С. Крапивенский. Антисемитизм как феномен мировой культуры

На следующей странице:

С. Лучицкая. Евреи в средневековой Европе

С. Э. Крапивенский

Антисемитизм как феномен мировой культуры

Крапивенский С.Э. Еврейское в мировой культуре. - М.: Собрание, 2007, с. 217-241

Многие проблемы еврейского прошлого и настоящего (не только непосредственно выходящие на еврейский вклад в мировую культуру, но и связанные, например, с историческими судьбами еврейских диаспор в разных странах) могут быть правильно поняты только на фоне анализа происхождения и природы антисемитизма.

В связи с этим нас будут интересовать не отдельные стадии и эпохи в истории антисемитизма и не отдельные его разновидности (антисемитизм религиозный, расово-биологический, бытовой и т.д.), а антисемитизм как таковой, как целостный феномен.

Сразу же оговоримся, что мы, как и многие другие, вполне отдаем себе отчет в изрядной условности термина «антисемитизм», поскольку он в плане семантическом явно расширительно трактует враждебное отношение к евреям, распространяя его на всех тех, кто относится к семитам. Но поскольку термин «антииудаизм» не получил права гражданства, мы будем употреблять термин, укоренившийся в политической и культурной жизни человечества.

Нередко наряду с термином «антисемитизм» в качестве его синонима пользуются понятием «юдофобия», хотя в действительности они не тождественны друг другу. Термин «юдофобия» появился на свет как термин медицинский, почерпнутый из области психиатрии. Он придуман врачом из Одессы Львом (Леоном, Иехудой) Пинскером в его памфлете «Автоэмансипация», написанном под впечатлением массовых погромов в России 1881 года. Юдофобия — это страх перед евреями, и именно такой психической патологией пытался Пинскер объяснить, то чему подвергались евреи в течение более двух тысячелетий ¹.

Но «антисемитизм» и «юдофобия» — не синонимы, несмотря на несомненную причинно-следственную, причем не сугубо логическую, а бытийную связь между ними. Страх перед евреями сплошь и рядом порождает антисемитизм, а там, где последний уже существует, педалирует его, в особенности во времена, которые в общественном сознании представляют как предапокалиптические. Такая взаимосвязь доказательно прослежена канадским исследователем А.К.Гау на материа-

2l8
лах европейского средневековья. В центре его внимания легенда о так называемых «рыжих евреях» как слугах антихриста, соратниках Гога и Магога, которые обрушатся на христианский мир в эпоху Страшного суда. Именно такие легенды и вызывают в периоды обострения эсхатологических страхов соответствующие взрывы антисемитизма ².

Антисемитизм как форма межэтнического противостояния

Как свидетельствуют культурологи и социальные психологи, неприязнь к «чужакам» (к «ним») исторически проистекает из дуальности строения древних обществ. Каждый из сопряженных родов представлял для другого «замиренную среду», в силу чего отношения между ними носили явно противоречивый характер: они, с одной стороны, едины, совместно выступают на охоте, в праздниках, в войнах; с другой стороны, они — соперники, чужаки (между ними могут быть ритуальные драки, культивируются насмешки). «Рациональный смысл таких порядков, — отмечает А.С.Ахиезер, — в постоянном воспроизводстве конструктивной напряженности... Без нее нет внутренней нацеленности любого общества — от малой группы до большого общества — на собственное воспроизводство... Очевидно, что поддержание определенного уровня враждебности к "Они", фиксированного в культуре, есть необходимый элемент этой конструктивной напряженности»³.

Обратим внимание на следующий момент. Общественные противоречия (в том числе межэтнические) создают в обществе постоянно поддерживающуюся напряженность, являющуюся стимулом дальнейшего развития социума. Но сама-то эта напряженность, как выясняется по ходу истории, может быть двоякого рода — конструктивная и деструктивная. Не бывает общественных явлений и процессов, лишенных напряженности внутренней вообще. Тем более это относится к явлениям и процессам, связанным с межэтническими отношениями.

Нетрудно понять, что каждый из двух родов напряженности «работает» в конкретных процессах со своим собственным знаком — плюсом или минусом. Если верхняя планка напряженности не нарушена, то есть напряженность остается конструктивной, мы наблюдаем — при всей цивилизованной критике этносами друг друга — прогрессирующее сплочение населения данной многонациональной страны вплоть до формирования единого народа (американского, например).

Иначе обстоит дело при нарушении верхней планки напряжен ности: тогда последняя превращается в деструктивную со всеми вытекающими отсюда последствиями, принимая самые уродливые формы вплоть до шовинизма и по сути дела первобытной ксенофобии — на-

219
вязчивого страха перед чужими, незнакомыми (от греч. «ксенос» — чужой и «фобос» — страх). При этом ксенофобия может искусственно подогреваться заинтересованными лицами и слоями общества и переходить в сферу реальных действий, актуализироваться. Такое в истории встречалось уже не раз. «Сначала, — пишет С.Кин, — мы создаем врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем приобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию»4. Несмотря на всю внутреннюю нацеленность цивилизационного процесса на последовательную интеграцию общества, на обуздание инстинкта агрессии и взаимного уничтожения, цензура культуры в этом отношении остается крайне неэффективной (катастрофа европейского еврейства служит тому доказательством) и, как следствие, шовинизм, ксенофобия и т.п. сохраняются в качестве феноменов этой культуры.

В свете сказанного выше нам будет легче понять истоки, природу и сущность антисемитизма, который по сути дела является одним из вариантов ксенофобии. Но при этом сразу же бросаются в глаза специфические черты данного варианта.

Во-первых, это глобальность антисемитизма. «...Остается вроде бы неразрешенным один вопрос, — писал В.И.Свинцов, - об известной исключительности юдофобии, ее чрезвычайной распространенности в сравнении с другими национальными фобиями. Но, он не так коварен, как может кому-то показаться. История евреев складывалась так, что по степени своей гонимости — хронологической и географической — они превзошли другие национальные общности. <...> Лишенные государственности и рассеянные по свету, они всегда были удобным объектом неприязни, всегда находились "под рукой". Деформировавшаяся — по необходимости выживания — поведенческая пластичность увеличивала потенциал их конкурентоспособности... что вызывало... не одни только положительные эмоции». С веками антисемитизм становился коллективным бессознательным ⁵.

Глобальность антисемитизма проявляет себя в многочисленных попытках конкретизации мирового зла и нахождения антитотема, якобы противостоящего всем другим тотемам (народам мира). Во всех подобных попытках зло воплощается в евреях, которые преднамеренно дезорганизуют и разрушают жизнь в планетарном масштабе ⁶. В двадцатом веке жупел мирового еврейского заговора использовался не раз господствующими кланами тоталитарных режимов, причем есть мнение, что в сталинской России в теорию заговора верили даже больше, чем в фашистской Германии ⁷. Эта традиция поддерживается сегодня мифом о всемирном могуществе и заговоре евреев, мифом, обоснование которого связано с книгами В.Зомбарта «Евреи и капитализм» (1911 г.) и «Немецкий социализм» (1934 г.). В этих книгах процесс глобализации

