На следующей странице:

М.Л. Гаспаров. Историзм, массовая культура и наш завтрашний день

На этой же странице:

Феномен массовой культуры в новейших отечественных концепциях

В. Г. Лебедева

Судьбы массовой культуры России

Лебедева В. Г. Судьбы массовой культуры России. Вторая половина XIX -

первая треть XX века. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007, с. 317-324

         Динамика культуры в нашем отечестве отличалась своеобразием, которое не могло не наложить свой отпечаток на протекание многих процессов, в том числе и на возникновение и особенности российского варианта массовой культуры. В эпоху Нового времени Россия вошла (в отличие от постепенного и естественного процесса на западе) ведомая железной рукой Петра Великого. В результате осуществления грандиозного проекта модернизации в кратчайшие исторические сроки в стране были решены (с разной степенью полноты и последовательности) задачи, характерные для ряда европейских эпох: Возрождения, Реформации, а также Века Просвещения. Это позволило ей, под давлением жестокой необходимости жизни в высококонкурентной среде, ворваться в сообщество индустриальных государств.

        Одной из уникальных черт специфической динамики страны были своего рода квантовые вспышки — «пульсации» неоднократных «революций сверху», призванных ускорять историческое движение. Одной из таких «революций» была эпоха великих реформ 1860-1880-х годов. В результате этого не стихийного, а рационально организованного процесса в такой стране, как Россия — громадной и невообразимо пестрой (по уровням развития и степени готовности территорий к изменениям) возникали весьма противоречивые сочетания оппозиций: «свое—чужое», «старое—новое», «элитарное-массовое». Степень распространения инноваций в любой сфере общественной жизни на этих пространствах была крайне неоднородной. Это относится и к возникновению предпосылок массовой культуры. Так, одно из базовых для ее генезиса условий — урбанизация в России — развернулась в полной мере только в XX в. уже в советское время. Вместе с тем исследования уровня и характера развития городской культуры столичных центров и крупнейших городов страны во второй половине XIX в. позволяют сделать вывод об их сопоставимости с культурной жизнью городов Европы.
317

         Таким образом, поле распространения ранней массовой культуры в нашей стране было значительно уже, чем на Западе, как и степень ее влияния в обществе, иным было и ее соотношение с традиционной народной культурой. Ввиду неравномерности ухода государства и внедрения свободных рыночных отношений в разных секторах культурного производства зарождение и распространение в России продуктов массовой культуры приобрело характер некоего резонанса: от литературы к театру и далее к формированию сферы качественно новых форм развлечений, пришедших из Западной Европы.

         Для понимания отличий России от Запада, как в вопросе возникновения и развития самого феномена, так и в реакции на него образованного, слоя, важно не забывать, что там этот процесс происходил постепенно, как и адаптация общества и его духовных лидеров к новой культурной ситуации. В нашей стране вторжение «незваной гостьи из будущего» произошло в исторически более сжатые сроки, обусловленные радикальностью реформ 1860-1880-х годов. Поэтому ее проявления выступали в более выпуклой и четкой форме, и это «обуржуазивание» в культуре было воспринято мыслящей Россией как угроза культурной катастрофы. Несмотря на то что Россия оказалась во «втором эшелоне» развития капитализма, а быть может, и благодаря этому обстоятельству, осмысление новой социокультурной ситуации и обнаружение давления массового спроса на культуру началось синхронно в России и на Западе —в 1840-х годах.

         Глубокая системная модернизация в пореформенной России привела к знаковой смене социо-культурных парадигм ее жизни. Реформы взломали традиционную социальную структуру с ее иерархичностью и жестким распределением ролей сословий и слоев и открыли путь вожделенной демократической интеллигенцией «всесословности». В результате отмены крепостного права произошел первый в истории страны массовый выброс в города «маргиналов», которые, с одной стороны, являются по самой своей природе легкой добычей массовой культуры, а с другой — провокаторами многих ее порождений. Важно отметить, что наступление маргинального «дурновкусия» произошло в очень сложный для искусства момент. Ряд специфических обстоятельств затрудняли и без того непростую проблему приобщения к городской культуре ее «неофитов». Искусство и эстетика вступили в зону длительного кризиса традиционных представлений о «должном», что объяснялось новизной и непонятностью первых модернистских течений и острой критикой «академизма». Утратили былую четкость представления о прекрасном и норме в искусстве.
318

