|
Джорджо де Кирико
Ив Бонфуа
Пространство другими словами: Французские поэты ХХ века об образе
в искусстве /
Сост., пер., примеч. и предисл. Б.В. Дубина. - СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005,
с. 204-207.
Картина, в решающую пору жизни задевшая меня,
может быть, глубже других, не принадлежала к
тому, что я назвал бы сегодня живописью. Да, она
приобщила меня к живописи, благодаря ей я лучше понял великие полотна, но перед ними, подарившими мне
целый мир, она развеялась, как улетучиваются перед пробуждением отсветы ночного сна. И все-таки прикажи мне
кто-нибудь теперь от нее отречься, пожертвовать ею во
имя того. что стало для меня с тех пор самым дорогим, -
пожар перекликающихся красок в небесах Пуссена или
Констебля, трепет линии в рисунке Дега, - я бы открыто
признался и всегда признаюсь в любви к ней. Непричастная к опыту, приобретенному мной у самых свободных,
самых простых полотен, она оставалась чем-то вроде слабого мерцания над филигранью холстов, где еще не совсем улеглась лихорадка воображения.
204
Речь, скажут мне, идет о вещах самых обычных, и картина Кирико «Тайна и меланхолия улицы» не произвела
бы на меня - да и на стольких иных, так что ее воздействие, может быть, все еще длится - такого впечатления, не присоединись ее автор к многозначной тайнописи эдиповских грез в период, когда на поверхность
нашей жизни вышло бессознательное. Если этот художник и принадлежит большому искусству, для чего ему,
впрочем, недостает и строгости, и требовательности, то
лишь в той мере, в какой большое искусство тоже рождено фантазмом, за пределы которого оно выходит, и
желанием, которое преображает.
Но когда Бретон выпрыгнул из автобуса на ходу, увидев в витрине один из ранних холстов Кирико, и точно
так же поступил Танги 1, и Аполлинер разразился странным смехом, поразившим людей вокруг, - нет, не общность бессознательного они тогда признали и не увиденному в действии закону художественного творчества
обрадовались. Как всегда в поворотные минуты, в них
снова вспыхнула надежда.
Надежда? Но сначала - какое признание краха! Потому что упомянутая выше
«меланхолия» - это, бесспорно, меланхолия перспективы, с помощью которой Запад
всегда думал заменить когда-то пережитое место, гулкое, полное смысла, священное
место геометрическим пространством, внешним миром,
-----------------------------
1
Танги Ив
(1900-1955) -
французский
живописец
и график-сюрреалист.
205
небытием. Выделяя линии, убегающие вдаль, фантастически утяжеляя
резной контур предметов на краю неба, Кирико обдуманно расширяет зазор между непосредственностью и
сознанием, между явью и понятием, которого так боялся классицизм и который стал отправной точкой современного искусства. Он провозгласил крах, и этот крах
открывает перед нами скопление обломков, где, лишенное отныне доступа к Единому, желание и вправду может пестовать фантазмы, любуясь одним - причудливостью их тяжелых соцветий.
Но в жестокой ясности конца времен мы, как ни поразительно, обнаруживаем у Кирико эту зелень и синеву, эти брусья черноты, эти белые клубы в голубом небе -
некую, различимую порой над пустынными взморьями,
особую, замкнутую в себе структуру, знак, который как
бы говорит об ином духовном устройстве, все еще непроницаемом для нас, все еще остающемся той самой
тайной. Эти иероглифы цвета - свидетельства иной логики, иного языка, в поле тяготения которых перчатка,
сосновая шишка, римский бюст, падающие тени, само
огромное солнце как будто перемещаются, словно изгнанники в пути, застывшие в ожидании, прикрыв глаза. Что если так называемое бессознательное - не просто несколько фактов в дополнение к уже известному, а
протокол о возможности других отношений с миром?
Если перед, казалось бы, обреченным искусством здесь
открывается новое, непредвосхитимое будущее? За углом улицы - не еще одна такая же, а свет в лицо.
Поэзия - вот что на краткий миг воскресил Кирико в
лабиринте нашего рухнувшего града.
|
|
