|
Второй
На этой же странице:
И. А. Седакова. Семантика и символика второго у
болгар
Число два считается опасным, дьявольским, ассоциируется со смертью, но
может иметь и положительное значение единения, удвоения блага. Два одинаковых
предмета, двойные или сдвоенные предметы могли принести несчастье и смерть.
Верили, что если курица в один день снесет два яйца, то это сулит смерть одного
из членов семьи; ожидали смерти и при появлении яйца с двумя желтками. Опасно
появление на небе одновременно солнца и луны: в это время нельзя сеять (погибнет
урожай). Запрещалось вносить второй источник света в дом.
Запрещалось двум лицам
одновременно совершать одно и то же действие: пить воду, вставать из-за стола,
разжигать огонь, вытирать руки одним полотенцем. Плохой знак - встреча двух лиц,
тождественных по социальному или иному положению, напр., двух сватов, невест,
беременных женщин или в один день разрешившихся от бремени. При встрече двух
свадебных процессий ни одна из них не хотела уступить другой дорогу, и между
ними нередко затевалась драка.
Тот же смысл имеет запрет
дважды совершать какое-либо действие. Исполнение магических ритуалов не
поручалось женщинам, бывших замужем дважды. Нельзя дважды задавать вопрос. В
ряде случаев повторение какого-либо действия применялось как способ
нейтрализации его нежелательных последствий. Напр., по сербским верованиям,
нельзя переступать через ребенка (перестанет расти); если же это случилось,
необходимо переступить еще раз. Верили, что чёрта можно сразить только одним
ударом: если же ударить дважды, он оживет и даже удвоится (мотив чёрта
с два ).
Отрицательное
отношение к подобным действиям, лицам и ситуациям объясняется страхом перед
всяким удвоением, трактуемым в свете кардинальной оппозиции земного и загробного
мира как опасная неопределенность, существование одновременно в обоих мирах,
непризнание границы, разделяющей эти миры и гарантирующей их устойчивость. С
этим связана и "потусторонняя" символика зеркала, трактовка отражения в воде и
т.д. К этому же кругу представлений относится и восприятие беременной женщины
как опасной из-за присутствия в ней двух душ.
Раздвоенные предметы
принадлежат миру нечистой силы; они опасны, но одновременно служат магическим
орудием против злых сил: при опахивании пользовались ралом, изготовленным из
раздвоенного дерева; двуствольной палкой погоняли волов-близнецов; через
раздвоенный ствол дерева трижды протаскивали больного. Ср.: дошедшая до наших
дней практика загадывать желание в случае, если кто-либо оказывается между двумя
лицами с одинаковыми именами.
Если в семье "не
держались" дети, новорожденному следовало дать два имени или дважды окрестить
его. Защитный ритуал опахивания села в случае эпидемии чумы совершался двумя
близнецами на двух волах-близнецах. В любовной магии сербские девушки, чтобы
привлечь к себе парня, незаметно заставляли его пройти между двумя косточками
специально испеченной для этой цели лягушки.
Негативное отношение
к близнецам связано с представлением о паре как нераздельном целом, на которое
приходится одна доля.В народном понятии о "двужильных" людях
можно видеть "обратное" отражение этого же верования (там одна доля на двух,
здесь две доли на одного: считалось, что у таких людей кровь проходит по двум
жилам, поэтому они живут двумя жизнями.
Значительно слабее
выражена положительная символика числа 2, связанная главным образом с мотивами
брака и с продуцирующей хозяйственной магией, где два осмысляется как
символ брачной пары: увидеть весной пару аистов - к свадьбе; двойной орех
"спорыш" рекомендуется носить в кошельке, чтобы деньги "спорились"; двойной
каштан служит талисманом1.
ССЫЛКИ
1. Толстая С.М. Два
// Славянские древности. Т.2. М., 1999.
И. А. Седакова
Семантика и символика второго у болгар
(с некоторыми славянскими параллелями)
Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С.М. Толстая. - М.:
Индрик, 2002, с. 209-224
Свойства и характеристики
предметов, явлении, действии и персонажей играют особую роль в духовной
культуре, отчасти потому, что нередко именно признаки лежат в основе бинарных
оппозиций архаической картины мира (мужской/женский, левый/правый и др.). В этой
статье речь пойдет о порядковом числительном (прилагательном) второй, его
словообразовательном гнезде и той лексике, которая имплицитно выражает этот
признак. В обрядности и народных представлениях второй, кроме своих прямых и
метафорических значений, получает регулярные более широкие символические
коннотации. Второй в болгарской и шире — балканославянской традиции является
одним из существенных признаков, пронизывающим целый ряд ритуально-магических
комплексов. Можно сказать, что на концепте второго строится четко очерченный,
компактный фрагмент народной культуры болгар, хорошо поддающийся реконструкции
даже на современных этнолингвистических и фольклорных материалах.
На языковом уровне признак второй
может входить в семантику существительных, глаголов, количественных
числительных, наречий. Для второго это (будут однокоренные вторник,
повтарям, повторен, повторно. Второй как сема вычленяется и в
неродственной лексике: два (см. подробнее: [Топоров 1988; Толстая 1999]).
Поскольку два разлагается на составляющие — первый и второй,
второй (другой) как признак просматривается в существительных
едномесечета [Толстой 1995] или близнаци (предполагается наличие двух
или второго).
---------------------------------
Статья представляет собой расширенный вариант доклада «О
семантике второго в славянской народной культуре», опубликованного в сборнике «Ethnoses
and Cultures on the Balkans». Sofia, 2000. Vol. 1. P. 139-146.
