вопрос-загадку: "иль вся наша / И жизнь ничто, как сон пустой, / Насмешка неба над землей?" Вопрос - дар бедному чиновнику, до этого мечтавшему лишь о том, чтобы устроить себе "приют смиренный и простой", в котором он с Парашей проживет "до гроба". Но Евгений не услышал вопрос как загадку, которую необходимо разгадать, он окаменел: "И он, как будто околдован, / Как будто к мрамору прикован, / Сойти не может!" "Околдованность" Евгения - наказание "маленькому человеку" за "неправильный ответ". Волею судьбы Евгений оказался в "точке равноденствия", рядом с истиной, уравнивающей "принца и нищего". Единственное, что было дано увидеть Евгению в тот миг - кумира на "бронзовом коне", виновника всех его несчастий и себя, способного обвинить "Чудище стозевно". Но он тут же забывает о своем открытии, укрывается в безумии, оказавшись не способным на бунт.

От дома князя Лобанова-Ростовского до Всадника примерно 400 шагов. Во времена Евгения на Петровской площади не было сквера, и деревья не могли помешать нашему герою хорошо видеть Петра, который с этого расстояния кажется маленьким. Евгений проходит 400 шагов, хочет что-то сказать , и вдруг видит вместо "горделивого истукана" "строителя чудотворного", но рот уже открыт и неожиданно для себя он шипит: "Ужо тебе!". Евгений хотел сбросить кумира, и он таки его "сбросил".

***

В традициях барочной символики змея под копытом Медного всадника - тривиальная аллегория зависти, вражды, препятствий, чинимых Петру внешними врагами и внутренними противниками реформ. Но в пророчестве Мефодия Патарского ("погибель наша приближается") змий - антихрист, соблазняющий мир злыми своими делами. Поэтому для русской аудитории змей не попирался, на него - опирался Петр.

Известный анекдот о графине Толстой, которая после наводнения 1824 г. специально ездила на Сенатскую площадь показывать язык Императору - в ряду петербургских анекдотов о кощунственных выходках против памяти Петра I. Однако всякое кощунство есть форма богопочитания.

***

В романе Андрея Белого "Петербург" террорист Дудкин, узнав о предательстве Липпанченко (внешний облик последнего в романе - портрет Азефа) приходит в дом провокатора и вспарывает ему живот ножницами. "Когда утром вошли, то Липпанченки уже не было, а была - лужа крови; был труп; и была тут фигура мужчины - с усмехнувшимся белым лицом, вне себя; у нее были усики; они вздернулись кверху; очень странно: мужчина на мертвеца сел верхом; он сжимал в руке ножницы; руку эту простер он; по его лицу - через нос, по губам - уползало пятно таракана. Видимо, он рехнулся" ⁴.

ССЫЛКИ

1. Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987, с.148.
2. Приобретением сфинксов Петербург обязан А.Н.Муравьеву, отправившемуся в 1830 г. в паломничество к Святым местам. Не найдя в Константинополе корабля, идущего в Сирию, Муравьев воспользовался кораблем, отправляющимся в Египет, хотя Египет и не входил в план его путешествия. В Александрии Муравьев и увидел первого, недавно извлеченного из ила Нила и привезенного для продажи сфинкса: Струве В.В. Петербургские сфинксы // Записки классического отделения Императорского Русского археологического общества. СПб., 1913, тт.VII-VIII, с.20-52.
3. Аверинцев С.С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. М.,1972, с.90-102.
4. Андрей Белый. Петербург. М., 1981, с.386.
 

А. Л. Юрганов

Загадка государственного символа

Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М.: МИРОС, 1998, с. 329-341.

  Историческая наука добилась значительных успехов в изучении государственной символики ⁴³. Но по-прежнему загадка — само это изображение всадника (ездеца), закрепившегося в качестве символа Русского государства в конце XV в.
 

        Как известно, современники были убеждены в том, что на коне изображен сам царь ⁴⁴, хотя не приводилось никаких прямых объяснений того, почему так следует считать. Известный публикатор рисунков древних русских печатей, Ф.Бюллер, недоумевал: «...царь никогда бы не позволил изобразить себя полуодетым!» Впрочем, он же допускал, что «история о самом царе на коне в виде римского воина возможна только как фикция,метафора, аллегория православного монарха, поражающего неверных»⁴⁵.Однако это допущение также не объясняет истоков семантического наполнения образа ездеца. Отсутствие поясняющих текстов, исходящих от самих современников, создает «вакуум», который заполняется уже искусственно. В новейшем обобщающем труде по истории печатей, утверждается, что «культ св. Георгия трансформировался в культ воина-защитника иборца со злом». Московские князья, по мысли Н.А.Соболевой, переносили на себя «не только одеяния Георгия-воина, но и его внешний вид»⁴⁶.

330
    Однако обращение к текстам легенды о «чюде» св. Георгия не делает понятным тот символ, который мы встречаем на первых русских печатях. Суть легенды заключается в том, что дракон был укрощен молитвой, обращением святого воина к помощи Бога, силой которого чудовище превращается в безропотное существо, лижущее ноги Георгия-победоносца. Царь, отдавший свою дочь дракону, был язычником, гонителем христиан, не знавшим истинной веры. Георгий приводит укрощенного змея в город и говорит: «Веруете ли всем сердцем в Господа нашего Исуса Христа, Сына Божия, то субию змия сего; аще же не веруете, то пущу на вас кровопивца сего». Увидев это «страшное чюдо»,люди высказались за принятие крещения. Георгий отрубил голову мечо муже укрощенному дракону, существу покорному ⁴⁷. Никаких данных о том, как именно этот «текстуальный» образ св. Георгия «трансформировался» в «защитника добра от зла», Н.А.Соболева не приводит.
 

    Иконографический материал также не способствует решению проблемы, поскольку недостаточно еще изучено то, какими письменными текстами или устными преданиями пользовались художники и как именно иконографический образ св. Георгия воспринимался современниками первых русских государственных печатей.
 

      Кроме сказаний о «чюде» св. Георгия, до нас дошли также письменные предания о мучениях этого святого... Император Диоклетиан мучил христиан, а трибун из Каппадокии, только что похоронивший мать, объявляет себя христианином. Император пытается его переубедить, но неудачно. Тогда Диоклетиан приказывает вогнать его в тюрьму, но копья стражников, касаясь тела Георгия,гнутся, точно они оловянные. В темнице Георгия заключают в оковы и на грудь кладут огромный камень. На другой день его привязывают к колесу, утыканному мечами, и раздирают тело. Считая Георгия умершим, император смеется над христианами и уходит, чтобы принести жертву языческим богам. В этот момент голос с неба ободряет Георгия, на землю спускается ангел и обнимает мученика. При виде чуда воскрешения многие уверовали в Христа, за что и были казнены императором, который приказал затем бросить Георгия в ров с негашеной известью. Когда на третий день решили достать из рва кости Георгия, с большим удивлением обнаружили его живым. Святого и дальше подвергают мучениям: надевают разожженные, утыканные гвоздями железные сапоги, бьют его палками по устам. Диоклетиан приглашает мага Афанасия, который дважды дает Георгию яд. Афанасий предлагает, чтобы Георгий воскресил тело умершего — и воскресший припадает к ногам Георгия, объявляя себя христианином. Позже и маг обращается в христианство. Диоклетиан приказывает казнить воскресшего и мага Афанасия, а Георгия сажает в тюрьму. Святой исцеляет многих, а явившийся ему Христос ободряет его дотерпеть до конца... Перед казнью Георгий умоляет Бога простить его мучителей... В одном из вариантов предания мучителем Георгия назван персидский царь Дадиан с 70-ю царями. — См.: Кирпичников А.Св. Георгий и Егорий Храбрый. Исследование литературной истории христианской легенды. Спб., 1879.
 

331

  Иконописцы едва ли ограничивались только легендой о «чюде». Переосмысление этого образа могло осуществляться на основе контаминации разных текстов, традиций и т.д.
 