        Одной из важнейших черт пореформенного развития России стало размывание границ иерархии «высокого» и «низкого» в культуре. Связано это было не только с появлением и влиянием неканонического запроса необразованной или малообразованной публики, но и с утратой дворянством роли культурного «законодателя». В истории нашей страны на протяжении веков передавалась эстафета культурного лидирования тех или иных сословий или слоев: старого боярства, духовенства, новой аристократии, что обеспечивало иерархичность и устойчивость культурного процесса. В связи с тем, что дворянство оказалось главной жертвой эгалитарных преобразований, оно лишилось и роли культурного лидера, оставив страну в ситуации культурного полицентризма в важный период зарождения массовой культуры и усиления ее роли в жизни общества. В многоголосии культуры, терявшей привычные духовные ориентиры, все громче звучало ее «эсперанто», понятное всем.

        Вместе с утратой дворянством ведущих позиций в общественной жизни страны уходил в прошлое и особый характер российской образованности, связанной с этим социальным слоем. Отступала культура со специфической знаковой системой, усадебным бытом, нравственными «табу», классическим образованием, закрытая для непосвященных. В отличие от запада в нашей стране это произошло в течение жизни одного поколения.

         Потеря дворянством ведущих позиций была одной из составляющих кризиса классической парадигмы русской культуры, основания которой были заложены в Петровскую эпоху. В новых исторических условиях преимущественное положение классики в культуре сдерживало процесс капиталистической модернизации, в которой так нуждалась Россия. Альтернатива — верность классическим традициям или сохранение классики лишь в «резервациях» гуманитарного образования ради движения по пути научно-технического прогресса, была частью трудного выбора между культурой и цивилизацией. С его необходимостью столкнулись все страны в XIX-XX вв. Россия впервые в своей истории синхронно с Западом в середине XIX в. сделала свой выбор в пользу цивилизации. История «европеизации» России и их цена —сама по себе весьма занимательная тема, ждущая своего исследователя.
319

        Базовой основой классической парадигмы русской культуры была классическая система образования. Созданная у нас в XVIII в., она была одним из важнейших условий системного вхождения страны в европейское культурное пространство. В XIX в. новая индустриальная реальность потеснила «классику» по обе стороны границы, как в системе образования в результате его реформирования (идентичного в России и на Западе), так и в литературе, искусстве и языковой практике. Восприятие «классицизма» как препоны на пути к современному миру стало одной из доминант общественного сознания России второй половины столетия.

         Развитие капитализма требовало приспособления всего русского общества и всех сфер его жизни к реалиям наступающего индустриального мира. Мощное влияние классической культуры, ее нравственно-эстетические ценности были важным противоядием духовному оскудению в эпоху тотального наступления рынка и духа коммерции. Жертвоприношение многого в классической культуре стало платой за ускоренное развитие цивилизованных форм жизни и комфорта — всего того, что позднее получило название потребительской модели культуры, естественным компонентом которой является массовая культура.

      С ослаблением позиций классической традиции и ускоренной демократизацией среды обитания культуры уходил из актуального оборота ряд языковых и культурных пластов, уходила избыточность лексики, требующая знания иностранных языков, латыни, античной мифологии и т. п. В научной литературе, посвященной XIX в., неизменно акцентируется внимание на такой важной характеристике русской культуры, как «литературоцентризм». Но и на этом поле в пореформенной России произошли значимые изменения. Под громадным влиянием «индустриальной революции» Александра Второго произошло массовое психологическое переключение интересов образованного слоя с гуманитарных на научно-технические проблемы. Кроме того, в демократической атмосфере этого царствования сформировались многоканальные общественные интересы и возникли возможности для их реализации. Таким образом, за 20-30 лет узкий слой знатоков литературы сменился широким кругом «читающей публики», имеющей множество интересов помимо литературы.
320