220
и формирования мирового рынка рассматривался как результат геополитики иудаизма и процесс иудаизации мирового пространства. В первой из упомянутых книг Зомбарт вводит метафору пустыни в качестве антитезы метафоры леса или родной земли. Зомбарт рассматривал евреев как людей «пустыни», в своем вечном странствии вторгшимися в Европу, народы которой были связаны с родной почвой, с лесом. Капитализм, по Зомбарту, продукт безграничной пустыни, а не почвы, а деньги соединяют два основных фактора еврейской сущности: пустыню и странствование ⁸. «Ландшафтная» аргументация мифа о мировом еврейском заговоре широко распространена и сегодня. При этом в качестве теоретической базы используется выделение Л.Н.Гумилевым трех основных форм этнических контактов в многонациональном государстве — симбиоза, при котором каждый этнос занимает свою экологическую нишу, свой ландшафт, полностью сохраняет своеобразие и положительно воздействует на другие этносы; ксении, когда этнос-«гость» живет изолированно, не нарушая этнической системы «хозяина», химеры, когда два этноса, принадлежащих к суперэтносам с отрицательной взаимной комплиментарностью, живут перемешавшись, пронизывая друг друга. В последнем случае-де неизбежны кровь и разрушения, гибель одного или обоих этносов. Нетрудно догадаться, что под этот вариант подводятся взаимоотношения еврейских диаспор в разных странах с этносами — «хозяевами». Разрыв с природой стран проживания, освоение антропогенного ландшафта позволило евреям законсервировать свою пассионарность, а обладание высокой энергетикой вызвало попытки перестраивать этническую систему народа-«хозяина» под себя. Таким образом, гумилевская концепция позволяет «ландшафтникам» рассматривать антисемитизм как защитную реакцию коренного этноса ⁹. Но при этом у читателя и слушателя возникает законный вопрос: почему же дополнительной энергией (пассионарностью) обладают не народы-«почвенники», неотрывные, подобно Антею, от родной земли, а этнос-«гость»?

Практически глобальная распространенность антисемитизма создает предпосылки для его появления даже в тех странах, в которых нет евреев. Так произошло в Японии после 1917 года: напуганное распространявшейся прессой информацией о зловещей роли евреев в октябрьских и последующих событиях, японское правительство снарядило в Россию специальную делегацию для выяснения ситуации на месте и выработки соответствующих рекомендаций по недопущению евреев в страну. Сегодня в Японии действуют эзотерические секты, публикующие (с использованием как традиционных средств пропаганды, так и с помощью Интернета) материалы, в которых проповедуется ненависть к евреям. «А ведь речь идет о государстве с населением в 125 миллионов человек, среди которых проживают... 2000

221
евреев! — пишет Р.Шабат. — Их влияние никогда не чувствовалось в Японии, да и сейчас оно близко к нулю»¹⁰. Похоже, что сегодня «антисемитизм без евреев» надвинулся на Сингапур и другие малые тихоокеанские страны.

И все же — нет правил без исключений. Оказывается, что такие исключения допускает и глобальность распространения антисемитизма. В качестве примера может служить Турция, принявшая в свое время около 70 процентов испанских евреев, изгнанных Фердинандом и Изабеллой. Более пяти веков живут и процветают евреи-сефарды в Турции, и это время отмечено все расширяющимся доверием между двумя народами, показывая всему земному шару, как люди разной веры, истории и обстоятельств могут относиться друг к другу, трудиться и гармонически развиваться под знаменем одной страны ¹¹. В качестве другого примера часто приводят Грузию, где недавно было всенародно отпраздновано 2600-летие еврейского присутствия в стране*.

Чем объяснить подобные исключения? Большей толерантностью некоторых народов? Но та же Турция «отличалась» в начале двадцатого века страшным геноцидом армян. Особенностями менталитета горских народов, поскольку «исключениями из правила» оказываются также Азербайджан и Дагестан? Но Турция не относится к горным странам. Большей толерантностью приверженцев одной религии по сравнению с приверженцами другой религии? Однако Турция — мусульманская, а Грузия — христианская страна. Вопросов здесь, как мы видим, много, и ответы на них крайне важны для смягчения того межэтнического противостояния, о котором мы ведем речь.

Второй специфической чертой антисемитизма как варианта ксенофобии является его «извечность», связанная не только с более чем двухтысячелетним рассеянием евреев, но и с возможностью «фундирования» самого антисемитизма накопленным историческим опытом.

На вопрос немецкого историка Маркуса Матюля: «Почему антисемитизм не исчез после Октябрьской революции, с созданием Советского Союза со всеми его интернационалистическими призывами?» — Михаил Гефтер нашел следующую и, на наш взгляд, совершенно верную формулу ответа. Он сказал: «Отвечу словами Эйнштейна и многих других людей, которые так думают: пока существуют люди, будет и антисемитизм. Это — тень, отбрасываемая древней трагедией
--------------------------
* В 1913 году на Всемирном еврейском конгрессе во Франкфурте-на-Майне в ответ на горькие слова одного из депутатов о том, что в мире нет страны, где не было бы антисемитизма, раввин Давид Баазов заявил: «Такая страна есть, это Грузия, маленькая христианская нация, среди которой мы живем 2500 лет и никогда не чувствовали к себе неприязни, не испытывали ущемления своих прав. Грузия не знает гетто, погромов, дискриминации». В грузинском языке нет слова «погром». Весь зал поднялся и устроил овацию.

222
на все существование людей. Не исключаю вечности антисемитизма. Я не такой пессимист, но не исключаю. Многое из раннего, первозданного человеческого как ТЕНЬ сопутствует людям многие столетия. Может, с этой тенью надо уметь обращаться, но ликвидировать ее, уничтожать — проблематично»¹².

(Выраженное в этом ответе мнение нашло свое отражение в известном анекдоте: «Попадаю в антимир, иду по антигороду, захожу в антидом, открываю антидверь в антикомнату и смотрю — за антистолом сидит антисемит».)

Еще одна специфическая черта антисемитизма — его укорененность в глубинах массового сознания . Разительный пример на сей счет: дважды в течение одного века мы были свидетелями жесточайшей конфронтации России и Германии, однако отсутствует укорененная враждебность, и уже следующее поколение россиян на немцев «зла не держит». Правда, по этому поводу существует и другая версия, исходящая из того, что русская культура по своей природе является женственной (феминной), а немецкая мужской (маскулинной), а потому они по большому счету симпатизируют друг другу.

Укорененности антисемитизма в массовом сознании в определенной степени способствует ностальгия (в основном неосознанная) многих христиан по язычеству — религии далекого прошлого. В таком случае, несмотря на внешнюю видимость, евреев не любят фактически не за то, что они якобы убили Христа, а за то, что они подарили языческой, самоуправной Европе тяжелую ношу христианства, требующего соблюдения довольно строгих правил и обрядов. Вот почему хотел Гитлер заменить традиционные немецкие церкви (католическую и протестантскую) языческим культом нордического Одина ¹³. Вот почему глумятся не только над еврейством, но и над православным христианством многие из российских национал-патриотов. «Многого мы лишились в 988 году, обменяв нашу неповторимую идеологию (арийскую, языческую. — С.К.), как отражение исконно русской души, на неприкрытый расизм Ветхого Завета и космополитизм Нового Завета», — читаем мы в одной из подобных публикаций, автор которой объявляет «Повесть временных лет» «кастратом русской истории», а самого Нестора — «иудофилом»¹⁴.
-----------------------------------
* «Самая опасная из нетерпимостей — это именно та, которая рождается в отсутствие какой бы то ни было доктрины как результат элементарных импульсов. Потому она не может ни критиковаться, ни сдерживаться рациональными аргументами. Теоретические посылки Mein Kampf могут быть опровергнуты залпом довольно простых аргументов, но, если идеи, которые возглашались в этом сочинении, пережили и переживут любое возражение, это потому, что они опираются на дикарскую нетерпимость, не проницаемую ни для какой критики» (Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб., 2000. С. 145).