      Большое затруднение возникает, когда исследователь не замечает,что всадник на коне, поражающий конем змея, — лишь определенная форма, которая в разных обстоятельствах может вмещать разное содержание. Например, в такой же форме — и параллельно — изображалсяне только Георгий-победоносец, но и архангел Михаил, который действительно считался покровителем династии Калитичей. Его изображения в лицевых апокалипсисах просто поражают сходством с государственной символикой. Зло не существовало в то время вне религиозных представлений как зло онтологическое, зато хорошо известно, с каким злом вступал и вступит в борьбу Михаил архангел. Так почему бы не сказать, исходя из совпадения изображений, что в государственной символике отразился образ этого небесного воина?..
 

      Распространенность символической формы не путала средневековых людей, — об этом свидетельствует история скульптурного изображения св. Георгия на Фроловских воротах. Одно из первых сообщений об этом изображении содержится в Ермолинской летописи. Под 1464 г.помещена запись, что в Москве «поставлен бысть святыи великий мученик Георгии на воротех на Фроловьских, резан на камени, а нарядом Васильевым Дмитреева сына Ермолина». Через два года Ермолин поставил скульптуру св. Дмитрия Солунского «изнутри города». Н.А.Соболева обратила внимание, что «образы двух святых воинов, наиболее почитаемых на Руси, как бы защищали въезд в Кремль. Фигуры именно этих двух святых воинов, едущих навстречу друг другу, с одинаковым оружием, часто с копьями, хорошо известны не только в византийском мире, но и в регионах, включаемых в сферу византийского влияния» ⁴⁸. Допустим, что св. Георгий в скульптуре, защищающий«святые ворота» Кремля, и есть гербовый символ России. Тогда почему же в 1491 г., когда итальянцы Пьетро Солари и Марко Руффо разобрали старую Фроловскую башню, чтобы построить новую, с нее были сняты скульптуры упомянутых святых? Почему св. Георгия перенесли в находившийся рядом с Фроловскими воротами Вознесенский монастырь? А в XVII в. поместили статую в каменную церковь св. Михаила Малеина, превратив ее в киотную икону?..⁴⁹
 

332

    Можно было бы, конечно, сразу обратиться к монетам XVI в., на которых изображался всадник, но из-за непреодолимых технических трудностей разобрать необходимые детали на этих изображениях невозможно. Это во-первых. А во-вторых, обращает на себя внимание изначальная нетождественность символических образов на монетах и печатях. При Василии Ш на монетах изображался великий князь с мечом, впоследствии же (после денежной реформы 1534 г.) великий князь изображался с копьем, тогда как на государственных печатях в руках государя никогда не было меча.
 

      Иными словами, у каждого содержательного типа изображения — своя внутренняя история становления символа. Соединять разные смысловые традиции только потому, что обнаруживается у них сходная форма, значит считать, например, что нет никакой разницы между функционально сходным головным убором правоверного мусульманина и религиозного еврея.
 

Семантика образа

    Итак, обратимся к изучению семантики образа ездеца как символа Русского государства в древних изображениях на печатях. Как ни парадоксально, образ этот не описан с содержательной стороны. В историографии существует тенденция считать толкование сюжетов, встречающихся на печатях, представляющим интерес «лишь с точки зрения осмысления художественных представлений эпохи и вкусов владельца печати», а потому они не могут быть поставщиком «социальной информации», как монеты. На самом же деле для мышления средневекового человека не существует «праздных», нейтральных с точки зрения мировосприятия изображений, выполняющих исключительно эстетическую функцию. «Всякое изображение несло несколько смыслов, каждый из которых имел, видимо, функциональное назначение. При источниковедческом анализе печатей наиболее существенными представляются как раз символическая и аллегорическая интерпретация изображений»⁵⁰.

333
  В западноевропейской историографии существуют сфрагистические классификации, согласно которым образы и сюжеты можно подразделять на репрезентативные, нарративные и символические. К репрезентативным относятся изображения Вседержителя, Богородицы, святых, земных и светских правителей ⁵¹. Нарративные представляют собой изображения, сюжетика которых «восходит к литературным источникам, в результате чего печати воспроизводят сцены религиозного содержания, сцены борьбы людей и зверей, охоты, противоборства с чудовищами»⁵². К символическим изображениям относят, прежде всего, знаки и эмблемы. Изображения всадника на государственных печатях имеют, конечно, нарративный характер — значит, следует «основу сюжета искать в литературных памятниках»⁵³.
 

    Итак, попробуем восполнить пробел и дать характеристику внутреннего содержания композиции, в которой ездец вступает в противоборство со змеем, чтобы по возможности увидеть в этом и литературные источники ⁵⁴. На данном этапе важно раскрыть общую динамику главных изменений в изображениях, которые фиксируются и изучаются нами на протяжении времени с конца XV в. до правления Алексея Михайловича включительно. Для анализа привлекаются подлинные печати документов, хранящихся в Древлехранилище РГАДА ⁵⁵. Указанный комплекс материалов вполне репрезентативен.
 

    Рассмотрим отдельно изображения всадника, коня и змея, а затем проследим отношения между этими фигурами в единой композиции.
    1. Всадник. На первых печатях (1497, 1504, 1514, 1526, 1542 гг.)56 он в княжеской шапке» доспехе, к которому прикреплен плащ. Видимо, со второй половины XVI в. в качестве головного убора и символа власти утверждается корона; ее можно видеть на печатях 1584, 1621, 1627,1658 гг.⁵⁷ и др. Доспехи в основном пластинчатые. Необычный доспех на печати 1621 г.: судя по всему, на доспехе изображен крест, хотя полной уверенности нет, ибо это место на печати затерто. Обычно всадник держит в двух руках копье; это особенно хорошо видно на печатях 1542, 1621 гг.⁵⁸ Но на печати 1627 г.⁵⁹ также отчетливо можно увидеть, что всадник в левой руке держит повод, а в правой — копье.
 

      2. Конь. На печатях видно, что конь слегка присел на задние ноги и поднял передние. Рот его то закрыт (1497, 1504, 1621 гг.), то открыт (1526, 1542, 1577, 1584, 1627 гг.). В первых печатях 1497 и 1504 гг., кроме седла и узды, других убранств коня нет. Пышность этих убранств стремительно нарастает к концу XVI в. На печати 1584 г. видны пахви, паперсть, но особенно богато убранство коня на печатях 1621, 1627, 1658 гг.: здесь изображаются высокие задние луки седел, тебеньки, паперсти, пахви, наузы, поводные цепи.
 

      3. Змей. На всех печатях змей имеет две ноги, крылья, птичью голову с клювом, два рога. На первых печатях (1497, 1504 гг.) обозначено, что левое крыло более приподнято, чем правое, но они оба все же параллельны телу. Головы змей большие. Ясно видно жало. Хвосты раздвоены.
  На печати 1514 г. хвост либо крученый, либо раздвоенный — сказать затруднительно. Птичья голова большая, с клювом.
    На печати 1526 г. хвост явно раздвоен, у змея большая голова, два рога, очень большой передний клюв, длинное жало, достающее левую переднюю ногу коня.
    На печати 1542 г. неясно, повернут хвост или раздвоен. Рога изображены таким образом, что в результате возникает явный контур уха: кривые линии сходятся в одной точке. Голова большая, птичья, видны глаза. Пасть широко открыта. Четко обозначено жало.
    На печати 1577 г.⁶⁰ видно, что у змея раздвоенный хвост. Вновь — два рога замыкаются так, что возникает контур уха. Судя по всему, подобная двусмысленность входила в задачу художника. Птичья голова — большая, с клювом и явно обозначенными большими глазами.
    На печати царя Федора Ивановича, 1584 г.⁶¹, два кривых рога на птичьей голове змея дают прежнюю конфигурацию, напоминающую ухо. Хвост змея явно раздвоен.
      На печати Лжедмитрия I, 1605 г.⁶², значительно поврежденной, видно, что меняется облик змея: птичья голова с клювом и двумя рогами изображается маленькой.
    На печати 1621 г. у змея очень тонкая шея, очень маленькая голова, так что едва видны рожки и совсем не видно жала. Клюв — острый, созразмерный голове, а потому небольшой. Крылья змея явно подняты вверх, как будто он собирается взлететь. Хвост изображен так, что не совсем ясно: то ли он по-змеиному извивается, то ли раздвоен. На лапах — когти.
    На печати 1627 г. у змея хвост не раздвоен, очень длинный, крылья сильно подняты вверх, на тонкой шее маленькая голова с двумя рожками, обращенная в сторону всадника. Клюв — другой конфигурации, «петушиной»; его завершение обращено  вверх,  а  не  вниз,  как  обычно. Такая же композиция — на печати 1658 г.⁶³
 

335
      4. Основой композиции ранних печатей является изображение схватки. Главный ее элемент: змей вот-вот ухватит коня за пятку левой передней ноги, и в этот момент наносится удар. Эта композиция меняется. По крайней мере, на печати Федора Ивановича 1584 г. мы видим, что змей уже не угрожает пятке коня, хотя на печати Ивана Грозного 1577 г. схватка изображалась еще традиционной. На печати царя Михаила Федоровича 1627 г. композиция обретает новое смысловое содержание: голова змея повернута в сторону всадника; показано, что копье, удар которым обычно наносился в «шею» змея, попадает теперь в пасть и выходит наружу. Такое же изображение на печати 1658 г. — видно, что изменение это не случайно, а закономерно и концептуально.
 