        Во второй половине столетия совпали во времени два процесса: с одной стороны — формировалась массовая аудитория культуры со специфическим эстетическим запросом, а с другой — литература и искусство превращались в отрасль промышленного производства и один из важных сегментов рыночной экономики. Неразвитый вкус получил признание как законный и значимый для рыночного успеха. Последнее обстоятельство ставило многих «творцов» в ситуацию непростого творческого компромисса. Элитарная культура стремительно превращалась в одну из субкультур, не главную для большинства.
Стремительное вхождение русской культуры в мировое рыночное пространство потребовало ее адаптации к существованию в новых условиях. Не всегда это происходило быстро и безболезненно. Порой «гибкому реагированию» на ту или иную ситуацию мешали прекрасные стереотипы великой «смысложизненной» русской культуры, традиционно не склонной идти на поводу у низменных запросов читателя и зрителя и доставлять ему простое удовольствие. И поскольку, например, жанр «легкого чтения» на западе уже в середине столетия был высокодоходной отраслью экономики, а в нашем отечестве беллетристика признавалась второстепенным жанром, первой в истории экспансией европейской массовой культуры стало нашествие беллетристики из-за рубежа.

        Из-за отставания отечественного законодательства и неповоротливости государственной машины с ее «чугунными» Уставами по печати экспорт литературной продукции из России во второй половине XIX в. существенно отставал от ее импорта, что порождало ряд уродливых явлений, в том числе так называемое «пиратство». Первой его формой в зарождающейся массовой культуре стало литературное пиратство, за ним последовала волна драматургической (водевили и т. п.) и опереточной контрабанды. Таким образом, негативные тенденции формирования мирового культурного рынка впервые проявились именно в массовой культуре, что актуализировало проблему защиты внутреннего авторского права и разработки международного права по этим вопросам.

       Если первые шаги массовой культуры, совпавшие с пореформенным общественным подъемом, оставались в тени ярких исторических событий, то в эпоху «безвременья» (1880-1890) она стала не только заметным явлением российской модернизации, но и привлекла внимание лучших умов России. Этот интерес к ней сохранялся все последующие десятилетия вплоть до конца 1930-х годов.
321

         Вопрос о месте, роли, функциях массовой культуры в архитектонике Серебряного века весьма актуален не только из-за его слабой изученности, но и потому, что ей принадлежало весьма значимое место в «параде культур» — специфическом порождении этой переходной эпохи «концов и начал». На рубеже веков оказались востребованными две важнейшие характеристики этого феномена. С одной стороны, его инвариантность и архетипичность (неизменная опора на базовые основания древнейших пластов психологии и культуры), делающие его порождения всегда доступными пониманию большинства. С другой стороны, оказалась массово необходимой его поразительная соотнесенность с состоянием «коллективного бессознательного», готовность к реализации своей терапевтической функции в конкретном хронотопе.

        Действительная биография массовой культуры наступила именно в эту эпоху после долгого латентного периода. О том, что ее время в России пришло, говорит и то значительное место, которое заняло отношение к «массам» в творческих концепциях широкого спектра художественных течений, а также в программах политических партий и в их реальной практике. Одной из черт этого времени было глубинное взаимное непонимание и разнонаправленность векторов Серебряного века и массовой культуры, зеркалом которой является массовое искусство. Оно всегда соответствует консервативной человеческой природе с ее естественными скоростями и природными ритмами. На рубеже веков оно было прибежищем обычного человека с его жаждой стабильности в непонятном, стремительно усложняющемся мире.

        Массовая культура в России, как и на Западе, стала участницей отмеченного позднее А. Молем в «Социодинамике культуры» процесса превращения гуманитарной культуры в «мозаичную». Мозаичная культура —не столько продукт университетского образования — некоего рационально организованного процесса познания, сколько результат развития средств массовой коммуникации с их хаотической трансляцией разнообразной информации. Своеобразной чертой нашего отечества было то, что просветительская фаза в развитии культуры у нас отстала от аналогичной в Европе на целое столетие. «Просвещенческий дух» в России рубежа веков был так силен, что под его обаянием находились различные секторы культуры, в том числе и массовая культура, вносившая свой специфический вклад в «мозаику» российского просвещения.
322
 

