РЕНЕ ГЕНОН

( обавторе)

Эзотеризм Данте

Философские науки № 8, 1991, с. 132-170

                            Гл. I. Смысл явный и смысл скрытый

О вы, разумные, взгляните сами,

И всякий наставленье да поймет,

Сокрытое под странными стихами!

    Этими словами ¹ Данте совершенно определенно указывает, что в его произведении содержится скрытый смысл, учение в собственном смысле слова, для которого внешний и явный смысл только покрывало .и который должен быть найден теми, кто способен за него проникнуть. В другом месте поэт идет еще дальше, заявляя, что вся письменность, а не только священные писания могут быть поняты и должны истолковываться принципиально в четырех смыслах: «можно подразумевать и должно полагать максимум четыре смысла» ². Очевидно, впрочем, что эти различные значения ни в коем случае не должны разрушать друг друга или друг другу противопоставляться, напротив, они должны дополнять друг друга и согласовываться, как части одного целого, как составные элементы единого синтеза.

    Таким образом, несомненно, «Божественная комедия» в целом может быть истолкована во многих смыслах, и мы в этом отношении имеем свидетельство самого автора ее, безусловно более заслуживающее доверия, чем всякое другое, способное разъяснить нам его собственные намерения. Трудность возникает только тогда, когда речь заходит об определении этих различных значений, особенно самых возвышенных или самых глубоких, и именно здесь, естественно, начинаются разногласия между комментаторами. Они в основном приходят к согласию в определении буквального смысла поэтического повествования философского (или скорее философско-теологического), политического и социального смысла, но даже вместе с буквальным смыслом это составит всего только три, а Данте нас предупреждает, что надо искать четвертый; что же это за четвертый смысл? Для нас это может быть только смысл, предназначенный для посвященных, по своей сути метафизический, с которым соединены множество данных значений, которые, не принадлежат все к порядку чисто метафизическому, в равной мере тоже обладают эзотерическим характером. Именно из-за этого их характера глубинный смысл совершенно ускользал от большинства комментаторов; тем не менее если игнорируют или же не признают его, то и сами остальные смыслы могут быть схвачены лишь частично, потому что он является как бы их принципом, в котором согласовывается и объединяется их множественность.

132

Но и те, кто имеет в виду эту эзотерическую сторону произведения Данте, часто ошибаются относительно ее подлинной природы, потому что чаще всего им недостает реального постижения этого рода вещей и их интерпретации страдают от предрассудков, от которых им невозможно избавиться. Так, Россетти и Ару, которые были в числе тех, кто первыми указали на существование этого эзотеризма, думали, что можно сделать вывод об «ереси» Данте; они не отдавали себе отчета в том, что это значит смешивать способы рассмотрения, относящиеся совершенно к различным областям; дело в том, что если они и знали некоторые вещи, то многие другие они игнорировали, мы же попытаемся показать их, не претендуя ни в коей мере дать полную картину предмета, который кажется поистине неисчерпаемым. Для Ару вопрос стоит таким образом: Данте католик или альбигоец? Для других, как представляется, вопрос стоит в других терминах: был ли он христианином или язычником? ³ Что касается нас, то мы не думаем, что надо придерживаться такой точки зрения, так как истинный эзотеризм — это нечто совершенно иное, нежели внешняя религия, и если он и имеет какое-то отношение к ней, то это возможно только потому, что он находит в религиозных формах способ символического выражения; неважно, впрочем, к какой религии будут принадлежать эти формы, потому что речь идет о сущностном единстве учения, которое скрывается за их видимым разнообразием. Вот почему посвященные древности участвовали равно во всех культах внешних религий, следуя культам, установленным в различных странах, в которых они находились; так же и Данте пользовался при случае либо языком, заимствованным в христианстве либо в греко-римской античности потому, что он видел это фундаментальное единство, а не следствие поверхностного «синкретизма». Чистая метафизика не бывает ни языческой, ни христианской, она универсальна; античные мистерии не были язычеством, но они на него наслаивались ⁴; так же и в средние века были организации, характер которых был эзотерический, а не религиозный, но которые основывались внутри католицизма. Если Данте и принадлежал к некоторым из этих организаций, что кажется нам несомненным, то это вовсе не является основанием объявлять его «еретиком»; те, кто так думает, имеют о средних веках ложное или неполное представление, они видят в них только, так сказать, внешнюю сторону, потому что в конце концов в современном мире нет больше ничего, что могло бы служить им образцом для сравнения. Если реальный характер всех тайных организаций был таков, то известно только два случая, когда были вынесены обвинения в «ереси» против некоторых из них или против некоторых из их членов, да и то, чтобы скрыть другие, гораздо более обоснованные

133

претензии или более или менее правдивые, но которые нельзя было сформулировать открыто. Первый из этих двух случаев был тот, когда некоторые из посвященных могли несвоевременно разгласить тайны, рискуя зародить смущение в умах, не готовых к познанию высших истин, и тем самым вызвать непорядки с точки зрения социальной жизни; авторы подобных разглашений тайн были не правы в том, что сами создавали смешение двух порядков, эзотерического и экзотерического, смешение, которое в результате оправдывало в достаточной мере упрек в «ереси»; такой же случай часто повторялся и в исламе ⁵, где, однако, эзотерические школы обычно не встречали никакой враждебности со стороны религиозных и светских властей, представляющих собою экзотеризм. Что касается второго случая, то здесь обвинение было выдвинуто политической властью просто как предлог, чтобы победить противников, которых она находила столь грозными, что их трудно было поразить обычными средствами; разгром Ордена Тамплиеров служит здесь самым известным примером, и это событие имеет прямое отношение к предмету настоящего исследования.

                                Гл. II. "Fede Santa" (Святая Вера)

      В музее Вены имеется две медали, одна из которых представляет Данте, а другая — художника Петра из Пизы; обе имеют на оборотной стороне буквы F. S. К. I. Р. F. Т., которые Арурасшифровывает так: Frater Sacre Kadosch, Imperialis Principatus, Frater Templarius ⁶. Для первых трех букв эта интерпретацияявно не корректна и не обнаруживает вразумительного смысла.Мы думаем, что надо читать: Fidei Sanctoe Kadosch. Союз "Fede Santa", в котором, вероятно, Данте был одним из руководителей, был Третьим Орденом (тринитариев), ведущим свое происхождение от тамплиеров, что и подтверждается названием "Frater Templarius" (храмовые братья), и его высшие чины носили титул «кадош», древнееврейское слово, обозначающее «святой» или «посвященный» и сохранившееся вплоть до нашихдней в высших степенях посвящения масонства. Отсюда ясно,что Данте не без основания в качестве гида в конце своего небесного путешествия⁷ берет св. Бернара, основавшего ОрденТамплиеров; представляется, что тем самым он хотел указать, чтотолько через его посредничество в условиях его эпохи возможнополучить доступ к высшей степени духовной иерархии.

      Что касается "Imperialis Principatus", то для его объяснения,может быть, не следует ограничиваться политической ролью Данте, которая свидетельствует, что к организациям, к которым он принадлежал, тогда имперские власти были благосклонны; кроме того, надо заметить, что «Святая Империя» обладает символическим значением, и даже сегодня еще в шотландском

134

масонстве члены Высших Советов квалифицируются как чины «Святой Империи», а титул «Принц» входит в наименованиедовольно большого числа степеней. Более того, руководителиразличных организаций розенкрейцерского происхождения начиная с XVI века носят титул «император». Есть основаниедумать, что "Fede Santa" во времена Данте представляет определенную аналогию с тем, что было позднее «Братством Розы и Креста», если оно не происходило из него более или менеенепосредственно.

    Мы нашли много других сопоставлений того же рода, и сам Ару обратил внимание на достаточно большое их число; один из существенных пунктов, которые он осветил, но не извлек из него все содержащиеся следствия,— это значение различных символических мест, описанных Данте, и в особенности «небес». То, чтопредставлено в этих местах, в действительности очень различно по своему состоянию, а небеса — это суть собственно «духовные иерархии», то есть степени посвящения; было бы интереснов этом отношении установить соответствие между концепциямиДанте и Сведенборга, не говоря уже о некоторых теориях древнееврейской Каббалы и особенно исламского эзотеризма. Данте самдал по этому поводу указание, достойное внимания: «Чтобы увидеть то, что подразумевается под третьим небом... говорю, чтопод небом подразумеваю науку, а под небесами науки» ⁸. Но каковына самом деле эти науки, которые надо подразумевать под символическим обозначением «небеса», и надо ли видеть здесь намекна «семь свободных искусств», которые Данте, впрочем, как и всеего современники, так часто упоминает? Так думать позволяет то, что, согласно Ару: «Катары в XII веке имели как знаки отличия, как пароли астрологическую доктрину: свои посвященияони производили в день весеннего равноденствия; их научнаясистема основывалась на учении о соответствиях: Луне соответствовала грамматика, Меркурию — диалектика, Венере — риторика, Марсу — музыка, Юпитеру — геометрия, Сатурну — астрономия, Солнцу — арифметика или Просвещенный Разум». Такимобразом, семи планетарным сферам, которые и есть семь первыхиз девяти небес Данте, соответствовали семь свободных искусств,в точности те же самые, имена которых мы видим на семиступенях поднимающейся слева Лестницы Кадош (30 степеней шотландского масонства). Восходящий порядок в этом последнем случае отличается от предшествующего лишь перестановкой, с одной стороны, риторики и логики (которые заменены здесь диалектикой) и, с другой стороны, геометрии и музыки, а также тем, что наука, соответствующая Солнцу, арифметика, занимает ранг, который обычно принадлежит этой звезде в астрологическом порядке планет, то есть четвертый, середину седьмицы, тогда как катары ее располагают на самом верху их Мистической Лестницы, как и Данте это делает для своей поднимающейся справа Веры (Emounah), то есть того самого таинственного ""Fede Santa"",в которой он сам был кадош ⁹.

135

      Однако следует сделать еще одно замечание по этому поводу: как получилось, что соответствия такого рода, которые составляют подлинные степени посвящения, были применены ксвободным искусствам, которым обучали официально и публичново всех школах? Мы думаем, что .следует их рассматриватьдвумя различными способами: один экзотерический, а другой эзотерический; с любой светской наукой может быть сопоставленадругая наука, которая относится, если угодно, к тому же предмету, но рассматривает его с более углубленной точки зренияи которая есть для этой светской науки то же, что высшийсмысл писаний для их буквального смысла. Можно еще сказать,что внешние науки предоставляют способ выражения для высшихистин, потому что они сами суть только символ нечто такого, что принадлежит другому порядку, потому что, как сказал Платон, чувственное есть только отражение интеллигибельного; феномены природы и события истории все имеют символическое значение в том, что они выражают что-то из тех начал,от которых они зависят, по отношению к которым они являютсяболее или менее удаленными следствиями. Таким образом, всякая наука и всякое искусство может при соответствующем преобразовании получить истинную эзотерическую ценность; почему выражения, заимствованные из свободных искусств, не могли бы играть в средневековых посвящениях роль, сходную с той, которую играет в умозрительном масонстве язык, заимствованный в искусстве строителей? Идем дальше: рассматриватьвещи таким образом — это значит в результате сводитьих к их началу; следовательно, эта точка зрения свойственна самой их сущности, а не является случайным добавлением; а если это так, то относящаяся к ней традиция не может ли восходить к самому истоку наук и искусств, в товремя как исключительно светская точка зрения не будет ли совершенно современной, результатом общего забвения этой традиции?Мы не можем здесь рассматривать этот вопрос во всех подробностях, которые он заключает в себе, но посмотрим, в какихсловах сам Данте в комментарии, данном им к своей первойКанцоне, обозначает способ применения им правил некоторыхсвободных искусств: «O Люди, вы, кто не может видеть смысл этой Канцоны, все же не отбрасывайте ее; но обратите внимание на ее красоту, которая велика, будь то конструкция, что касается грамматиков, будь то порядок речи, что касается риториков, будь то число ее частей, что касается музыкантов». Этот способ рассматривать музыку в отношении к числу, следовательно, как науку ритма во всех ее соответствиях, не является ли он эхом пифагорейской традиции? И не позволяет ли эта .традиция понять «солнечную» роль, приписываемую

136

арифметике, из которой она делает общий центр всех других наук, а также и те отношения, которые их связывают между собой, и в особенности музыку с геометрией через познание пропорций в формах (которое находит свое прямое применение в архитектуре) и с астрономией, через гармонию небесных сфер? Далее мы увидим, какое фундаментальное значение имеет символизм чисел в произведении Данте; и если этот символизм не является исключительно пифагорейским, если в других доктринах он оказывается простым основанием того, что истина едина, то все же позволительно думать, что от Пифагора к Вергилию и от Вергилия к Данте «цепь традиции», несомненно, не прерывалась на земле Италии.

Гл. III. Масонские и герметические сопоставления

Общие замечания, которые мы 'только что высказали, привели нас теперь к тем конкретным сопоставлениям, которые отметил Ару и которые выше мы уже упоминали ¹¹ «Ад представляет собою профанный мир. Чистилище заключает в себе испытания посвящения, Небо — это пребывание Совершенных, с которыми оказываются связанными и дошедшими до своего зенита разум и любовь... Небесный круг начинается с «вышних Серафимов», которые суть «Небесные начала»), и заканчивается в последних чинах Неба. Однако оказывается, что некоторые низшие степени шотландского масонства, которое ведет свое происхождение от тамплиеров и персонификацией которого в «Неистовом Орландо» Ариосто является шотландский принц Зербино, возлюбленный Изабеллы Галицкой, также имеют титулы принцев Принцы де Мерси; что их собор или капитул называется Третье Небо; что в качестве символа у них Палладиум или статуя Истины, одежда которой трехцветная, как у Беатриче, зеленая, белая и красная ¹², что их Достопочтенный (титул которого Принц Светлейший, Его Превосходительство), держащий стрелу в руке и носящий на груди сердце в треугольнике 13, есть персонификация Любви; что мистическое число девять, которое «Беатриче особенно любила», Беатриче, «которую следует называть Любовью», говорит Данте в «Новой жизни», .также предназначено для этого Достопочтенного, окруженного девятью колоннами, девятью подсвечниками с девятью ответвлениями и с девятью источниками света, возраст которого, наконец, восемьдесят один год (умноженная девятка или, скорее, ее квадрат), и в то же время считается, что Беатриче умерла в восемьдесят первом году столетия»¹⁴.

