Выпускать птиц на волю
Д. К. Зеленин
Увековеченный А. С. Пушкиным русский
народный
обычай выпускать весною
на волю птиц
Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по
духовной культуре 1934-1954. М., "Индрик", 2004, с.
237-242.
В
своем письме из Кишинева Н. И.
Гнедичу 13 мая 1822 г. А. С. Пушкин писал: «Знаете
ли вы трогательный
обычай русского мужика в Светлое
Воскресение выпускать на волю
птичку? вот вам стихи на это». К
письму приложено было известное
стихотворение:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины;
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
[Пушкин 1906, с. 44]
Обычай, о котором говорит здесь
Пушкин, сохранялся у русских
до XX столетия; он связан был с
весенними праздниками — в одних
местах с Пасхой, в других местах — с
праздником Благовещенья
25 марта старого стиля. Шире был
распространен второй срок — Благовещенье, и например, В.
И. Даль знал только один этот срок: «Благовещенье— птиц
на волю отпущенье» [Даль 1862, с. 977]. Но близ
Петербурга (Ленинграда) обычай падал
на Пасху. А. И. Терещенко
в 1848 г. писал о нем следующее: «В
Петербурге сохранился умили-
238
тельный обычай, который, как говорят, существует также
во многих
местах России. В Страстную неделю и в
неделю Светлого Воскресения разносят птичек в клетках,
как-то: жаворонков, синиц, подорожников и продают их, с
условием на выпуск. Благотворительная и вместе
трогательная мысль — и тех, которые ловят для продажи на
выпуск, и тех, которые покупают, чтобы освободить из
неволи. Должно
думать, что обычай освобождения
птичек введен нашими тюремными затворницами, когда они,
услаждая свое заключение пением
звонко-голосистых пленниц в течение
зимы, выпускали их на волю
в светлый праздник, когда выпускали
из тюрьмы виновных и должников. — Я знаю много примеров,
что русские девушки собирают
складчину на тот самый предмет, чтобы
откупить несколько клеток
и выпустить птичек на волю. Какая
должна быть радость для освободительниц!» [Терещенко
1848, ч. 6, с. 97-98].
Наиболее полное описание
интересующего нас русского обычая
дал А. А. Коринфский: «С незапамятных
пор ведется на Руси добрый
обычай — выпускать о Благовещеньи
птиц из клеток на вольную волю.
Он соблюдается повсеместно: и но
селам, и в городах. Этим празднуется приход весеннего
тепла <...> В городах к этому дню нарочно ловят
бедные люди птичек и приносят на
рынок целыми сотнями, выпуская
их за деньги, охотно даваемые купцами
и всяким прохожим людом,
вспоминающим, при виде чирикающих
пернатых пленниц, о завещанном стариною обычае. Впрочем,
птицеловы и сами напоминают всем
об этом своими возгласами вроде: „Дайте
выкуп за птичек — пташки
Богу помолятся!" У деревенской
детворы есть целый ряд особых песенок-веснянок,
приуроченных к благовещенскому выпусканию птичек на волю.
Вот одна из них, записанная в Симбирском Поволжье:
Синички-сестрички,
Тетки-чечотки,
Краснозобые снегирюшки,
Щеглята-молодцы,
Воры-ворбьи.
Вы по воле полетайте,
Вы на вольной поживите,
К нам весну скорей ведите!
За нас Божью Мать молите!
Синички-сестрички... и т. д.»
[Коринфский 1901, с. 195-196].
239
Об украинцах в районе Купянска П. В.
Иванов в 1907 г. писал:
в Благовещенье «выпускают из клеток
певчих пташек: чижей, снегирей, щеглов, синиц, на волю,
чтобы они благословляли Бога и просили
у него счастья тому, кто выпустил их
из неволи» [Иванов 1907, с. 84].
Рассматриваемый обычай известен всем
восточнославянским народам, т. е. не только русским, но
также украинцам и белорусам,
но чаще встречается в городах, а не в
деревнях. Наиболее распространенное старое народное
объяснение гласит, что выпущенные
на волю птицы ходатайствуют перед
Богом за того человека, кто их
выпустил, и это объяснение
согласуется с другим русским обычаем,
который отметил также и Т. Г.
Шевченко у уральских казаков: поминки самоубийц состояли
в том, что кормили зернами вольных
птиц [Шевченко 1861, с. 14; Зеденин
1916, с. 3-4,286].