        В России со времен Петра Первого существовал разрыв между традиционной народной культурой и европеизированной культурой образованных классов. Массовая культура, наряду с другими факторами, сыграла заметную роль в преодолении этого разрыва, благодаря доступности своего языка и апелляции к общим у всех народов архетипическим структурам. С самого начала она развивалась в двух социокультурных горизонтах: первый был ориентирован на узкий слой образованной публики (широкий диапазон от «китча» до «салонного искусства»); второй —для малограмотного или неграмотного большинства (от лубка до кинематографа). Но постепенно с появлением новых средств массовой коммуникации и распространением новых форм развлекательной культуры расширялось общее коммуникационное пространство. Через массовое приобщение к беллетристике и цирку, театру и кафешантану, кинематографу и массовому спорту формировалась новая система социализации индустриальной эры, объединяющей людей в Большое общество из локальных структур.

        Одной из особенностей культурного взаимодействия России и Запада в конце XIX — начале XX в. многие авторы называют начало равноправного диалога этих культур, благодаря беспрецедентному развитию русского духовного Ренессанса. В научных исследованиях принято акцентировать внимание на обмене достижениями высокой культуры. Между тем массовая культура была не менее активным участником этого диалога, благодаря которому по обе стороны границы синхронизировалось распространение не только новейшей беллетристики, моды или новых форм проведения досуга, но и многочисленных интеллектуальных «поветрий» этого времени: увлечение спиритизмом, гипнозом, эзотеризмом, «вагнерианством», «ницшеанством», «уайльдизмом», декадансом и т. п.

        В массовой культуре рубежа веков находили свое отражение все значительные изменения в общественной жизни не только в России, но и в мире. Одним из важнейших был процесс секуляризации, сопровождавшийся ослаблением государственной, церковной и нравственной цензуры. Тем самым создавались условия для чувственного раскрепощения человека, приводившие к неоднозначным результатам в массовой культуре, приобщившейся к первой волне сексуальной революции в России. Исторический контекст — постоянный партнер массовой культуры. Все, чем живет большинство, что интересует «массового» потребителя культуры и тем самым сулит прибыль, использовалось для ее успеха: от празднования столетия со дня рождения А. С. Пушкина до американской и иной экзотики.
323

        В краткий исторический срок в нашей стране произошли радикальные перемены, которые не только способствовали зарождению массовой культуры, но и определили ее особое место в системе культуры пореформенной России. Исчезло «праздное сословие», сформировался социум работников с достаточно четким разделением сфер труда и досуга и рано осознанными требованиями к культуре как к средству снятия стресса и обеспечения релаксации. Массовая культура — сила не созидающая, не креативная, а компенсаторная и терапевтическая, возникла весьма своевременно в одну из сложнейших эпох истории страны, когда рядовому человеку часто предъявлялись непосильные для его адаптации темпы жизни. Ее выход на арену истории хронологически совпал с падением общественной активности, ветшанием идеалов прошлых десятилетий и нарастанием апатии в обществе. В уставшем от обилия и скорости перемен обществе нарастало желание «просто жить», совпавшее с появлением индустриальных возможностей для первой в истории страны потребительской революции.
 

В. Г. Лебедева

Феномен массовой культуры

в новейших отечественных концепциях

Лебедева В. Г. Судьбы массовой культуры России. Вторая половина XIX -

первая треть XX века. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007, с. 38-46
 

         В течение минувшего столетия и сам объект исследования, и представления о нем существенно изменились. Сейчас его уже едва ли можно назвать «лубочным» вариантом культуры. Как в целом культура является сложно структурированным феноменом, в котором взаимодействуют многие субкультуры, так и часть национальной культуры — массовая — также неоднородна, «многоэтажна», многофункциональна и требует целого комплекса методологических подходов для своего постижения. В ней причудливо сочетается «архетипическое» с новейшими наслоениями, спровоцированными достижениями научно-технического прогресса, «катастрофизмом» коллективного бессознательного рубежа XX-XXI вв., и общим для всей современной культуры снятием нравственных запретов. В массовой культуре сегодня отмена нравственных «табу» нередко балансирует на грани патологии, угрожая тем защитным консервативным «фильтрам», которыми она была так сильна еще недавно.