223
Укорененность приводит к тому, что всплески влияния евреев и всплески антисемитизма в той или иной стране в ту или иную сторону, как правило, не совпадают. На данное немаловажное обстоятельство обратила наше внимание Ханна Арендт, проиллюстрировав это на примере германской и вообще западноевропейской истории. Так, антисемитизм в Германии достиг своей высшей точки, когда евреи утратили свои общественные функции и свое влияние и у них не осталось ничего, кроме их достояний. Когда Гитлер пришел к власти, немецкие банки были уже почти judenfrei (а ведь именно здесь евреи занимали ключевые позиции в течение более чем ста лет), а немецкое еврейство как целое после долгого периода устойчивого роста и в плане социального статуса, и в плане количества клонилось к упадку столь быстро, что статистики предсказывали его исчезновение через несколько десятилетий. То есть преследование и уничтожение евреев нацистами могло выглядеть как бессмысленное ускорение процесса, который должен был совершиться в любом случае. (В этой связи и надо, очевидно, понимать название, данное Арендт первой главе своей книги: «Антисемитизм как вызов здравому смыслу»).

В сходных обстоятельствах возникло и знаменитое «дело Дрейфуса»: не во времена Второй империи, когда французское еврейство было в зените своего процветания и влияния, а в условиях Третьей республики, когда евреи почти исчезли с наиболее важных позиций (хотя и не ушли с политической сцены)¹⁵.

Подобную картину обнаруживает Уолтер Лакер в истории Советского Союза. В двадцатые годы непропорционально большое число евреев занимало влиятельное положение в политике, а народный антисемитизм не был слишком интенсивным. «Наказания за антисемитизм не были особенно жестокими, и если бы народное чувство против евреев было неодолимо сильным, — рассуждает Лакер, — то так или иначе оно должно было бы проявиться. Однако это случалось редко»¹⁶. Массированные нападки на евреев, инициируемые сверху, начинаются с середины шестидесятых годов, когда партийно-государственный («кадровый») антисемитизм уже полностью вытеснил евреев из политики. (Дополняя Лакера, отметим, что он не учитывает еще одно чрезвычайно важное обстоятельство объективного характера: двадцатые-трид-цатые годы были годами небывалого возвышения социального статуса масс, а с начала шестидесятых все более ощутимой становится тенденция советского общества к застою, а в некоторых сферах — например, в моральной — даже к упадку. В этих условиях оголтелая «антисионистская» кампания должна была подготовить психологическую и идеологическую почву для «объяснения» нарастающих негативных явлений.)

224
Как интерпретировать обнаруженные и Арендт, и Лакером «ножницы» между временем всплеска еврейского влияния и временем всплеска антисемитизма в той или иной стране? Попытка такого объяснения, и в целом довольно удачная, предпринята самой Арендт. Прежде всего привлекает стремление автора уйти от упрощенного, сугубо этического решения вопроса. «Преследование лишенных сил или утративших силу групп является не очень приятным зрелищем, однако, — объясняет Арендт, — оно проистекает не только из человеческой низости. Заставляет людей подчиниться или терпеть реальную власть и в то же время заставляет ненавидеть тех, кто, обладая богатством, не обладает властью, рациональное инстинктивное понимание того, что власть выполняет определенную функцию и вообще приносит какую-то пользу. Даже эксплуатация и угнетение все же заставляют общество функционировать и устанавливать какой-то порядок. Лишь богатство без власти или ответственность, не являющаяся определенной политической линией, ощущаются — поскольку разрывают все связи между людьми — как нечто паразитическое, бесполезное, отталкивающее»¹⁷.

И как бы заключая: «Общий упадок западного и центрально-европейского еврейства составляет, однако, всего лишь атмосферу, в которой развертывались последующие события. Но об этих общих правилах надо помнить, чтобы опровергнуть те рекомендации здравого смысла, согласно которым яростная ненависть или неожиданный бунт против евреев является не чем иным, как реакцией на их значение и мощь»¹⁸.

Аналогичным образом рассуждал о «диаспоре наказанной или господствующей» Арнольд Тойнби. «...Незаменимость диаспоры отнюдь не прибавляет ей популярности и любви, — писал он. — Классическим примером этого исключительно сложного вопроса в истории Западного мира служит незаменимость и непопулярность евреев в средневековых христианских королевствах Запада. Без тех услуг, которые осуществляли евреи для христианского мира, этот средневековый христианский мир не смог бы сам по себе устоять против превосходящих его цивилизаций восточных ортодоксальных христианских стран и Исламского мира. Еврейская диаспора на Западе осознавала ценность для Запада тех услуг, которые она ему оказывала, и, следовательно, поскольку ничто человеческое не было чуждо этой еврейской диаспоре, она высоко ценила свои услуги. Христиане в отсталых странах средневекового Запада со своей стороны осознали, что местные евреи одновременно и оказывают им незаменимые услуги, и извлекают для себя выгоду из своей монополии и мастерства. Западное христианское большинство отвечало на это тем, что наказывало еврейское меньшинство, а как только почувствовало, что может обойтись без евреев, принялось изгонять их. И оно не позволяло евреям возвратиться в свое общество, пока не овладевало в достаточной мере присущим евреям мастерством, чтобы быть в состоянии соперничать с ними»¹⁹.

225
Наблюдения и рассуждения Арендт и Тойнби позволяют лучше понять тот конкретно-исторический фон, на котором более или менее конструктивная критика евреев (в таком случае перед нами еще не антисемитизм, а — точнее — юдокритицизм) часто перерастает в агрессивный антисемитизм. Ведь, действительно, не всякая критика евреев носит антисемитский характер. Примером тому — высказывания Ромена Ролана, как будто не щадящие евреев, обрушивающие на них волну гнева, но на самом деле защищающие национальное достоинство евреев: «Почему нам следует щадить евреев больше, чем христиан? Если я воздаю им должное, то потому что они этого стоят... Я знаю, сколько величия заключено в этой нации. Я знаю всю способность к самопожертвованию, все гордое бескорыстие, всю любовь и стремление к лучшему, неутомимую энергию и незаметный труд многих евреев. Я знаю, что в них живет Бог. И потому-то негодую на тех, кто отрекается от него, кто ради позорного преуспеяния и низменного благополучия, предает судьбу своего народа. Бороться с ними — значит, выступать против них от лица их народа, точно так же, как, нападая на разложившихся французов, я защищаю Францию... («Ярмарка на площади»)²⁰.

Как заметил однажды В.И.Толстых, те, кого называют антисемитами, упорно настаивают на том, что во всех бедах (в частности, России) «виноваты евреи»; среди евреев многие делают вид, что они вообще «ни при чем»²¹.

Существующие в литературе на сей счет версии можно сгруппировать в три основные: 1) в существовании антисемитизма повинны сами евреи и только они; 2) абсолютно никакой еврейской вины в этом нет; 3) определенную долю ответственности за существование антисемитизма несут и евреи. Рассмотрим каждую из этих версий.

Версия абсолютной виновности евреев

Логика уверенных в этом до наивности проста — если бы евреи вели себя вообще или в данном конкретном случае иначе, они не вызывали бы по отношению к себе отрицательных эмоций и действий. За примерами далеко ходить не надо. Вспомним обвинения евреев в их чрезмерной активности в российских революционных событиях двадцатого века. В наиболее концентрированном виде их выразил, пожалуй, В.В.Шульгин:

«Нас спрашивают: "Что вам в нас (евреях. — С.К.) не нравится?". Я позволю себе ответить за нео-антисемитов, народившихся вместе с революцией, а также за одиннадцать лет пребывания у кормила правления советской власти.