210
Второй включается в характеристику состояния ('вдовство') и лица
('сирота'), что составляет особенно разработанную тему в болгарской традиции.
Вдовство, утрата супруга воспринимается как потенциальный второй брак, сиротство
— как вероятность приобретения вторых родителей (отчима, мачехи). Для второго в
подобных контекстах важна проекция в будущее, перспектива.
Семантическая
составляющая второго — второй как другой — находит выражение в обрядовой
прагматике. Корни vtor- и drug- в славянских языках нередко являются полными
синонимами, их значения совпадают: рус. второй = другой [СРНГ5, 231-232];
по-второму = по-другому [СРНГ27,266], словен. drugi— «второй» ипр. Второй как
другой, равный или в чем-то идентичный первому, представляет опасность или
подвергается ей. Вторыми могут быть родившиеся в один месяц или день недели;
близнецы; люди, обладающие одинаковым статусом. Именно поэтому считается плохим
знаком, если одна невеста увидит вторую, то же самое относится к беременным,
кормящим, детям [Цепенков 1972, 278]. Богатая превентивная обрядность направлена
на то, чтобы подобные встречи не повлекли за собой смерть или болезни, или, как
в случае с едномесечета, после смерти одного уберечь второго 1.
В Пир. кр. при встрече
свадебных процессий прячут невест, если же они посмотрели друг на друга, они
должны обменяться предметами из железа, бросить через плечо виноградную лозу и
др. [Пир. кр., 403]. Позиция второго отрицательно маркирована в коммуникативных
ситуациях: так, если второй опередит своего собеседника, он добавляет фразу: «Ты
проживешь дольше меня» [СбНУ 1900/16-17, 230, Белее]. Второй в противовес
первому находится в худшем положении. У всех славян распространено
представление, что встреча двух невест, беременных, кормящих матерей, детей на
крещении в церкви грозит для них неприятными последствиями. У южных славян
большей опасности подвергается второй человек 2: вторая невеста,
увидевшая
--------------------------
1 При лечении одномесячников им дают плоды от пофторки (яблони, давшей плод
второй раз в году), или яйцо с 2 желтками [Лов. кр., 271].
2 У других славян двое встретившихся находятся в одинаковой ситуации. Так, если
в церкви на крещении окажутся рядом двое детей— это дурная примета для обоих.
Если крестная мать не желает зла другому ребенку, она должна была произнести
словесную формулу-оберег: «Што думаюць маткi, то маткам,
што дзеткi, то дзеткам». Известна и фраза, которая,
наоборот, способствует тому, чтобы другого ребенка постигли несчастья и болезни:
«Тваё казляне, мае ваучане, мае ваучане тваё казляне з'есць» [Радзiны,
119]. Вариантом служат такие ситуации, когда второй при встрече и коммуникации
находится в лучшем положении. Так, при встрече двух кормящих матерей у колодца
не следует давать пить воду из своего ведра — молоко перейдет к пьющей воду [там
же, 93].
211
в церкви еще одну свадьбу после того, как ее увидела первая невеста, оказывается
уязвимой [Пир. кр., 403; Лов. кр., 388; Стакевци 2001] 3.
Рассказывают, что после встречи двух кормящих матерей ребенок второй женщины
ослаб и разболелся — его силы отобрала для своего младенца та, что увидела
другую первой [РКС 97]. Кормящие матери при встрече должны обменяться предметами
(булавками, иголками) или нитками из одежды, чтобы ни у одной из них не пропало
молоко [РКС Байлово, Новоселско].
Появление второго нежелательно и в других
регламентированных ситуациях. Так, рождение второго ребенка со слишком кратким
интервалом после первого считается плохим предзнаменованием для последнего,
которого именуют пуднесену и, чтобы избавить от болезней и несчастливой судьбы,
купают в святой воде [РКС 283].
Признак второй получает значимость
благодаря тому, что есть первый. Безусловно, первый как характеристика обладает
значительно большей сакральной и семантической нагрузкой, чем второй. Первое —
начало, основа всего, образец, как, например, все первое в жизни человека —
первое кормление, купание, пеленание, первые шаги, слова; первая работа и т. д.
Ср. также выражения наподобие «Первое слово дороже второго» и др.
Второй служит элементом для выстраивания
иерархии, причем в некоторых ситуациях абсолютно немаркированным. Если первый
ребенок в семье (рус. первенец, серб, првенац, болг. първенче, първак и имена
собственные — болг. Първан, серб. Прван) принимает активное участие в обрядовой
жизни социума и выполняет особые функции (как и последний ребенок, также
получающий специфические наименования — болг. изтърсак, истрисина [Стакевци
2001] имн. др.), то никаких-особых обрядовых действий со вторым ребенком не
наблюдается. Подобно этому только в первый раз родившая женщина обозначается
специальным термином — първескиня, първостинка [ИСД, 143, с. Гега, Петричская
общ., зап. Е. С. Узеневой], прворотка 4 [Митровиђ
1984] и др., тогда как при последующих родах
--------------------------
3 Я благодарю болгарских коллег за предоставленную мне возможность работать в
архивах институтов и университетов, а также принимать участие в экспедициях
общества ДИОС под председательством Т. Спиридонова.
4 Подобная терминология относится и к домашним животным, ср. на примере сербской
лексики: корова, отелившаяся первым теленком (првотелкиюа), овца (првенка),
свинья (првопрасица) и пр. Соответственно именуется и первый приплод — первая
телка (првка), первый теленок, ягненок (првко) и др. [Златановиђ
1998; Митровиђ 1984].