    Понять многие из этих выявленных особенностей невозможно, не включаясь в систему представлений современников, в их ценностные ориентации. Русские люди с трепетом ожидали завершения всей мировой истории в 1492 г., который как семитысячный год от Сотворения мира считался последним. Объяснение государственной символики логичнее искать в тех источниках, которые отражают это умонастроение...
 

    Во всех редакциях «Откровения» Мефодия Патарского можно найти главный драматический фрагмент, рассказывающий о том, что, когда греческий царь Михаил отдаст свой венец Богу, наступит время, когда не будет власти вообще. Но явится человек, который своими чудесами заставит поверить ему многих людей, — они увидят в нем мессию ⁶⁴, избавителя. В первом славянском переводе читаем: «И тогда разидетьсе всяка власть и стареишиньство». Так должно быть по пророчеству патриарха Иакова.
 

      В 49-й главе книги Бытия говорится о том, что призвал Иаков сыновей своих и сказал: «Соберитесь, и я возвещу вам, что будет с вами в грядущие дни» (Быт. 49. 1). В речи патриарха содержались благословление двенадцати коленам Израилевым и предсказания о «последних днях». Обращает на себя внимание то, что Иуде уготована необычная судьба, — его колено царственное. В трудах отцов церкви пояснялось, что благословение, данное Иуде, таинственно предзнаменовало все, что относится к Христу. Особый интерес представляет и то, что сказал Иаков о Дане, своем сыне от наложницы: «И да будет Дан змий на пути, седяй на распутий, оугрызая пяту конску: и падет конник вспять, спасения ждый Господня» (Быт. 49. 17—18)⁶⁵. В синодальном переводе змей определяется аспидом, что соответствует и древнерусской традиции (см. ниже).

336

Источник
 

    Человечество вступит на свой последний путь, искушаемое антихристом. Читаем дальше в первом славянском переводе «Откровения»: «...сынь пагоубныи раждаетсе от племени Данова по пророчствоу Иякова патриарха, еже речь: «Видехь змия лежеша на путии имоуша конь за петоу, и седе конь на заднсую ногоу, жьды избавлении от Господа». Что есть конь? Истинная вера праведнихь. Пета же что? Последни день. Да иже боудеть тыда сбытый тако на кони седеше на вере приходити начноуть на сына пагуобунааго и хапати [змей. —А.Ю.] начнеть конь, рекше блазнитыи начнеть [соблазнять начнет. — А.Ю.] верные вь последние днии льжами своими зьнаменыи и чюдотворении»⁶⁶. Начнет антихрист исцелять хромых, глухим возвращать слух, слепых делать зрячими. Солнце превратит в тьму и месяц в кровь. Сами знамения и чудеса будут такими, что только избранным Божиим будет дано устоять от натиска этого мирового зла.
 

    Во втором славянском переводе «Откровения» читаем: «Змии при пути седей на стьзех, хапле пету коню и паднеть всадникь спасение ожидае Господне». Символическое толкование образов здесь в целом такое же, как и в первом переводе, хотя имеются и дополнительные штрихи: «Конникь оубо есть истинна и благоверие праведных, пета же последний день. И тогдашний святии вь время оно [определялось в тексте седьмым тысячелетием. — А.Ю.] на коне истине въседшеи вере оухаплени боудут от змиа сиречь от сына погыбели, вь петоу вь последний день...»⁶⁷ В интерполированной редакции повторялась версия первого славянского перевода ⁶⁸.
 

      Возникший образ, как видим, глубоко символичен. Каждый элемент (конь — образ веры; всадник — святой на коне; пята — «последний день») несет в себе особый смысл. Заметим попутно, что само реальное убранство коня имело глубоко символическую основу На передних и задних луках царских седел изображалась вполне определенная символика — двуглавый орел, единорог, лев, ездец, покоряющий копьем змея. Известен покровец второй четверти ХVII в., на котором был вышит двуглавый орелс ездецом на коне в центре. Изображения двуглавого орла присутствовалина подножных пластинах стремян, на золоченых решмах, украшавшихпереносицу коня, на золоченых чекмах наузов, отличавшихся особой красотой благодаря кистям, сделанным из пряденого золота, серебра и жемчуга⁶⁹. Изучая символику Толстовской Псалтири XI—ХП вв., Л.С.Ковтунобратила внимание на то, что узда олицетворяла собой «евангелье»⁷⁰. Усиление торжественности в убранстве коня, видимо, соответствовало реальному повышению статуса Русской церкви в конце XVI в., ставшей из автокефальной митрополии самостоятельной патриархией (1589 г.).
 

337

    В святоотеческой литературе образ змея распространился не толькона дьявола, но и на антихриста ⁷¹. Произошло это отождествление и в силуособой популярности пророчества Иакова, и потому, что антихрист — сындьявола, а значит, во всем ему подобен, и прежде всего в способностипрельщать людей. В одном из сказаний об антихристе, которое традиция приписывала Ипполиту Римскому, находим даже рассуждение наэту тему: «...будет Дан змия на пути, угрызая скотску, змия бе есть самдиавол, иже прелсти Еву в рай во образ змии. Глаголется же и антихрист — змий, понеже имать имети всего диавола в себе, прелщатирод человеческ, яко же от рода Данова родится антихрист»⁷².
 

    Согласно «Откровению» Мефодия Патарского, родится антихрист вХоразине, вскормлен будет в Вифсаиде, а воспитан в Капернауме. По другим сведениям, он придет из Вавилона. Он будет во всем подобенХристу: «От колена Иудова раждается Христос, сице от колена Дановародится антихрист... По въсему бо уподобитися хощет льстец СыноуБожию; львь Христос, львь и антихрист, явися Христос агнец, и тъявится яко агнец, в нятр сыи волк, обрезан Спас в мире был, тъ подбне обрезань будет, посла Христос апостолы в вся языкы и тъ подобиепослет лъжныя апостолы, съвъкупи растояеныя овця Спас, и тъ подобие съберет расточенныя люди, даст Господь знамение иже в него верующим чьстныи крест, и тъ подобно даст свое знамение, в образе человечи явися Господь, и тъ подбне в образе человечи изыдет...»⁷³
 

  В.Истрин опубликовал в свое время замечательно интересное апокрифическое сказание об антихристе в списке XVI в. Называется оно:«От книги глаголемыя Тефологии сие совокупление вкратце избрано оантихристе»⁷⁴. В этом сказании — символический портрет антихриста: описывается его внешний вид и даются пояснения. Обратимся ктексту этого весьма ценного источника: «Дан будет змии колубер напути кераст на стези хапаяи пяту коньску, да падет всадник еговспять. Сия словеса протолкована в книге глаголемой совокуплениетефологии сице. Оудобне уподобляя антихриста змию глаголемому керасту, понеже той змии сицево естество имать, еже стрежеть яздящилюдии, и имать четыре роги яко овни, единем же рогом уязвляетьживотна и человека, другими же роги

338
творит иныя пакости ихже много написовати. Такожде уподобляет антихриста змию колыберу сего ради, понеже той любит от урожения быть под сению — сего антихриста дела попущения такоже всюду по темнете и по неправде прострутся». Четыре рога - символ четырех путей, дорог, на которых путника ждет опасность; это образ вездесущности последнего зла: «И якоже змии кераст своими четырми роги пакости творит, тако и антихрист пакости начнет творити на четырех путех. Призовет и губит люди четырми чинми - добрым учением вещанием и многими великими знамении и дары и великим богатеством, четвертое же великими муками, яже возложит на нехотящая ему веровати...»⁷⁵
 

    Основанием символико-геральдического образа послужил вид некоторых реальных змей: аспид, к семейству которого относят (и, возможно, относили в древности) кобру, явно обладал большой головой, а кераст (Vipera cerastas) — двумя рожками ⁷⁶. Нас не должно смущать тообстоятельство, что в сказании упомянуто четыре рога: символическоезначение их соотносилось, как уже упоминалось, с обозначенной ещев библейском предании функцией змея подстерегать людей. Акцентусилен на производимом зле, а не на реальной форме того змея, которого обозначили керастом ⁷⁷.
 