226
Не нравится нам в вас то, что вы приняли слишком выдающееся участие в революции, которая оказалась величайшим обманом, и подлогом. Не нравится нам то, что вы явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии. Не нравится нам то, что своей организованностью и своей сцепкой, своей настойчивостью и волей, вы консолидировали на долгие годы и укрепили самое безумное и самое кровавое предприятие, которое человечество знало от сотворения мира. Не нравится нам то, что этот опыт был сделан во исполнение учения еврея — Карла Маркса. Не нравится нам то, что эта ужасная история разыгралась на русской спине, и что она стоила нам, русским, всем сообща и каждому в отдельности, потерь неизрекаемых. Не нравится нам то, что вы, евреи, будучи сравнительно малочисленной группой в составе российского населения, приняли в вышеописанном гнусном деянии участие совершенно несоответственное. Не нравится нам то, что вы фактически стали нашими владыками. Не нравится нам то, что став нашими владыками, вы оказались господами далеко не милостивыми; если вспомнить какими мы были относительно вас, когда власть была в наших руках, и сравнить с тем, каковы теперь вы, евреи, относительно нас, то разница получается потрясающая. Под вашей властью Россия стала страной безгласных рабов; они не имеют даже силы грызть свои цепи. Вы жаловались, что во время правления "русской исторической власти" бывали еврейские погромы; детскими игрушками кажутся эти погромы перед всероссийским разгромом, который учинен за одиннадцать лет вашего властвования! И вы спрашиваете, что нам в вас не нравится!!!»²²

(Объективности ради укажем, что Шульгин не был агрессивным антисемитом. Он выступил против погромов и против судилища над Бейлисом. В приведенном нами отрывке из его книги, как он сам считал, нашло выражение сознание широких кругов русского народа, «напитавшихся антисемитизмом»²³.

Итак, по Шульгину (и всем согласным с ним), евреи, как чужаки, инородны, не должны принимать активного участия в политической жизни страны проживания, и тогда все будет для них нормально*.
-----------------------
* Подобную точку зрения высказывал по отношению к немецким евреям один из крупнейших философов XX века К.Поппер (родители которого, кстати, были евреями, принявшими лютеранство). Он считал, что нежелание евреев ассимилироваться в немецкую культуру и их важная роль в левом движении оказали содействие появлению фашизма и спонсируемого государством антисемитизма в 30-е годы. «Антисемитизм, — писал Поппер в автобиографическом очерке "Неоконченный поиск", — был злом, которого должны были одинаково бояться как евреи, так и не евреи и... перед лицами еврейского происхождения стояла задача приложить все усилия, чтобы не спровоцировать его». Поппер был близок к тому, чтобы обвинить евреев в Холокосте (см.: Хорган Дж. Конец науки. СПб., 2001. С. 68).

227
Применительно к этому сюжету оптимальный, вроде бы, вариант решения был предложен, как ни странно, одним из известнейших антисемитов В.Зомбартом (как тут не вспомнить изречение К.Маркса: «Даже слепая свинья может добыть желудь»). «Государства, — писал Зомбарт, — дают своим еврейским гражданам полное равноправие, а евреи должны быть настолько умными и тактичными, чтобы не пользоваться везде и в полном объеме этим равноправием»²⁴. Вот этого рекламируемого Зомбартом благоразумия, на первый взгляд, действительно не хватает во многих и массовых, и индивидуальных еврейских действиях.

Но здесь необходимо учитывать два обстоятельства, не совсем оправдывающие, но многое объясняющие.

Обстоятельство первое. Активно участвуя в каких-либо массовых движениях (революциях, освободительных войнах и т.п.), евреи никогда не выступали как самостоятельная сила, а действовали в составе макротела, макросистемы, представляющей часть того общества, в котором существовала еврейская диаспора. И вполне естественно, что в соответствующих ситуациях срабатывал социально-психологический закон заражения и подражания: они вели себя так, как нееврейское большинство, тем более, что в том или ином параметре (моральном, бытовом и т.д.) по крайней мере часть из них уже в определенной степени ассимилировалась.

Эту подчиненность евреев общему массовому настрою и действию отчетливо осознавали наиболее трезвые противники революционных потрясений в России. Сошлемся на Николая Устрялова, который советовал: «Нет, ни нам (интеллигенции), ни "народу" неуместно снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис — ни за темный, ни за светлый его лики. Он — наш, он подлинно русский, он весь в нашей психологии, в нашем прошлом... И если даже окажется математически доказанным, как это ныне не совсем удачно доказывается подчас, что девяносто процентов русских революционеров — инородцы, главным образом евреи, то это отнюдь не опровергает чисто русского характера движения. Если к нему и прикладываются «чужие» руки, — душа у него, "нутро" его, худо ли, хорошо ли, все же истинно русское — интеллигентское, преломленное сквозь психику народа... Не инородцы-революционеры правят русской революцией, а русская революция правит инородцами-революционерами, внешне или внутренне приобщившимися к "русскому духу" в его нынешнем состоянии»²⁵.

Нееврейская масса не просто приветствовала, но требовала подобающего поведения евреев, вливавшихся в ее ряды. Вспомним «Конармию» Исаака Бабеля и его личную «интеграцию» в это воинство...

228
Начдив Савицкий сразу дал понять вновь прибывшему: «Какой паршивенький... Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки». С таким «благословением» новичок пошел устраиваться. «Вот, бойцы, — сказал квартирьер и поставил на землю мой сундучок, — согласно приказанию товарища Савицкого обязаны вы принять этого человека к себе в помещение и без глупостев, потому этот человек пострадавший по ученой части...
Я приложил руку к козырьку и отдал честь казакам. Молодой парень с льняным висячим волосом и прекрасным рязанским лицом подошел к моему сундучку и выбросил его за ворота. Потом он повернулся ко мне задом и с особенной сноровкой стал испускать газы.
— Орудия номер два нуля, — крикнул ему казак постарше и засмеялся, — крой беглым...»
Но когда новичок «порешил» хозяйского гуся, «парень нам подходящий» — сказал один из казаков, и ему выдали имевшуюся у них запасную ложку. «Мы похлебали самодельных щей, — пишет Бабель, — и съели свинину»²⁶. (Обратите внимание на свинину: несомненно она явилась окончательным аргументом для «приема в казаки»).

Как точно подметил А.С.Ахитзер, антисемитизм постоянно принимает форму дуальных оппозиций ²⁷, то есть евреев с одинаковой враждебностью критикуют и за то, что они сделали, и за то, что они этого не сделали («за то, что еврейка стреляла в вождя; за то, что она промахнулась»). И если бы евреи не приняли активного участия в революции, их с такой же силой ругали и били бы за то, что, получив равноправие, они не включились в общее дело.

Обстоятельство второе: чтобы остановить чьи-то порочащие всю группу действия, необходима организация, способная поставить этих нарушителей и выскочек на место. Но, увы, в подавляющем большинстве случаев такая организация отсутствует. Наглядным примером служит сегодняшняя российская ситуация: кто поставит на место олигархов из числа евреев, накликающих большую беду на всю диаспору? Попытался некий одиночка, но в таком неблагоразумном по содержанию виде, что это выступление произвело, выражаясь современной терминологией, контрпродуктивный эффект ²⁸.

Подобное бессилие характеризует не просто конкретную диаспору (в данном случае — сегодняшнюю российскую): оно проистекает из общего состояния того общества, в которое интегрирована диаспора. Ведь бессильны не только евреи против своих «выскочек» — бессильны не в меньшей степени русские против «своих» выскочек, равно как и россияне в целом против выскочек всех национальностей. Причина прозрачна: в России нет гражданского общества, которое могло бы эффективно противодействовать превращению страны во всеобъемлющее «locus minoris resistentiae», ее упадку и деградации. В том числе нет структуры, которая воплотила бы в себе культурно-национальную автономию еврейства с соответствующими властными полномочиями.

229

Версия «козлов отпущения»

Согласно этой версии, абсолютно никакой вины евреев в происхождении и существовании антисемитизма нет, евреи всегда и везде являются самыми настоящими «козлами отпущения». Пожалуй, эта версия не нуждается в столь пространных комментариях, как другие две, ибо она на слуху и на виду. Теснимые и обороняющиеся евреи, как правило, не желают ни при каких обстоятельствах обсуждать вопрос о своей доле ответственности 29. И самое удивительное — концепцией «козла отпущения» заражены и многие юдофилы из числа неевреев. В аллегорической форме эта концепция нашла свое отражение в следующем анекдоте. Еврей-заика вполне естественно не смог выдержать конкурс на замещение места диктора радиовещания, но на вопрос окружающих о причинах провала он отвечает: «п-п-потому ч-ч-то еврей». Но простите, скажет читатель, ведь здесь речь идет не о вине, а о беде человека. Вот-вот! В том-то и дело, что вина и беда евреев в их доле ответственности за антисемитизм сплошь и рядом неразделимы (а часто и неотличимы) друг от друга.

