|
Басня
П. А. Гринцер
К вопросу о соотношении
древнеиндийских и древнегреческих басен
Гринцер П.А. Избранные произведения: В 2 т.
Т. 1.
Древнеиндийская литература. М.: РГГУ, 2008, с. 345-352
Сходство отдельных рассказов «Панчатантры» с
древнегреческими баснями, приписываемыми Эзопу, давно уже привлекало внимание
исследователей. В центре дискуссии оказался вопрос о прародине и путях
заимствования сюжетов. По сию пору имеются сторонники взглядов Вебера,
считавшего, что индийские басни обязаны своим происхождением греческим 1,
и сторонники Важенэ и Келлера, отстаивавших противоположную точку зрения 2.
В пылу полемики близость отдельных
сюжетов часто преувеличивалась. Так, по нашему мнению, нет никаких оснований
видеть, вслед за Вебером, что-либо общее в известном анекдоте «Панчатантры»
(рецензия Пурнабхадры, V, 3) и «Двадцати пяти рассказов веталы» (рецензия
Шивадасы, 21) о четырех глупых брахманах, ожививших льва, который их затем
растерзал, и басней Эзопа о крестьянине, спрятавшем на груди замерзшую змею,
которая, согревшись, его ужалила 3. Точно так же часто
сопоставляющиеся басни Эзопа о лягушках, которые просили Зевса дать им царя, и «Панчатантры»
(Пурн., III, 16) о змее, возившей на себе лягушек 4, имеют лишь ту
общую черту, что и в том и в другом случае змея (или гидра) пожирает
доверившихся ей лягушек. Если принять во внимание тот факт, что змеи питаются
лягушками повсеместно, где они водятся, то сходство оказывается не таким уж
большим.
Тем не менее, несмотря на подобные
преувеличения, сюжетные совпадения в целом ряде случаев неоспоримы, и проблема
литературных отношений (в частности, в связи с басенными сюжетами) между Грецией
и Индией ждет еще своего разрешения.
345
Однако помимо генетической
стороны эта проблема имеет еще один аспект - типологический, до сих пор почти не
затронутый. Так, хотя рассказы Эзопа и «Панчатантры» принято объединять под
общим жанровым понятием «басни», они, с нашей точки зрения, построены на весьма
различных художественных принципах: древнеиндийская басня - это, собственно
говоря, не басня в европейском понимании этого термина, а обычный
синтезированный рассказ обрамленной повести, но с животными в качестве главных
героев.
В связи с этим мы не будем разбирать
здесь вопросы приоритета, сложного генезиса басен Эзопа и древнеиндийской басни,
не будем касаться роли стран Ближнего Востока и Двуречья в создании сокровищницы
басенных сюжетов, не будем оперировать данными хронологии и истории для того,
чтобы защитить одну из теорий происхождения басни. Нам кажется заслуживающим
внимания сравнительный анализ особенностей басен Эзопа и «Панчатантры», вне
зависимости от того, в какой из двух стран - Индии или Греции - впервые появился
тот или иной сюжет. Такой анализ поможет понять специфику задач и средств
индийских и древнегреческих авторов, а иногда, может быть, даже многое прояснить
и в проблеме происхождения отдельных басен.
При этом типологические отличия,
которые мы стремимся установить, выявляются наиболее четко и наглядно, если
сопоставляются такие басни и рассказы, сюжетное сходство которых, как правило,
не вызывает сомнений.
В качестве одного из примеров
приведем полностью параллельные басню Эзопа и рассказ «Панчатантры» об упрямой
черепахе 5.
Эзоп: Черепаха и орел
Черепаха попросила орла научить ее летать. И хотя он убеждал ее, что это не
соответствует ее природе, она еще больше настаивала на своей просьбе. И вот он
взял ее в когти, поднял вверх, а затем отпустил. И черепаха, упав на камни,
разбилась.
Басня показывает, что многие из тех,
кто спорит и не слушается более мудрых, вредят самим себе 6.
346
«Панчатантра» (в древнейшей
рецензии «Тантракхьяики»):
Кто
не следует советам доброжелательных друзей, тот гибнет, как глупая черепаха,
которая упала с палки.
Титтибха спросил: «Как это?»
Она (жена его) рассказала:
В одном пруду жила черепаха по
имени Камбугрива. У нее были друзьями два гуся - Виката в Санката. Однажды в
результате неблагоприятного хода событий наступила двенадцатилетняя засуха. Тут
подумали оба гуся: «В этом пруду стало совсем мало воды. Пойдем в другой водоем.
Но сначала простимся с нашим любимым другом Камбугривой, с которым мы так долго
прожили вместе». Когда они это сделали, черепаха им сказала: «Почему вы со мной
прощаетесь? Если вы меня любите, то вырвите меня из этой пасти смерти. Ведь вам
грозит лишь недостаток пищи в этом мелководном пруду, а мне грозит здесь смерть.