         Несмотря на обилие публикаций по проблемам массовой культуры, оригинальных современных концепций о ее сущности и своеобразии российского варианта сравнительно немного. И это естественно, так как идет процесс количественного накопления знаний о ней. Идет поиск адекватных методологий. По-прежнему актуальны методы структурного анализа культуры, при использовании которых получают новое освещение некоторые
38

общепринятые понятия. Например, в 2001 г. была опубликована совместная работа Н.А.Хренова и К.Б.Соколова «Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, менталитет)». С одной стороны, в ней было продолжено исследование конкретно-исторических процессов в русской культуре XVIII — начала XX вв., с другой — в основу анализа художественной жизни нашей страны этого периода был положен качественно новый принцип «субкультурной стратификации», которая не совпадает с социальной (классовой или сословной) стратификацией. Взяв за исходный тезис Н.Смелзера о том, что любая культура плюралистична (поскольку общество состоит из множества групп с несовпадающими культурными ориентациями), авторы книги положили в основу своей стратификации культурные аспекты дифференциации населения.
 

          По мысли авторов книги, важнейшей составляющей каждой субкультуры является наличная картина мира ее носителей — она многое определяет, в том числе и их эстетический выбор. Разными субкультурами востребованы разные функции искусства. Таким образом, в едином времени и единой культуре сосуществуют различные субкультуры, которыми одновременно востребовано разное искусство. Каждая из субкультур оказывается в неоднозначных отношениях с культурой в целом, и каждая стремится утвердить свою картину мира как универсальную. Если говорить о XIX в., то «интеллигентская» картина мира воспринималась ее носителями как единственно верная. Когда стали нарастать признаки другой культурной ориентации, обусловленной генезисом массовой культуры, очень сложной оказалась проблема критериев оценки русскими интеллигентами этих новых, не соответствующих стереотипным представлениям о должном.

         Авторы монографии видят истоки массовой культуры в XVIII в. Они связывают ее генезис с началом в России подлинной эры печатного станка. Столь радикально изменившийся коммуникативный фактор в следующем XIX в. стал определяющим в жизни этого феномена. Печатная книга спровоцировала массовую культуру, а почтовая реформа привела к эскалации печатных текстов. «Галактика Гутенберга» — печатная коммуникация вызвала к жизни космополитические субкультуры, нейтрализуя конфессиональные, национальные, сословные и другие факторы. Это привело к повышению статуса профессионального искусства и развитию в России наднациональных художественных стилей и одновременно к генезису массовой культуры.³⁷

---------------------------

37 Хренов Н. А., Соколов К. Б. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, менталитет). М., 2001. С. 18.

39

         Понятное в современном контексте обострение интереса к переходным эпохам в культуре актуализировало циклический подход. Один из лидеров этого направления исследований Н. А. Хренов — не только участник и ответственный редактор сборника статей «Циклические ритмы в истории культуры и искусства», но и автор содержательной работы «Идея циклизма в культурологическом ракурсе». Хренов приходит к выводу о повторяемости «взрывов массовости», которые являются важными признаками переходности в историко-культурном процессе, что обычно сопровождается и возрастанием влияния психологии масс на культуру. XX в. — одна из таких эпох, и поэтому социально-психологическое прочтение истории культуры этого столетия может быть весьма продуктивным. Большинство новейших работ этого автора так или иначе реализуют этот тезис.

           В обсуждении циклических процессов и содержания переходных эпох в культуре принимают участие многие известные авторы. Например, И. В. Кондаков в статье (в сборнике «Циклические ритмы...») «Образ мира в слове явленный: волны литера-туроцентризма в истории русской культуры», считая генезис массовой культуры одной из ярких черт переходного периода, назвал его следствием «длительной эпохи естественной демократизации». По его мнению, то, что деятели Серебряного века назвали «Новым средневековьем», является проявлением закономерного движения культуры «вширь», порождающего «неизбежные тенденции варваризации, упрощения и даже отрицания высокой культуры».