Концепция «козла отпущения» не выдерживает критики хотя бы потому, что она предполагает и обнаруживает двойной стандарт в оценке действий — чужих и своих. Действительно: почему мы по отношению к другим (шовинистам, антисемитам) предъявляем требование «Не ищи врага вовне, покопайся в себе», а в случае антисемитизма всегда виноваты «другие»? Ой, как прав был Г.Гессе, когда писал: «Каждый народ должен покопаться в себе самом, понять, насколько он сам, из-за собственных ошибок, упущений, дурных привычек, виновен в бедах мира»³⁰.

Другое дело, что во множестве конкретных случаев за всплесками агрессивного антисемитизма действительно не обнаруживается еврейской доли ответственности. В особенности это относится к действиям власть предержащих в моменты, когда они считают целесообразным вытащить из своих тактических тайников козырную карту антисемитизма. Вспомним хотя бы пресловутое «дело врачей», которое, если бы не смерть Сталина, должно было завершиться насильственным переселением всех советских евреев в Сибирь и Казахстан.

Версия еврейской доли ответственности

В последнее время эта (третья из основных) версия была вновь высказана — Деннисом Прейгером и Джозефом Телушкиным и подробно разъяснена ими в книге «Почему евреи? О причинах антисемитизма». Уже в Предисловии они выступают против «деиудаизации юдофобии»

230
и предупреждают читателя, что попытаются объяснить антисемитизм как реакцию «на что-то явно еврейское». В этом «явно еврейском» они видят конечную мотивацию и фундаментальную причину антисемитизма, расшифровывая это следующим образом: «Фундаментальная причина антисемитизма — это то, что сделало евреев евреями, а именно — иудаизм»³¹. В подтверждение они приводят четыре основных аргумента, подчеркивая, что все они вращаются вокруг темы еврейского вызова ценностям неевреев:

1. «Тысячи лет иудаизм представлял собой сплав трех компонентов: Бога, Торы и Израиля, другими словами, еврейской концепции Бога, еврейского закона и еврейского национального самосознания. Еврейская приверженность к любому из этих компонентов всегда была главным побудительным стимулом антисемитизма, поскольку она превращала еврея в чужака, и, что самое важное, она представлялась неевреям (зачастую справедливо) как оспаривание правоты нееврейского бога (или богов), нееврейского закона (или законов) и национальной лояльности».

2. «С первых же дней смыслом существования иудаизма было изменение мира к лучшему... Это желание изменить мир, бросить вызов кумирам (религиозным или светским) окружающих обществ, предъявить моральные требования к другим... всегда было источником напряженности между евреями и неевреями».

3. «В дополнение ко всему с древнейших времен иудаизм утверждал, что евреи избраны Богом для миссии совершенствования мира. Эта доктрина божественного избрания евреев всегда являлась главной причиной антисемитизма».

4. «Как следствие приверженности евреев иудаизму, почти в каждом обществе, где они жили, их уровень жизни был выше, чем у нееврейского населения» 32.

Эта, хотя и развернутая, система доказательства, столь же категоричная, как этика иудаизма, не может не вызвать существенные контраргументы.

А. Категорично утверждение о еврее как чужаке. Отчужденность евреев продуцировалась прежде всего не ими, а властными структурами общества-хозяина, создавшими гетто, «черту оседлости» и т.п.* Когда эти железные занавесы де-юре (или де-факто) исчезали, начиналась быстрая семейно-бытовая аккультурация евреев (правда,
--------------------
* Вот одно из объяснений, во многом совпадающее с нашим: «Навязанная им (евреям. — С.К.) изоляция и многолетние преследования со стороны многих соседей сделали иудеев более зависимыми друг от друга и от своих традиций, чем они могли бы быть при других обстоятельствах» (Росс Ф., Хиллс Т. Великие религии человечества. М.; Ростов н/Д, 1999. С. 155) и еще одно: «Но всякая инициатива, как известно, наказуема. Особенно нестерпимой была инициатива, ставящая под сомнение божественную оправданность языческого существования народов, — "инициатива инициатив" <...> Не евреи отвернулись от мира, но мир отвернулся от сынов Израиля. Иудеи были отвергнуты миром, как бывает отвергнут индивид, не разделяющий мнения толпы. Последующая самоизоляция евреев была реакцией на это их отторжение. Они стали изгоями, обреченными на одиночество в этом мире, поневоле противостоящими всем остальным» (Кантор К.М. Двойная спираль истории: Историография проектизма. М., 2002. Т. 1.С. 177).

231
при сохраняющейся в значительной мере их этно-религиозной идентичности) и аккультурация общественно-политическая. Но даже при наличии искусственных препон наблюдалось нормальное общение с соседями-неевреями, что однако не мешало время от времени совершаться еврейским погромам. Приведу два примера на этот счет. Из лекции по истории германских евреев узнаем, как безоблачно складывались в средние века отношения кельнской общины с основным населением — ходили друг к другу в гости, вместе справляли праздники. Благолепие! Но вслед за этим лектор сообщает, что это благолепие не помешало свершиться двум погромам, в ходе которых еврейская община каждый раз почти поголовно истреблялась...

Второй пример поведан нам Шолом-Алейхемом, рассказывающим о том, как повели себя односельчане Тевье-молочника, пришедшие его «погромить». Сельский староста так сказал ему: «Мы, правду сказать, против тебя, Тевль, ничего не имеем. Ты хоть и жид, но человек неплохой. Да только одно другого не касается, бить тебя надо. Громада так порешила, стало быть — пропало! Мы тебе хоть стекла повышибаем. Уж это мы непременно должны сделать, а то, — говорит, — не ровен час, проедет кто-нибудь мимо, пусть видит, что тебя побили, не то нас и оштрафовать могут...»³³ Как видим — в этих словах никакого намека на враждебность к «чужаку», а тем более к ненавистному иудаизму, о котором они по существу и знать ничего не знают, и ведать ничего не ведают.

Даже такие трагические времена, как Холокост, не сумели сделать евреев чужаками по отношению к странам и народам, в среде которых они выросли. Ведь именно в те тяжелые годы выдающийся польский поэт Юлиан Тувим написал наполненное высоких чувств «Мы, польские евреи», посвятив его своей «матери в Польше или любимой ее тени». Обосновывая свое национальное самосознание, Тувим объяснял: «Я поляк — потому что родился в Польше, здесь вырос, здесь меня воспитали, здесь я учился, потому что в Польше я был счастливым и несчастным; потому что из эмиграции хочу возвратиться именно в Польшу, если бы даже в других местах мне был бы обещан рай.

Поляк — потому что по какому-то очень странному предрассудку, который не поддается ни научному, ни просто логическому объяснению, жажду, чтобы меня после смерти приняла и всосала польская земля и никакая другая.

232
Поляк— потому что мне в отцовском доме по-польски об этом сказали; потому что я там польской речью с пеленок вскормлен был; потому что мать учила меня польским стихам и польским песенкам; потому что когда возникло первое поэтическое потрясение, оно разразилось польскими словами; потому что то, что в жизни стало главным, — поэтическое творчество, — не мыслится мною на каком-либо другом языке, если бы я им даже великолепно владел.
Поляк — потому что исповедался по-польски о тревогах первой любви и по-польски лепетал о принесенных ею радостях и бурях.
Поляк еще и потому, что береза и верба мне ближе пальмы и кипариса, а Мицкевич и Шопен дороже Шекспира и Бетховена. Дороже по причинам, которых никакой логикой не объяснить.
Поляк — потому что я перенял у поляков определенную долю их национальных недостатков».