Так подумайте, чего лишиться тяжелей: пищи или друга». Гуси сказали: «Ты
говоришь верно: это так. Но знаешь ли ты что-нибудь подходящее? Мы, конечно,
хотим взять тебя с собою. Однако ты должна будешь обуздать свое легкомыслие и по
дороге не сказать ни слова. Ухватись крепко зубами за середину этой палки; тогда
мы поднимем тебя вместе с ней в воздух и перенесем тебя за шестьдесят йоджан к
большому озеру. Там мы будем жить счастливо». Так они и сделали; но тут увидели
люди, как несут черепаху над соседним с прудом городом, и начали шуметь и
кричать: «Что это за вещь величиной с колесо несут по воздуху?» Когда черепаха
это услыхала, то, в преддверии смерти, она отпустила палку и сказала: «Я
черепаха. Как легкомысленны эти люди!» И еще не успела сказать, как потеряла
свою опору, упала на землю, а люди, которые метили на ее мясо, разрезали ее на
куски своими острыми ножами. - Поэтому я и говорю: «Кто не следует советам...»7.
Прежде всего отметим, что рассказ «Тантракхьяики» во много раз длиннее басни
Эзопа (в иных рецензиях «Панчатантры» он еще больше). Но не в этом, конечно,
главное отличие. Басня Эзопа удивительно проста и экономна в своей композиции:
ее характеризуют предельно сжатая фабула - с четким разграничением и
противопоставлением двух составляющих ее частей - и мораль. Нет ни одной лишней
детали, все, что не помогает выведению моральной сентенции, отсутствует. В басне
нет ничего индивидуального, конкретного, ее цель - точно и скупо иллюстрировать
общее правило. И. Тэн в свое время справедливо подчеркивал абстрактный характер
басен Эзопа, указывая, что их построение напоминает геометрическое
доказательство или силлогизм с моралью в качестве вывода 8.
347
Иной характер рассказа «Панчатантры».
Если в басне Эзопа сюжет дан в обобщенном, абстрактном виде, то в «Панчатантре»
он конкретизирован. И черепаха, и гуси имеют свои имена. Определенные
обстоятельства принуждают гусей улететь из пруда и взять с собой черепаху. У
Эзопа орел выступает как орудие судьбы и воплощение морального закона, и автор
не заботится поэтому о мотивированности его действий; в «Панчатантре» же гуси
соглашаются на просьбу черепахи из любви к ней, и в обширном диалоге (Эзопу это
совершенно не свойственно) обсуждаются возможности и способ перелета черепахи.
В древнегреческой басне все подчинено
одному мотиву -показать упрямство черепахи, ее нежелание слушать добрых советов.
В «Панчатантре» сплетаются несколько мотивов: здесь показаны и сила дружбы, и
коварство людей, видимо нарочно пытавшихся заставить заговорить черепаху, и ее
упрямство, и, наконец, даже привнесена юмористическая черта: черепаха обвиняет в
легкомыслии других, в то время как сама, несмотря на предостережения друзей,
оказалась легкомысленной.
Короче говоря, у Эзопа все
подчинено и служит моральному выводу, на нем главный акцент; в «Панчатантре»
главное -это сам рассказ, из которого, конечно, можно и должно извлечь мораль,
но который интересен и живописен сам по себе.
То же самое мы видим и на примере
другой басни: Эзоп, «Лев и мышь» (№ 206, р. 91) и «Панчатантра», рецензия
Пурнабхадры, II, 8 9.
Эзоп с первой же фразы вводит читателя в ход событий:
«Когда лев спал, по его телу пробежала мышь».
Рассказ «Панчатантры»
начинается с широкой экспозиции:
Есть на
земле одно место, где люди, дома и храмы были уничтожены. Издавна там жили мыши,
которые вместе с рождавшимися у них сыновьями, детьми сыновей, детьми дочерей и
другими потомками населяли отверстия в постройках, сделав себе жилища в
непрерывном ряде стоящих по соседству домов. Так, в праздниках, свадьбах, еде,
питье и других удовольствиях, проводили они время, предаваясь высшему счастью
10.