137

      Эта степень Принц де Мерси, или Шотландский Тринитарий, является 26-й в Шотландском Уставе; вот что говорит Буйи в своем «Объяснении двенадцати гербовых щитов, которые представляют эмблемы и символы двенадцати философских степеней Шотландского Устава, называемого Старинным и Принятым» (от 19-го до 20-го): «Мы полагаем, что эта степень является самой неясной из всех, составляющих эту ученую категорию; ее называют также Шотландский Тринитарий ¹⁵. Действительно, все наводит на мысль в этой аллегории на эмблему Троицы: здесь три цвета (зеленый, белый и красный), и внизу этой фигуры Истины и повсюду указание на Великое Дело Природы (на фазы которого три цвета являются намеком), основные элементы металлов (сера, ртуть и соль)¹⁶, их соединение и разделение ( растворение и коагуляция, развертывание и свертывание), одним словом, на науку минеральной химии (или, скорее, алхимии), которую основал Гермес в Египте и которая дала такую силу и распространение медицине (spagyrique)¹⁷. Поистине определяющие наукисчастья и свободы классифицированы и следуют друг задругом в том замечательном порядке, который доказывает,что Творец предоставил людям все то, что может исцелитьих недуги и продолжить их земную жизнь¹⁸. И принципиально в этом числе три, равным образом представленном в трех углах

Дельты, которую христиане сделали пылающим символомБожества, в этом, повторяю, числе три, которое восходит ксамым давним временам ¹⁹, ученый наблюдатель открывает первоначальный источник всего того, что поражает мысль, обогащает воображение и доставляет истинную идею социального равенства... Не перестанем же, достойные рыцари, оставаться Шотландскими Тринитариями, сохранять и прославлять число три какэмблему всего того, что составляет долг человека и одновременнонапоминает о Троице, с любовью почитаемой нашим Орденом, выгравированной на колоннах наших Храмов: Вера, Надежда и Милосердие»²⁰.

      Из этой цитаты особенно следует отметить то, что степень, о которой идет речь, как почти все то, что относится к этой же серии, представляет собою чисто герметическое значение ²¹; и в этом отношении особенно следует отметить связь герметизма с рыцарскими орденами. Здесь не место искать исторические корни высших степеней шотландского масонства или обсуждатьстоль спорную теорию их происхождения от тамплиеров; но какой бы ни была преемственность, прямая и реальная или же только реконструированная, тем не менее достоверно, что большинство из этих степеней и также некоторые встречающиесяв других уставах являются как бы отпечатком организаций, некогда имеющих независимое существование²², а именно техстаринных рыцарских орденов, основание которых связывается систорией Крестовых походов, то есть эпохой, когда были нетолько враждебные отношения между Востоком и Западом,как думают те, кто придерживается одной лишь видимости,

138

но также и активный интеллектуальный обмен, осуществлявшийся в особенности с помощью этих орденов. Следует лидобавлять, что они заимствовали свои герметические данные, усваиваемые ими, на Востоке, или же надо думать, что они с самого начала владели эзотеризмом такого рода, и что это их собственное посвящение сделало их готовыми вступить в отношения на этой почве с Востоком? Мы пока не претендуем на решение этого вопроса, но вторая гипотеза, хотя онареже рассматривается, чем первая²³, ничего не имеет в себе невероятного, чтобы допустить существование в течение всех среднихвеков собственно западной традиции тайного знания, а это заставляет еще допустить тот факт, что ордена, основанные позже иникогда не имевшие отношения с Востоком, также обладаютгерметическим символизмом, как, например, орден Золотого Руна, само имя которого, насколько это возможно, является прозрачным намеком на этот символизм. Как бы то ни было, во времена Данте в Ордене Храма (тамплиеров) герметизм существовал наверное, так же как и были известны некоторые доктрины заведомо арабского происхождения, что, как кажется, и сам Данте хорошо знал и которые он получил несомненно этим путем; далее мы это поясним.

    Однако вернемся к соответствиям с масонством, упомянутым комментатором, из которых мы рассмотрели только лишь одну часть, так как имеется много степеней шотландского масонства, для которых Ару нашел совершенные аналогии с девятьюнебесами Данте, которые тот пересек с Беатриче. Вот соответствия, указанные для семи планетных небес: Луне соответствуют «мирские» (профаны); Меркурию — Рыцарь Солнца (28-я степень); Венере — Принц де Мерси (26-я степень, зеленое,белое и красное); Солнцу — Великий Архитектор (12-я степень), или Noachite'ы (21-я); Марсу — Великий Шотландец Святого Андрея или Патриарх Крестовых Походов (29-я, красное с белым крестом), Юпитеру — Рыцарь белого и черного Орла или Кадош(30-я); Сатурну — Золотая Лестница, тоже Кадош. По правде говоря, некоторые из этих соотнесений кажутся нам сомнительными; особенно неприемлемо делать из первого неба местопребывание профанов, место их может быть только во «тьме внешней»; и действительно, не показали ли мы выше, что именно Ад представляет собою профанный мир, в то время как различные небеса, включая небо Луны, достигаются только после того, как проходят испытания посвящения Чистилища? Конечно, мы хорошо знаем, что сфера Луны имеет особое отношение к Лимбу, но это совершенно другой аспект ее символизма, который не надо смешивать с тем, в котором она представлена как первое небо. Действительно, Луна есть одновременно и Janua Coeli (Дверь наНебо) и Janua Inferni (Дверь в Ад), Диана и Геката²⁴, древниеэто знали очень хорошо, и Данте тем более не мог в этом ошибаться  и предоставлять профанам небесное местопребывание, пусть онобудет и самым низшим из всех.

139

    Гораздо менее спорной является идентификация символических фигур, встречающихся у Данте: крест в небе Марса,орел в небе Юпитера, лестница — Сатурна. Можно с уверенностью сопоставить этот крест с тем, который сперва был отличительным знаком рыцарских орденов и служит еще эмблемоймногих масонских степеней; и если он размещается в сфере Марса, то не служит ли это намеком на военный характер этих орденов, видимой причиной их существования, и на роль, которую они внешним образом играли в военных экспедициях Крестовых походов²⁵? Что касается двух других символов,то невозможно не признать в них символы Кадош Тамплиера;и в то же время орел, которого уже классическая античность считала атрибутом Юпитера, как индусы считали его атрибутом Вишну²⁶, был эмблемой древней Римской Империи (о чемнам напоминает присутствие Траяна в глазу этого орла), и оностался символом Святой Империи. Небо Юпитера есть местопребывание «мудрых и справедливых принцев»: «Diligita justitiam qui judicatis terram»27; соответствие, которое, как и все остальные, придаваемые Данте другим небесам, объясняется полностью астрологическими причинами; древнееврейское наименование планеты Юпитер — Tsedek, что означает «справедливый». Чтокасается лестницы Кадош, то мы уже об этом говорили: сфераСатурна расположена непосредственно над сферой Юпитера, подножие этой лестницы достигает Справедливости (Tsedakah), авершина — Веры (Emounah). Представляется, что этот символ лестницы имеет халдейское происхождение и привнесенна Запад вместе с мистериями Митры: тогда там было семьступеней, каждая из которых была из другого металла, следуясоответствию металлов и планет; с другой стороны, известно,что в библейском символизме тоже имеется лестница Иакова,соединяющая небо и землю, имеющая то же значение²⁸.

    «Согласно Данте, восьмое небо Рая, звездное небо (или скорее небо неподвижных звезд) — это небо Розенкрейцеров. Совершенные одеты здесь в белое; здесь они обнаруживают символизм, аналогичный Рыцарям Гередома ²⁹, последние исповедуют «евангелическое учение» Лютера,противопоставляемое католическому римскому учению». Такова интерпретация Ару, со свойственным ему смешением двух областей, эзотеризма и экзотеризма: истинный эзотеризм должен быть по ту сторону оппозиций, бытующих во внешних движениях профанного мира, и если эти движения внушаются илиневидимо направляются тайными могущественными организациями, то можно сказать, что последние господствуют над ними,не вмешиваясь в них, таким образом, что они равно оказываютвлияние на каждую из противостоящих партий. Правда, что

140

протестанты, и в особенности последователи Лютера, обычнопользуются словом «Евангелическое», чтобы обозначить свое учение, но с другой стороны, известно, что печать Лютера имелав себе крест, в центре которого была роза; известно также, чтоорганизация розенкрейцеров, которая публично заявила о себе в1604 (с которой Декарт тщетно стремился установить отношения), объявила себя «антипапистской». Но мы должны сказать,что эти Роза и Крест (начала XVII века) были уж очень внешними и очень далеко отстояли от подлинных первоначальныхРозы и Креста, которые никогда не составляли общества всобственном смысле этого слова; что касается Лютера, то он,по-видимому, был всего лишь чем-то вроде второстепенного агента, без сомнения, весьма слабо даже осознающим роль, которуюон должен играть; впрочем, эти пункты никогда не были достаточнополно разъяснены.

    Как бы то ни было, белая .одежда Избранных или Совершенных, очевидно напоминающая некоторые апокалиптическиетексты ³⁰, нам кажется в большей мере намеком на костюм Тамплиеров; в этом отношении особое значение имеет следующее место:

«Я был введен— как тот, кто смолк, смущенный,—

Моей владычицей, сказавшей: «Вот

Сонм, в белые одежды облеченный!»

                                               Рай, XXX, 127—129

      Кроме того, эта интерпретация позволяет придать совершенно точный смысл выражению «святая милиция» (рать), котороемы находим немного далее, в стихах, которые даже, как кажется,неявно выражают трансформацию тамплиерства после его видимого разрушения, дающего рождение розенкрейцерству:³²

Так белой розой, чей венед раскрылся,

Являлась мне святая рать высот.

С которой агнец кровью обручился.

    С другой стороны, чтобы лучше понять символизм, о котором идет речь в последней цитате из Ару, обратимся к описанию Небесного Иерусалима, как оно представлено в Капитуле Суверенных Принцев Розы и Креста, Ордена Гередома Кильвининга или Королевского Шотландского Ордена, называемого такжеРыцари Орла и Пеликана: «В глубине (последней комнаты) есть картина, на которой изображена гора, откуда течет река, на берегу которой растет дерево с двенадцатью видами фруктов. На вершине горы есть цоколь, составленный из двенадцати слоев двенадцати драгоценных камней. Над этим цоколемквадрат из золота, на каждой стороне которого по три ангела,.у каждого из них имя одного из двенадцати племен израилевых. В этом квадрате находится крест, в центре которого лежит агнец»³³. Итак, мы здесь находим апокалиптический символизм, и далее будет показано, в каком пункте циклические концепции, к которым он имеет отношение, тесно связаны1.с самимпланом произведения Данте.

141

      «В XXIV и XXV песнях Рая встречается тройной поцелуй Принца Розы и Креста, пеликан, белые туники, такие же, как у старцев Апокалипсиса, восковые печати, три теологических Добродетели масонских капитулов (Вера, Надежда и Милосердие)³⁴, так как символический цветок розенкрейцеров («Белая роза» XXX и XXXI песен) был принят Римской Церковью какобраз Матери Спасителя («Мистическая роза» литаний) и церковью Тулузы (альбигойцами) как мистическое изображение общего собора Братьев Любви. Эти метафоры были уже использованы павликианами, предшественниками катаров в Х и XI веках».

      Мы думаем, что воспроизвести все эти, весьма интересные, сходства полезно и что их еще можно было бы, без сомнения, и умножить без труда, но тем не менее не следует, за исключением, вероятно, случая с тамплиерами и розенкрейцерами,стремиться выводить отсюда слишком строгие выводы о том,что касается прямой преемственности различных форм посвящения, между которыми наблюдается определенная общность символов. Действительно, не только основание учений всегда иповсюду одно и то же, но, более того, что может казатьсяеще более удивительным на первый взгляд, способы выражения сами представляют часто поразительное сходство, в том числе и для традиций, которые слишком удалены друг от друга во времени или в пространстве, чтобы можно было предположить непосредственное влияние их друг на друга; в таком случае, конечно, надо было бы для того, чтобы открыть эффективную связь, идти гораздо далее, чем позволяет нам этосделать история.

    Но с другой стороны, такие комментаторы, как Россетти и Ару, изучая символизм произведения Данте так, как они это делают, придерживаются аспекта, который мы можем квалифицировать как внешний; мы хотим сказать, что они останавливаются на том, что мы предпочли бы назвать ритуальной стороной, то есть на формах, которые для тех, кто не способен идти дальше, скорее скрывают глубинный смысл, нежели его обнаруживают. И как очень справедливо было отмечено, «естественно, что так получается, потому что, чтобы иметь возможность схватить и понять намеки и конвенциональные или аллегорические отсылки, надо знать объект намека или аллегории; а в данном случае надо знать мистические испытания,,через которые проходил во время настоящего посвящения мист или l'epopte. Для того, кто имел некоторый опыт такого рода,нет никакого сомнения в существовании метафизико-эзотерической аллегории в «Божественной Комедии» и в «Энеиде», котoрая одновременно скрывает и представляет последовательныефазы, через которые проходит сознание посвящаемого, чтобыдостичь бессмертия»³⁵.