Но Холокост заставил его сказать и другое, вспомнить о своем еврействе и присоединиться к нему. Чтобы было до конца ясно, что имел в виду поэт под «крещением в Новом Иордане», приведем его размышление о крови: «Разной бывает кровь: та, что течет в жилах, и та, что течет из жил. Первая — это жидкость, циркулирующая в теле, значит, ее изучение в компетенции физиологов. Кто этой крови приписывает какие-то другие, кроме физиологических, особые характеристики и таинственные свойства, тот, как это мы видим, в результате превращает города в развалины, уничтожает миллионы людей и, в конце концов, привлекает карающий меч на собственное племя.

Другая кровь — это именно та, которую главарь международного фашизма извлекает из человеческих существ, чтобы доказать преимущества своей крови над моей. Это кровь безвинно убитых миллионов людей. Это не кровь, затаенная в венах и артериях, а кровь, ставшая видимой. Такого наводнения мученической крови не знал еще мир со дня его сотворения, а кровь евреев, именно кровь евреев, ни в коем случае не "еврейская кровь", течет самыми широкими и глубокими потоками. Почерневшие ее ручьи сливаются в бурную пенистую реку». Эту реку и назвал Тувим «Новым Иорданом». «И в этом новом Иордане я принимаю крещение, крещение более значимое, чем все иные крещения: жгучее, мученическое братство с евреями. Примите меня, братья, в эту почетную общность, общность безвинно пролитой крови. К этой общине, к этому алтарю жажду с сегодняшнего дня принадлежать. Этот титул "Еврея doloris causa" пусть будет дан польскому поэту народом, который его породил, не за какие-то особые заслуги, которых у меня нет перед вами. Я буду считать это авансом и самой высокой наградой за те несколько польских стихов, которые, возможно, меня переживут и память о которых будет связана с моим именем, именем Польского Еврея»³⁴.

233
Б. Иудаистской церкви никогда не была свойственна экспансивная, миссионерская деятельность, наподобие той, которой веками занимались католицизм, ислам или современные секты. Под «совершенствованием мира» изначально и впоследствии имелся в виду не захват его (хотя бы в форме конфессионального овладения им), а воздействие личного нравственного облика иудеев на другие народы. В этом смысле иудаизм никак публично не провоцировал антисемитизм. И на предупреждение Евангелия от Марка- «Завоевав весь мир, не повредишь ли душе своей?» — относящееся ко всем людям, евреи могли отвечать с гордо поднятой головой. Ибо их «избранность» отнюдь не претендовала на моральный суд над другими народами, не пыталась отменить или нарушить нравственное требование «Не судите, да не судимы будете». Таким образом, при наличии толерантности с обеих сторон вербальное провозглашение избранности не может быть поводом и для кровавых конфликтов.

В. Антисемитизм, как правило, из века в век провоцировался и поощрялся государственными и церковными структурами, как только в какой-то степени затрагивались их корыстные интересы (материальные, карьеристские и т.д.). Маркс как-то заметил, что «...высокая англиканская церковь скорее простит нападки на 38 из 39 статей ее символа веры, чем на 1/39 ее денежного дохода»³⁵. И так вели и ведут себя не только англиканская церковь, но и многие другие церковные епархии, и не только они, но и различные государственные структуры недемократического характера. Такое государство, ориентированное на архаические ценности и противостоящее формированию гражданского общества, зачастую пытается найти в антисемитизме важный источник преодоления раскола между собой и народом в трудной для себя ситуации и кажущийся подходящим момент.

Итак, высказанная Д.Прейгером и Дж.Телушкиным концепция, хотя и содержит в себе рациональное зерно, нуждается, с одной стороны, в конкретизации, а с другой — в расширении спектра причин. В выходе в это более плодотворное поле исследования может помочь образцовая по своей научной добросовестности работа С.Я.Лурье «Антисемитизм в древнем мире», опубликованная автором в 1922 году и с тех пор не переиздававшаяся вплоть до 1994 года.

«Для автора этой работы, — пишет С.Я.Лурье в предисловии, — уже тогда (1914-1915 гг. — С.К.) было несомненно, что причина антисемитизма лежит в самих евреях, — иными словами, что антисемитизм — явление не случайное, что он коренится в разнице между духовным обликом еврея и нееврея»³⁶. И далее: «Я определенно примыкаю к той группе ученых, которые, исходя хотя бы из одного того, что везде, где только ни появляются евреи, вспыхивает и антисемитизм, делают вывод, что антисемитизм возник не вследствие каких-либо временных или случайных причин, а вследствие тех или иных свойств, постоянно присущих еврейскому народу»³⁷.

234
Такой постоянной причиной Лурье считает ту «особенность еврейского народа, вследствие которой он, не имея ни своей территории, ни своего языка и будучи разбросанным по всему миру, тем не менее (принимая живейшее участие в жизни новой родины и отнюдь ни от кого не обособляясь) оставался национально-государственным организмом»³⁸. Отметим сразу совпадение такой позиции с высказанными нами на предыдущих страницах этой главы замечаниями и комментариями, в частности с нашей точкой зрения о роли еврейской нравственной категоричности, том недостатке иудейского менталитета, который является продолжением его достоинств. Но отнюдь не в том смысле, как минус уравновешивает плюс: этот «недостаток», дававший минус (порой трагический) в конкретных жизненных ситуациях, помог еврейскому народу исторически выжить.

Со свойственной ему скрупулезностью Лурье исследует интересующую его в связи с замыслом предпринятого исследования античную действительность и обнаруживает, что ни еврейская религия сама по себе, ни экономические и политические отношения тех времен между евреями и господствующими этносами, ни еврейский партикуляризм не выступали в качестве причин, породивших антисемитизм в древнем мире. «Наоборот, — отмечает он, — усиление ассимиляционных тенденций в еврействе всегда вызывало быстрый рост антисемитизма, а партикуляристическая реакция соответственно ослабляла антисемитизм»³⁹.

Лурье резко выступает против тех ученых — иудаистов и религиоведов, которые считают, что «еврейский народ — какое-то неслыханное и непонятное исключение в истории мира. Другие народы ведут ожесточенную борьбу за существование, и в этой борьбе закаляется их природа и вырабатывается национальный характер; евреи пренебрегли этой войной за существование, ушли от мелочей жизни, "презрение к богатству вообще было их основной чертой", и вместо этого, пользуясь выражением Ренана, всецело погружаются в исполнение какой-то заранее предназначенной им исторической миссии, на вред себе и на благо окружающим»⁴⁰. Парируя подобные концепции, Лурье, как мы видим, во главу угла ставит исторический подход к объяснению национального характера евреев (равно как и антисемитизма), и такой подход надо признать единственно правильным.

Так, исторически, с учетом конкретных условий исторического развития евреев, подходит Лурье к объяснению чрезмерно развитого еврейского национального чувства, относя его формирование ко временам, отдаленным от поры рассеяния. Географическое положение Палестины с древнейших времен было таково, что она почти никогда не была в течение более или менее продолжительного времени по-

235
литически самостоятельным государством, постоянно переходила из рук в руки. Это своеобразие и дало возможность развиться у евреев сильному национальному чувству, не связанному не только с политическим могуществом, но и с политической независимостью, — явление единичное и не имеющее аналогий в древнем мире.