  Как отметила О.В.Белова, «связь науки средневековья с богословиемопределила характер значительной части произведений, отразивших воззрения славянских книжников на природу и представителей животного мира.Эта область мироздания рассматривалась прежде всего в связи с идеей Божественного творения и соответственно подвергалась символическому истолкованию. Целью символико-толковательных сочинений оприроде было не столько дать исчерпывающие сведения о природных oбъектах, сколько истолковать их свойства в приложении к церковномуучению или к нравственной стороне человеческой жизни»⁷⁸.
 

    Средневековые люди наделяли животных мифологическими чертамии верили в их сущую подлинность. В природе животных они виделиприроду души, а потому создавали свой особый — символический мирживого и сущего. В основу толкований животных была положена мысль,высказанная в «Физиологе», что «двояко каждое творение, хотя бы в немпредполагали зло, но и добро обретается». Лев, воскрешающий мертвыхльвят, означает Воскресение Христа, но образ льва выражает идею земной власти; страус, забывающий свои яйца в песке — образ губительной безответственности, но в то же время — идеальное воплощение созерцательного одиночества в пустыне; ночная птица сова — символ духовной слепоты, а также дух созерцания; змея — воплощенное зло и одновременно символ мудрости ⁷⁹. Аспид в древнерусской культуре мог олицетворять собой не только антихриста, но и распятого Христа⁸⁰.
 

339

                                                                                          Аспид

    Считалось, что аспид — это змея «крилата», у нее птичий нос и две ноги ⁸¹: «аспид есть животно двоножное имать крила и лицем подобен есть якоже змии великий: обаче есть ширьшая глава его. Имат же и хвост великий, яко же змием и имать злый яд»⁸²; «а иные глаголют аспид змей, невысоко летает, аще ли бы высоко летал, то бы... погубил всю страну, где живет»⁸³. Помимо аспида в источниках упоминаются и керасты как огромные змеи: «...ина .змия народитца из яйца, а яйцо что гусиное. И бывает длиною в 16 аршин, а кожа на ней что оу ящура, неймет ея никоторое оружие железное, а языка оу ней нет, а живет в реке и з берегу человека и скотину и зверя хватает и пожирает»⁸⁴. В целом эти представления были характерны и для западного средневековья ⁸⁵.
 

      Итак, на древнейших великокняжеских печатях мы видим в символическом виде змею, или аспида-кераста ⁸⁶. Аспид-кераст, хватавший коня за пятку, олицетворял собой антихриста.
 

      Кроме аспида обыкновенного, был еще и аспид глухой. Ему приписывались особые свойства. «Аспида есть змия крилата, нос имеет птиче и два хобота, а в кое земли вселится, ту землю пусту учинит, живетв горах каменных, не любит же трубнаг(о) гласа»⁸⁷. Почему же у этогоаспида два хвоста («хобота»)? «Аспида оуши свои затыкаеть, абы неслышати гласа обавнича»⁸⁸, т. е. заклинателя. Аспид глухой — существогневное: «Ходя семо и овамо от гнева своего влагаеть хвост свои во ухосвое отравляется»⁸⁹. Аспид сам себя убивает от гнева, ибо вкладываяхвост в уши, он отравляет себя ядом, который содержится в хвосте. Водном лицевом сборнике первой четверти ХVII в. О.В.Белова обнаружила миниатюру, изображающую глухого аспида: у него птичья голова, загнутый клюв, змеевидное тело, которое завершается раздвоенным хвостом, уши; четко обозначены крылья и когтистые лапы ⁹⁰. Изображенияглухого аспида встречаются и в средневековых бестиариях⁹¹; змей припадает одним ухом к земле, другое закрывает хвостом, чтобы не слышатьпения заклинателя, вызывающего его из норы. О таком аспиде писалА.М.Курбский в послании Вассиану Муромцеву в 1562 г. (см. ниже). Всочинениях западноевропейских авторов образ аспида уподоблялся тогрешнику, не внимающему Божественному слову, то самому дьяволу⁹².

340
    Глухой аспид осмысливался символически; в древнерусской культуре его отождествляли с образом дьявола, но им обозначали такжеиудеев, не принявших спасительного Божественного слова: «Июдеомже проповеда Моисеи, они же не вероваша Господу Богу рождьшуся отДевы Мария. Такожде затычет уши свои и очи, да не слышат гласаГоспода нашего Исуса Христос(а)»⁹³; «сему аспиду уподобишася жидове, от зависти бо не терпяще душеспасительнаго поучения слышатизатыкаху уши своя... яко аспид глухии затыкая и уши свои»⁹⁴.
 

    Геральдический образ змея иногда совмещал в себе семантику аспида-глухого и кераста (рогатой гадюки) — вот почему художники,изображая рога, создавали своеобразный контур, очень напоминающийухо. Особенность образа змея заключалась в его многознаковости. Например, у художника (и заказчика) был выбор — показать рога илиухо. Рога — более нейтральный знак, чем ухо, обозначение которогоусиливало то, что изображен именно аспид глухой. Так, на золотойбулле 1514 г., привешенной к известному договору Василия Ш с императором Максимилианом, видно, что на голове змея, имеющего раздвоенный хвост, явно изображено ухо ⁹⁵.
 

      Заключение договора с Империей в 1514 г. было связано со многими важными обстоятельствами. Василий Ш совершил второй и неудачный поход против Смоленска, принадлежавшего тогда Великому княжеству Литовскому, и теперь готовился совершить третий, которомусуждено было войти в историю как триумфальный успех русской армии. Тем временем резко ухудшились отношения Габсбургов с Венгрией и Польшей. Император Максимилиан претендовал на венгерское королевство. В Венгрии усилилась национальная партия, интригами которой удалось устроить брак между дочерью короля Владислава Аннойи одним из магнатов Венгрии Иоанном Заполья. Эта партия также устроила брак польского короля Сигизмунда I с сестрой Иоанна Заполья,Варварой. Польша оказалась втянутой в антигабсбургскую коалицию.Максимилиан, чтобы заставить Польшу отказаться от планов поддержки национальных стремлений венгров, решил составить свою — антипольскую — коалицию, в состав которой планировалось включить Данию, Саксонию, Бранденбург, Тевтонский орден и, конечно, Россию —злейшего врага Польши ⁹⁶. Для создания коалиции и привлечения в нееОрдена и России, со специальной миссией был направлен Георг фонШнитценпаумер. Он сначала побывал в Кенигсберге у гроссмейстераОрдена Альбрехта, а затем, в начале
 

341
февраля 1514 г. прибыл в Москву ⁹⁷. 4 августа 1514 г. был заключен договор, согласно которому обе державы вступали в союзнические отношения, признавались права России на Киев, украинские и белорусские земли, обе стороны обязывались быть заодно против общего врага — Польши ⁹⁸. «И мы имеем быть на нашего неприятеля Зигимунда короля Полскаго и великого князя Литовскаго в соединении», — говорилось в заключенном договоре". Тот геральдический акцент, который мы находим в изображении на золотой булле, свидетельствует, видимо, о фиксации русской стороной глубины религиозных расхождений. Не исключено, что подобным образом выражалась идея, что католики, подобно иудеям, не слышат Божественного слова.
 