142

Гл. IV. Данте и розенкрейцерство

Тот же упрек в недостаточности, который мы сформулировали по отношению к Россетти и Ару, можно адресовать и Элифасу Леви, который, утверждая связь с античными мистериями, видел прежде всего политическое или политико-религиозное применение, по нашему мнению, имеющее лишь второстепенное значение, и который все время ошибочно предполагал, что тайные в собственном смысле слова организации прямо замешаны во внешней борьбе. Вот что говорит этот автор в своей «Истории магии»: «Число комментаторов и исследований произведения Данте умножилось, и никто, насколько нам известно,не указал на его истинный характер. Произведение великогогибелина есть объявление войны папству через дерзкое раскрытие мистерий. Эпопея Данте иоаннитская³⁶ и гностическая; это дерзкое применение фигур и чисел Каббалы к христианским догмам и тайное отрицание всего того, что есть абсолютного в этих догмах. Его путешествие через сверхъестественные миры происходит как посвящение в Элевсинские и Фивские мистерии. Вергилий охраняет и водит его по кругам нового Тартара, как если бы Вергилий, нежный и меланхолический пророк судеб сынов Поллиона, был в глазах флорентийского поэта незаконным, но настоящим отцом христианской эпопеи. Благодаря языческому гению Вергилия Данте избегает той пропасти, надвходом в которую он прочел приговор отчаяния; он ее избегает, становясь с ног на голову, то есть принимая догму вобратном порядке, в таком случае он восходит к свету, воспользовавшись услугами самого дьявола как бы чудовищной лестницей; он избегает страшного силой страшного же, ужасного — силой ужаса. Ад кажется тупиком только для тех, ктоне знает, как возвращаться; он принимает дьявола наоборот(против шерсти, если позволительно будет такое фамильярноевыражение) и освобождается от него своей отвагой. Это ужепревзойденный протестантизм, и поэт, враг Рима, уже разгадалФауста, поднимающегося на Небо на голове побежденного Мефистофеля»³⁷.

    На самом же деле желание «раскрыть мистерии» предполагает, что это возможно (а это не так, потому что истинная мистерия невыразима), а мнение, что можно «принять догму наоборот» или сознательно перевернуть смысл и значение символов, не свидетельствует об очень высокой степени посвящения. К счастью, у Данте мы ничего такого не видим, эзотерим его, напротив, окутан довольно-таки непроницаемой завесой, одно-

143

временно с тем, что он опирается на строго традиционные основания; делать же из него предвестника протестантизма, может быть, даже революции просто потому, что он был противником папства на политической почве, это значит полностью не понимать его мышления и ничего не понимать в духе его эпохи.

      Есть еще нечто, что нам представляется трудно отстаивать: мнение о том, что Данте был «каббалистом» в собственном смысле слова; здесь мы в особенности должны остерегаться, потому что мы знаем, что слишком многие из наших современников легко создают себе иллюзии по этому поводу, полагая найти Каббалу повсюду, где имеется хоть какая-нибудь форма эзотеризма. Не встречали ли мы масонского писателя, с важностью утверждавшего, что Каббала и Рыцарство — это одно и то же и, вопреки самым элементарным лингвистическим понятиям, что оба слова имеют одно и то же происхождение ³⁸? Перед лицом таких неправдоподобных утверждений понятна необходимость быть осмотрительным и не довольствоваться несколькими смутными сходствами для того, чтобы делать из того или иного лица каббалиста; ведь Каббала — это прежде всего древнееврейская традиция , и у нас нет никаких доказательств того, что на Данте оказывалось непосредственное еврейское влияние ⁴⁰. Рождение этому мнению дало исключительно лишь использование им науки чисел; но если эта наука действительно существует в древнееврейской Каббале и занимает там одно из самых важных мест, то она находится также и в других местах; не станут ли также утверждать, под этим же предлогом, что Пифагор был каббалистом?⁴¹ Как мы уже говорили, Данте можно связать скорее с пифагореизмом, чем с Каббалой в этом отношении, который, весьма вероятно, знал из иудаизма прежде всего то, что сохранило в своем учении христианство.

    «Заметим также,— продолжает Элифас Леви,— что Ад Данте есть только негативное Чистилище. Объясним это: его Чистилище кажется отлитым в Аду как в форме, это крышка и как бы пробка бездны, и понятно, что флорентийский титан, взбираясь по ступеням в Рай, хотел бы ударом ноги отбросить Чистилище в Ад». В некотором смысле это правда, потому что гора Чистилища была образована на звездной полусфере из материалов, выброшенных из недр земли, когда образовалась бездна от падения Люцифера; но тем не менее в Аду девять кругов, которые являются как бы обратным отражением девяти небесных сфер, тогда как в Чистилище только семь подразделений; следовательно, нет точной симметрии во всех отношениях.

144

    «Его Небо состоит из серии каббалистических кругов, разделенных крестом как пентакль Иезекииля; в центре этого креста цветет роза, мы впервые видим появление, публичное обнаружение и разъяснение почти категорическое символа розенкрейцеров». Впрочем, в эту же самую эпоху этот символ появился также в другом поэтическом знаменитом произведении, хотя может быть менее явным образом: в Романе о Розе. Элифас Леви думает, что Роман о Розе и Божественная Комедия — это две противоположные формы (было бы более правильно сказать, дополнительные) одного и того же произведения: посвящение в независимость духа, сатира на все современные институты и аллегорическая формула великих тайн Общества розенкрейцеров», которое, по правде говоря, еще не носило это имя, и более того, повторяем, никогда не было (за исключением некоторых поздних и более или менее отклоняющихся ветвей) «обществом», конституированным по всей внешней форме, которую предполагает это слово. С другой стороны, «независимость духа» или, лучше сказать, интеллектуальная независимость не была в средние века вещью такой исключительной, как это воображают себе обычно современные люди, и сами монахи не отказывались от довольно свободной критики, проявления которой можно найти в скульптурах соборов; все это не имеет ничего собственно эзотерического, в произведениях же, о которых идет речь, есть нечто гораздо более глубокое.

    «Эти важные манифестации оккультизма,— говорит также Элифас Леви,— совпадают с эпохой падения тамплиеров, потому что Жан де Мен, или Клопинель, современник старости Данте, свои лучшие годы провел при дворе Филиппа Красивого. Это глубокая книга в легкой форме ⁴², это раскрытие тайн оккультизма столь же сведущее, что и у Апулея. Роза Фламеля, роза Жана де Мена и роза Данте родились на одном и том же розовом кусте»⁴³.

      Относительно этих строк мы сделаем только одно замечание: слово «оккультизм», изобретенное самим Элифасом Леви, очень мало подходит для обозначения того, что существовало до него, в особенности если имеют то, чем стал современный оккультизм, который, выдавая себя за реставрацию эзотеризма, достиг только того, что стал грубой подделкой, потому что его руководители никогда не владели истинными принципами никакого серьезного посвящения. Без сомнения, Элифас Леви был первым, кто не признал тех, кто претендовал быть его последователем и которых он, конечно, интеллектуально превосходил намного, но будучи реально весьма далек от того, чтобы быть таким глубоким, каким он хотел казаться, постоянно заблуждаясь в том, что все рассматривал исходя из образа мысли революционера 1848 года. Если мы немного остановились на том, чтобы обсудить его мнение, то потому, что знаем, насколько велико было его влияние даже на тех, кто почти совсем его не понял, и мы думаем, что надо определить границы, в которых может признаваться его компетенция: его принци-

145

пиальной ошибкой было — и это была ошибка его времени — ставить на первый план социальные занятия и примешивать их ко всему без различия; в эпоху же Данте гораздо лучше умели отвести каждой вещи ее место, которое нормальным образом ей должно отводить в универсальной иерархии.

      Для истории эзотерических доктрин особый интерес представляет утверждение, что многие важнейшие манифестации этих доктрин совпадают с разгромом Ордена Тамплиеров с точностью до нескольких лет; здесь несомненно есть связь, хотя ее трудно достоверно определить между этими различными событиями. Итак, в первые годы XIV века и, без сомнения, уже и в предшествующем веке как во Франции, так и в Италии была тайная традиция («оккультная», если угодно, но не «оккультистская»), а именно та, которая позже должна была носить имя розенкрейцерской. Наименование «Братство Розы и Креста» появилось в первый раз в 1374 или даже (согласно некоторым авторам,

а именно Мишелю Майеру) в 1413; легенда же о Христиане Розенкрейцере, предполагаемом основателе его, имя которого и жизнь являются чисто символическими, окончательно была создана, вероятно, лишь в XVI веке; но мы уже видели только что, что сам символ Розы и Креста значительно более ранний.

    Эта эзотерическая доктрина, какое бы ни хотели ей дать конкретное название, существовавшая до появления розенкрейцерства в собственном смысле слова (если считают, что ей необходимо дать какое-нибудь название), обладает чертами, позволяющими ее поместить в тот разряд, что называется довольно обобщенно герметизмом. История этой герметической традиции тесно связана с историей рыцарских орденов; в эпоху, о которой идет речь, она сохранялась тайными организациями, такими, как, Fede Santa (Святая Вера) и Fidèles d'Amour (Верные Любви), а также Massenie du Saint Graal (Святого Грааля),

о которой историк Анри Мартэн говорит в следующих словах⁴⁴ как раз о рыцарских романах, которые являются еще одним из значительных литературных манифестаций эзотеризма средних веков: «В «Титуреле» (Titurel) легенда о Граале достигает своего последнего и блестящего преображения под влиянием идей, которые Вольфрам⁴⁵, по-видимому, черпал во Франции и в особенности на юге Франции. Совсем не на острове Британии, но вГаллии, на границе с Испанией был сохранен Грааль. Геройпо имени Титурель основывает храм, чтобы хранить там святойСосуд, пророк Мерлин руководит этим таинственным строительством, посвященный лично Иосифом Аримафейским в тайнуплана Храма по преимуществу, то есть Храма Соломона⁴⁶. Рыцарство Грааля стало здесь Строительством (Massenie), то естьаскетическим франкмасонством, члены которого называли себя«храмовниками»; здесь можно уловить намерениепривязать к одному общему центру, образованному этим иде-

146

альным Храмом, Орден Тамплиеров и многочисленные братствастроителей, которые обновляли в то время средневековую архитектуру. В этом хорошо видны те начала так называемойподземной истории этого времени, гораздо более сложные, чемобычно полагают... Особенно любопытно и в чем почти нельзясомневаться — это то, что современное франкмасонство восходитступенька за ступенькой до Строительства Святого Грааля»⁴⁷.

    Может быть, было бы неосторожно принять без оговорок мнение, высказанное в последней фразе, потому что связи современного масонства с предшествующими организациями тожеочень сложные, но и это хорошо также было бы учесть, таккак здесь можно было бы увидеть по меньшей мере указание на один из реальных истоков масонства. Все это может помочь в некоторой мере понять средства передачи эзотерических учений в средние века, равно как и неясную преемственность вэтот же период времени организаций, требующих и посвящения, когда они были действительно тайными в самом полномсмысле этого слова.

Гл. V. Внеземные путешествия в различных традициях

Большинство комментаторов очень были заняты вопросом обистоках концепции Данте схождения в Ад, и именно в этомпункте четче всего проявилась некомпетентность тех, кто исследовал эти вопросы с точки зрения совершенно профанной.В действительности здесь есть нечто, что можно понять толькос помощью знания фаз реального посвящения, что мы сейчас ипопытаемся объяснить.

      Несомненно, если Данте избирает в качестве своего вожатого в двух первых частях своего путешествия Вергилия, то главная причина этого, конечно, как все и признают,— это воспоминание о VI песне Энеиды; но следует добавить, что не потому, что здесь, у Вергилия, содержится простая поэтическая фикция, а потому что присутствует свидетельство несомненного тайного знания. Не без причины в средние века была распространена практика гаданий по текстам Вергилия; и если из Вергилия хотели сделать мага, то это всего лишь экзотерическая и популярная искаженная версия глубокой правды; те же, кто сближал его произведение со священными Книгами, возможно, лучше чувствуют его, чем могут это выразить, но использовалось это лишь в гадании, что имеет относительный интерес.

      С другой стороны, нетрудно заметить, что сам Вергилий, в том, что нас здесь занимает, имел предшественников среди греков, можно напомнить в этом отношении путешествие Одиссея в страну теней, а также нисхождение Орфея в Ад; но не доказывает ли от-

147

мечаемая в этом во всем согласованность не что иное, как только серию заимствований и последовательных подражаний? Истина заключается в том, что все это имеет самую тесную связь с мистериями античности и что эти различные поэтические повествования или легенды суть лишь передача одной и той же реальности: золотая ветвь, которую Эней, ведомый Сивиллой, сорвал перед этим в лесу (в той же самой «selva selvaggia», с которойи Данте тоже начинает свою поэму), это та же ветка, которую несли посвященные Элевсинских таинств и которая напоминает нам также акацию современных масонов, «залог воскресения и бессмертия». Более того, и само христианство предоставляет нам подобный символ: в католической литургии святую неделю открывает Праздник Ветвей⁴⁸ (неделя Ваий), в которой произойдетсмерть Христа и его схождение в Ад, затем его воскресение, за которым вскоре последует его вознесение со славою, и рассказ Дантеначинается как раз с понедельника, как бы для того, чтобы отметить, что в сумрачный лес, где встретился Вергилий, он устремился именно в поисках мистической ветви.