(Вот это сильно развитое национальное чувство играло в истории евреев двоякую роль. С одной стороны, оно помогало им выжить и сохраниться как народу, с другой же стороны, оно полностью отдифференцировало себя от политического чутья и политических действий, необходимых для реального освобождения. История народа без правительства, без страны и без языка рельефно обнаруживает, что значит отсутствие политического навыка и политической рассудительности. Как отмечает в связи с этим Ханна Арендт, «еврейская история предлагает необычайный спектакль, где народ проявляет себя уникальным образом в том плане, что начав свою историю с вполне определенным представлением об истории и почти осознаваемой решимостью достичь на земле реализации четко очерченного плана, он избегал в течение двух тысячелетий всякого политического действия, не отказываясь при этом от своего представления об истории. В результате политическая история еврейского народа стала более зависимой от непредвиденных случайных факторов нежели история других народов, так что евреи играли то одну роль, то другую и не принимали на себя ответственность ни за одну из них»⁴¹. И как следствие из этого: «Одно из самых неблагоприятных обстоятельств в истории еврейского народа заключалось в том, что только его враги понимали, что еврейский вопрос является политическим вопросом. Этого почти никогда не понимали друзья еврейского народа»⁴².)

Оставаясь верным историческому подходу, Лурье на обширном материале прослеживает, как постоянная борьба с преследованиями и дискриминацией выработала ряд своеобразных черт еврейского приспособления к окружающей действительности, а в свою очередь именно эти черты порождали соответствующую антисемитскую реакцию уже в древнем мире.

Это, во-первых, тесная сплоченность и взаимопомощь в жизненной борьбе, превращающие еврейство по сути дела в национальное образование без территории. Эта особенность, имевшая оборонительный характер, вызывала у «хозяев» недоверие и страх и превращалась в их глазах во всемирный «всесильный кагал».

Во-вторых, это необычайное упорство в достижении поставленной жизненной цели с затратой большего количества энергии, так как еврею, кроме обычных препятствий, приходилось преодолевать еще и специфическую враждебность к евреям. В результате упорства немногим (по отношению ко всей массе) удавалось занять видные места в государстве или добиться экономического могущества, и подобные результаты рассматривались антисемитами как «еврейское нахальство».

236
И в-третьих, выработавшаяся у евреев способность не реагировать немедленно, рефлексивно на наносимые им оскорбления, что с точки зрения древней морали было недостойно свободного человека и рассматривалось антисемитами как «еврейская низость»⁴³.

Яркий образец въевшегося в еврейский менталитет терпения поведан нам Альбертом Швейцером на примере «Мойши из соседней деревни». Когда Мойша проезжал через город на своей тележке, запряженной ослом, мальчишки бежали следом и издевались над ним. «А Мойша со своими веснушками и сивой бородой продолжал свой путь так же невозмутимо, как и его осел. Только иногда он оборачивался и улыбался нам смущенно и доброжелательно. Эта улыбка покорила меня, — вспоминает Швейцер. — От Мойши я впервые узнал, что значит молча сносить преследования. Он стал моим великим воспитателем. Много позже, уже гимназистом, я усвоил себе привычку подавать ему руку и проходить вместе с ним часть пути. Но он так и не узнал, что он для меня значил... Для меня он, с его чуть виноватой улыбкой, навсегда остался Мойшей, еще и сегодня призывающим меня к терпению там, где я мог бы вспылить и разбушеваться»⁴⁴.

К нашим рассуждениям о так называемых «выскочках» и приведенным выводам С.Я.Лурье небезынтересно подключить мнение такого авторитета, как Ханна Арендт, которая считает, что «все похвальные еврейские качества — еврейская душа, гуманность, юмор, бескорыстная интеллигентность — суть качества пария. Все еврейские недостатки — бестактность, политическая тупость, комплексы неполноценности и moneygrubbing — характеристики выскочки»⁴⁵. Очевидно, что в этих высказываниях Х.Арендт обнаруживается своеобразный вариант концепции двух культур в каждой национальной культуре. При этом нетрудно заметить, что в демократической культуре масс, несмотря на противоречивость еврейского менталитета, оптимальность все же ближе к своей реализации, чем в поведении выскочек. «Механизм» перелива возмущения к выскочкам на еврейскую массу реалистично воспроизведен в одном из романов Лиона Фейхтвангера ⁴⁶.

Антисемитизм как еврейское?

Итак, нами рассмотрены три версии происхождения и сущности антисемитизма. Понятно, что каждая из них содержит в той или иной мере существенные моменты, адекватные реалиям, и к искажению истины эти моменты приводят только в случае их чрезмерного раз-

237
дувания. Поэтому понятно также, что версии эти не в абсолютной степени отрицают друг друга, но в чем-то и дополняют, подпитывают одна другую. И там, где нет враждебности «хозяев», нет и противостоящего ей и адекватно ее отражающего развития тех специфических черт евреев диаспоры, о которых чуть выше было сказано.

Все это очень важно учитывать, когда мы размышляем о доле ответственности евреев за антисемитизм как феномен мировой культуры. Мы, конечно, отдаем себе отчет, что «доля» эта в очень многом представляет собой не вину в точном смысле этого слова, а скорее их беду — беду народа, обреченного историей на многовековые страдания.

Такой вывод отнюдь не является призывом к реабилитации евреев в данном вопросе. Напротив: его следует рассматривать как призыв к самим евреям всегда искать оптимальные варианты в межэтнических отношениях, проявляя лучшие качества, характеризующие еврейский менталитет, и чураясь качеств, свойственных выскочкам.

Рассудительность и взвешенность в своем поведении (личностном, общинном или диаспоры в целом) тем более необходимы, если учитывать, что так называемые «специфические еврейские черты» сплошь и рядом используются антисемитами в качестве повода при инициировании юдофобских действий. В этом отношении очень поучителен фрагмент из «Несвоевременных мыслей» Максима Горького. Фрагмент относится к 1917 году и навеян появившейся «в одной из грязненьких уличных газет» малограмотной статейкой на потеху публике с высмеиванием свергнутого Николая II и его семьи, в том числе обезноженной императрицы. Поясняя смысл своих рассуждений, Горький пишет:

«Но — дело не в том, что веселые люди хохочут над несчастием женщины, а в том, что статейка подписана еврейским именем Иос. Хейсин.
Я считаю нужным напомнить г. Хейсину несколько строк из статьи профессора Бодуэна де Куртенэ в сборнике "Щит".
"Утащили в вагоне чемодан. Вор оказывался поляком. Но не сказали, что украл "поляк", а только, что украл "вор".
Другой раз похитителем оказался русский. И на этот раз обличили в краже не русского, а просто — "вора".
Но если бы чемодан оказался в руках еврея, — было бы сказано, что "украл еврей", а не просто "вор".
Процитировав это поучительное наблюдение русско-польского языковеда, Горький следующим образом его комментирует: «Полагаю, что мораль должна быть понятна Хейсину и подобным ему "бытописателям"... — ведь по поводу их сочинений тоже могут сказать, что это пишут не просто до оглупения обозленные люди, а — "евреи".<...>

238
Я считаю нужным, — по условиям времени, — указать, что нигде не требуется столько такта и морального чутья, как в отношении русского к еврею и еврея к явлениям русской жизни.

Отнюдь не значит, что на Руси есть факты, которых не должен критически касаться татарин или еврей, но — обязательно помнить, что даже невольная ошибка, — не говоря уже о сознательной гадости... — может быть истолкована во вред не только одному злому или глупому еврею, но — всему еврейству. Не надо забывать этого, если живешь среди людей, которые могут хохотать над больным и несчастным человеком»47.

Не надо этого забывать и сегодня, когда появление в России евреев на вершинах бизнеса, во власти и рядом с властью послужило поводом для многочисленных антисемитских упражнений, и учитывать, что «указанный повод, — как совершенно резонно замечает А.Бовин, — мог сработать, вызвать беспокойство и пересуды, стать источником политических призывов и действий только потому, что он накладывается на прочные, глубинные антисемитские традиции»⁴⁸.