      Изображение того, как аспид-кераст пытался ухватить коня за пятку, явно отвечало духу времени, — ведь ожидания Второго Пришествия и Страшного Суда осознавались как единственная из возможных реальностей будущего. На рисунке золотой буллы 1517 г., опубликованном Ф.Бюллером ¹⁰⁰, но, к сожалению, еще не проверенном на аутентичность ¹⁰¹, видно, как змей не только угрожает левой передней ноге коня, но и буквально ухватил ее. В этом нет ничего невозможного, поскольку по подлинным печатям видно, что жало змея в некоторых случаях касается пятки коня...¹⁰²
 

                                                              Предсказания в Западной Европе
 

    Близость развязки земной истории ощущали не только на Руси ¹⁰³, но и в Западной Европе. В ней распространилось предсказание астрологов, что в 1524 г. от Рождества Христова и 7032 г. от Сотворения мира будет конец света: «Будет в то лето вселенныя странам и царством, и областем, и обычаем, и градом, и достоинствам, и скотом, и белугам морскым, вкупе всем земнородным... пременение и изменения, и преиначение, и потемнение в то лето, не узрится солнцу и луне...» Это — точный пересказ предсказания на 1524 г., опубликованного в «Новом альманахе» И. Штефлера и Я. Пфлауме в 1513 г. в Венеции и переопубликованного в 1518 г.¹⁰⁴
 

    Помимо всего прочего, первые изображения на русских печатях и буллах несут в себе информацию о той роли, которую должен играть православный государь православной державы в последнее время. Филофей, монах Псковского Елеазарова монастыря, как известно, ответил в своем послании псковскому дьяку Мисюрю Мунехину на распространившийся прогноз конца света в 1524 г. и опроверг взгляды немецкого врача и астролога Николая Булева, утверждавшего, что первенство в христианском мире принадлежит католическому Риму.
 

342

    Филофей обосновал мысль о переходе функции опоры христианства от первого Рима к Царьграду, а затем к России — Третьему Риму ¹⁰⁵.
 

      Среди этапов, которые способствовали такому пониманию себя в мире, можно отметить непростую историю самой Русской церкви, которая начиная с 1448 г. стала автокефальной, т.е. в организационном отношении самостоятельной по отношению к Константинопольской патриархии, пошедшей на заключение в 1439 г. Флорентийского соглашения с католиками, в результате чего признавалась верховная власть папы римского и догматы католической церкви. События падения Византии еще больше усилили в русском обществе чувства особой избранности и богоспасаемости. Россия не есть ни «первый Рим», ни «Греческое царство». Она наследует неразрушимое Ромейское царство, то, в котором и возникла христианская церковь как таковая. Третий Рим — аллегория, имеющая эсхатологическое содержание, и вместе с тем обоснование автокефалии Русской церкви. — См.: Церковь, общество и государство в феодальной России. Сб. статей. М., 1990.
 

    Итак, кто же поражает копьем змея? Современному человеку нелегко настроиться на символическое восприятие действительности, а именно таким оно было в средние века. Копье — не буквально оружие, а символ конечной судьбы мирового зла. Впрочем, следует кое-что уточнить. В первых печатях изображается, судя по всему, не копье, а царский жезл или скипетр ¹⁰⁶. На это указывают два важных обстоятельства. Во-первых, ни в одной ранней печати не найти главного признака копья — его острого наконечника. В печати 1542 г.¹⁰⁷ также нет еще этого наконечника. А между тем скипетр упоминается в определенном контексте в «Изложении пасхалии» 1492 г. митрополита Зосимы. Этот контекст дает основания предполагать, что изображался именно жезл. Зосима писал: «И предасть ему [великому князю Ивану Ш. — А.Ю.} Господь Бог скипетр, непобедимо оружие на вся врагы, и неверныя покори под нозе его, и вся съпостаты предаст ему Господь Бог в руце его». Описанный образ великого князя явно перекликается с символикой государственной печати: ведь современники были абсолютно уверены, что изображен на печатях «сам царь»¹⁰⁸. Во второй половине XVI в. скипетр трансформируется в копье, и потому на печатях конца века ¹⁰⁹ уже можно видеть именно копье, с острым наконечником, пронзающее тело змея. Не исключено, что эта смена функций как-то связана с тем, что сразу после взятия Казанского ханства скипетр стал особым символом царской власти, изменившись при этом по форме.
 

343

                                                                            Прототип
 

      То, что «сам царь» изображен на коне, весьма симптоматично. Разумеется, речь не шла о буквальном понимании образа царя, а опять-таки — о символе государственной власти. И тут, вероятно, следует вернуться к образу царя-победителя, который был раскрыт в «Откровении» Мефодия Патарского. Греческий царь стал олицетворением противостояния злу вплоть до Второго Пришествия Христа. Греческий царь, заметим, поставляется на царство ангелами и передает свою земную власть самому Богу
 

    В.Истрин обратил внимание на любопытный текст сказания о царе Михаиле, дошедший до нас в позднем списке. Он интересен своей контаминацией разных легенд, содержание которых объединяется личностью греческого царя-победителя. По этому сказанию, царь Михаил выводится из рода «нагомудрецов», о которых рассказывается в апокрифах, и в частности в «Александрии».
 

      Греческий царь рисуется в упомянутом сказании как святой, безгрешный и праведный: «А востанет царь отрок отроков Маковицких, идеже близ рая живяху, Адамови внуци: безгрешнии же соуть всии человецы, а (не) носят одеяние, но яко родишися тако и хождаху, не укрывашеся наготу свою»¹¹⁰. Представление о том, что всадник может быть голым (или полуголым) скорее всего и было связано с этим мотивом безгрешности, о котором говорит сказание. Семантика голого тела в таком аспекте не могла испугать русского средневекового человека, и ее уж никак нельзя назвать «легкомысленной». В этой связи обращает на себя внимание то, что в западноевропейских изданиях книги Сигизмунда Геберштейна рядом с портретом Василия Ш, сидящего на троне, помещался гербовый щит с изображением раздетого всадника в виде Геркулеса в развевающемся плаще; на офорте А.Хиршфогеля 1546 г., где показан был едущий в санях Герберштейн, помещался в числе прочих русский герб с изображением обнаженного человека, поражающего змея ¹¹¹. При всей возможной неточности в передаче информации о печатях синхронные западноевропейские источники все же отражают, как нам кажется, некую первичную семантику государственного символа ¹¹².
 

344

      Падение Византии, напомним, было предсказано «Откровением» Мефодия Патарского. Наследницей Византии стала Русь, и центр православия переместился в Москву. Русский великий князь и государь олицетворял собой богоспасаемую территорию. Именно эта идея имела большое значение для сознания современников и, в конечном счете, была положена в основу геральдического образа. Наследниками греческих царей становились русские государи. Это не столько политическая, сколько этноконфессиональная претензия.
 

      Идея Третьего Рима, как известно, впервые была ясно сформулирована старцем Филофеем. Своеобразным предтечей Филофея был митрополит Зосима, который в уже упомянутом «Изложении пасхалии» провозгласил великого князя «новым царем Константином», а Москву—«новым градом Константина»¹¹³. «Изложение пасхалии» (1492г.) — это первый литературный памятник, в котором прямо идет речь о перенесении на Москву прежнего значения Византийской империи, о чем справедливо писали Н.А.Казакова и Я. С.Лурье ¹¹⁴. Важно подчеркнуть, что Зосима этот перенос связывал с «последними летами»¹¹⁵. Кроме того, в «Сказании о князьях Владимирских», возникшем в конце XV в., излагалась версия о происхождении русских князей от «Августа кесаря». И.Н.Жданов, крупнейший дореволюционный исследователь этого памятника, считал, что написал его Пахомий Логофет как «оправдательный документ» для получения права на византийское наследство «на почве обособившейся восточно-православной церковности»¹¹⁶.
 

      Выражение «Новый Рим» в отношении Константинополя возникает в переработке «Изложения пасхалии», выполненной в 1495 г. в кругу игумена Троице-Сергиева монастыря Симона. Любопытно, что в том же, 1495 г., игумен становится митрополитом всея Руси, и при этом поставление совершается уже по новому чину, который, как заметил Б.А.Успенский, «разительно напоминал поставление патриарха в Константинополе... этот новый чин поставления, несомненно, воплощает ту же идею, которая была провозглашена в «Изложении пасхалии», т.е. восприятие Москвы как нового Константинополя. Митрополит символически получал власть от великого князя, подобно тому, как в Константинополе патриарх получал ее от византийского императора (василевса) или «царя»... московский великий князь уподоблялся таким образом византийскому «царю», заявляя о себе как о преемнике византийских императоров»¹¹⁷.
 