В басне Эзопа буквально в нескольких
словах сказано, что лев сначала поймал мышь, но, услышав от нее, что она может
воздать ему услугой за услугу, отпустил ее. В «Панчатантре» же подробно
повествуется, как слоны, направляясь к водопою, жестоко разрушали мышиные
348
жилища, давили «лица, глаза, головы, шеи» мышей; как мыши совещались, что бы им
предпринять, и отрядили к владыке слонов посольство; так же подробно передана
речь послов с просьбами о сострадании и обещанием благодарности. У Эзопа лев, а
в «Панчатантре» слоны были привязаны к деревьям. Но в басне Эзопа говорится
лишь, что «мышь, услышав стенания льва, прибежала, перегрызла веревку и
выпустила его на волю», а автор «Панчатантры» сложно мотивирует спасительное
появление мышей: владыка слонов размышляет, откуда можно получить освобождение,
вспоминает о мышах, приказывает пойти к ним «своей служанке, слонихе, не
попавшей в то место, где были пойманы слоны и еще раньше знавшей, где живут
мыши» (автор как бы заранее предупреждает любой упрек в непоследовательности
рассказа), и, наконец, тысячи мышей спешат на помощь.
И у Эзопа, и в «Панчатантре» одна и
та же мораль: иногда и сильные нуждаются в помощи слабых, но в первом случае
кажется, что вся басня как бы извлечена из этой морали, а во втором - мораль
приспособлена к независимой от нее истории, которую автор сообщает как единичное
и достоверное событие.
То же самое мы видим и в таких сопоставимых сюжетах Эзопа и «Панчатантры», как
«Комар и лев» (Эзоп, № 188) и «Союз воробья, лягушки, дятла и комара против
слона» (Пурн., I, 18); «Осел, которого считали львом» (Эзоп, № 279) и «Осел в
шкуре тигра» (Пурн., IV, 7; «Хитопадеша», III, 2); «Собака с куском мяса» (Эзоп,
№ 185) и «Шакалка и кусок мяса» (Пурн., IV, 8); «Крестьянин и змея» (Эзоп, №
181) и «Брахман, его сын и змея» (Пурн., III, 8). При этом последний сюжет в «Панчатантре»
расширен предваряющей историей о змее, дающей динары за молоко, а предпоследний
параллельным рассказом о воре и распутнице.
Говоря о привнесенности и
необязательности морали в басенных сюжетах «Панчатантры», нужно отметить, что
иногда мораль вообще там отпадала за ненадобностью, и тогда рассказ терял уже
всякое сходство с басней. Так, практически нет морального вывода в упомянутой
выше истории о шакале с куском мяса (у Эзопа эта басня направлена против
корыстолюбия). Нет морали и в известном рассказе о выборе царя птиц.
Эзоп (№ 334, р. 145),
коротко сообщив, что, когда птицы хотели избрать царем павлина за его красоту,
галка возразила, что павлин не сможет защитить их от орла, затем заключает:
«Басня показывает, что не следует порицать тех, кто, предвидя опасность, заранее
принимает меры предосторожности».
349
В «Панчатантре» же (Тантр., III,
2; Пурн., Ill, 1) красочный рассказ о помазании на царство совы и неожиданных
нападках на нее ворона носит скорее характер этиологического мифа и не содержит
и намека на какое-нибудь нравоучение.
От разобранных выше басен Эзопа, да и
вообще от подавляющего большинства его басен, отличается по своей композиции и
особенностям басня о льве, лисе и олене (№ 199, р. 86-88). Эта басня,
несомненно, родственна рассказу «Панчатантры» об осле, шакале и льве (Тантр., IV,
2; Пурн., IV, 2)11. Так как оба эти рассказа длинны, приведем их в
кратком изложении.
«Тантракхьяика»:
Больной лев объявил шакалу, питающемуся остатками
его добычи, что он может вылечиться, лишь съев уши и сердце осла. Шакал приводит
к нему осла, объявив последнему, что ведет его к молодым ослицам. Лев бросается
на осла, но не может его удержать. Шакал упрекает льва в бессилии, но берется
привести осла во второй раз. Он представляет ослу дело таким образом, что тот
испугался ослицы, которая хотела обнять его. Осел вновь идет вслед за шакалом, и
на этот раз лев его убивает. Затем лев удаляется, чтобы совершить религиозное
омовение, а шакал тем временем съедает у осла уши и сердце. Когда лев изумлен
пропажей, шакал объясняет ему, что у осла ни ушей ни сердца не было, иначе бы он
не вернулся. Нравоучения при рассказе нет.
Эзоп:
Больной лев, чтобы выздороветь, хочет съесть потроха
и сердце оленя. Советница льва, лисица, сообщает оленю, что лев умирает и избрал
его своим наследником. Олень идет ко льву, тот нападает на него, но ему удается
лишь оторвать у оленя уши. Лев просит лисицу привести оленя во второй раз.