212
особой лексики не используется. Спорадически (хотя и редко) встречаются и
термины для вторых родов, второго приплода (вторинка — «женщина, родившая
второго ребенка» [РКС 203]), а также для третьих и последующих рождений. Здесь
второй выполняет свои функции счета, перечисления.
Второй, таким образом, может
ограничиваться узко порядково-числительным значением «тот, что следует за первым
в ряду предметов или явлений»: Первый и Второй Спас; пьрва, втора кадилка; второ
Възкресение (вторая служба на Пасху), вториче (обрядовое посещение тестя зятем
во вторую пятницу после свадьбы [БЕР 1, 197]), второто гостуване (посещение
молодой женой своих родителей после ритуала повратки), вториче (второе обрядовое
посещение тестя [МБТР, 367]), втори годеж (вторая помолвка) и др.5.
Однако и в счетном значении
второй получает дополнительную семантику и становится синонимом «нового».
Согласно единичным свидетельствам, орисницы приходят к человеку дважды. После
рождения (на третий или седьмой день) они предсказывают жизнь до вступления в
брак, а во второй раз — в субботу перед свадьбой — определяют новый сценарий
жизни, уже замужней. И в эту ночь, как и после рождения ребенка, запрещается
спать, так как можно услышать пророчества демонов судьбы [Лов. кр., 383].
Второй как равнозначный первому
встречается в некоторых фразеологизмах, ср. рус. «Она мне вторая мать». У болгар
это значение вписывается в обрядовый контекст: знахарка, лечившая ребенка от
эпилепсии, становится ему «второй матерью» [РКС 103].
Представления о втором
пришествии Иисуса Христа составляют отдельный пласт текстов и верований. Здесь
второе означает «последнее», «судьбоносное», «решающее», и это определяет пафос
поверий и текстов (см. многочисленные народные рассказы и легенды, записанные в
Болгарии Ф. Бадалановой [Бадаланова ФБ]) 6.
--------------------------
5 В некоторых местах совершается характерное для южных славян второе погребение
(разкоп, разкопаване) (подробнее см.: [Пир. кр., 417] и др.).
6 К примеру, сектанты Заонежья хоронят умерших вне кладбища, объясняя это тем,
что, когда наступит Второе пришествие, ангелы пойдут по кладбищам, чтобы поднять
покойников для Страшного суда. Этого можно избежать, похоронив умершего в
потаенном месте [Логинов 1993,169].
213
В переносном смысле
второй означает «подчиненный первому, хуже первого, уступающий ему по различным
параметрам, в том числе по важности», ср. фразеологию: болг. втора цигулка, рус.
второй барин (вторая скрипка, брат жениха на свадьбе, помощник) и др. Важная
тема, отчетливо прослеживающаяся у южных славян вообще и у болгар в частности, —
смена веры, принятие второй (иной) конфессии. Ср. этом плане примету: если
ребенок при крещении помочится в купель — он поменяет веру [Цепенков 1972,225].
В обрядности в некоторых
случаях второй в противовес первому может характеризовать более развернутый
ритуальный комплекс. Так, в родинах първа пита (первый хлеб) — это небольшое
угощение только для домашних сразу же после рождения ребенка, а втора пита — это
уже торжество, на которое приглашают много гостей и устраивают большое застолье.
Первый выступает здесь как подготовка, репетиция второго, знак, констатация
произошедшего события, тогда как второй— это уже праздник.
В иерархической организации мира второй получает негативную оценку, если
подразумевается исчезновение, уничтожение первого. Это распространяется на
узловые моменты жизненного цикла, на обряды перехода, на пограничные периоды в
жизни человека. Здесь существенным является тот факт, что болг. повтарям имеет
прозрачную внутреннюю форму и обозначает именно 'делать что-либо во второй раз'.
Поэтому повтарям в языке традиционной обрядности обрастает целым рядом
магических ритуальных практик, имеющих целью предотвратить второй, повторный
брак. Так, боязнью расторжения помолвки и как следствие — второго сватовства
продиктован народный запрет молодым парням и девушкам есть возвращенную домой с
поля пищу — иначе расстроится (повторится) помолвка [РКС 98]. В ритуалах
свадебного комплекса рекомендуется отсекать деревце с первого удара, чтобы у
жениха и невесты не было второго брака [Родопи 1994, 211]. Чтобы в новом доме не
было повторных браков, при первом вхождении в него стараются разжечь огонь в
очаге первой веточкой и т. д.
Мотив смерти одного из супругов и нежелательности второго брака особенно развит
в болгарской обрядности. Терминология венчавшихся дважды маркирует их положение:
повторил — «вторая жена», повторец — пофторко (как прозвище) «мужчина, женатый
во второй
214
раз» [СбНУ 1936/42, 273] 7, повторка — «женщина, вышедшая замуж во второй раз»
[БЕР 1,197]). Дома, где люди состоят не в первом браке, при исполнении многих
ритуалов обходят стороной: например, после очистительной молитвы матери [СбНУ
1936/42,58] или в случаях, когда собирают магические предметы для лечения или
для каких-либо других целей. Наоборот, люди, не пережившие «повторов», обладают
положительными магическими свойствами, их роль очень важна в обрядовой жизни
социума. Свадебное деревце может украшать только женщина в первом браке, то же
относится к причесыванию молодой и многим другим обрядовым действиям [Пир. кр.,
398,401].
На «том свете» второй брак «не учитывается», он не имеет продолжения: считается,
что там «вторые» не будут вместе («На оня свят вторите няма как да се съберат»).