      Таким образом, идеи Филофея возникли не на пустом месте. Впрочем, интерпретация этих идей сводится порой к совершенно бездоказательному утверждению об имперских амбициях русских государей. Идеи вечности земного царства не могло быть даже теоретически, ибо средневековые люди верили в Христа, в Его Второе Пришествие, наступающее царство которого одно только и могло претендовать на категорию вечности, подлинного инобытия ¹¹⁸.
 

345

      Филофей не просто знал сочинения, которые приписывались Мефодию Патарскому, а активно их использовал. В.Истрин обратил внимание на один сборник из собрания А. С. Уварова ¹¹⁹, в котором находится послание старца Филофея Василию Ш: «Ис книги святого Мефодия Патръскаго от [так! —А.Ю.} послания к великому князю Василию Московскому. Стараго оубо Рима церкви падеся неверием, Аполинариевыми ереси, втораго же Рима Констянтина града церкви агарянскими внуцы секирами и оскордами разсекоша двери. Сия же ныне Третияго новаго Рима твоего царствия святая соборная апостольская церкви, яже в концых вселенныя в православнеи християнстеи вере во всей подънебестнеи паче солнца светится. И да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя християнския веры снидошася в твое едино царство, един ты по всей поднебесной християном царь, и ныне молю тя паки премолю еже выше писах, внимай Господа ради, яко вся християнская царства снидошася в твое царство, посем чаем царства, емуже несть конца. И внемли благочестивый царю, яко християнская царства снидошася во твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, оуже твое християнское царство инем не останется по великому Богослову»¹²⁰. Четвертому Риму не бывать, потому что никакого другого Рима вообще не будет. Московское царство будет последним перед Вторым Пришествием Христа, и русский царь будет последним христианским царем на земле. Не случайно, с середины XVI в., когда ожидания Страшного Суда обострились до предела (см. подробнее вторую часть этой главы), на печатях возникает характерная комбинация: на лицевой стороне — всадник, поражающий копьем змея, на оборотной стороне — единорог, который олицетворял собой власть Христа ¹²¹.
 

      Фигура царя-победителя в символе Русского государства знаменовала собой русского царя, которому суждено будет отдать власть Богу в Его Второе Пришествие. По существу, это — символико-геральдическое воплощение идеи Третьего Рима, богоспасаемого царства. Особое значение имеет и то обстоятельство, что конь в этой композиции — сама православная вера, которую царь и государь должен сохранить в чистоте. Поражение змея скипетром-копьем — это уверенность в победе добра, торжества Христа в последней схватке со злом. В этом плане обнаруживается некоторое различие в тональности: если для греческих сказаний противоборство завершается либо приседанием укушенного коня, либо падением всадника, то в символе Русского государства мы видим демонстрацию уверенности.
 

346

      Высочайшее напряжение эсхатологических ожиданий, особенно острых после того, как наступила сакраментальная семитысячная дата, не могло сохраняться долго в неизменности. Общество не может жить в одной тональности, ему нужны ритмы. Уже в конце XVI в. эсхатологические переживания слабеют. Это заметно и по геральдическим образам. С конца XVI в. и на протяжении всего ХУЛ в., как уже упоминалось, в композиции ездеца, поражающего копьем змея, происходят изменения: змей уже не угрожает пятке коня, как прежде ¹²². Это не значит, что в обществе не было больше эсхатологических ожиданий; они усиливаются в преддверии 1666 г., но их острые моменты находят уже иное воплощение.
 

  Образ всадника, поражающего копьем змея, постепенно менялся. Переходный этап фиксируется книгой Лазаря Барановича «Меч духовный» 1666 г.¹²³ В ней была опубликована гравюра, изображающая все царское семейство в окружении главных символов Русского государства. Причем во введении автор, пытаясь во всем угодить Алексею Михайловичу, дает пояснения изображениям, включая всадника, поражающего копьем змея. Конечно, это не геральдическое изображение, но обнаруживается близость между уже происшедшими изменениями в государственных печатях и пояснениями Лазаря Барановича, что позволяет думать о неслучайности подобных совпадений. Образ всадника уже не символизирует собой царя и еще не назван Георгием Победоносцем! Это «Воин Вашего Пресветлого Царского Величества, седяй на коне и копием змия побеждая... страшен всем врагом; и кто противу станет ему, глаголет он истинно: «Пожену враги моя и постигну я и не возращуся дондеже скончаются». Воин сей Страшнаго паче Царей земных сый, гоня враги своя глаголет: «Благословен Господь Бог мой, научая руце мои на ополчение, и персты моя на брань. Прободенный копием Христос, копие сего воина своего, имя его прославляющего сице укрепи, яко наступи он на аспида и василиска, и попралван змия; наступи на змию и на скорпию и на всю силу вражию. Сей воин оболкся в броню веры, а верою победише Царствия, глаголет апостол, верою и сей победил Царствия, венчал своего Орла трех царей венцами, заградил уста копием змию...» Как уже отмечалось, образ змея меняется в геральдической символике; по крайней мере, на печати царя Михаила Федоровича 1627 г. мы видим, что голова змея явно петушиная: завершение
 

347
клюва обращено вверх, а не вниз, как обычно. Василиск замечателен именно своей петушиной головой. Кроме того именно на печати 1627 г. видно, что копье попадает уже не в шею змея, а прямо в пасть («заградил уста»). Эти изменения в точности повторены на печати царя Алексея Михайловича 1658 г. Отсюда можно сделать вывод, что образ змея в XVII в. сопрягает уже иной комплекс символических и земных существ, хотя в основе остается нетронутым главный компонент образа — аспид. Скорпион явно проявит себя несколько позже, когда у геральдического змея «вырастут» еще две ноги.
 

      Образ Воина в книге Лазаря Барановича обусловлен контаминацией двух письменных традиций: текстами эсхатологического содержания О змее-антихристе, берущими свое начало с 49-й главы книги Бытия, и текстами о святом Георгии Победоносце: «Сего Воина не лож конь во спасение, егда на нем седя, врага своего змию побеждает, егда сего Воина конь готовится в день брани известная есть от Господа помощь. Воинствует он не на оружие свое уповая, на Господа дающего крепость людем своим, избавляющего люди своя миром. Сей Воин Вашего Пресветлаго Царского Величества есть препоясанный. Бог его на сие воинство победоносное препояса». Как уже отмечалось в первой главе, пояс — символ духовной крепости и святости — никогда не был случайным элементом в семантике одежды. В данном случае акцент явлен вполне определенный: речь идет о святом-воине. «В препоясании сем, — читаем дальше, — Бог сему Воину глаголет: препояши оружие свое по бедре твоем силне, красотою твоею и добротою твоею на ляци, успевай и царствуй, истинны ради, и кротости, и правды. Сей Воин оболчен в вся оружия Божия, яко возмощи ему стати неточию противу врагом видимым, и противу кознем дияволским: Господь бо оружие на диавола крест свой дал есть ему, им же копие свое украси».
 

      Заметим попутно, что образ Георгия Победоносца, встречающийся в произведениях прикладного искусства XV в., близок по своей семантике не первым государственным печатям, а периоду глубокой перестройки символико-геральдической традиции в середине ХVII в., когда, собственно говоря, и происходило становление нового образа всадника. Приведем конкретный пример. В собрании Государственного Исторического музея хранится серебряная чашка, исполненная в технике высокого рельефа, на дне которой вычеканено изображение конного Георгия. Поскольку в надписи упомянут великий князь Георгий, А.В. Орешниковым было сделано предположение, что чашка была утеряна сыном Юрия Дмитриевича Василием Косым во время его странствования по Тверскому княжеству в период борьбы с с великим князем

348
московским Василием Васильевичем ¹²⁴. Время создания этой дорожнойчашки можно отнести к 30-м годам XVI в. Обратимся теперь к символическому изображению. Георгий предстает с нимбом на голове (а не в княжеской шапке, как на государственных печатях); с большой реалистической точностью изображается богатое убранство коня (паперсть, стремя, пахви и т.д.), — напомним, что подобное убранство возникает в геральдической традиции далеко не сразу. Крылатый змей (вероятнее всего, тоже образ аспида, но внешне другой, нежели в первых государственных печатях!) изображается с петушиной головой и большим глазом; именно в открытую пасть этого аспида-василиска попадет копье(четко обозначен наконечник, которым св. Георгий символически «затворяет уста»), а не в шею, как в первых государственных печатях. Ноглавное - змей совершенно иначе расположен по отношению к всаднику и не угрожает пятке коня: нет и намека на семантическую близость двух, явно параллельных традиций. Лишь в ХУЛ в. происходит их сближение, глубокая контаминация...
 