Для выяснения более древнего смысла
обычая необходимо привлечение сравнительного материала.
Все древние обычаи известны
не одному только народу, а многим, во
всяком случае нескольким
народам мира. У одних народов они
сохранились лучше, у других
хуже, у одних сохранились древнейшие
объяснения обычая, у других — более новые.
Интересующий нас русский обычай
известен также анатолийским туркам. Русский ученый В. А.
Гордлевский в 1906 г. записал
в Стамбуле от уроженца Сиваского
вилайета следующее: «Когда выпадет первый снег, крылья у
куропаток подмокнут, и они с трудом
находят себе пищу. Зная это, (турецкие.
— Д. 3.) крестьяне охотятся
тогда за ними и, схватив их живьем,
продают обыкновенно в городе.
Сердобольные люди, надеясь заслужить
у Бога прощение своим грехам, покупают их и держат дома
до весны. Когда наступает время
выводить птенцов, т. е. в середине
марта, горожане со своими куропатками выходят
куда-нибудь за город. Взяв куропатку в руку,
каждый выпускает ее, приговаривая:
Азатбузат,
дженнети гöзет!
(Вот ты свободна, так сторожи рай).
А вслед куропаткам кричат еще: не
поминай нас лихом; когда
будет день Страшного Суда, расскажи о
нашем добром поступке
Богу!» [Гордлевский 1910, с.
177-178]. Таким образом, анатолийские
турки смотрят на выпускаемую птицу
как на вестника, на посланца
к Богу.
240
Только одни птицы летают к Нуму, т.
е. к тому доброму и высшему богу, который сотворил мир,
— так говорили ненцы (самоеды)
Ю. И. Кушелевскому [Кушелевский 1868,
с. 116] в объяснение того,
почему у ненецких жилищ были
укреплены на вершине длинного
кола деревянные фигуры летящей птицы.
По старинным верованьям
якутов, вид ворона, орла и других
птиц и животных (жеребца) прини-
мала на себя Эехсит, которую якуты
считали за «посредника между
божеством и человеком, т. е.
принимателя их просьб и относителя
к Богу, и приносителя к ним повелений
божеских» [Описание якутов
1822,с.211-212].
В древности у монгольских народов
было обыкновение выпускать на волю диких зверей, наложив
на них свои клейма. Иранский
историк Мирхонд сообщает, что так
делал Чингисхан после охоты-облавы [Банзаров 1891, с.
93, прим.]. Есть предания, что также поступали встарь и
бурят-монголы [Клеменц, Хангалов 1910, с. 150].
Наложение клейм свидетельствует, что
в выпускаемых зверях видели каких-то своеобразных
посланцев: клейменые звери мыслились,
очевидно, посредниками и ходатаями
перед опасными демонами
за освободившего их человека.
По-видимому, подобных же посланцев
видели в выпускаемых
на волю птичках также и грузины. Во
всяком случае об одной грузинской княгине, жившей в
начале XIX в. в Москве, рассказывали,
что она купила в Москве на рынке
множество зябликов и выпускала
их всех на волю с напутствием: летите
в Грузию и передайте там моим
соотечественникам привет от меня.
Здесь, конечно, понимание древнего обычая очень
модернизовано, но развилось оно на древней основе.
У удмуртов в районе города Мамадыша
существовал прежде
праздник лебедей — мерен васечком (буквально:
великое общественное богослужение). Праздник совершался
летом, в июле, и сопровождался жертвоприношением
многочисленных домашних животных,
которые подбирались парами, т. е.
самец и самка. К этому празднику
еще в начале весны удмурты покупали
пару лебедей, самца и самку,
которых жрец должен был кормить и
приучать к людям. Во время
праздника эти лебеди ходили среди
собравшихся удмуртов и клевали насыпанные для них зерна.
По поведению лебедей гадали об урожае. После праздника
на шею лебедям привязывали шелковым шнурком по одному
серебряному рублю, кланялись им и отвозили километров за
30 на реку Вятку, где выпускали на волю. В объяснение
этого обычая удмурты рассказывали
241
легенду: давным-давно, во время
обычного жертвоприношения в лесу у
села Нырьи, прилетел на двух
лебедях главный бог Солтан, обещал
верующим разные блага на
земле и скрылся [Афанасьев 1881, с.
281. Ср. Островский 1873, с. 38].