Второй муж идет к первой жене, а его вторая жена — к своим родителям. Считается,
что повторный брак вообще нехорошее дело (нефелна работа), а люди, женившиеся во
второй раз, — неудачники и неудачницы (ср. пословицу Повторките не са берекетлии
{спорны) — «Женщины, состоящие во втором браке, удачи и плодородия не приносят»
[БНТ, 358]). После смерти тех, кто женился дважды, не одевают в венчальные
одежды, особенно женщину, которая вышла замуж за вдовца. Верят, что, если ее
похоронить в той одежде, в которой она венчалась, она будет одна, как кукушка, —
ни с родителями, ни с мужем. Этим обусловлен тот факт, что за вдовца обычно
выходит замуж вдовица, чтобы и у нее была пара на «том свете» [Лов. кр., 229].
Второй брак обычно заключался не только без особых торжеств, но и в определенные
периоды календаря [Пир. кр., 81]. Кроме соблюдения ограничений, требовалось
исполнение некоторых ритуальных актов. Накануне венчания вдовец обязательно
ходил на могилу жены, просил у нее прощения, спрашивал разрешения на брак и
совершал обряд поминовения— поливал могилу вином (водой) [Лов. кр., 411].
Признак второй в народной традиции болгар предполагает трагическое развитие
событий и связывается со смертью не только мужа (жены), но и родителей, т. е. с
сиротством. Ряд примет, по народным поверьям, свидетельствует о том, что
младенец в будущем останется сиротой и/или жить с мачехой {втора майка) или
отчимом {втори
баща). Особенности строения тела
----------------------------------
7
Пофторко — это и кличка человека, который ест два раза подряд, имеющая резко
негативную окраску. Ср. примету: кто берет добавку (- вторую порцию), тот будет
женат дважды [РКС 34]. Ср. также поверье: если у ребенка в руках два куска
хлеба, он останется сиротой [там же].
215
и, в частности, черепа — наличие двух макушек
(отход от нормы, наличие второго) — культурно маркировано. Болгары
интерпретируют этот знак по-разному, но доминирует негативная оценка. В одних
областях считают, что ребенок останется сиротой [РКС Пожарево, Софийско], в
других— женится дважды {две булки или две майки ще има — «у него будут две жены
или две матери») [РКС 219; Родопи, 129] 8. Кроме мотива смерти, нежелательного
удвоения, повторения событий (после смерти одного из родителей повторный брак
или во взрослой жизни смерть жены и второй брак), две макушки указывают на то,
что ребенок нервный и злой [РКС Малашевки, Софийско] или злой и к тому же
несчастный [РКС Столник, Новоселско].
Повторение, вторая попытка может быть нейтральной, «нулевой» (если сохраняется
традиционная троичность, триада) или же роковой, по результату полярно
противоположной первой. Речь идет о многочисленных сказках, в которых сначала
падчерицу, а потом дочь мачеха отправляет в лес или на мельницу. Повторение
невозможно, оно влечет за собой трагическую развязку — смерть героя (героини).
В народной традиции выработано много магических приемов, направленных на то,
чтобы не было нежелательных повторов. Так, возвращаться со свадьбы стараются
другим путем, чтобы молодожены не повторяли (болг.), т. е. чтобы у них не было
второго брака [Пл. кр., 228]. Это правило распространяется на
народно-медицинскую практику: после лечения знахарка велит больному идти назад
другой дорогой, чтобы «обмануть» болезнь. Стараются избежать повторов и в
животноводческой магии: чабаны не переодеваются в чистое (т. е. не надевают
чистую одежду во второй раз) до дня св. Петки (10.Х), стремясь к тому, чтобы
оплодотворение овец прошло с первого раза.
Еще один сюжет народной культуры — представления об опасности повторного
кормления ребенка грудью, после того как его уже отлучили от груди, — имеет
повсеместное распространение на территории Болгарии и оформляется как связный
многоплановый текст. Он фиксируется у многих славян и других народов Балкан 9 и
шире — Европы, однако у болгар
-------------------------
8 Встречается, однако, и позитивная интерпретация такого строения черепа у
ребенка — он будет особенно счастливым, удачливым [Тетово, 73; Стоянов 1970,152;
РКС 91,105, 296 и др.]; очень умным, одаренным [РКС 79]. Второй, таким образом,
означая удвоение, может иметь и положительную символику.
9 Ср. материалы из северной Греции (с. Эратира, округ Козани) в записи Т. и В.
Банковских: дважды отлученный от груди ребенок именуется
'покормленный грудью во второй раз'). Считается, что такой ребенок может
сглазить [ИСД, 172]По сообщению К.
А. Пономарченко, в южной Греции (на островах Родос и Карпатос) подобных
верований не зафиксировано [там же, 192].
216
запреты и представления, связанные с кормлением грудью,
сохранились до наших дней, о чем свидетельствуют экспедиционные записи последних
лет. Строгий запрет до сих пор соблюдается в болгарских селах: по словам
информатора, повторно давать ребенку грудь (поврачане на сису) — это «великое
зло», «грех» [Стакевци 2001]. В с. Равна бытует выражение То не става да се
по-втаря («Повторять не годится»), там же записана быличка о том, что один
человек сглазил маленькую девочку и она «онемела» на всю жизнь. Впоследствии
родственники девочки вспомнили, что сглазивший был «повторенным» (той е просукал,
повторил да сучи «ему вновь дали грудь после отлучения») [Равна 1997]. Запрет
давать ребенку повторно грудь строго соблюдается и в других регионах Болгарии,
где это действие называется прехраня, пуфторя [Соболев 2001,272].