      Лазарь Баранович в своей книге обезличил воина на коне: это и несам царь Алексей Михайлович, и не св. Георгий. Судя по всему, книга Барановича отражает собой некий переходный момент, когда созрелипредпосылки для кардинальной переоценки прежней системы представлений, но еще нет сил и решимости сказать что-то более определенное. Не забудем, книга вышла в 1666 г. За этим символическимрубежом — либо ожидаемое Событие, прекращающее земную жизнь, либо какая-то, еще никому неведомая, даль — иная протяженностьвремени.
 

    Во второй половине ХVII в., по нашим наблюдениям, меняется отношение официальных властей и к идее Страшного Суда. Идея Третьего Рима, идея исключительности и богоизбранности русской земли, теряет свою былую привлекательность и обоснованность для тех, кто пошел на изменения в русских обрядах ради канонического единенияс греческой церковью. Эта идея остается достоянием староверов, по-прежнему веривших в то, что Страшный Суд наступит вот-вот и этот «День Господень» осуществится во вселенском масштабе.
 

    8 марта 1730 г. состоялось утверждение 88 гербов, составленныхдля русских городов. Издавая этот указ, русское правительство впервыеобъяснило, что центральная часть герба — всадник, поражающий копьем змея, — есть изображение св. Георгия Победоносца, хотя еще вXVII в. верили в то, что этим образом олицетворяется или сам госу-
дарь, или его наследник ¹²⁵.
 

349

    Государственный герб России — двуглавый орел, на груди которого располагался всадник, поражающий копьем змея, — былраскрашен в геральдические цвета в Герольдмейстерской конторе, созданной Петром I в 1722 г. Франциск Санти так описал герб ивсадника: «На Орловых грудях изображен герб великого княжества Московского, который окружен... чепью ордена святого Андрея. Иесть сей герб таков, как следует. Поле красное, на котором изображен святой Георгий с золотою короною, обращен он налево, онже одет, вооружен и сидит на коне, который убран своею збруею с седловою приправою с покрышкою и подтянут подпругами, авсе то колера серебряного или белого; оный святой Георгий держит свое копье в пасти, или во рту змия черного». — См.: Соболева Н.А. Герб Москвы: к вопросу о происхождении // Отечественная история. 1997. № 3.
 

      Святой Георгий, надо сказать, оказался наилучшей заменой образуцаря-победителя, ибо даже после смены персонажей не нарушался общий композиционный замысел: на коне был святой воин. Изменилсятолько исходный смысл, щемяще-трагический, волнующий своей глобальностью, а потому, возможно, и недолговечный.