И эта легенда, и привязываемые на шеи
выпускаемых лебедей серебряные рубли заставляют
предполагать, что в выпускаемых лебедях
удмурты видели своих посланцев к тому
богу Солтану, который некогда прилетал к удмуртам на
паре лебедей. Правда, в этих серебряных рублях сами
удмурты усматривали подражание тем серебряным
бляхам, которые видели на шеях
лебедей, привезших к селу Нырье
Солтана, но это явно новое толкование.
Идея о живых посредниках между людьми
и божеством — сравнительно новая идея, которая и могла
развиться только уже с появлением у людей имущественных
отношений феодального типа. Появление и развитие этой
идеи довольно прозрачно выражено в истории
культа так называемых изыхов у многих
народов Сибири. Культ изыхов восходит к тотемизму, но
только как отдаленная реминисценция;
эту отдаленную связь культа изыхов с
тотемизмом мы пытались вос-
создать в другой своей работе [Зеленин
1936, с. 288 и сл., 333; гл. 5
«Скотоводческие онгоны и изыхи»]. Изых — это посвященное
божеству
домашнее животное; главные
отличительные его особенности — неприкосновенность и
свобода. Иранский историк XIII в. Рашид-ад-Дин
называет изыха «онгоном», т. е.
демоном, и отмечает его независимость. Выпуск животного
на волю — одно из проявлений этой неприкосновенности.
Изыха запрещалось убивать, ударять, как бы то ни
было использовать его силу, его
шерсть, рога, молоко и т. д.
Культ изыхов возник на основе
развитого скотоводства. Как общее
правило, изых неприкосновенен для
женщин, которые не имели права
прикасаться даже к поводу изыха:
очевидно, культ изыхов развился
в эпоху патриархального рода. Правда,
встречались также и специально женские изыхи, но они
возникли позднее по образцу мужских
изыхов и в параллель им. На
сравнительно очень позднем этапе развития культа изыха
возникло представление об изыхе как о посреднике между
людьми и демоном. В этом представлении отразились
новые имущественные отношения, когда
бедняки получали от богатых владельцев стад скотину во
временное пользование на определенных условиях. Изых
- это домашнее животное, которое
принадлежит демону, но человек кормит его у себя; в
таком изыхе человек
имеет ближайшего посредника в своих
отношениях к демону и на
этой почве человек становится более
близким к мощному демону.
242
Изыхов -
домашних животных не всегда выпускали на волю,
так как во многих случаях это повело
бы только к голодной смерти
животного, особенно зимой. Но когда в
роли изыхов появились дикие птицы и звери, то для них
выпуск на волю оказался обязательным и важнейшим
признаком. Известную роль тут сыграли реминисценции
тотемизма, а также фольклорные сказания о благодарных
зверях, когда герой сказки
освобождает оказавшегося в беде зверя
или птицу, и те потом ему помогают.
Эти фольклорные сказания,
безусловно, тотемистического
происхождения. У тотемистов вообще
обычны случаи, когда они выпускали на
волю пойманного чужеродцем тотема. Г. Н. Потанин
приводит такой случай из жизни казахов
[Потанин 1881, с.4]. Но возводить
непосредственно к тотемизму рассматриваемый нами русский
обычай мы никак не можем: тотемизму
совершенно чуждо представление о
посредниках между людьми и демонами, там тотем сам
представляется своеобразным демоном.
Бытовая обстановка русского обычая
также не имеет ничего общего с пережитками тотемизма.
Русский обычай совершенно не связан с древним занятием
охотой. Русские обычно выпускали в весенние праздники на
волю лесных певчих птичек, которых профессионалы ловили
и продавали в качестве певчих комнатных птиц. Целые
рынки для продажи таких певчих птичек
в старой Москве (в Охотном
ряду) и других русских городах
свидетельствуют, что обычай держать в жилье, в клетках,
лесных певчих птичек был издавна широко
распространен у русских. Эта именно
бытовая обстановка и способствовала сохранению русского
обычая; у анатолийских турок бытовая обстановка столь
близкого к русскому обычаю была совсем иною.
Теплые страны, куда птицы улетают на
зиму, украинцы называли
словом «вирий». Это древнее слово
встречается уже в поучении Владимира Мономаха: «И сему
ся подивуемы, како птица небесная из ирья
идут». Из старого русского языка это
слово проникло к якутам, где переводится: рай [Ионов
1914, с. 349]. Здесь находит себе объяснение
турецкое поручение выпускаемой
куропатке: «сторожи рай».
|
|