    Смерть и нисхождение в Ад, с одной стороны, воскресение и вознесение на Небеса — с другой, суть дополняющие друг друга иобратные друг другу фазы, из которых первая есть необходимаяподготовка ко второй и которую без труда также найдут в описании «Великого Дела» герметистов, и то же самое отчетливо утверждается во всех традиционных учениях. Так и в исламе мы встречаем эпизод «ночного путешествия» Мухаммеда, также включающий нисхождение в инфернальные места, а затем восхождение в различные рай или небесные сферы; определенные черты этого «ночного путешествия» представляют с поэмойДанте до такой степени поразительное сходство, что некоторыеисследователи хотели в нем видеть один из принципиальных источников вдохновения поэта. Дон Мигель Азии Паласиос показалмножество отношений, существующих как по сути, так и по формемежду Божественной Комедией [не говоря даже о некоторых местах  «Новая жизнь» и «Пир»], с однойстороны, и с другой — «Книга ночного Путешествия» и «Откровения в Мекке» Мухиддина ибн Араби, более ранними, примерно на восемьдесят лет, произведениями. Он пришел к выводу, что таких аналогий только в этих книгах гораздо больше, чем всех тех, которые удалось установить комментаторам между произведением Данте и всей литературой всехстран ⁴⁹. Вот некоторые примеры: «В изложении мусульманскойлегенды волк и лев преграждают дорогу паломнику, как пантера,лев и волчица заставляют отступить Данте... Виргилий ведет Данте и Гавриил Мухаммеда на Небо; оба во время путешествияудовлетворяют любопытство странника. В обеих легендах Ад предвещается одинаковыми знаками: неистовый и неопределенныйшум, шквалы огня... Архитектура дантова Ада повторяет строение

148

мусульманского Ада; и тот и другой представляют собою гигантскую воронку, образованную из серии этажей, ступеней или круглых уступов, которые постепенно спускаются до глубины земли;каждый из них содержит в себе определенную категорию грешников, виновность и наказание которых отягощаются по мере спуска на нижний круг. Каждый этаж подразделяется еще на несколько других, предназначенных для различных вариантов категорий грешников; наконец, оба Ада расположены под городомИерусалимом... Чтобы очиститься при выходе из Ада и иметь возможность подняться в Рай, Данте подвергается тройному омовению. И также тройное омовение очищает души в мусульманскойлегенде: прежде чем попасть на Небо, они последовательно погружаются в воды трех рек, которые омывают и питают сад Авраама... В обоих легендах архитектура небесных сфер, через которые происходит вознесение, тождественна. На девяти небесах в соответствии с заслугами размещены души блаженных, которые кконцу все собираются в Эмпирее или в последней сфере... Так же как Беатриче исчезает перед святым Бернаром, который руководит им на последнем этапе, так же и Гавриил оставляет Мухаммеда у престола Бога, куда тот привлечен сияющей гирляндой... Окончательный апофеоз обоих вознесений один и тот же: оба путешественника, вознесенные к мосту присутствия Бога, описывают намБога как интенсивный центр света, окруженный девятью концентрическими кругами, образованными тесными бесчисленнымивереницами ангельских духов, излучающих светящиеся лучи; тотряд, который ближе всего вращается вокруг центра,— это херувимы; каждый круг окружен непосредственно предшествующимему низшим кругом, и все девять вращаются без конца вокруг божественного центра... Инфернальные этажи, астрономические небеса, круги мистической розы, ангельские хоры, окружающие очагбожественного света, три круга, символизирующие троичностьлиц,— все это заимствовано слово в слово флорентийским поэтом у Мухиддина ибн Араби»⁵⁰.

    Такие совпадения вплоть до точного повторения деталей не могут быть случайными, и мы имеем основание предположить, что Данте действительно был вдохновлен в значительной мере повествованием Мухиддина, но как он с ним познакомился? Возможным посредником считают Брунетто Латини, бывавшего в Испании. но эта гипотеза нам кажется неудовлетворительной. Мухиддин родился в Мюрси, откуда его имя Эль-Андалузи, но не вся его жизнь прошла в Испании, умер он в Дамаске; с другой стороны, его ученики были рассыпаны по всему исламскому миру и в особенностив Сирии и Египте, и, наконец, мало вероятно, чтобы его произведения в то время были известны широкой публике, некоторые изних даже никогда не были известны. На самом деле Мухиддин был совершенно иным, нежели «мистический поэт», как это воображаетМ. Азин Паласиос; здесь следует сказать, что в исламском эзоте-

149

ризме он носит имя Величайший издуховных Учителей, Учитель по преимуществу, что его учение является чисто метафизическим и что многие главные тайные орденаИслама, среди которых самые высокие являются в то же время исамыми закрытыми, происходят прямо от него. Мы уже отмечали,что такие организации в XIII веке, то есть в эпоху Мухиддина, былисвязаны с рыцарскими орденами, и мы полагаем, что именно этим объясняется эта достоверная передача; еслиже делo происходилоиначе и если Данте знал Мухиддина через профанные каналы, топочему он его никогда не называет, как он называет экзотерических философов ислама, Авиценну и Авероэса ⁵¹? Более того, признано, что в происхождении розенкрейцерства лежат исламскиевлияния, на это намекают предполагаемые путешествия Христиана Розенкрейца на Восток, но реальные истоки розенкрейцерства, как мы уже сказали,— это как раз рыцарские ордена и как раз ониосуществляли в средние века истинную интеллектуальную связьмежду Востоком и Западом.

      Современная западная критика, считающая «ночное путешествие» Мухаммеда лишь более или менее поэтической легендой, полагает, что в этой легенде ничего нет специфически арабского иисламского, но что она имеет персидское происхождение, потомучто рассказ о подобном путешествии имеется в маздаистской книге⁵². Некоторые думают, что надо восходить ещедалее, до Индии, где действительно встречается как в брахманизме, так и в буддизме множество символических описаний различных состояний существования в форме иерархически организованных Небес и Ада; некоторые даже доходят до того, что предполагают, что Данте мог испытать индийское влияние непосредственно ⁵³. Для тех, кто видит во всем этом лишь «литературу», такойспособ рассмотрения понятен, хотя довольно трудно даже с чистоисторической точки зрения предположить, что Данте мог что-либознать об Индии иначе, чем через посредство арабов. Но для насэто сходство свидетельствует только о единстве доктрины, содержащейся во всех традициях; нет ничего удивительного в том, чтомы повсюду находим выражение тех же самых истин, но чтобы не удивляться, надо как раз знать, что это истины, а не более или менее произвольные фикции. Там, где есть сходство общего порядка, не следует заключать, что существует прямая коммуникация, такое заключение было бы правильным, если бы одни и те же идеи были выражены в одних и тех же формах, как это и есть в случае с Муэддином и Данте. Верно, что то, что мы находим у Данте, в совершенстве согласуется с индийскими теориями миров и космических циклов, но, однако, без того, чтобы быть облеченным в форму собственно индийскую, а подобное согласие существует с необходимостью у всех тех, кто знает одни и те же истины, каков бы ни был способ, каким они приобрели это знание.

150

Гл. VI. Три мира

Различение трех миров, которое определяет общий план Божественной Комедии, является общим для всех традиционных доктрин;но оно бывает различной формы, и в самой Индии есть две несовпадающие, но и не противоречащие друг другу формы, но просто соответствующие различным точкам зрения. Согласно одномуиз этих разделений три мира суть Ад, Земля и Небеса; согласнодругому, в котором Ад не рассматривается,— это Земля, Атмосфера (или район-посредник) и Небо. Надо предполагать, что в первом разделении район-посредник рассматривается как простое продолжение земного мира; и точно таким же у Данте является Чистилище, которое можно идентифицировать с этим районом. Второе разделение в точности эквивалентно различению, которое делает католическое учение между Церковью сражающейся, Церковью страдающей и Церковью торжествующей; здесь тем более не может быть речи об Аде. Наконец, рассматриваются и дальнейшие подразделения Небес и Ада, численно различающиеся, ново всех случаях всегда идет речь об иерархическом распределении степеней существования, которых реально неопределенное множество и которые могут быть классифицированы различным образом согласно аналогичным соответствиям, которые берутся за основание символического представления.

    Небеса суть высшие состояния бытия; Ад, как, впрочем, и означает само его имя (les Enfers),— это низшие состояния, но когдамы говорим «высшие и низшие», то это должно пониматься по отношению к человеческому или земному состоянию, которое, естественно, принимается как исходная величина для сравнения, потомучто именно она с принудительной силой должна служить нам точкой отсчета. Если истинное посвящение — это сознательное овладение высшими состояниями, то легко понять, что оно должно символически быть описано как вознесение, или «небесное путешествие»; но можно спросить себя, почему этому вознесению должно предшествовать нисхождение в Ад. Для этого есть много причин, о которых мы не можем исчерпывающим образом говорить, не приводя слишком длинные рассуждения, способные завести нас очень далеко от предмета нашего исследования; отметим только следующее: с одной стороны, это нисхождение есть как бы беглое повторение состояний, логически предшествующих человеческому состоянию, которые определяют особые условия и которые также должны участвовать в «превращении», должном затем произойти;с другой стороны, оно позволяет проявить, следуя определенныммодальностям, возможности низшего порядка, которые бытие ещенесет в себе в неразвитом состоянии и которые должны быть исчерпаны им прежде, чем было бы возможно достичь реализации высших состояний. Впрочем, следует заметить, что в действительности речь не идет о том, чтобы бытие вернулось к уже пройден-

151

ным состояниям; эти состояния можно исследовать лишь непрямо,осознавая следы, оставленные ими в самых темных районах самого человеческого состояния; и именно поэтому Ад символически представляется расположенным внутри Земли. Напротив, Небеса суть реально высшие состояния, и не только их отражение в человеческом состоянии, самое возвышенное продолжение которого образует только лишь опосредующий район или Чистилище, гору, навершине которой Данте располагает земной Рай. Реальная цельпосвящения — это не только восстановление «райского состояния», которое было только этапом на пути, который должен вести еще дальше, потому что как раз за этим этапом начинается по-настоящему «небесное путешествие»; эта цель состоит в активномзавоевании «сверх-человеческих» состояний, так как — и Данте повторяет это вслед за Евангелием — «Небесное Царство силойберется...»⁵⁴, и в этом состоит одно из существенных отличий между посвященными и мистиками. Объясняя это иным образом, можно сказать, что человеческое состояние должно быть прежде приведено к полноте своего раскрытия через интегральную реализацию своих собственных возможностей (и эта полнота есть то, что следует понимать под «райским состоянием»); но это далеко не конец, это еще только основание, на которое опирается бытие, чтобы «посетить светила»⁵⁵, то есть чтобы подняться к высшим состояниям, которые представляют планетарныеи звездные сферы на языке астрологии, а на языке теологии — ангельские иерархии. Следовательно, есть два периода в восхождении, но первый, по правде говоря, есть восхождение только по отношению к обычной человечности; высота горы, какова бы она нибыла, всегда ничто по сравнению с дистанцией, разделяющей Землю от Неба; следовательно, в реальности это скорее расширение,потому что это полный расцвет человеческого состояния. Развертывание возможностей всеобщего бытия, таким образом, сперваосуществляется «вширь», а затем в направлении «превознесения» («экзальтации»), если воспользоваться термином, заимствованным из исламского эзотеризма; добавим еще, что это различениена два периода соответствует античному разделению на «малые мистерии» и «большие мистерии».

    Три фазы, с которыми соответственно соотносятся три части Божественной Комедии, могут еще быть объяснены при помощи индуистской теории трех гун, которые суть качества или, скорее, фундаментальные тенденции, предшествующие всякому проявленному бытию; в зависимости от того, какая из этих тенденций в существах доминирует, они и распределяются иерархически в ансамбле трех миров, то есть по всем степеням универсального существования. Три гуны таковы: саттва соответствует чистой сущности Бытия, которая тождественна свету познания, символизируемому свечением небесных сфер, которые представляют собоювысшие состояния; раджас — это импульс, который производит

152

распространение бытия в определенное состояние, такое, какчеловеческое состояние, или, если угодно, развертывание этогобытия на определенном уровне существования; наконец, тамас —темнота, уподобляемая невежеству, темный корень бытия, рассматриваемого в этих низших состояниях. Таким образом, саттва,или восходящая тенденция, относится к высшим и светящимся состояниям, то есть к Небесам, а тамас, или нисходящая тенденция,— к низшим и темным состояниям, то есть к Аду; раджас, который можно представить через расширение в горизонтальномнаправлении, соотносится с промежуточным миром, который иесть здесь «мир человека», потому что именно нашу степень существования мы принимаем как предел для сравнения, которуюследует рассматривать как включающую в себя Землю с Чистилищем, то есть ансамбль телесного и психического мира. Можно видеть, что это в точности соответствует первому из двух способов деления на три мира, о которых мы до этого говорили; переход от одного к другому из этих трех миров может быть описан как результат изменения общего направления Бытия или изменениягуны, которая, господствуя в нем, определяет это направление. Существует ведический текст, в котором представлено, каким образом три гуны обращаются одна в другую, следуя восходящему порядку: «Все было тамас: Он (Верховный Брама) повелел бытьизменению, и тамас принял окраску (то есть природу) раджаса(среднюю между темнотой и яркостью); раджас, получив новоеповеление, облекся в природу саттвы». Этот текст дает как бы схему организации трех миров начиная с первичного хаоса возможностей и согласно с общим порядком порождения и последовательности циклов универсального существования. Впрочем,каждое бытие, чтобы реализовать все свои возможности, должнопройти в том, что в особенности его касается, через состояния, которые соответствуют этим различным циклам; вот почему посвящение, имеющее своей целью тотальное осуществление бытия, снеобходимостью проходит через те же фазы: процесс посвящения тщательно воспроизводит космогонический процесс согласноосновополагающей аналогии между Макрокосмом и Микрокосмом⁵⁶.

Гл. VII. Символические числа

Прежде чем перейти к рассмотрению теории космических циклов, мы должны сделать несколько замечаний о той роли, которуюиграет символика чисел в произведении Данте; в работе профессора Родольфо Бенини ⁵⁷ мы нашли об этом очень интересные замечания, однако он не извлек всех тех выводов, которые, как нам кажется, можно было извлечь.. Эта работа представляет собою исследование первоначального плана Ада, предпринятое исключительно с литературной точки зрения, но те утверждения, к которым на деле приводит это исследование, имеют гораздо большее значение.