           Наряду с ретроспекивным анализом исторических предпосылок массовой культуры в России в современной философско-культурологической мысли продолжена традиция феноменологического анализа ее природы. Порой толчком для этих размышлений становились курьезные проявления любви публики к продуктам массовой культуры. Известный культуролог Д. Дондурей, размышляя о необычайной популярности латиноамериканских сериалов у российского зрителя 1990-х годов, увидел ее истоки в характере внутренней структуры массовой культуры — в сохранении в ней «донного» слоя («культуры-ноль»).
40

         Как считает Дондурей, этот слой «существует подспудно во всех щелях постиндустриального общества; эта начальная культура, опирающаяся на архаическую систему восприятия, постепенно вытеснила, заменила традиционный фольклор (гармошку в эпоху компьютера). А может быть, именно таким образом, самосохраняясь, базовая прасистема восприятия транслируется сквозь время. Как говорит Дондурей: «Эту систему, эту изначальную культуру я бы условно обозначил "культура-ноль"». По мнению автора, успех многих продуктов массовой культуры объясняется попаданием в эту систему. «Именно ее мы не знаем, не понимаем, третируем. И за все это расплачиваемся колоссальными просчетами в общественной психологии, а следовательно — в политической, экономической, да и во всех сферах жизни. Занимая не менее 9/10 мирового культурного производства "массовая культура-ноль" почти всегда в России ущемлялась "высокой", "настоящей", "авторской", т. е. главной культурой». Дондурей предлагает признать, наконец, что в случае с «культурой-ноль» мы имеем дело не с плохим, а с иным вкусом. Он освобождает ее от комплекса неполноценности перед высокой, элитарной культурой. Через «культуру-ноль» — культуру «программно консервативную происходит выживание доистории, трансисторического состояния человека». Как считает автор этой любопытной концепции, есть некое место встречи в подсознании двух культур: «...массовой культуры постиндустриального общества и того, что вошло в подкорку десятки тысяч лет назад, может быть, до или одновременно с наскальными росписями».³⁸

          В контексте 1990-х годов, когда в ненависти к «массовой культуре» и «массовому обществу» не клялся, кажется, только ленивый, очень оригинальной и для многих спорной оказалась концепция К. Э. Разлогова, изложенная в нашумевших в те годы монографиях «Коммерция и творчество: враги или союзники?» (М., 1992), «По ту сторону наслаждения. Дар или проклятье? Мозаика массовой культуры» (М., 1994). В них нашла отражение позиция ученого конца XX в., свободная от болезненных перехлестов своего

-----------------------------
38 Дондурей Д. Культура ноль или Mi secunda patria // Знание-сила. 1993. №3. С. 41.
41

поколения. Разлогов — противник использования термина «массовая культура» как синонима «оболванивания масс». Он выступил с критикой однозначного негативизма по отношению к ней, который характерен как для западных концепций «массового общества», так и для представителей отечественной литературоведческой и искусствоведческой мысли. Он предложил свою гипотезу о происхождении, исторических истоках и перспективах развития массовой культуры, как принципиально нового явления, характеризующего прогресс человечества с конца XIX в.

           Как считает Разлогов, во второй половине XIX в. процесс секуляризации (выхода из-под контроля церкви) охватил уже не только элитарную, но и массовую культуру России. Попутно отметим определенную перекличку позиции К. Разлогова с давней концепцией И. Ильина. Иван Ильин также считал секуляризацию духовной жизни предпосылкой распространения массовой культуры («культуры черни»). Но он оценивал этот процесс однозначно негативно, так как, по его мнению, в ее основе лежит «светское восприятие мира» и «безрелигиозная, безбожная пустота».³⁹ По убеждению Кирилла Разлогова, секуляризация стала проявлением естественной динамики культуры. Этот процесс, значительно раньше произошедший в культуре элиты, способствовал высоким темпам ее развития и гигантскому отрыву ее от культуры масс. Во второй половине девятнадцатого века он охватил Западную Европу, Америку, Россию. Вследствие этого возникли новые виды искусства, отвечающие потребностям большинства. «Искусство образованных» превратилось в одну из множества субкультур в обществе со свободой выбора, развитыми средствами массовой коммуникации (СМК) и правом на свое автономное культурное развитие. Более того, в новых условиях массовая культура вынуждена была принять на себя (как это ни парадоксально звучит!) функции религии, «в первую очередь, определяющую функцию гармонизации психической деятельности».⁴⁰
 