43 Schramm RE. Herrschaftszeichen und Staatssymbolik. Stuttgart, 1954. Bd 1;Alef G. The Adoption of the Muscovite Two-headed Eagle: A Discodant View // Speculum, 1966. V. 41. N. 1; Hellman M. Moscau und Byzanz // JGO. 1969. Bd 17. H. ЯнинВ.Л. Актовые печати Древней Руси Х—ХУ вв. Т. 2. М., 1970.; Stokl G. Testament und Siegel Ivans IV. Opiaden, 1972; Каменцева Е.И., Устюгов Н.В. Русская сфрагистика и геральдика. М., 1974; Спасский И.Г. Монетное и монетовидное золото в Московском государстве и первые золотые Ивана III // ВИД. Л., 1976. Вып. 8. С. 115—118; Соболева Н.А. Русские печати. М., 1991; Соболева Н.А., Артамонов В.А. Символы России. М., 1993; Хорошкевич А.Л. Символы русской государственности.М., 1993; Линд Дж. Большая государственная печать Ивана IV и использованые вней некоторые геральдические символы времен Ливонской войны // АРИ. 1994. №5. и др.
44 ПСРЛ. Т. 6. С. 296; Котошихин Г. 1884. С. 41; Каменцева Е.И., Устюгов Н.В. С. 122—128.
45 Снимки древних русских печатей государственных, царских, областных, городских, присутственных мест и частных лиц. М., 1880. Вып. 1. С. XVII.
46 Соболева Н.А. Русские печати. С. 207.
47 Рыстенко Л.В. Легенды о св. Георгии и драконе в византийской и славяно-русской литературах. Одесса, 1909. С. 32—33; Кирпичников А. Святой Георгий и Егoрий Храбрый. Исследование литературной истории христианской легенды. Спб., 1879; Веселовский А.Н. Разыскания в области русских духовных стихов. Святой Георгий в легенде, песне, обряде. Спб., 1880. II; Алпатов М.В. Образ Георгия-воина в искусстве Византии и Древней Руси // Алпатов М.В. Этюды по истории русского искусства. Т. 1. М. 1967.; Лазарев В.Н. Новый памятник станковой живописи XII века и образ Георгия-воина в византийском и древнерусском искусстве // Лазарев В.Н. Русская средневековая живопись. Статьи и исследования. М., 1970. С. 55—102; Вилинбахов Г., Вишнбахова Т. Святой Георгий Победоносец. Спб., 1995.
48 Соболева Н.А. Герб Москвы: к вопросу о происхождении // ОИ. 1997. № 3. С. 10.
49 Там же. С. 10—11.
50 ВИ. № 4. 1993. С. 177 (рец. И.Н. Данилевского).
51 Соболева НА. Герб Москвы. С. 5.
52 Там же.
53 Там же.
54 Юрганов А.Л. Символ Русского государства и средневековое сознание // ВИ. 1997. № 8. С. 118—132.
55 Автор, пользуясь случаем, приносит искреннюю благодарность Ю.М.Эскину и И.А.Балакаевой за предоставленную возможность ознакомиться с материалами Древлехранилища РГАДА.
56 РГАДА. Ф. 135. Отд. 1. Рубр. II. № 78 (1497 г.); № 79-а, 79-6 (1504 г); Рубр. IV. № 21 (1514 г.); № 22 (1526 г); № 26 (1542 г).
57 Там же. Отд. III. Рубр. П. № 47 (1584 г); Отд. I. Рубр. IV. № 33 (1621 г); №34 (1627 г);№ 41 (1658 г).
58 Там же. Отд. I. Рубр. IV. № 22; № 33.
59 Там же. № 34.
60 Там же. Д. 28 (1577 г).
61 Там же. Отд. III. Рубр. П. № 47 (1584 г).
62 Там же. Отд. I. Рубр. IV Д. 29 (1605 г).
63 Там же. № 41 (1658 г.).
64 Известный византинист Поль Александер считал, что сюжет о вручении «последним царем» своего царства Богу - показатель иудейской первоосновы греческой апокалиптики (Alexander P.J. The Bizantine Aqpocalyptyc Tradition / Ed. by D. de F. Abrahamse. Berkeley; Los Angeles; L.; University of California Press, 1985. P. 175—181).
65 Цитируется по тексту Елизаветинской Библии (Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета на церковнославянском языке с параллельными местами. М., 1993).
66 Истрин В. Тексты. С. 99.
67 Там же. С. 113.
68 Там же. С. 129.
69 Денисова ММ. «Конюшенная казна». Парадное конское убранство XVI-XVII веков // Государственная Оружейная палата Московского Кремля. М., 1954 С. 249—2Т7.
70 Ковтун Л.С. Русская лексикография эпохи средневековья. М.; Л. 1963 С. 171.
71 Сахаров В. Эсхатологичские сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные духовные стихи. Тула, 1879. С. 84.
72 Срезневский И.И. Сказания об антихристе в славянских переводах. Спб., 1874. С. 80.
73 Там же. С. 38.
74 Истрин В. Тексты. С. 219.
75 Там же.
76 Vipera cerastes отличается двумя небольшими рожками над глазами, длина ее
65—70 см; цвет желтый с более темными пятнами и полосками. Живет по всей северо-восточной Африке, а также каменистой Аравии. Эта випера обладает способностьюнеобыкновенно быстро зарываться в песок; видны бывают лишь рожки, глаза и частьспины.
77 Пенго К. О родовых и видовых признаках гадюки. Харьков, 1870; Catalogueof Colubrine Snakes in Collection of the British Museum. L., 1888; Bou longer G.A. Catalogue of the Snakes in the British Museum. L., 1893—1896. V 1—3.; Слепцова М.Н. Змеи. М., 1912; Бобринский Н.А. Определитель змей Туркестанского края. Ташкент, 1923; Талызин Ф.Ф. Змеи. М., 1963.
78 Белова О.В. Названия и символика животных в памятниках восточно- и южнославянской книжности XII—XVII вв.: Автореф. канд. фил. наук. М., 1996. С. 6.
79 Средневековый бестиарий. М., 1984. С. 22—23.
80 Белова О.В. Названия и символика животных... С. 17; Она же. К вопросуоб изучении славянского «Физиолога» // Славяноведение. 1995. № 2. С. 38—45.
81 Белова О.В. Названия и символика животных... Л. 264—267 (приложение).
82 ГИМ. ОНИ. Собрание Московской Синодальной библиотеки. № 388. Л. 5 об.(сообщено О.В.Беловой).
83 БАН. ОР. № 33.9.1. Л. 80 об. (азбуковник XVII в.; сообщено О.В. Беловой).
84 РГБ. ОР. Собрание Д.В.Пискарева. № 197. Л. 70 (азбуковник XVII в.; сообщено О.В.Беловой).
85 Средневековый бестиарий. С. 196—197.
86 Ковтун Л.С. Азбуковники XVI—XVII вв. Старшая разновидность. Л., 1989С. 210.
87 Белова О.В. Названия и символика животных... Л. 265.
88 Там же.
89 ГИМ. ОПИ. Собрание Московской Синодальной библиотеки. № 377. Л. 41
(сообщено О.В. Беловой).
90 БАН. ОР. № 24.5.32. Л. 66 об. (сообщено О.В.Беловой).
91 Средневековый бестиарий. С. 197.
92 Там же.
93 Белова О.В. Названия и символика животных... Л. 266—267.
94 РГАДА. Ф. 187. Оп. 2. Д. 202. Л. 17—17 об. (сообщено О.В. Беловой).
95 Fiedler J. Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I und Vasilij Ivanovic
Grossfilrsten von Russland von dem Jahre 1514. Wien, 1863. Пользуюсь случаем, чтобы искренне поблагодарить госпожу Искру Шварц (Австрия) за оказанную помощь в установлении аутентичности рисунка золотой буллы 1514 г
96 Зимин А.А. Россия на пороге нового времени: (Очерки политической историиРоссии первой трети XVI в.). М. 1972. С. 156.
97 Там же.
98 Писаревский Г. К истории сношений России с Германией в начале XVI века// ЧОИДР. 1895. № 2. С. 2—21.
99 СГТиД. № 12894. Ч. 5. С. 63.
100 Снимки древних русских печатей... Вып. 1. № 6.
101 Ф.Бюллер указывал на то, что золотая булла хранится в Берлине. В настоящее время мы предпринимаем усилия, чтобы найти ее местонахождение.
102 РГАДА. Ф. 135. Отд. I. Рубр. IV. № 22 (1526 г.); № 26 (1542 г).
103 Юрганов А.Л. Опричнина и Страшный суд // ОИ. 1997. № 3.
104 Гольдберг А.Л. Три «послания Филофея» // ТОДРЛ. Т. 29. С. 69—70; Бондаренко И.А. Образ Нового Рима в архитектуре Москвы // Архитектура мира. М.,1994. Вып. 3. С. 87—92; Румянцева ВС. Образ Рима в русской книжности XV—XVII вв. // Римско-константинопольское наследие на Руси: идея власти и политическая практика. М., 1995. С. 329—332; Синицына Н.В. Итоги изучения концепции «Третьего Рима» и сборник «Идея Рима в Москве» // Там же. С. 16—42; Хорошкевич А.Л.Еще раз о символах русской государственности: византийские и западноевропейскиетрадиции в средневековой сфрагистике // Там же. С. 202—212; Сторчак ВМ. Идея«Москва — третий Рим» в истории российской государственности // Религия, церковьв России и за рубежом: Информационный бюллетень. М., 1996. №7. С. 45—56; Синицина Н.В. Третий Рим. М., 1998.
105 Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев,1901; Stremookhoff D. Moscow the third Rome: Sources of the Doctrine // Speculum.1953. V. 28. № 1. P. 84—101; Andreyev N. Filofey and his Epistle to Ivan Vasilyevich//Slavonic and East European Review. 1959. V. 38. P. 1—31; Гольдберг А.Л. Идея «Москва — третий Рим» в цикле сочинений первой половины XVI века // ТОДРЛ. Т. 37.С. 139—149; Тъпкова-Заимова В. Българо-византийските отношения и концепиите за«втория» и «третия» Рим // Изследования в чест на академик Николай Тодоров. София, 1983. С. 27—38.
106 По Фасмеру, скипетр происходит от греческого слова, означающего «посох,жезл» (Фасмер М. Т. 3. С. 639—640); см. также: Словарь церковно-славянского и русского языка. Спб., 1847. С. 131; Срезневский И.И. Материалы. Т. 3. Стб. 375.
107 РГАДА. Ф. 135. Отд. I. Рубр. IV № 26 (1542 г.).
108 Лакиер А.Б. Русская геральдика. М., 1990. С. 137—138.

109 На печати 1584 г, скорее всего, изображено копье: оно пронзает шею змея насквозь, но из-за стертости изображения трудно разобрать, есть ли наконечник у копья или нет (РГАДА. Ф. 135. Отд. III. Рубр. II. № 47).
110 Истрин В. Тексты. С. 195.
111 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988.
112 Возможно, в формировании у иностранцев впечатления, что изображен полуголый (или даже голый) всадник, сыграли роль какие-то устные беседы с русскими людьми. Кроме того, всадник, которого мы встречаем на первых русских печатях в самом деле полуголый, ибо, по крайней мере, его колени всегда были непокрыты, а это одно уже, для средневековых людей, значило много.
113 Тихонюк И.А. «Изложение пасхалии» московского митрополита Зосимы//Исследование по истории СССР XIII—XVIII вв. М., 1986. С. 55.
114 Казакова Н.А. и Лурье Я.С. С. 190.
115 РИБ. Спб. 1908. Т." 6. Стб. 799.
116 Жданов И.Н. Русский былевой эпос. Спб., 1895. С. 62—63.
117 Успенский Б.А. Восприятие истории в Древней Руси и доктрина «Москва - Третий Рим» // Русское подвижничество. М., 1996. С. 467.
118 Там же. С. 464—501.
119 Леонид (Кавелин), архимандрит. Систематическое описание славяно-российских рукописей Собрания графа А.С. Уварова в четырех частях. М., 1894. Ч. 4. № 2054.
120 Истрин В. Тексты. С. 241.
121 Ковтун Л.С. Русская лексикография эпохи средневековья... С. 29, 404; Спасский И.Г. Указ. соч. С. 115—117; Соболева НА. Русские печати... С. 139; Хорошкевич А.Л. Единорог большой государственной печати Ивана Грозного // Проблемыотечественной истории и культуры периода феодализма. Чтения памяти В.Б.Кобрина. М., 1992. С. 188—192.
122 На печати 1584 г змей уже не угрожает пятке коня (РГАДА. Ф. 135. Отд. I.Рубр. II. № 47).
123 Баранович Л. Меч духовный. 1666.
124 Орешников А.В. Серебряная чашка из Микулина Городища // Отчет Государственного исторического музея за 1916—1925 гт Приложение 4. М., 1926. С. 1—5; Николаева Т. В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV — первой четверти XVI в. // Археология СССР. Свод археологических источников. Е 1—49.М., 1971. № 32. Таблица № 22.
115 Хорошкевич А.Л. Символы русской государственности. С. 15—20.