Ясновидение

Гюстав Гийом

Специфика ясновидения как предсознания

Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. - М.: Прогресс, 1992, с.146-147

        Можно предположить, что в ходе собственного возможного построения мышление, не знающее своего места в самом процессе, является мышлением турбулентным, находящимся во власти исходной беспорядочности потока мысли — ментальной турбулентности, от которой сама сущность (proprium) человеческого мышления должна непременно отказаться.

         С возникновением человеческого языка беспорядочное течение мысли сменяется таким течением, при котором турбулентность более не является неизбежной; неизбежным становится некоторое отступление первоначальной ментальной турбулентности, к которой человеку больше нет возможности вернуться.

        Именно этот запрет и создает человека, лишая его мышление тех возможностей, которые несет с собой первоначальная беспорядочность мысли, возможностей — и очень больших,— остающихся привилегией животного. Сколько вещей животное знает иначе, чем их знает и может знать человек, не имеющий даже способа узнать, каково же о них знание у животного! Ясновидение животного основано на физическом совершенствовании вида, оно нетрансцендентно. На это ясновидение давит невозможность трансцендентности, перехода за конечную цель этого совершенствования, пути которого совпадают с путями эволюции жизни. Но на человека, на человеческое ясновидение давит невозможность не перейти за пределы этого совершенствования, иными словами, ясновидение как озаренное предсознание у человека основывается не на физическом совершенствовании вида, а на самом себе.
146

         Есть некоторое соревнование между минимальным ясновидением у животных, которое им дано совершенствованием вида, и неминимальным ясновидением у людей, получающих его за пределами этого совершенствования, трансцендентно, в той области, где оно (совершенствование) не имеет абсолютной власти. Обретя свое ясновидение в ходе физического совершенствования вида трансцендентно, человек пропорционально этой трансцендентности не принадлежит более мировым силам жизни, в отношении которых и наперекор которым он получил определенную, все возрастающую, хотя и неполную, автономию.

          В таком курсе, как наш, хотелось бы держаться в стороне от этих вопросов, относящихся к специфике человеческого мышления. Но так не получается. Несмотря на предпринимаемые усилия уйти от них, наука о языке возвращает нас к ним снова. Она возвращает к ним потому, что является знанием не о физическом мире, в котором человек живет как часть этого мира, а знанием о ментальном мире, который живет в нем самом,— о языке, успешное столкновение которого с миром, в котором человек живет, приводит к относительной автономии человека внутри того мира, в котором он живет.

          Не искажая значения слов, можно говорить о мире вне меня (l'univers du hors-moi), и о мире во мне (l'univers de l'en-moi), языке, и об их продолжающемся споре, о нескончаемой драме их столкновения. Можно также много говорить о физическом исходе этого спора и о его нефизическом исходе, свидетельство которых несет в себе история человеческого языка; о прогрессе одного плана, который достигается физическими результатами, и о прогрессе другого плана, который достигается не физическими, а языковыми по сути результатами. Можно долго говорить о разных конечных целях каждого из этих двух видов прогресса и о конфликте, порождаемом их столкновением. Литература, философия, наука, не замечая того, имплицитно обращаются к разным конечным целям этих двух видов прогресса.

(Лекция 8 января 1959 г.)