Мы включили главу об антисемитизме в ткань повествования о еврейском в мировой культуре. Насколько это правомерно? — спросит читатель. Думается, что вполне. Ведь антисемитизм, как мы постарались показать, — это, по большому счету, тоже еврейское, родившееся и сформировавшееся в лоне мировой культуры как реакция на еврейское, и, как мы видим, не без невольного участия евреев. И хотя версия «еврейской доли ответственности» подавляющим большинством евреев не воспринимается, вызывая обиду и негативные эмоции, она подтверждается исторически и в прошлом, и в настоящем. Поэтому, если переступить через вполне объяснимые эмоции, надо признать случаи, когда еврейская доля ответственности имеет место, хотя, разумеется, несравненно реже, чем ситуации, в которых евреи действительно выступают в качестве «козлов отпущения».

Так что будем оптимистами: пока существует еврейское, будет и антисемитское (правда, некоторые уверены — были бы антисемиты, а евреи всегда найдутся ⁴⁹).

Будем и оптимистами, не только надеющимися, но и делающими все для того, чтобы планка данного межэтнического противостояния нигде и никогда (в том числе и в сегодняшней России) не нарушила меры конструктивной напряженности. У верующих евреев в этом отношении, как и во всех других, существует ответственность перед Богом: он с самого начала объяснил им, что эта ответственность — другая сторона «избранности». У неверующих должна быть ответственность перед собственной совестью и перед окружающими людьми — соплеменниками и иноплеменниками.

239
Конечно, сохранение меры конструктивной напряженности в еще большей степени зависит от другой противостоящей стороны. И — по объективному счету — не менее важно для нее. Об этом предупреждал еще Владимир Соловьев.

«Усиленное возбуждение племенной и религиозной вражды, — писал он, — столь противной духу христианства, подавляя чувства справедливости и человеколюбия, в корне развращает общество и может привести к нравственному одичанию, особенно при ныне уже заметном упадке гуманных идей и при слабости юридического начала в нашей жизни.

Вот почему уже из одного чувства национального самосохранения следует решительно осудить антисемитическое движение не только как безнравственное по существу, но и как крайне опасное для будущности России»⁵⁰.

Этими вещими словами, актуальными сегодня не менее, чем во времена Соловьева, не грех закончить книгу.

1 См. подробно: Красильщиков А. Антисемитизм или юдофобия? Попытки диагноза // Время. [Тель-Авив], 2002. 17 янв. С. 39.
2 См.: GowA.C. The Red Jews: Antisemitizm in an Apocaleptic Age, 1200-1600. Leiden; N.Y., 1995. Впрочем этот страх проявляется не только в эсхатологические времена. Как писали О.Кабанес и Л.Насс, «другие парии человечества (до этого речь шла о прокаженных. — С.К.), евреи, также не раз служили предметом народного озлобления. Основанием для сожжения их целыми толпами было, например, бессмысленное обвинение их в том, что они, якобы, умышленно отравляют и заражают воздух зловредными миазмами. Можно смело утверждать, что главным основанием их систематического избиения была вовсе не столько религиозная или экономическая вражда, сколько именно тот безотчетный страх, который они внушали суеверному и робкому населению своей обособленной и скрытной жизнью» (Кабанес О., Насс Л. Революционный невроз. М., 1996. С. 257).
3 Ахиезер А.С. Антисемитизм в России: взгляд культуролога // Вестник Еврейского университета в Москве. М.; Иерусалим, 1992. Вып. 1. С. 8-9.
4 Кееn S. Faces of the Enemy: Reflection on hostile imagination. San-Francisco, 1986. P. 10.
5 Свинцов В.И. Евреи и старик Битюков: [Статья по поводу книги Джошуа Трахтенберга «Дьявол и евреи» (М.; Иерусалим, 1998. С. 294)] // Философские науки. 1999. № 3-4. С. 173.
6 См.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. III: Социокультурный словарь. М., 1991. С. 13.
7 См.: Лакер У. Черная сотня: истоки русского фашизма. Вашингтон, 1994. С. 159.

240
8 См.: Sombart W. Die Yuden und die Wirtschaftsleben. Leipzig, 1911. S. 403, 407, 408, 415.
9 См., например: Шишкин И.С. Три статьи из газеты «Завтра».
10 Шабот Р. Антисемитизм: что изменилось? // Новости недели. [Тель-Авив], 2001. 22 марта. С. 4.
11 Кторова А. Еврейская община в Турции // Вести-Окна. [Тель-Авив], 2000. 7 дек. С. 11-12.
12 Гефтер М. Эхо Холокоста. М., 1995. С. 194-195.
13 См.: Каретто Э. Язычники с фашистской свастикой // Вести-Досье. [Тель-Авив], 2002. 4 апр. С. 23.
14 Иванов Ю.М. Евреи в русской истории. М., 1998. С. 55.
15 См.: Арендт Х. Истоки тоталитаризма: пер. с нем. М., 1996. С. 37.
16 Лакер У. Указ. соч. С. 167.
17 Арендт X. Указ. соч. С. 37.
18 Там же. С. 38.
19 Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М.; СПб., 1995. С. 365.
20 Цит. по: Гуткина Н. Азбука еврейского национального самосознания // Время. [Тель-Авив], 2003. 16 янв. С. 30.
21 См.: Существует ли еврейский вопрос? // Свободное слово: Интеллектуальная хроника десятилетия, 1985-1995. М., 1996. С. 401.
22 Шульгин В.В. «Что нам в них не нравится...» СПб., 1992. С. 34-35. 23Тамже.С. 35-36.
24 Sombart W. Zukunft der Yden. Berlin, 1906. S. 87.
25 Цит. по: В поисках пути: русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992. С. 253-254.
26 Бабель И. Конармия. Одесские рассказы. Статьи. Пьесы. Письма. Иркутск, 1991. С. 38-40.
27 См.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. III. С. 15.
28 Тополь Э. Возлюбите Россию, Борис Абрамович! // Аргументы и факты. 1998. № 38. С. 7.
29 См.: Арендт Х. Указ. соч. С. 38-41.
30 Гессе Г. Степной волк // Гессе Г. Избранное. М., 1977. С. 309.
31 Прейгер Д., Телушкин Дж. Почему евреи? О причинах антисемитизма. Лос-Анджелес, 1983. С. 4, 14.
32 Там же. С. 14-16.
33 Шолом-Алейхем. Тевье-молочник // Собр. соч.: в 6 т. М., 1959. Т. 1. С. 608.
34 Тувим Ю. Мы, польские евреи // Новости недели-Еврейский камертон. [Тель-Авив], 2002.10янв.
35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. СЮ.
36 Лурье С.Я. Антисемитизм в древнем мире, попытки объяснения его в науке и его причины // Филон Александрийский. Против Флакка. О посольстве к Гаю. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. М.; Иерусалим, 1994. Приложение. С. 5.

241
37 Там же. С. 7.
38 Там же. С. 8.
39 Там же. С. 88.
40 Там же. С. 93-94.
41 Аренды X. Указ. соч. С. 41-42.
42 Там же. С. 104.
43 См.: Лурье С.Я. Указ. соч. С. 120-152.
44 Швейцер А. Из моего детства и юности // Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992. С. 11-12.
45 Arendt Н. The Jew as parian // Jewish Identity and Politics in the modern Age. N.Y., 1978. P. 7.
46 См.: Фейхтвангер Л. Еврей Зюсс // Фейхтвангер Л. Собр. соч.: в 12 т. Т. 2. М., 1964.
47 Горький М. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. М., 1990. С. 97-98.
48 Бовин А. Записки ненастоящего посла. М., 2001. С. 269.
49 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. III. С. 16.
50 Соловьев Вл. С. Протест против антисемитического движения в печати // Тайна Израиля: «еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX — первой половины XX вв. СПб., 1993. С. 95.