В терминах такого «повторенного» ребенка акцентируется представление о втором, о
повторе: повторено дете, повтаран, повтарана [Геров 4, 66], повторан [БЕР 1,
197], повторах, повтораче [Пл. кр., 218], повторче [Тетово, 84]; повтарак [ИСД,
143, с. Гега, Петричская общ., зап. Е. С. Узеневой]; заповторено [БНМ, 315],
повтарано на сисата[Стакевия2001;пръбизян [РКС 131]. Другой ряд синонимов (западноболгарских
и сербских) обозначает 'возврат' к пройденному этапу: болг.
повратениче [БЕР 5,
41], серб, повраттьак [Тре6jешанин 2000, 131], повртеник [Живковиђ 1987],
поврчан на сису [Крстиђ 1997, 123]. Повтор осмысляется как второе вхождение,
возвращение в исходный статус (в данном случае грудного ребенка), что, согласно
архаической системе взглядов, является недопустимым. Суклъо, сукла благодаря
пейоративным аффиксам, применимым именно к детям (ср. пиклъо, пикла от пикая
'мочиться'), отражают отношение к таким людям (то же констатирует и термин
пурдотин [БНМ, 315], в других контекстах имеющий значение 'плохой, проклятый'
[БЕР 5, 858]). Лексемы за-хранено, прехранено, закърмено, подзето, пирсало [БНМ,
315] фиксируют нарушение (превышение) нормы — «перекормленный», а термин
бабичево — связь с демонами (от бабици — 'духи болезней', ср. в этом плане
поверье о том, что ребенок, слишком долго вскармливаемый грудью, превращается в
змея).
217
На Балканах эти представления до сих пор являются устойчивым, легко
воспроизводимым фрагментом картины мира. У торлаков Сербии запрещается давать
ребенку грудь после того как его отняли от груди, даже если перерыв составил
всего один день [Крстиђ 1997, 123]. Человек «повторенный» получает особый статус
в социальной среде. Таких людей знают в селе, от них прячут детей и приплод
скота. Они не могут быть лазарками, сурвакарами, колядчиками и полазниками [БНМ,
315] или выступать в роли сватов [БМ, 269]. Если «повторила грудь» девочка,
когда она вырастет, ей не разрешается заплетать и расплетать косу на свадьбе,
замешивать свадебный хлеб, вить венки, выпекать хлеб для новорожденного и др. [СбНУ
1954/48, 379]. При первом засеве и в некоторых других обрядовых ситуациях
стараются избегать встреч с людьми «повторенными» — от сглаза [Родопи 1994,
211; Соболев 2001, 380].
Возврат к грудному молоку, восстановление разорванной связи с матерью может
иметь следующие последствия для ребенка: 1) он подвергает опасности окружающих
или 2) сам подвергается опасности. На территории Болгарии явно доминируют
представления о том, что от «повторенных» людей исходит опасность. В Пиринском
крае и во многих других областях Болгарии (а также Черногории, Герцеговины,
Боснии, Македонии) полагают, что у них будет дурной, «сильный» глаз [Капанци,
295] (зареклив човек ке стане [ИСД, 143, с. Гега, Петричская общ., зап. Е. С.
Узеневой]), они способны урочить людей и скотину [Пир. кр., 387], причем этот
сглаз самый сильный [Ангелова 1948, 290]. Если не прочитать над пострадавшими
заговоры, у них будет болеть голова, поднимется температура, их тошнить, они
могут умереть. Рупцы избавляются от такого следующим образом: пострадавший
должен съесть кусок хлеба, на который плюнул сглазивший (Странджа). В Македонии
считается, что «повторенный» будет опасен не только своим взглядом, но и словом
(«у него будет поганый глаз и поганый язык» [Китевски 1996, 181]). Во многих
регионах верят, что в «повторенных» вселяется нечистый [РКС 83; Равна 1997].
Согласно родопским поверьям, младенец, вернувшийся к грудному вскармливанию
после отлучения, станет неудачником, вором [Илиев 1973, 131], будет злобным,
лживым, непостоянным [РКС 99]. В некоторых селах убеждены, что его ожидает
второй брак или он останется сиротой [РКС 219]. Проклятья матери, если они
направлены на ребенка-повторниче, обязательно сбываются [РКС 283].
218
У украинцев также «запрещается повторять грудь» — ребенок будет слабопамятный,
тупоумный [Ящуржинский 1893, 77], «недобрым на глаз» («буде глазливе», «урочливе»,
«погане на очи», «на перехщ», «на стр1чу») [Украинцы, 320]. Белорусы полагают,
что дети, которым мать вторично дает грудь, будут «врэдные на глаз», «глазные»;
станут отбирать молоко (ведьма буде) [Левкиевская 2001,382,392]. Чехи и словаки
считают, что такой ребенок может стать демоном — морой [РРОО, 43].
Нарушение правил грудного
кормления равнозначно вредоносной магии, вследствие этого у ребенка развиваются
признаки «нечистого» [Требjешанин 2000, 131].
Небольшой этнографический комментарий позволяет увидеть, как в ритуалах отнятия
от груди моделируется невозможность возврата, повтора, символически очерчивается
граница 10. Ритуал спорадически получает терминологическое обозначение,
например, лачка [Разлог, СбНУ 1954/48, 379] (корень лъч-/лач- и его дериваты
обозначают 'разъединение, отчуждение' [БЕР 3, 565-566]). Ритуальность
подчеркивает переход, пограничный статус этого события: отнимают от груди в
день, воспринимаемый как завершенный (конец недели, в субботу, полнолуние), или
в праздничный, особенно торжественный день (например, в Юрьев день [Даскалова
1995, 63]; в тот же день, когда ребенок родился, и пр.). Сам факт отнятия от
груди стараются держать в тайне [Китевски 1996,181]. Не рекомендуется отнимать
ребенка от груди во вторник («чтобы избежать повтора» [Гунев 1992, 314]).