          Введя в свою концепцию важное понятие «художественный процесс», отличающееся и от «истории искусств» и от «художественной жизни», Разлогов подчеркивал, что этот процесс погружен в историческую реальность. В нем существует конфликтная зависимость между социально

---------------------------
39 Ильин И. Основы христианской культуры.
40 Разлогов К. Э. Коммерция или творчество: враги или союзники? М., 1992. С. 161, 163, 209.
42

экономическими и творческими аспектами, между творчеством и социальным функционированием культуры, которое находится в постоянной динамике. Это новое, методологически значимое понятие, по его мнению, позволяет снять противопоставление понятий «элита» и «масса», «элитарная» и «массовая» культура. В художественном процессе участвует все общество, а не только духовная элита. Этот «процесс» предполагает существование индивидуальной сферы эстетической активности любого человека. Он является, таким образом, одновременно и творцом и потребителем искусства (независимо от уровня образования и качества его эстетического вкуса). Автор монографий обращает внимание на социально-психическую мобильность массовых потребностей в искусстве, и эти «вкусовые трансформации зависят не от благих пожеланий искусствоведов, а от объективных обстоятельств, условий жизни массы и ее групп». Речь надо вести не о деформации, а о трансформации функций искусства под воздействием новых условий ее бытования в обществе, о том, что на массовую культуру влияют не столько эстетические, сколько социально-психологические факторы.

          Оспорил автор монографии и весьма распространенный тезис о «низости» массовой культуры. Объективно ее появление способствовало росту стихийного потребления искусства. Более того, часто официальные приоритеты в культуре отстают от массовой культуры. XX в. стал веком нового взаимодействия культуры и техники, и здесь массовая культура оказалась в авангарде. Как одну из самых важных характеристик массовой культуры Разлогов отметил ее демократичность: чтобы ею наслаждаться, вовсе не обязательно быть образованным человеком, ибо она обращается не столько к разуму, сколько к эмоциям человека. В этом смысле Художник и его Аудитория впервые оказались равны.

          Несмотря на научные достижения последних десятилетий, самой большой загадкой, по мнению Разлогова, по-прежнему остается сама массовая культура и тайна ее влияния. Эту тайну стремятся открыть многие. Специфическая природа этого феномена делает, как считает автор этой концепции, особенно продуктивным подход к нему с точки зрения исторической антропологии. Психоанализ своим путем добирается до древнейших горизонтов психики, политик—своим политическим инстинктом, деятель массовой культуры — своим. А так как период цивилизованного существования человека неизмеримо короче доцивилизационного, то в результате — все они попадают в «базовое основание» культуры.

43

        В первые годы XXI столетия интерес к феномену массовой культуры в отечественной науке не только не исчез, но и обрел новую глубину. Е. Г. Соколов — яркий представитель нового поколения российских исследователей, которых отличает не только свежесть и свобода языка, оснащенного новейшей терминологией, оригинальность видения ставшей уже традиционной проблемы, но и свободная навигация в западноевропейской философско-культурологической мысли XX в. Показательно и название его монографии — «Аналитика масскульта» (СПб., 2001) —намеренно неакадемическое.

        Аналитику массовой культуры он начинает с анализа базового для нее понятия «масса». Соколов определяет момент появления и основные этапы развития «дискурса массы» как самодостаточной, автономной и заслуживающей особого внимания категории, в западноевропейской философии. «"Обнаружение" массы на рубеже XIX-XX вв. по сути дела явилось итоговым именованием уже давно существующего в социально-историческом процессе ментального феномена».41 Вердикт Г. Лебона о том, что грядущий упадок цивилизации связан с наступлением эры масс, стал истоком двух основных направлений «дискурса массы» в европейской мысли XX в.

         Первое — фрейдовско-канеттиевское (Фрейд, Фромм, Канетти) обнаруживало основу агрессивности и деструктивности массы в самой природе человека. Представители второй — Франкфуртской школы (Хоркхаймер, Адорно, Маркузе и, с определенными оговорками, Аренд) трактовали «массу» как исторически обусловленное состояние, к которому общество пришло в результате своего развития. В своих размышлениях они чаще всего отталкивались от реального опыта «тоталитарных» режимов XX в. Ужасы этих режимов были запрограммированным результатом гуманитарных устремлений Новоевропейской социологической модели с ее пропагандой демократических принципов, наступательным индивидуализмом и борьбой за освобождение «всего и вся». Последовательная реализация этой модели вылилась в победу масс, разгул анархической толпы. Будучи изначально ложно ориентированной, западноевропейская система культуры пришла к самоликвидации.