153

    Согласно Бенини, три пары чисел имеют для Данте символическую ценность по преимуществу — это 3 и 9, 7 и 22, 515 и 666. Что касается первых двух чисел, то здесь нет никакой трудности: все знают, что общее деление поэмы троичное, и мы только что объяснили глубинные причины этого; с другой стороны, мы уже отмечали, что девятка — это число Беатриче, как мы это видим в «Новой Жизни». К тому же это число 9 прямо связано с предшествующим, потому что это его квадрат, можно его назвать утроеннойтроичностью; это число ангельских иерархий, следовательно, числоНебес, и оно же число адских кругов, так как между Небесами и Адом существует определенное обратное отношение симметрии. Что касается числа 7, которое мы встречаем, в особенности в делениях Чистилища, то во всех традициях оно считается одинаково священным, и мы не думаем, что здесь нужно перечислять все случаи его применения. Напомним лишь как одно из главнейших его значений — семь планет,— которое служит основой множеству соответствий по аналогии (мы видели это уже на примере семисвободных искусств). Число 22 связано с 7 через отношение 22/7, приблизительно выражающее отношение окружности к диаметру, таким образом, вместе эти два числа представляют круг, который для Данте, как и для пифагорейцев, есть самая совершенная фигура (и все деления каждого из трех миров имеют форму круга); более того, число 22 связано с двумя «элементарными движениями» аристотелевской физики: локальным движением, представленным в числе 2, и изменением, представленным числом 20, как самДанте это объясняет в «Convito»⁵⁸. Такова интерпретация этихдвух чисел, данная Бенини; признавая, что она совершенно правильная, мы должны сказать тем не менее, что это число нам некажется столь фундаментальным, как думает он, оно нам даже представляется производным от другого, которое тот же автор yпоминает лишь как второстепенное, тогда как на самом деле оно имеет самое большое значение: это число 11, от которого 22 есть только произведение.

    Мы хотим на этом немного остановиться, но прежде следует сказать, что этот пробел нас тем более удивляет у Бенини, что вся его работа опирается на следующее наблюдение: в Аду большинство завершенных сцен или эпизодов, на которые подразделяются разные песни, включают в точности одиннадцать или двадцать две строфы (некоторые только десять); имеется также несколько введений и завершений по семь строф, и если эти пропорции не всегда в точности соблюдаются, то только потому, что первоначальный план Ада был впоследствии изменен. Если учесть это, то почему нельзя рассматривать число 11 по меньшей мере столь же важным, как и 22? Эти два числа соединены еще в размерах, обо-

154

значающих пределы «bolgie», окружности которого соответственно 11 и 22 мили, но не есть ли 22 всего лишь произведение от 11,числа, внутренне присущего поэме? Есть также число 33, это числопесен, на которые разделяется каждая из трех частей; только Ад имеет 34, но первая — это скорее общее введение, которое восполняет общее число до ста, относящееся ко всему произведению.С другой стороны, имея в виду то, что такое был для Данте ритм,можно предположить, что он выбрал стих из одиннадцати слоговне случайно, также не случайна строфа из трех стихов, котораянапоминает нам о троичности; каждая строфа имеет 33 слога, также как совокупность из 11 и 22 строф, о которых только что шла речь, содержат соответственно 33 и 66 стихов; различные произведения от 11, которые мы здесь находим, все имеют особое символическое значение. Следовательно, совершенно недостаточно ограничиваться, как это делает Бенини, тем, чтобы поместить 10 и 11между 7 и 22, чтобы образовать «тетрахорд, который имеет отдаленное сходство с греческим тетрахордом», и объяснить которыйкажется нам несколько затруднительным.

      И в действительности число 11 играло значительную роль в символизме некоторых тайных организаций; что же касается его произведений, то мы напомним только следующее: 22 есть число букв еврейского алфавита, известно, какое он имеет значение в Каббале; 33 есть число лет земной жизни Христа, которое встречается в символическом возрасте масонского Розенкрейца, а также в числе степеней шотландского масонства; у арабов 66 — это общее числовое значение имени Аллах, а 99 — это числo главных божественных атрибутов согласно исламской традиции; можно найти, без сомнения, еще много других сопоставлений. Вне этих различных значений, которые можно связать с 11 и его произведениями, использование, которое придает ему Данте, составляет настоящий «знак отличия» в самом точном смыслеэтого слова; в этом и состоит, по нашему мнению, причинаизменений, которые произошли с Адом после первой, редакции.Среди мотивов, которые могли вызвать эти изменения, Бенини рассматривает некоторые перемены в хронологическом и архитектоническом плане произведения, которые, несомненно, возможны, но нам они не кажутся четко доказанными. Но он упоминает также «новые факты, которые хотел учесть поэт в системепророчеств», и здесь, как нам кажется, он приближаетсяк истине, в особенности когда добавляет: «например, смерть папыКлемента V, произошедшая в 1314, когда «Ад» в первой редакциидолжен быть уже закончен». В действительности истинное основание, по нашему мнению,— это события, которые имели местоот 1300 до 1314, то есть разгром Ордена Тамплиеров и его различные последствия ⁵⁹; и Данте, впрочем, не мог не указать на эти события, когда, предсказывая преступления Филиппа Красивого

155

устами Гуго Капета после рассказа об оскорблении, которое тотперенес «о Христе и его викарии», он продолжает в следующихсловах: ⁶⁰

Я вижу—это все не утолило

Новейшего Пилата; осмелев,

Он в храм вторгает хищные ветрила.

    И еще более удивительно то, что следующая строфа прямым текстом содержит Nekam Adonai ⁶¹ тамплиеров-кадош:

Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев

Твой суд, которым, в глубине безвестной,

Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?⁶²

      Конечно же, в этом состоят «новые факты», которые должен был учитывать Данте, и совершенно по иным мотивам, чемможно было бы подумать, если не знать природу организаций,к которцм он принадлежал. Эти организации, которые произошлииз Ордена Тамплиеров и которые должны были вобрать в себя часть его наследства, вынуждены были тогда скрываться еще более тщательно, чем прежде, особенно после смерти их внешнегоглавы, императора Генри VII Люксембургского, место которого Беатриче показывала Данте, предвосхищая это, на самом высоком из Небес⁶³. С этого времени следовало скрывать «знак отличия», о котором мы уже упоминали: членения поэмы, в которых число 11 проявляется яснее всего, должны быть не то чтобы устранены, но сделаться менее видимыми таким образом, чтобы только те могли их распознать, кто знает их значение и основание применения; и если подумать, что прошло шесть веков, прежде чем на их существование было публично обращено внимание, то надо полагать, что требуемые предосторожности были приняты и что онибыли достаточно действенными⁶⁴.

    С другой стороны, внося свои изменения в первую часть своей поэмы, Данте одновременно вводит новые соотнесения с другими символическими числами; вот что об этом говорит Бенини: «Данте задумал тогда упорядочить интервалы между пророчествами и другими выделяющимися местами поэмы таким способом, чтобы они отвечали друг другу через определенное число стихов, выбранное, естественно, среди символических чисел. В результате получилась система консонансов и ритмических периодов, замененная на другую, но гораздо более сложную и тайную,чем предыдущая, как это и подобает языку откровений, на котором говорят существа, провидящие будущее. Так появляютсязнаменитые 515 и 666, которыми полна трилогия: 666 стиховразделяет пророчество Чиакко от пророчества Вергилия, 515 — пророчество Фарината от Чиакко; снова появляется 666, между пророчеством Брунетто Латини от Фарината, и опять 515 между пророчеством Николаса III от мессира Брунетто». Эти числа, которые так регулярно, как мы видим, чередуются, друг другу про-

156

тивостоят в принятом Данте символизме: действительно, известно,что в Апокалипсисе 666 — это «число зверя» и что бесконечноемножество исчислений было сделано, часто фантастических, чтобынайти имя Антихриста, числовым значением которого оно должно являться, «ибо это число человеческое»65, с другой стороны, 515специально объявлено в предсказании Беатриче со значением,прямо противоположным первому: «Пятьсот Пятнадцать, вестникбога...»⁶⁶. Полагали, что это 515 то же самое, что и таинственный Вельтро, враг волчицы, которая, таким образом, оказывается тождественной апокалиптическому зверю⁶⁷, предполагали даже, что итот и другой символ обозначает Генри Люксембургского⁶⁸. Мы несобираемся обсуждать здесь значение слова Вельтро⁶⁹, но не думаем, что следует видеть в нем намек на некоего определенного персонажа; для нас речь здесь идет просто об одном из аспектов общей концепции Данте, созданной им относительно Империи ⁷⁰.Бенини, замечая, что число .515 пишется латинскими буквамикак DXV, интерпретирует эти буквы как инициалы, означающие Dante, Veltro di Cristo, но эта интерпретация очень натянутая,к тому же ничто не позволяет предполагать, что Данте хотелсамого себя отождествить с этим «посланцем Бога». На деле жедостаточно поменять буквы местами, чтобы получить DVХ, тоесть слово Dux (вождь, герцог), которое понятно без объяснений⁷¹; добавим еще, что сумма цифр 515 дает 11 ⁷²: этим Dux мог быть вполне и Генри Люксембургский, если угодно, но прежде всего он был совсем другим главой, который мог быть выбран теми же организациями для реализации определенной цели, которую они запечатлели в социальном порядке и которую шотландское масонство все еще обозначает как «царство Святой Империи»⁷³.

Гл. VIII. Космические циклы

После этих наблюдений, в которых, как мы думаем, закреплены некоторые важные исторические отметки, мы пришли к тому, что Бенини называет «хронологией» поэмы Данте. Мы уже упоминали,что Данте совершал свое путешествие в святую неделю, тоесть в тот момент литургического года, который соответствует весеннему равноденствию; мы также видели, что, согласно Ару, именно в это же время катары совершали свое посвящение. С другой стороны, памятование Тайной Вечери в масонских капитулахРозы и Креста празднуется в святой четверг, и вновь приступают к работам, символически, в пятницу в три часа пополудни, то есть в день и час, когда Христос умер. Наконец, начало этой святой недели в 1300 году совпадало с полной луной, и по этому поводу можно заметить, чтобы восполнить соответствия, указанные Ару, что именно в полнолуние ноахиты проводили своисобрания.

157

      Этот год 1300 был для Данте серединой его жизни (ему было тогда 35 лет) и он был также для него серединой времен; здесь мы еще раз процитируем Бенини: «Поглощенный своим крайнеэгоцентрическим мышлением, Данте располагал свое видение посреди жизни мира — движение небес длилось 65 веков до негои должно длиться 65 веков после него,— и при помощи ловкойигры он заставляет встречаться в точные годовщины в трех родахастрономических годов величайшие события истории, а в четвертом роде — годовщину величайшего события собственной жизни». Но особенно должна привлечь наше внимание оценка общей длительности мира, или же, мы бы сказали, оценка текущего цикла: два раза по 65 веков, то есть 130 веков, или 13000 лет, из которых 13 веков, протекших с начала христианской эры, составляют в точности десятую часть. Число 65, впрочем, замечательно само по себе: при сложении его цифр оно тоже дает 11, и,более того, это число 11 распадается на 6 и 5, которые являются соответственно символическими числами макрокосма и микрокосма и которые Данте выводит из принципиального единства, когдаговорит: «так, как пять иль шесть / Из единицы ведомой лучится» . Наконец, при переводе 65 в латинские буквы, как это мы делали для 515, мы получим ЬХУ, или с той же перестановкой, каки в предыдущем случае, ЬУХ, то есть слово Ьих; и это может тожеиметь отношение к эре масонов «Истинного Света»⁷⁵.

      Но вот что интересно: продолжительность времени в 13000 лет есть не что иное, как половина периода прецессии равноденствий, оцененной с ошибкой, превышающей истинную величинулишь на 40 лет, следовательно, меньше, чем на полвека, что представляет вполне приемлемое приближение, особенно когда этадлительность измеряется веками. В действительности общий период реально насчитывает 25920 лет, так что половина составляет12960 лет; этот полупериод и есть «великий год» персов и греков,иногда также оцениваемый как имеющий 12000 лет, что гораздоменее точно, чем 13000 лет Данте. Этот «великий год» древнихдействительно рассматривался ими как время протекающее между двумя восстановлениями мира, что без сомнения должно интерпретироваться в земной человеческой истории как интервал, разделяющий большие катаклизмы, в которых исчезают целые континенты (и последним из которых было разрушение Атлантиды).По правде говоря, это только вторичный цикл, который может считаться частью другого, большего цикла, но в силу определенного закона соответствий каждый вторичный цикл воспроизводитв более редуцированном масштабе фазы, сходные с теми фазами,

которые составляют большие циклы, интегрирующие их. Вообщео циклических законах можно сказать, что они применимы в различных масштабах: исторические циклы, геологические циклы,собственно космические циклы со своими разделениями и подразделениями, которые еще более умножают возможности их приме-

158

нения. Впрочем, когда выходят за границы земного мира, то больше нет речи о том, чтобы измерять длительность цикла черезбуквально понятое число лет; числа тогда принимают чисто символическое значение и выражают скорее пропорции, нежели реальные длительности. Не менее верно, что в индуистской космологии все циклические цифры, по существу, основаны на периоде прецессии равноденствий, с которыми они имеют четко определенные отношения ⁷⁶; в этом, следовательно, заключается основное астрономическое применение циклических законов, а значит, и естественная отправная точка всех аналогичных перестановок, допускаемых теми же самыми законами. Мы не можем здесь подробно рассматривать эти теории, но замечательно, что Данте принялту же самую основу для своей символической хронологии, и в этомпункте мы еще раз можем отметить его совершенное согласиес традиционными учениями Востока⁷⁷.