Специальные обрядовые действия призваны обезопасить ребенка от возвращения к
грудному вскармливанию: его переводят через порог, слегка ударяют (в Македонии
мать делает это грудью [Китевски 1996, 181]; в Софийском крае — палкой для
стирки белья или железными щипцами [Стоянов 1970, 153]) или шлепают (со словами
Тръш! Трыи!— «Хлоп! Хлоп!», отсюда и термин отлучения от груди отпръшкване [БНМ,
295]), производят резкие движения — толкают, подпихивают (ср. в этом плане
лексику, обозначающую отнятие от груди: болг. отбивам, букв, 'отбивать',
отлъчвам 'то же, чаще о животных', отучвам; рус. отнять от груди; отдоить
младенца), захлопывают дверь [РКС 87]. В этот день его кормят специально
приготовленной или просто взрослой пищей: яйцом, выпеченными на грудном молоке
лепешками и калачами [Требjешанин 2000,
---------------------------
10
Есть и другие семантические составляющие этого ритуала — например, пожелания,
чтобы у ребенка жизнь была «полной» (для этого отлучают от груди при полнолунии
[РКС 115]); чтобы он никогда не испытывал голода (поэтому отнимают от груди не
во время поста [БНМ, 295]) и пр.
219
141-142]. Ребенку дают также предметы взрослой, самостоятельной жизни — вешают ему на плечо
сумку и др. Ритуальные действия сопровождаются словесными формулами, в которых
констатируется факт отлучения от материнской груди и переход в иной статус и
невозможность возврата (Досега си бозало, отсега ще ядеги — «До этого момента ты
сосал грудь, теперь будешь есть»), применяются и различные императивные
глагольные формы (Върви на своя хляб — «Иди к своему хлебу»), поздравительные
благопожелания (Нека ти е наздраве лачка — «Поздравляю тебя с отлучением от
груди»), формулы невозможного (Когато си видиш дупето, тогава да потърсиш нянка
— «Когда увидишь свою задницу, тогда снова захочешь грудь»), устрашающие
междометия.
У всех славян существуют особые формы запугивания ребенка, чтобы он не просил
грудь. Матери помещают себе за пазуху щетку, кроличий хвост, колючие, сильно
пахнущие предметы, окрашивают грудь в черный цвет (сажей, дегтем, краской),
натирают грудь острым перцем, издают устрашающие звуки, пугают ребенка «букой»,
«медведем» и «собакой» [Раденковиђ 2001,148; Равна 1997; Соболев 2001, 345 и
др.].
Повторение, возврат после перерыва, возобновление, второй «заход» возбраняется и
во многих других ситуациях, связанных с ритуально регламентированным поведением.
Если женщина, соблюдающая траур, забудет повязать черную косынку, ей уже не
разрешается носить траурную одежду [Стакевци 2001] 11.
Еще одной особенностью преимущественно болгарской и южнославянской культуры в
контексте общеславянской является негативная оценка вторника как второго дня
недели [Толстая 1996]. Отчасти это известно и другим балканским славянам, но все
же такой последовательно отрицательной характеристики, как у болгар, не
отмечается ни в одной традиции. Л. Раденкович связывает восприятие вторника с
другим (вторым), с возвращением назад, с повтором и соответственно с хтоническим
миром, с миром мертвых [Раденковиђ 1996].
Вторник, по болгарским (частично сербским и македонским) поверьям, — самый
несчастливый день в неделе, это день путаницы и беспорядка (сбъркатия). Все
начатые дела окажутся неудачными, все придется повторять. В Дупнишко и мужчины,
и женщины отмечали
---------------------------
11
Ср. в этом плане ценную информацию о сербских торлаках, за которую я благодарю
коллегу Деяна Крстича: если в доме на Рождество однажды не зажгли обрядовое
полено бадняк, возвращаться к этой традиции уже нельзя.
220
12 вторников — первый вторник каждого месяца, стараясь не заниматься какой-либо
важной работой [СбНУ 1936/42,134]. Начатая работа не будет спориться, ее нужно
будет переделывать [РКС Новоселци, Софийско]. Этот день предназначен для
гаданий и колдовства, день «нечистый» — кто заболеет, может умереть. Вторник
воспринимается как день тяжелый 12, влекущий за собой повторы, связанный со
смертью (ср. вторник-уморник [Лов. кр. 1999, 166]). Следующие правила
ритуального поведения служат иллюстрациями этих трех позиций. Если день св.
Георгия приходится на вторник, закваску, которая хранится в каждом доме и
используется для повседневной выпечки хлебов, изготавливают заново («день
тяжелый»). Если день омовения роженицы приходится на вторник («день мертвых» по
центрально- и восточноболгарским поверьям), его переносят на среду. Во вторник
(день повторов) не идут сватать, чтобы избежать повторного брака [РКС 99; Пир.
кр., 392].
Вторник — день, когда действует множество запретов на домашнюю работу. Нельзя
стричь овец, стирать шерсть, шить и раскраивать одежду живым людям и особенно
детям пеленки. Нередко со вторника запрещается начинать любую работу, особенно
крупную — постройку дома, колодца и пр.; обувщики также не делают заготовок для
новой обуви. Если женщина начинает ткать во вторник, ей, согласно предписаниям,
нужно сесть на голый зад [Лов. кр., 177].