--------------------
41 Соколов Е. Г. Аналитика масскульта. СПб., 2001. С. 36. 44

44

        Общий итог полувековой медитации на тему «массы» привел к признанию неизбежности существования этого феномена, его негативной оценки (или хотя бы признания его враждебности «завоеваниям цивилизации»), а также программности его появления в определенный исторический период. «"Масса-толпа" — это детерминант иррациональной разрушительной силы, которая буквально «съедает человека» и мгновенно ликвидирует все результаты длительной работы общества (культурного общества) над человеческим субстратом».⁴²
 

        Очень важную характеристику «массы» обнаружил исследователь в циклических концепциях О. Шпенглера и А. Тойнби. Утрата корней, связи с землей, творческого начала, характерного для народной культуры, привели к распространению неукорененного, скучающего, не находящего себе пристанища человечества Мирового города. Эта «неукорененность» имеет решающее значение для объяснения вторичных, производных от «массы» категорий «массового сознания» и «массовой культуры».

         «Масса» — одновременно объект и субъект массовой культуры—результат развития новоевропейского социального порядка. По мнению Соколова, в зависимости от того, как понимать новоевропейскую социальную программу, она — могильщик системы Европы («Закат Европы») или триумф этой программы. В любом случае, ее появление естественный процесс. «Массовая культура», по Соколову, явление XX в., предшествующий период —это время «предмасскульта», «протомасскульта», так как для ее полной реализации должны были вызреть необходимые условия.

         Каковы же предпосылки выхода массовой культуры на арену истории? В этой точке монографии автор переходит от анализа основных этапов и направлений европейского «дискурса массы» к изложению своей позиции. В начале эпохи Нового времени была сформулирована европейская культурная программа, центральным ядром которой был «демонтаж; онтологических монолитов». Составляющие новоевропейской программы: широкая демократизация через осуществление лозунгов «Свобода. Равенство. Братство»; формирование гражданского, правового общества, изменение концепта власти. Общей тенденцией «демонтажа онтологических монолитов» были затронуты 

----------------------------
42 Там же. С. 10.
45

все сферы социокультурного устроения. В области познания произошла ликвидация метафизического монолита и легализация нетрадиционных познавательных практик, сопровождавшаяся возрастанием значения ситуативности, вариативности, неуниверсальности, неонтологичности в научном познании. В художественной практике на смену монолитности и определенности принципов «старой» эстетики и «старого» искусства пришли многовариантность художественных форм, отсутствие единого «стиля», калейдоскоп художественных направлений. В идеологии социального устроения произошел демонтаж социальной иерархии, институции семейно-брачных отношений, конфессионально-религиозной принадлежности. Таким образом, монолитность старой системы культуры сменилась образованием неустойчивых сообществ. Массовая культура «неукорененного» массового человека имманентна этой новоевропейской программе.

          Вызревание этих тенденций продолжалось в течение ряда столетий. По мнению Е. Г. Соколова, всеохватный крах «великих дискурсивных систем», начавший сотрясать европейскую культуру с середины XIX в., можно считать и прологом и симптомом масскультового миропорядка. «Масса —закономерный и печальный результат, по крайней мере, 4-х вековой работы... именно закономерный итог магистрального способа реализации антропологической доктрины, результат немалого труда культуры». Неоднократная демонстрация разрушительного потенциала «массы» впечатляет. Разово-многоразовое обуздание толпы не разрешает проблему спотанных «прорывов» массы. Необходима интеграция в приемлемый социо-культурный контекст, корректная, не чреватая деструктивными взрывами, сублимация. Как считает Соколов, «"массовая культура" — это... инстинкт самосохранения новоевропейской культурной модели, единственная форма культурной декларации, возможная в "присутствии массы"».⁴³ _{Кто кого программирует и предопределяет: масса культуру, или культура массу? Это сложный процесс взаимовлияния и обоюдного воздействия.}