    Но можно спросить себя, почему Данте располагает свое видение в точности посреди «великого года», и можно ли на самомделе говорить в этой связи об его «эгоцентризме» или же дляэтого были причины другого порядка. Мы прежде всего должныотметить, что если точку отсчета принимают во времени и исходяиз этой отправной точки рассчитывают длительность циклического периода, то всегда приходят к точке, которая будетв совершенстве соответствовать той, от которой начинали отсчет,так как само это соответствие между элементами последующих друг за другом циклов обеспечивает непрерывность последних. Следовательно, можно выбрать начало таким образом, чтобы идеально располагаться посреди такого периода; таким образом, будут две равные длительности, одна предшествующая, а другая последующая, которые вместе воспроизведут поистине все обращение небес, поскольку все окажется к концу в положении не идентичном (полагать так — значит впасть в ошибку «вечного возвращения» Ницше), но соответствующим по аналогии тому, в котором они были вначале. Геометрически это можно представитьследующим образом: если цикл, о котором идет речь, есть полупериод прецессии равноденствия, и если целый период изображаютокружностью, то достаточно провести горизонтальный диаметр,чтобы разделить эту окружность на две половины, каждая из которых будет представлять полупериод, начало и конец которогосоответствуют двум концам диаметра; если рассматривать тольковерхнюю половину окружности и провести вертикальный радиус,то он достигнет средней точки, соответствующей «середине времен». Фигура, полученная таким образом,— это  алхимический знак минерального царства⁷⁸; восполненный крестом — это «шар мира», иероглиф Земли и эмблема императорскойвласти ⁷⁹. Это последнее применение символа, о котором идет речь, должно было иметь для Данте особую ценность, а восполнение крестом оказывается имеющим отношение к факту, что

159

центральная точка, в которой он себя помещает, географическисоответствует Иерусалиму, представляющему для него то, что мыбы назвали «духовным полюсом» ⁸⁰. С другой стороны, как анти- под Иерусалиму, то есть на другом полюсе, возвышается гора Чистилища, над которой светятся четыре звезды, образующие созвездие Южного Креста⁸¹: здесь вход на Небеса, как подИерусалимом — вход в Ад; в этой оппозиции мы находим образное изображение антитезы «Христа страдающего» и «Христа вславе».

    С первого взгляда может показаться удивительным, что мы устанавливаем сходство между хронологическим, и географическим символизмом; и здесь мы бы хотели дать разъяснение, предшествующее истинному значению, так как временная последовательность во всем том, о чем шла речь, есть только способсимволического выражения. Любой круг может быть разделен надве фазы, эти две половины хронологически являются последовательными, и в этом смысле мы их сперва и разделили; но вреальности эти две фазы представляют собой соответственнодве противоположные тенденции, дополняющие одна другую,действие которых, очевидно, может быть как одновременным, таки последовательным. Располагаться в середине цикла — это значит располагаться в точке, где эти обе тенденции уравновешены: как говорят мусульманские посвященные, это божественное «место, где контрасты и антиномии примиряются»; это центр «круга всех вещей», согласно индуистскому выражению; или же «неизменяющаяся середина» дальневосточной традиции, фиксированная точка, вокруг которой осуществляется вращение сфер,постоянные перемены проявленного мира. Путешествие Дантеосуществляется по «духовной оси» мира; только отсюда на самомделе можно рассматривать все вещи в их постоянстве, потомучто оно само по себе отделено от изменения и, следовательно, приобретает синтетический и всеобщий вид.

    С точки зрения собственно посвящения то, о чем мы только что говорили, отвечает еще одной глубокой истине; конкретное бытие должно прежде всего идентифицировать центр своей собственной индивидуальности (представленный через сердце в традиционном символизме) с космическим центром состояния существования, к которому принадлежит эта индивидуальность и которое оно принимает в качестве основания для того, чтобы подняться к высшим состояниям. Именно в этом центре находится совершенное равновесие, образ принципиальной неизменности в проявленном мире; именно отсюда проецируется ось, которая связывает между собою все состояния, «божественный луч», который в своем восходящем направлении ведет прямо к высшимсостояниям, о достижении которых шла речь. Всякая точка виртуально обладает этими возможностями и есть, если так можносказать, центр в потенции; но надо, чтобы она стала им в дей-

160

ствительности через реальную идентификацию, чтобы сделатьактуально возможным всеобщий расцвет бытия. Вот почему Данте, чтобы иметь возможность вознестись на Небеса, долженбыл прежде всего поместить себя в центр земного мира; и этаточка является одновременно и центром времени и центром пространства, то есть в отношении двух условий, которые характеризуют существование и этом мире по существу.

    Если мы теперь вновь посмотрим на геометрическое представление, которым мы пользовались, то увидим, что вертикальный радиус, идущий от поверхности земли к ее центру, соответствует первой части путешествия Данте, то есть прохождению через Ад. Центр земли — это самая низкая точка, потому чтосюда стягиваются отовсюду все силы тяготения; следовательно,как только она пройдена — начинается подъем, и он осуществляется в противоположном направлении, для того чтобы достичь антиподов отправной точке. Следовательно, чтобы представить эту вторую фазу, надо продолжить радиус дальше центра, чтобы восполнить вертикальный диаметр. Тогда мы имеем фигуру круга, разделенного крестом, то есть знак Å  , то есть герметическийсимвол растительного царства. Однако если рассматривать обобщенным образом природу символических элементов, которые играют ведущую роль в двух первых частях поэмы, то действительно можно заметить, что они соответственно соотносятся к двум царствам, минеральному и растительному; мы не будем настаивать на очевидном отношении, которое соединяет первое царство с внутренними районами земли, мы напомним только о «мистических деревьях» Чистилища и земного Рая. Можно былобы ожидать, что последует соответствие между третьей частьюи животным царством⁸²; но, по правде говоря, здесь нет его, потому что границы земного мира здесь уже превзойдены такимобразом, что далее нельзя больше применять тот же символизм.В конце второй части, то есть все еще в земном Раю, мы находимсамое большое изобилие животных символов; надо пройти трицарства, представляющие собою различные виды существованияв нашем мире, прежде чем перейти к другому состоянию, условия которого совершенно иные⁸³.

      Нам еще осталось рассмотреть две противоположные точки, расположенные на концах оси, пересекающей землю, которые суть, как мы говорили, Иерусалим и земной Рай. В них в определенном смысле оказываются вертикальные проекции двух точек, отмечающих начало и конец хронологического цикла, которые как таковые у нас соответствуют концам горизонтального диаметра в предшествующем изображении. Если эти концы представляют собою опозицию во времени и если концы вертикального диаметра представляют собою оппозицию в пространстве, то здесь мы имеем выражение взаимодополнительной роли

161

двух принципов, действие которых в нашем мире проявляется как существование двух условий — времени и пространства. Вертикальная проекция может рассматриваться как проекция во «вневременное», если позволительно будет так сказать, потому что она осуществляется согласно оси, на которой все вещи рассматриваются в модусе постоянного и непреходящего; переход от горизонтального к вертикальному диаметру представляет, следовательно, преобразование последовательности в одновременность.

    Но нам скажут, какое отношение имеют две точки, о которых шла речь, к концам хронологического цикла? Для одного из них, то есть для земного Рая, это отношение очевидно, и именно с него начинается цикл, но для другого надо сказать, что земной Иерусалим взят как прообраз небесного Иерусалима, описанного в Апокалипсисе; в Иерусалиме также, впрочем, символически располагают место воскресения и Страшного Суда, которые заканчивают суд. Расположение двух точек как антиподов получаетеще одно значение, если увидеть, что небесный Иерусалим есть не что иное, как восстановление земного Рая, согласно перевернутой аналогии⁸⁴. В начале времен, то есть в настоящемцикле, земной Рай стал недоступен из-за падения человека;новый Иерусалим должен «спуститься с неба на землю» к концуэтого же самого цикла, чтобы тем самым отметить восстановление всех вещей в их первоначальном порядке, и можно сказать, что он будет играть для нового цикла ту же роль, которую земной Рай играл для нашего цикла. Действительно, конец одного цикла — это аналог его начала, и он совпадает с началом цикласледующего, но на этом вопросе мы не будем больше останавливаться, чтобы не выходить за пределы нашего предмета⁸⁵. Добавим только, чтобы обозначить еще один аспект того же самогосимволизма, что центр бытия, о котором мы упоминали выше,в индуистской традиции обозначен как «город Брамы» (на санскрите Брамапура) и что во многих текстах о нем говоритсяпочти в тех же словах, что и читаемые нами в апокалиптическомописании небесного Иерусалима⁸⁶. Наконец, возвращаясь к тому,что более непосредственно касается путешествия Данте, следуетотметить, что если отправная точка цикла становится завершением пути, пересекающего земной мир, то в этом есть формальное указание на то «вечное возвращение», которое занимает важное место во всех традиционных учениях и на котором, что является довольно замечательным совпадением, особенно настаиваютисламский эзотеризм и даосизм; тем не менее то, о чем здесьидет речь, все еще является восстановлением «райского состояния», о котором мы уже говорили и которое должно считатьсяпредварительным условием в достижении высших состояний бытия.

162

      Равноотстоящая от двух концов точка, о которой только что шла речь, то есть центр земли, есть точка, как мы уже говорили, самая низшая, соответствующая также середине космического цикла, если этот цикл рассматривается хронологически или в аспекте последовательности. Действительно, тогда можно разделить всю совокупность вещей на две фазы, одну нисходящую, идущую в направлении все более и более подчеркнутой дифференциации, и другую восходящую, возвращающуюся к основному состоянию. Эти две фазы, которые индуистское учение сравнивает с фазами дыхания, также встречаются в герметических теориях, где они названы «коагуляцией» и «растворением»: в силу закона аналогии «Великое Дело» воспроизводит в сокращенном виде весь космический цикл. Можно в них видеть соответственно преобладание одной из двух противоположных тенденций, тамас и саттва, которые мы ранее уже описали: первая проявляется во всех силах сжатия и конденсации, вторая — во всех силах расширения и экспансии; еще мы в этом находим соответствие с противоположными свойствами тепла и холода, первое расширяет тела, а второй их сжимает, вот почему последний круг Ада — это лед. Люцифер символизируется «извращенным влечением природы», то есть тенденцией к индивидуализации со всеми ограничениями, которые ей присущи; его местопребывание, следовательно, есть «точка.../Где гнет всех грузов отовсюду слился»⁸⁷, или, другими словами, центр сил сжатия и притяжения, которые в земном мире представлены через силу земного притяжения, ту, которая тянет тела вниз (который повсюду будет центром земли), есть истинное проявление тамаса. Мы можем отметить по ходу дела, что это идет вразрез с геологической гипотезой «центрального огня», так как самая низшая точка должна быть как раз той, где плотность и твердость максимальны; с другой стороны, она также противоположна гипотезе, принимаемой некоторыми астрономами, конца мира как замерзания, поскольку такой конец может быть лишь возвратом к неразличимости. Впрочем, последняя гипотеза находится в противоречии со всеми традиционными концепциями: «не только у Гераклита и стоиков разрушение мира должно совпадать с великим пожаром, то же самое утверждение встречается почти повсюду, от Пуран до Апокалипсиса; и мы еще раз должны отметить согласие этих традиций с герметическим учением, для которого огонь (это та из стихий, в которой доминирует саттва) есть движущая сила «обновления природы» или «окончательного восстановления».

      Центр земли, следовательно, представляет собою предельную точку проявления в рассматриваемом состоянии существования; это настоящая остановка, от которой начинается изменение направления, преобладание переходит от одной к другой из двух противоположных тенденций. Вот почему, как только достигнуто адское дно, начинается подъем или возвращение к исходному началу, следующее непосредственно за нисхождением; переход от

163

одной к другой полусфере осуществляется, огибая тело Люцифера, что наводит на мысль о том, что такая трактовка центральной точки имеет некоторое отношение к масонским таинствам «Срединной Комнаты», где равно речь идет о смерти и воскресении. Везде и повсюду мы находим подобные символические выражения двух дополняющих друг друга фаз, в посвящении или в герметическом «Великом Деле» (это, по сути, одно и то же), которые воспроизводят эти же самые циклические законы, универсально применимые и на которых, с нашей точки зрения, покоится все построение поэмы Данте.

Гл. IX. Ошибка систематических интерпретаций

Возможно, кто-нибудь подумает, что это исследование ставит больше.вопросов, чем решает, и, по правде говоря, мы бы не возражали против такой критики, если бы она возникла; но такая критика возможна лишь со стороны тех, кто не знает, насколько знания посвящения отличаются от всех профанных знаний. Вот почему мы с самого начала предупредили, что не намереваемся давать полное описание предмета, потому что сама его природа исключает подобные претензии; впрочем, для того чтобы рассмотреть все, что относится к этой области, потребовалось много томов, чтобы развить множество вопросов, как они того заслуживают, которые мы упоминали в ходе нашей работы, не говоря уже о всех тех вопросах, которые мы не имели возможности рассмотреть, но которые возникли бы неизбежно, если бы мы предприняли это развитие.

    Заканчивая, отметим только, дабы никто не смог истолковать неверно наши намерения, что указанные нами точки зрения отнюдь не являются исключительными и что, без сомнения, существует множество других, которые тоже можно было бы принять и из которых можно было бы извлечь не менее важные следствия, приводя все эти точки зрения в совершенное согласие всеобщего синтеза. По самой своей сущности символизм посвящения не может быть сведен к более или менее систематически точным формулам, подобным тем, которые предпочитает профанная философия. Роль символов состоит в том, чтобы быть поддержкой концепции, возможности расширения которой поистине неограниченны, и не является ли всякое выражение лишь символом; следовательно, надо всегда оставлять место для невыразимого, которое даже в порядке чистой метафизики является наиболее важной частью.

    Легко понять при этих условиях, что мы ограничиваемся тем, что предоставляем отправную точку для размышления поистине заинтересованным в этих исследованиях и способным понять их реальное значение и указываем путь для некоторых исследований, из которых, как нам кажется, можно извлечь особую пользу. Следовательно, если эта работа в результате вызвала к жизни другие, идущие в том же направлении, то этим результатом вовсе не надо пренебрегать, тем более что для нас речь не идет об эрудиции более или менее бесполезной, но об истинном понимании; и несомненно, что только таким образом будет возможно когда-нибудь дать почувствовать нашим современникам узость и недостаточность их обычных концепций. Цель, которую мы имеем в виду, может быть очень удаленная, но мы не можем тем не менее не думать о ней и не стремиться к ней, внося свой посильный вклад, сколь бы ни был он мал, в освещение очень мало известного аспекта произведения Данте.

1 Ад. IX, 61—63.— Здесь и далее цитаты даны в переводе М. Лозинского.

2 Convito (Пир). Т. II. Гл. I.

3 См.: Arturo Reghini, l'Allegoria esoterica di Dante, dans le Nuovo Patto, septembre-novembre. 1921. Р. 541—548.