Лисица снова находит оленя и объясняет ему, что он напрасно испугался, так как
лев схватил его за уши, чтобы сообщить ему свое завещание. Во второй раз лев
убивает оленя, пожирает его мозг и внутренности, но сердце случайно падает, и
его тайком подхватывает лисица. На вопрос льва, где сердце, лисица отвечает, что
олень не мог его иметь, раз он дважды являлся в логово льва. Мораль басни:
«Честолюбие мутит человеческий ум и не предвидит грядущих опасностей».
350
Рассказ «Панчатантры» не выделяется
среди иных рассказов сборника; басня Эзопа необычна. Во-первых, необычна ее
величина; пожалуй, это самая большая из всех басен Эзопа. Во-вторых, необычно ее
построение. Эзопу, как мы уже говорили, свойственно строгое единство действия,
при котором сюжет держится на противопоставлении первой и второй его частей
(крестьянин хочет убить змею - затем ищет мира с ней; лев отпускает мышь - мышь
спасает льва, и т. п.); между тем эта басня распадается на два почти не
связанных друг с другом сюжета: 1) лиса обманывает оленя и 2) лиса обманывает
льва. В-третьих, обычно у Эзопа все содержание басни подчинено морали; здесь же
мораль имеет отношение лишь к первой ее части; остроумная же уловка лисицы с
сердцем никак не связана с выводом о вреде честолюбия.
Наконец, в-четвертых, именно эта басня
Эзопа изобилует деталями (так, когда лев упускает оленя, лисица хлопает в
ладоши, а лев скрежещет зубами и стонет; про оленя говорится, что он велик
ростом и живет в лесной чаще и т. д.), поступки героев мотивированы (лисица ест
сердце, рассматривая его как плату за труд; лев останавливает, по словам лисицы,
свой выбор на олене потому, что свинья глупа, медведь ленив, леопард вспыльчив,
тигр хвастлив и т. п.), много места занимает диалог.
В свое время на рассмотренном выше сюжете
остановил свое внимание такой известный фольклорист, как К. Крон 12.
Он пришел к выводу, что индийская басня предшествует греческой, потому что
греческая форма может быть удовлетворительно объяснена лишь при помощи
индийской. Так, у Эзопа отсутствует мотив религиозного омовения льва, и из-за
этого похищение сердца описано неестественно. Искусственным выглядит и обещание
оленю царской власти, между тем как в «Панчатантре» мотив похоти осла (для
греческого оленя неподходящий) вполне правдоподобен. На месте долгоухого осла в
греческой басне выступает короткоухий олень, тем не менее следы индийского
оригинала обнаруживаются в сообщении о том, что у оленя лев оторвал уши при его
первом посещении и т. п.
Аргументы Крона выглядят убедительно, но
они могут быть повернуты и против его вывода. Ведь если стать на точку зрения
Бенфея, что менее совершенная форма (unvollkommenere Form) является более
древней, можно считать, что индийский автор усовершенствовал греческий оригинал
и более искусно мотивировал развитие сюжета.
351
С нашей точки зрения, в данном случае
решают вопрос соображения, относящиеся к способу изложения и композиции
греческой басни. В свете рассмотренных выше закономерностей басня Эзопа об
олене, лисице и льве настолько отличается от присущих обычно другим его басням
принципов и особенностей и настолько всей своей спецификой и построением
напоминает басенные сюжеты «Панчатантры», что мы можем смело предполагать ее
индийское происхождение и зависимость от древнеиндийского рассказа об осле,
шакале и льве.
1 Weber A. Uber den Zusammenhang indischer Fabeln
mit griechischen. Berlin, 1855.
2 Wagener A. Essai sur les rapports qui existent entre les apologues de l'Inde
et les apologues de la Grece. Bruxelles, 1854; Keller O. Untersuchungen uber die
Geschichte der griechischen Fabel. Leipzig, 1862.
3 Weber A. Op. cit. Ss. 22 ff.
4 Weber A. Op. cit. S. 18; Benfey T. Pantschatantra; funf
Bucher indischer Fabeln, Marchen und Erzahlungen. Bd
I. Leipzig, 1859. S. 384.
5 См.: Benfey T. Op. cit. S. 241.
6 Здесь и далее нумерация и цитирование басен Эзопа производится по изданию:
Chambry Е. Esope Fables. P., 1927. В данном случае басня №351, р. 152.
7 Tantrakhyayika / Ed. by J. Hertel. Cambridge (Mass.), 1915. P. 36 f.
8 Taine H. La Fontaine et ses fables. P., 1888. P. 230 et suiv.
9 См.: Benfey T. Op. cit. S. 325.
10 Панчатантра / Пер. А.Я. Сыркина. М., 1958. С. 181-182.
11 См.: Benfey Т. Op. cit. S. 431 ff.
12 Krohn К. Ubersicht uber einige Resultate der Marchenforschung // F.F.
Communications. № 96. Helsinki, 1931. S. 13 ff.
|
|