Запреты объясняют не только потенциальными неудачами в работе, но и угрозой
утраты супруга: нельзя даже мыться (если мужчина во вторник побреется, а женщина
расчешет волосы, — они овдовеют [СбНУ 1892/7, 139, Прилеп]). Вторник в народных
представлениях связан со смертью и выполнением ритуалов поминальной обрядности.
Полагают, что именно во вторник ткут мертвые [там же, 174, 228]. В этот день
стирается одежда умерших (по прошествии 20 дней после смерти), стирают и
скатерти, полотенца после поминок. Вторник — день, когда пожилые женщины
изготавливают себе и мужьям одежду для погребения [Лов. кр., 230].
----------------------------
12 На примере информации из села Стакевци видна контаминация дней праздничных и
опасных. Так, по сообщению Цветы Марковой (1920 г. р.), ее мать никогда не
разрешала детям мыть голову во вторник, объясняя, что это день праздничный, и
если его не почитать, то будет болеть голова [Стакевци 2001].
221
Рождение во вторник повсеместно рассматривается как несчастливое [Стоянов 1970,
150], оно предвещает раннюю смерть, тяжелую жизнь, сиротство [Гунев 1992, 309;
РКС, Новоселци, Софийско]. Верят, что рожденные во вторник будут всю жизнь болеть [Пир. кр.: 382], они не
живут долго [Лов. кр.: 412]. О несчастливом человеке говорят Родил се е на
черен/църн/арждаф вторник [Стакевци 2001]. В Груже (Шумадия) полагают, что
неудачлив будет тот ребенок, что родился в девятый по счету вторник после
Рождества [СЕЗб 1948/58, 256]. Термином (в)торничъв човек обозначается у болгар
диаспоры человек, появившийся на свет во вторник, он будет непостоянным, как и
его счастье [СбНУ 1914/29, 109, Бессарабия]. В Сврлиге рожденные во вторник
подобны рожденным в субботу — они наделяются сверхъестественными способностями,
видят различных демонов, им не могут напакостить вештици [Васиђ 1995, 99]13.
Подобные представления описывает Е. Крыстева-Благоева, отмечая, что таким детям
дают имена «сильных» святых, чтобы обеспечить им сильное покровительство свыше [Кръстева-Благоева
1999, 76-77].
В Ловечском крае считают, что во вторник умирают грешники. Если же кто-либо
умрет во вторник, ожидают «повтора»: за одним покойником последуют еще двое
[Лов. кр., 412].
У восточных и западных славян вторник не имеет негативной оценки. Это «легкий»,
«мужской» день, он вовсе не связан с представлениями о смерти или о несчастьях.
Русские полагают, что вторник, как четверг и воскресенье, — удачный день для
женитьбы и начала семейной жизни [Логинов 1993, 22]. У белорусов тот, кто
родится во вторник, счастлив [Никифоровский 1897, 81], он будет трудолюбивым,
старательным и долго проживет [Радзiны, 78-79]. У русских хотя и существует
выражение вторник-повторник [СРНГ 27, 266], все же «неудачными» днями считаются
другие, ср. Понедельник-бездельник [там же].
* * *
Итак, второе как признак, свойство, характеристика играет весьма важную роль,
несмотря на то что первое или, скажем, последнее более нагружено семантически.
Интересно, что любой повтор, по народным представлениям, нежелателен, а
возвращение опасно. Отсюда развивается синонимия представлений, ср. родопскую
аналогию — способностью к сглазу обладают либо дети, начавшие сосать грудь
повторно после того, как их отлучили
----------------------------
13 Смежность южнославянских представлений о вторнике и субботе описана в
монографии Л. Раденковича [Раденковиђ 1996, 171-174]; о судьбе и особой
отмеченности детей, родившихся во вторник и в субботу, см.: [Седакова 2001].
222
от груди, либо женщины, вступившие во второй брак [Родопи
1994, 23]. Второе в болгарской культуре имеет устойчивые, постоянно
воспроизводимые координаты, связанные с ущербностью, обездоленностью, болезнью,
аномалиями, загробным миром и демоническими свойствами. Оно служит
метафорическим обозначением смерти и того, что за ней последует. Второе
ассоциируется с сиротством и вдовством. Эти представления концентрируются вокруг
переходных обрядов и периодов, когда человек находится в особом с точки зрения
народного мировоззрения состоянии (беременность, кормление грудью). Негативная
семантика второго усиливается в символическом языке обрядности (вторник,
повторный брак, «повторенный» ребенок и др.), и все второе в жизни человека
становится синонимом несчастливого и трагического.
Принятые сокращения
Ангелова 1948 — Ангелова Р. Село Радуил. Народопис и говор // Известия на
семинара по славянска филология при Университета в София. София, 1948. Т. 8-9.
Бадаланова ФБ — Бадаланова Ф. Фолклорна Библия (рукопись).
БЕР — Български етимологичен речник. София, 1971-1996. Т. 1-5.
БМ— Българска митология. Енциклопедичен речник/ Съст. А. Стойнев. София, 1994.
БНМ — Българска народна медицина. Енциклопедия. София, 1999.
БИТ — Българско народно творчество. София, 1963. Т. 12.
Васиђ 1995 — Васиђ
Л. Т. Обичаjи о рођењу детета у Сврљигу // Етно-културолошки зборник. Сврљиг, 1995. Књ. 1.
Геров — Герое Н. Речник набългарския език. София, 1975-1978. Т. 1-6.