4 Следует сказать, что мы бы предпочли другое слово вместо «язычества», навязываемого длительным употреблением, но являющегося по своему происхождению выражением презрения, применяемым к греко-римской религии, когда онабыла сведена на последней стадии своего нисхождения к состоянию простогонародного «суеверия».

5Мы имеем в виду известный случай с Еl Наllai, приговоренным к смерти вБагдаде в 309 году Хегира (921 г. христианской эры), память о котором чтится теми же самыми, кто полагает, что он был приговорен справедливо за свое неосторожное разглашение тайн.

6 Посвященный Брат Кадош, Могущественный Властитель, Храмовый Брат.

7 Рай, XXXI — слово contemplante (созерцательный, букв.), которым впоследствии Данте называет Бернара (там же, XXXII, 1), представляется, обладаетдвойным смыслом из-за его родства со значением слова Тmplе (храм).

8 Convito (Пир). Т. II. гл. XIV.

9 О «Тайной Лестнице Кадош», о которой будет еще идти речь ниже, см.: «Масонский учебник» Вюйома (Manuel maçonnique du Fr. Vuillaum. Табл. XVI.С. 213—214). Мы цитируем эту работу по второму изданию (1830 г.).

11 Мы цитируем резюме работ Ару, которое было дано Седиром в «Истории розенкрейцеров». С. 16—20; 2-е изд. С. 13—17 . Названия произведений Ару: «Данте еретик, революционер и социалист» (опубликована в 1854 г. и переиздана в 1939 г.) и «Комедия Данте, переведенная в стихах согласно букве и комментированная согласно духу, следуя Ключу символического языка Братьев Любви» (1856—1857).

12 По крайней мере любопытно, что эти же самые три цвета стали в наше время национальными цветами Италии; впрочем, как правило, их считают масонского происхождения, хотя довольно трудно определить, откуда непосредственнобыла эта идея извлечена.

13 К этим отличительным знакам следует добавить «корону с золотымиостриями».

14См.: «Свет масонства». С. 250; «Масонский учебник» Вюйома. С. 179—182

15Мы должны признаться, что не видим отношения между сложностью этой степени и ее наименованием.

16 Эта алхимическая триада часто ассоциируется с триадой конститутивных элементов самого человеческого существа: дух, душа и тело.

17 Слова в скобках добавлены нами, чтобы сделать текст более понятным.

18 В этих последних словах можно видеть скрытый намек на «эликсир долгойжизни» алхимиков.— Предшествующая степень (25-я), степень Кавалера Бронзовой Змеи, была представлена как «заключающая в себе первую часть ступени Египетских Таинств, откуда ведет свое происхождение медицина и великое искусство составлять лекарства».

19 Автор, конечно, хочет сказать: «символическое использование которого восходит к самым давним временам», потому что мы не можем предположить,что он имеет в виду само число три считать хронологическим началом.

20 Три цвета степени иногда рассматриваются как символизирующие соответственно три теологические добродетели: белый представляет тогда Веру, зеленый — Надежду, красный — Милосердие (или Любовь). Знаки отличия этой степени Принца де Мерси таковы: красный фартук, посередине которого нарисованили вышит белый с зеленым треугольник, и шнурок трех цветов Ордена, располагавшийся на шейном платке, к которому подвешивалось как украшение равносторонний треугольник (или Дельта) из золота («Масонский учебник» Вюйома. С. 181).

21 Масон высокой степени посвящения, который кажется более сведущим в этой современной и светской науке, которую называют «история религии», чемв истинном тайном знании, граф Гобле д'Альвиелла, полагал, что можно датьэтой, чисто христианской и герметической степени, буддистскую интерпретацию исходя из того, что есть некоторое сходство между титулами Принц де Мерси и Господь Сострадание.

22 Так на самом деле, по крайней мере внешне. Орден Тринитариев или Орден де Мерси имел целью выкуп пленных.

23 Некоторые приписывали гербу, связь которого с герметизмом довольно тесная, происхождение исключительно персидское, тогда как на самом деле гербсуществовал в античности у большого числа народов, как восточных, так и западных, в том числе и у кельтских народов.

24 Эти два аспекта также соответствуют двум входам (дверям) солнцестояния; многое можно было бы сказать об этом символизме, который древние латиняне кратко представили в фигуре Януса. С другой стороны, следует делать некоторое различие между Адами, Лимбами и «тьмой внешней», о которой речь идет в Евангелии; но это завело бы нас слишком далеко и к тому же ничего быне изменило в сказанном нами, где речь идет только об общем разделении профанного мира и иерархии посвященных.

25 Можно заметить еще, что небо Марса представлено как местопребывание «мучеников религии»; здесь даже есть в Маг^е и тагНи нечто вроде игры слов, примеры которой можно найти и в других случаях: так, гора Монмартр была некогда Mont de Mars, Гора Марса, прежде чем стать Mont des Marts,— Горой мучеников. По ходу дела отметим кстати другой, довольно странныйфакт: имена трех мучеников Монмартра — Дионис, Рустик и Елевтер —суть три имени Бахуса. Более того, святой Дени, считающийся первым епископом Парижа, обычно идентифицируется со святым Дионисием Ареопагитом, а в Афинах Ареопаг был также Горой Марса (Mont des Marts).

26 Символизм орла в различных традициях один потребовал бы специального

изучения.

27 Рай, XVIII. 91—93. «Любите справедливость, судящие землю» (Библия).

28 Небезынтересно отметить, что святой Петр Дамьен, который беседует с Данте на небе Сатурна, числится в списке (по большей части вымышленном) Императоров Розы и Креста, данном в «Clypeum Veritatis» d'Irenaeus Agnostus (1618).

166

29 Орден Гередом де Кильвиннинг  есть Великий Капитул высших степеней, связанных с Великой Королевской Ложей Эдинбурга и основанный, согласно традиции, королем Робертом Брюсом. Английское слово Heredom  означает «наследие» (тамплиеров); тем не менее с уверенностью можно вывести это обозначение от древнееврейского Harodim, имя, даваемое тем, кто руководил рабочими при постройке Храма Соломона.

30 Апокалипсис, VII, 13—14.

31Рай, XXX, 127—129.—«Я был введен— как тот, кто смолк, смущенный,—

                                              Моей владычицей, сказавшей: «Вот

                                              Сонм, в белые одежды облеченный!»

По этому поводу следует отметить, что слово convent (конвент) используетсяв масонстве для обозначения их больших собраний.

32 Рай, XXXI, 1—3.— Последний стих может быть отнесен к символизму крас-

ного креста тамплиеров.

33 Сравн.: АпокалипсисXXI.

34 В Капитулах Розы и Креста (шотландская 18-я степень) названия теологических добродетелей ассоциируются соответственно с тремя словами девиза «Свобода, Равенство, Братство»; можно также их сблизить с теми, что называют «три главных опоры Храма», символически представленные в степенях «Мудрость, Сила, Красота». Этим же трем добродетелям Данте ставит в соответствиесвятого Петра, святого Иакова и святого Иоанна, трех апостолов, присутствовавших при Преображении.

35 Arturo Reghini, art. cit  Р. 545—546.

36 Святой Иоанн часто считается главой Церкви внутренней, и, следуя некоторым концепциям, на которые мы находим здесь указание, он противопоставляется в этом качестве святому Петру, главе Церкви внешней; истина же скорее всего состоит в том, что сфера приложения его авторитета другая.

37 Эта цитата из Элифаса Леви, как и многие другие (в особенности, извлеченные из «Догмы и Ритуалы Высокой Магии»), текстуально воспроизводитсябез указания на источник Альбером Пайком в его «Морали и Догмефранкмасонства»; и даже самоназвание этой работы явно подражает Элифасу Леви.

38 Ch.-M. Limousin. La Kabbale litterale occidentale.

39 На древнееврейском само слово означает «традиция», и если оно не написано на этом языке, то нет никакого основания его использовать для обозначениявсякой без различия традиции.

40 Однако следует сказать, что, согласно свидетельствам современников, Данте поддерживал постоянные отношения с весьма образованным евреем и тоже поэтом Иммануэлем бен Саломоном бен Якутиел (1270—1330), но не менее истинно, что мы не обнаруживаем никаких следов специфически иудаистских элементов в Божественной Комедии, тогда как Иммануэль был ею вдохновлен на одноиз своих произведений, вопреки противоположному мнению Израеля Зангвиля отом, что сравнение делает это невозможным.

41 Это мнение действительно было высказано Рёйхлиным.

42 В XVI веке то же самое можно сказать о произведениях Рабле, тоже заключающих в себе эзотерическое значение, которое интересно было бы изучить подробнее.

43 Eliphas Levi, Histoire de la Magie, 1860. Р. 359—360. Важно по этому поводуотметить, что существует нечто вроде итальянского переложения Романа о Розе,

названного Il Fiore (Цветок), автор которого Ser Durante Fiorentino, кажется,не кто иной, как сам Данте, настоящее имя которого действительно было Дуранте, от которого сокращенная форма есть Данте.

44 Histoire de France, t. III. Р. 398—399.

45 Тамплиер зуав Вольфрам д'Эшенбах, автор Парсеваля и подражатель бенедиктинского сатирика Гюио де Провэн (Guyot de Provins), которого он называет, впрочем, именем, странным образом искаженным,—Kyot de Provence

(Киот де Прованс).

167

46 Анри Мартэн в сноске еще добавляет: «Парсеваль кончает тем, что перевозит Грааль и строит храм в Индии; священник Иоанн, этот вымышленныйфантастический глава воображаемого восточного христианства, наследует степеньсвятой Чаши.

47 Мы здесь коснулись очень важного пункта, но мы его не можем рассмотреть без того, чтобы слишком не удалиться от нашего предмета: есть очень теснаясвязь между символизмом Грааля и «общим центром», на который намекаетАнри Мартэн, но, кажется, не подозревая о глубокой реальности его, и еще менее он понимает, очевидно, что собою символизирует в том же порядке идей имя священника Иоанна и его таинственного царства.

48 Латинское название этого праздника Dominica in Palmis; очевидно, чтопальма и ветка — это одно и то же, и пальма, пр нимаемая как эмблема мучеников, имеет то же значение, которое мы здесь указали. Напомним также народное название «цветной Пасхи», очень ясно выражающее, хотя и неосознаваемоедля тех, кто его сегодня использует, связь символизма этого праздника с воскресением.

54 Рай, XX, 94. «Царство Небесное принужденья ждет» (пер. Лозинского).

55 Чистилище, XXXIII, 145.— Замечательно, что все три части поэмы кончаются одним и тем же словом «звезда», как бы для того, чтобы утвердить совершенно особое значение, которое имел для Данте астрологический символизм. Последние слова Ада, «вновь узреть светила», обозначают возвращение к собственно человеческому состоянию, откуда в качестве отражения можновоспринимать высшие состояния; слова, которыми заканчивается Чистилище,— это те, которые мы здесь объясняем. Что касается последнего стиха Рая:  «Любовь, что движет солнце и светила», тоон означает, как последний предел «небесного путешествия», божественный центр,который по ту сторону всех сфер и который есть, согласно выражению Аристотеля, «неподвижный двигатель» всех вещей; слово «Любовь», примененное к нему, может дать место интересным наблюдениям в связи с символизмом, свойственным посвящению рыцарских орденов.

56 Теория трех гун, относясь ко всем возможным способам универсального проявления, естественно, может иметь множество приложений; одно из этих приложений, специально касающееся чувственного мира, встречается в космологическойтеории элементов (стихий); но нам нужно было рассмотреть самое общее значение, потому что речь шла лишь о том, чтобы объяснить распределения всегоансамбля проявлений согласно иерархическому делению на три мира и указать на важность этого деления с точки зрения посвящения.

168

58 Третье «элементарное движение» — это увеличение, представляемое числом 1000, сумма трех символических чисел 1022, которое «мудрецы Египта», пословам Данте, рассматривали как число неподвижных звезд.

59 Интересно рассмотреть последовательность этих дат: в 1307 г. Филипп Красивый с согласия Клемента V заключает в тюрьму Великого Мастера и главные чины Ордена Тамплиеров (числом 72; говорят, и это тоже символическое число); в 1308 г. Генри Люксембургский избирается императором; в 1312 г. Орден Тамплиеров официально запрещен; в 1313 г. император Генри VII умирает таинственной смертью, без сомнения отравленный; в 1314 г. происходит казнь тамплиеров, процессы над которыми длятся семь лет; в том же году король Филипп Красивый и папа Клемент V в свою очередь умирают.

60 Чистилище, XX, 91—93. Для Данте побудительным мотивом Филиппа Красивого была жадность и алчность; возможно, есть более тесная связь между двумя фактами, вменяемыми в вину этому королю: разгром Ордена Тамплиеров и подделка денег.

61 На древнееврейском эти слова означают: «Отмщение, о Господи!», «Адонаи» должно переводить более точно «мой Господь», и можно заметить, что имен-

но так и обстоит дело в тексте Данте.

62 Чистилище, XX, 94—96.

63 Рай, XXX, 124—148. Именно в этом отрывке идет речь о «сонме, в белые одежды облеченном». Организации, о которых идет речь, приняли в качестве пароля Altri , которое Ару (Данте еретик, революционер и социалист. Р. 227) интерпретирует следующим образом: Aririgo Lucemburghese, Teutonico, Romano Imperatore; мы думаем, что слово Teutonico неточно и должнобыть заменено на Templare. Впрочем, это правда, что между Орденом Тамплиерови Тевтонскими Рыцарями должно быть определенное отношение: не случайно, чтооба были основаны почти одновременно, первый в 1118 г., а второй в 1128 г. Ару предполагает, что слово altri может быть интерпретировано, как только что былосказано, в определенном месте у Данте (Ад, IX, 9)

64 Число 11 было сохранено в ритуале 33 шотландской степени, в которой он ассоциируется с датой отмены Ордена Тамплиеров, исчисленной согласно масонскому летоисчислению, а не общепринятому.

65 Апокалипсис, XIII, 18.

66 Чистилище, XXXIII, 43—44.

67Ад, I, 100—111.— Известно, что волчица была сначала символом Рима,но что она была заменена на орла в эпоху Империи.

68 Е. G. Parodi. Poesia e Storia nella Divina Commedia

69 «Вельтро» — это борзая собака, и Ару утверждает возможность чего-то вроде игры слов между саn и титулом Хан, который татары дают своим вождям; таким образом, такое имя, как Саn Grande della Scala, защитника Данте,весьма вероятно, могло иметь двойной смысл. Это сопоставление не имеет ничего невероятного, так как это не единственный пример, который можно привести, основанный на фонетическом сходстве символизма; добавим к тому же, что в разных языках корень сап или кап означает «могущество», что связано с тем же рядом идей.

70 Император, как его задумал Данте, совершенно сходен с Шакраварти или мировым монархом индусов, существенной функцией которого является воцарение мира шарвабхамика, то есть распространить мир по всей земле; можно такжесопоставить эту теорию Империи и теорию халифата у муэддинов.

71 Можно заметить, впрочем, что этот Оих эквивалентен татарскому хану.

72 Так же точно, буквы DIL первые буквы слов Diligite justitiam.., которыесначала были произнесены отдельно (Рай, XVIII, 78), имеют числовое значение 551, образованное из тех же цифр, что и 515, но расположенных в ином порядке и также приводимом к 11.

73 Некоторые шотландские Высшие Советы, а именно в Бельгии, убрали из своих Конституций и уставов выражение «Святая Империя» повсюду, где оно встречалось. Мы в этом видим признак странного непонимания символизма вплотьдо самых его фундаментальных элементов, и это говорит о том, до какой степенидегенерации дошли даже самые высокие степени некоторых фракций современного масонства.

169

74 Рай, XV, 56—57

75 Добавим еще, что число 65 на древнееврейском есть число божественного имени Адонаи.

76 Основные из этих циклических чисел таковы: 72, 108 и 432; легко увидеть, что они являются точными делителями числа 25 920, с которым они непосредственно связаны через геометрическое деление круга; и само это деление является также применением циклических чисел.

77 В конце концов все традиции между собой согласны, насколько ни отличались бы они по форме; так обстоит дело и с теорией четырех возрастов человечества (которая рассматривает еще больший, чем 13000 лет, цикл), которая встречается сразу и в греко-римской античности, и у индусов, и у народов центральной Америки. Можно найти намек на эти четыре возраста (золотой, серебряный, бронзовый и железный века) в фигуре «критского старика» (Ад, XIV, 94—120), тождественной также статуе из сна Навуходоносора (Даниил, 11); и в четырех реках Ада, которые Данте заставляет там протекать,также имеющих определенное отношение по аналогии к рекам земного Рая;все это можно понять только при сопоставлении с циклическими законами.

78 Этот символ один из тех, которые имеют отношение к делению круга на четыре части, применения которых, аналогичные этому, почти бесчисленны.

80 Символизм полюса играет значительную роль во всех традиционных учениях, но, чтобы ему дать исчерпывающее объяснение, потребуется посвятитьему специальное исследование.

81 Чистилище, I, 22—27.

82 Герметический символ животного царства—это знак , содержащийцелый вертикальный диаметр и только половину горизонтального; этот символв некотором роде противоположен символу минерального царства, то, что было горизонталью в одном, стало вертикалью в другом, и наоборот; символ же растительного царства, где есть определенная симметрия, или равновесие между двумя направлениями, горизонтальным и вертикальным, прекрасно символизирует опосредующую стадию между двумя другими.

83 Заметим, что три символические степени масонства в некоторых уставах имеют пароли, также соответствующие трем царствам: минеральному, растительному и животному; более того, первый из этих паролей иногда интерпретируется таким образом, что оказывается тесно связанным с символизмом «мирового шара».

84 Между земным Раем и небесным Иерусалимом существует то же отношение, что и между двумя Адами, о которых говорит апостол Павел (I послание к Коринфянам, XV).

85 В этой связи есть еще много вопросов, которые интересно было бы рассмотреть, например такой: почему земной Рай описывается как сад с растительным символизмом, тогда как небесный Иерусалим — как город с минеральным символизмом? Потому что растительность представляет собою выработку ростков в сфере витального усвоения, тогда как минералы представляют окончательно зафиксированный результат, «кристаллизацию», так сказать, в терминах циклического развития.

86 Сходство между этими текстами оказывается еще более значительным, когда принимают во внимание отношение, связывающее Агнца христианского символизма и ведического Агни (переходное звено между которыми,впрочем, представлено в виде барана). Мы не претендуем на то, что между словами Agnus и Ignis (латинский эквивалент слову Agni существует что-либо иное, чем только фонетическое сходство, о котором мы упоминали выше, которое может и не соответствовать совершенно никакому лингвистическому в собствен-

170

ном смысле слова родству, но которое и не будет из-за этого чисто случайным. В особенности о чем бы мы хотели тут сказать, это об определенномаспекте символизма огня. который в разных традиционных формах связывается довольно тесно с идеей «Любви», преобразованной в высший смысл как этоделает Данте; и в этом Данте также вдохновляется еще раз апостолом Иоанном, с которым рыцарские ордена главным образом связывали свои ученые концепции. Надо заметить, кроме того, что Агнец ассоциируется одновременно

и с представлениями земного Рая и небесного Иерусалима

87 Ад, XXXIV, 110—111.

Предисловие (статья о Р. Геноне: ниже) и перевод

кандидата философских наук Т. Б. ЛЮБИМОВОЙ

Институт философии АН СССР

       Рене Генон ((Guénon) Блуа, 15 ноябр. 1886—Каир, 7 янв. 1951)  известный французский философ и писатель, исследователь индуистских, мусульманских учений, а также христианскогоэзотеризма. В двадцать лет он стал общаться с оккультистами,обучался также у индуистских учителей, в 1912 г. принял посвящениеу шейха-суфи. Ранее Р. Генон вступил в ложу масонов, что не мешало ему выступать критически в их адрес, всюду он искал тайное первоначальное единство знания. В предлагаемом переводе хорошо видно его весьма различное отношение к изученным традициям. Изучал он и философию (в Сорбонне). Вначале он был близок к неотомистским кругам, опубликовал «Теософизм, история псевдо-религии» (1921) ], и «Спиритическая ошибка» (1923) ]. Потом произошел разрыв с университетской наукой и вообще отказ от западного способа мышления. В 1930 г. послесмерти жены Рене Генон переезжает в Каир, живет там под арабским именем, соблюдая все обряды ислама. Его книги представляют собой поиск синтеза наиболее значительных древних и современных духовных традиций. В частности, при анализе того или

 иного явления он опираетсяна принципы масонства, суфизма, христианства. Каким образом этоудается, мы сможем увидеть на примере интерпретации им творчества Данте. Его работы стали широко известны лишь в конце 70-х годов. Его подход к пониманию духовной жизни отрицается католической догматикой, в нашей стране Генон вообще известен мало. Вот названия основных его работ: «Общее введение в изучение индуистских учений» (1921), «Восток и Запад» (1924), «Кризис современного мира» (1927), «Человек и его становление согласно Веданте» (1925), «Множественные состояния Бытия» (1932), «Царь мира» (1927), «Духовный авторитет и временная власть» (1929), «Символизм креста» (1931), «Царство количества и знаки времени» '(1945), «Принципы исчисления бесконечно малых», «Великая Триада», «Заметки о посвящении» (1946).

    Генон — философ эзотеризма, он не теософ, не антропософ, далек от оккультного и магического ширпотреба. Его работы — это философия, но, разумеется, не рационалистическая или позитивистская, однако это и не мистические откровения в духе Я. Бёме или Сведенборга, хотя он также прозревает своим духовным зрением универсальные духовные истины, но это не духовидение. Это также не магия в смысле Э. Леви. Предмет его философии эзотеричен, тайна тайны, скрытый Бог за Богом открывшимся, искусство чтения букв и за буквами тайного смысла, в котором, в свою очередь, также скрыт еще смысл, за которым еще один и т. д. Очевидно, что для такого видения необходима духовная свобода. На Востоке эзотерическое знание не противополагалось внешнему, оно было просто «в другом месте», отделялось границей касты, например, или пространственной границей, подобно ашраму буддистов. Только лишь несовершенство познающего мешало получить его. На Западе — оно тайное. Его таят и скрывают. Чтобы стяжать его, надо получить посвящение и, значит, ключ к нему. Генон получил посвящение (и не одно!), и вместе с тем у него был дар  духовного разумения, редкий дар, не совпадающий ни со способностью к светской философии, ни со святостью. К тому же он умело пользовался ключами тайного знания. Сочетание этих моментов: жажды истины, способности к духовному разумению и владение ключами тайного знания — создает совершенно особую атмосферу его произведений.

          Поиск тайного знания — это всегда бегство, чаще всего в соблазнительное одиночество, бегство от обольщения, от догмы, от внешнего ритуала, от обскурантизма. Всегда, конечно, есть ситуативная причина в конкретном состоянии мира. Например, столкновение с внешней организацией религии, с «церквями», с их ортодоксией, нетерпимостью. Ведь именно так организованное историческое христианство (вместившее в себя не Дух Христа, а, скорее, дух Петра) и породило, как это на первый взгляд ни парадоксально, сатанизм современной науки, это родное, хотя и отвергаемое им дитя, неспособное, вопреки намерению, дать утешение единого знания.

      Но есть и постоянная, независимая от ситуации познания причина. Видимость (внешность) вещи нас обманывает — вот исходное убеждение всякого знания, в том числе и тайного. И каким бы способом оно ни осуществлялось, возможность обмана преследует познающего вплоть до самого горизонта. На каждом шаге отказа от внешнего в каждом внутреннем открывается свое внешнее, в каждой новой глубине открывается своя поверхность, в каждом вновь обретенном единстве — возможность нового раскола. Это бесконечное устремление за горизонт к последней истине неистребимо и неостановимо, хотя известны достойные примеры и прекращения этого движения, окончательного отказа от обольщения. Когда Августин знает, что такое время, пока его об этом не спрашивают, когда Чжуан Цзы забывает, что он хотел спросить перед лицом Абсолютного Знания, и когда Пилат не слышит ответа на свой вопрос «Что есть истина»? от самой предстоящей пред ним Истины, тогда приостанавливается бесконечное преследование горизонта, а молчание, остановка нашего бесконечного рассудочного вопрошания становится исходным пунктом мистического познания. Остановка эта может означать переход к другому горизонту, но горизонты только отступают в зависимости от высоты горы (однако любая гора так же далека от неба, как и всякая долина!) и никогда не размыкаются.

      Стремясь обрести единство познания в его глубине и ускользнуть от обольщения бесконечно обманчивой видимости его достижения, мистик обращает свой взор вверх, где нет ограничений горизонта, или вглубь, в бездну, об ограничении которой никогда ничего не известно. Бездна внизу и бездна наверху, по выражению Я. Бёме, дают абсолютный выход познавательным силам, в том числе воображению, которое не является для тайнозрителей пустой способностью творить химеры и создавать обольщения, а напротив, есть важнейшая творческая и познавательная способность в мире невидимых сущностей. Однако воображение не обладает внешней доказательностью, на этом основании оно дискредитируется именно как познавательная сила, ведь по отношению к видимому миру и внутри него оно амбивалентно: может обманывать, но может и проявлять истину.

        Знание, полученное таким образом, облекается символами, которые суть перекрестки, узлы силовых линий духовного мира, отпечатанные наподобие схем или карт в мире видимом, эмпирическом, доступном обычному человеческому восприятию и рассудку. Только через них мы соприкасаемся с бесконечными разветвлениями духовного мира, если не сподобимся посвящения в более высокую ступень бытия, и только через них мы обретаем завершения, пусть относительные, в познании. К. Юнг полагал, что эти вечные символы-архетипы, первичные структуры психики, вообще присущи всякой душе, они образуют коллективное сознание человечества (можно говорить о бессознательном, но это различение имеет значение для индивидуальной души больше, чем для коллективной). Р. Генон считает, что единство (мистического) знания задано не столько психическими константами, сколько общей традицией, объективно существующими законами духовной реальности, на которые эти символы лишь намекают и раскрытие которых предполагает посвящение как практическое приобщение к ней.

      Предлагаемый перевод интересен также еще и тем, что здесь дается не восточный образец тайного знания, а западный, хотя, разумеется, со всеми необходимыми восточными соотнесениями. В особенности интересна историческая развертка этих соотнесений. Но здесь нет ничего от сравнительного анализа культур. Задача Генона иная — это свободное (недогматическое) усмотрение в духе и в букве единства исторически Явленных мистических традиций. Поэтому о нем было бы неправильно писать, как обычно пишут о том или ином философе, ставя как бы диагноз, вынося приговор или создавая нечто вроде истории болезни. По букве ему ответить мог бы, наверное, один лишь Данте, в духе же это можно принимать или не принимать. В этом отношении наиболее известным, образцово последовательным возражением всякому эзотерическому знанию была философия И. Канта. Его возражение «духовидцам» — и оно универсально — состояло в отрицании доказуемости и возможности обнаружения внутреннего духовного опыта. Вопрос, в сущности, стоял в признании или непризнании за внутренним духовным опытом статуса знания. Признание—это утверждение общезначимой очевидности, но не только как нравственной, а именно как знания духовного мира. Но ведь и очевидность бывает разной, есть очевидность для внутренних очей: для святого очевидно, что Бог есть любовь, а для профана — это всего лишь метафора или вообще не имеет смысла. Но в мире мистического знания общего признания не требуется, оно не нужно и невозможно. Его истинность удостоверяется или таким же тайнозрителем, или более продвинувшимся. В этом и состоит его «тайность», в том, что оно не нуждается в широком распространении и признании. Да и сама тайна — вещь относительная, по словам поэта: «Бог приходит ярким светом /В души к людям, тьмой одетым./ Кто же к свету дня привык,/ Человечий видит лик» (Вильям Блейк).