Гунев 1992—Гунев К. Добромирка: история, етнография, фолклор. Севлиево, 1992.
Даскалова 1995 — Даскалоеа Н. От сватба до сватба. Стара Загора, 1995.
Живковиђ 1987 — Живкоеиђ, Н. Речник Пиротског говора. Пирот, 1987.
Журавлев 1998 — Журавлев А. Ф. К реконструкции древнеславянского миро-видения (о
категориях «доли» и «меры» в их языковом и культурном выражении)// Проблемы
славянского языкознания. Три доклада к XII Международному съезду славистов. М.,
1998.
Златановиђ 1998 — Златановиђ
М. Речник говора Jужне Cp6иje. Вранье, 1998.
ИДР — Идеографски диалектен речник. (Архив хранится в Софийском университете им.
св. Климента Охридского, Болгария.)
223
Илиев 1973 — Илиев Ч. Село Забърдо. История, бит, народно творчество. София,
1973.
ИСД — Исследования по славянской диалектологии. 7. Славянская диалектная лексика
и лингвогеография. М., 2001.
Капанци — Капанци. Бит и култура на старото българско население в Северо-източна
България. [Етнографски и езикови проучвания]. София, 1985.
Китевски 1996 — Китевски М. Обичаjи и
верувања поврзани со рагањето и првите
денови од животот на детето // Китевски М. Истражувања на македонскиот фолклор.
Cлonje, 1996.
Крстиђ 1997 — Крстиђ
Д. Обичаjи и верувања око рођења у селу Ошљане// Развитак.
3ajeчap, 1997. Год. 37. Бр. 198-199.
Кръстева-Благоева 1999 — Кръстева-Благоева Е. Личното име в българската
традиция. София, 1999.
Левкиевская 2001 — Левкиевская Е. Е. Материалы к словарю полесской
этнокультурной лексики. Демонология// Восточнославянский этнолингвистический
сборник. М., 2001.
Лов. кр. — Ловешки край. Материална и духовна култура. София, 1998.
Логинов 1993 — Логинов К. К. Семейные обряды и верования русских Заоне-жья.
Петрозаводск, 1993.
МБТР — Български тълковен речник с оглед към народните говори / Стъкми Ст.
Младенов. София, 1951. Т. 1.
Митровиђ 1984 —
Митровиђ Б. Речник Лесковачког говора. Лесковац, 1984.
Никифоровский 1897 — Никифоровский Н. Я. Простонародные приметы и поверья в
Витебской Белоруссии. Витебск, 1897.
Пир. кр. — Пирински край. Етнографски, фолклорни и езикови проучвания. София,
1980.
Равна 1997 — Материалы, собранные автором в болгарском селе Равна, Про-вадия,
Варненская обл. по программе Малого диалектного атласа балканских языков.
Раденковиђ 1996 — Раденковиђ
Љ.
Народна 6ajaњa код Jужних Словена. Београд,
1996.
Раденковиђ 2001 — Раденковиђ
Љ. Страшила за децу — неке словенске пара-леле //
Жизненият цикъл. Доклади от българо-сръбската научна конференция. София, 2001.
Радзiны — Радзiны. Минск, 1998.
РКС — Ръкописния фонд на Катедрата по славянско езикознание и етнография.
Хранится в Библиотеке Софийского Университета им. Св. Кл. Охридского.
Родопи — Родопи. Традиционна народна духовна култура и социалнонорма-тивна
култура. София, 1984.
224
РРОО —Рождение ребенка в обычаях и обрядах. Страны зарубежной Европы. М., 1997.
СбНУ — Сборник за народни умотворения. София.
Седакова 2001 — Седакова И. А. «Субботние» люди на Балканах // Homo Bal-canicus.
Поведенческие сценарии и культурные роли. Балканские чтения 6. М., 2001.
СЕЗб — Српски етнографски зборник. Београд, 1948. Т. 58(26).
Соболев 2001 — Соболев А. Н. Болгарский широколыкский говор. Синтаксис. Лексика
духовной культуры. Тексты. Марбург, 2001.
СРНГ — Словарь русских народных говоров. Л., 1970. Т. 5; СПб., 1992. Т 27.
Стакевци 2001 — Материалы, собранные автором в рамках экспедиции болгарского
общества ДИОС в с. Стакевци, община Белоградчик, Видинская обл.
Стоянов 1970 — Стоянов Ст. Макоцево. История, бит и фолклор. София, 1970.
Странджа — Странджа. Етнографски, фолклорни и езикови проучвания на България.
София, 1996.
Тетово — Тетово. Теренни материали и проучвания. Русе, 1995.
Толстая 1996 — Толстая С. М. Вторник // Славянские древности.
Этнолингвистический словарь. М., 1996.
Толстая 1999 — Толстая С. М. Два // Славянские древности. Этнолингвистический
словарь. М., 1999.
Толстой 1995 — Толстой Н. И. Магические обряды и верования, связанные с
южнославянскими «одномесячниками» и «однодневками» // Малые формы фольклора. Сб.
статей памяти Г. Л. Пермякова. М., 1995.
Топоров 1982 — Топоров В. Н. Числа // Мифы народов мира. М., 1982. Т. 2.
Требjешанин 2000 —
Требjешанин Ж. Представи о детету у
српскоj култури.
Београд, 2000.
Украинцы — Украинцы. М., 2000.
Цепенков 1972 — Цепенков М. Македонски народни умотворби. Скопje, 1972.
Ящуржинский 1893 — Ящржинский Хр. Поверья и обрядность родин и хре-стин //
Киевская старина. Киев, 1893. Т. 42.
|
|
