А. В. Суворов


Константин Ковалев


Причуды генералиссимуса

 

Ковалев К.П. Имена и лица русской культуры. М., 2005, c. 157-161

 


        Все, что известно о настоящей жизни Суворова – кратко и лаконично, как две связанные с ним и поразительные по простоте исторические надписи: одна на московском доме – «Здесь жил великий Суворов», другая на его могиле в Питере – «Здесь лежит Суворов». Простота пути от «жил» до «лежит» столь же разительна, как отрывистый стиль его литературной речи, вплоть до «Науки побеждать». И если описание его военных побед может занять много томов, то совсем не просто говорить о Суворове, как о творческой личности и деятеле культуры, самобытном мыслителе и высокообразованном человеке, необычной натуре и несносном для современников «чудаке».

 

 

Визитная карточка А.В. Суворова

Визитная карточка А.В. Суворова

 


Сага о чудаках


         Наверное, мы бы знали о нем больше, если бы могли свободно входить в уже упомянутый дом у Никитских ворот в Москве, где он жил. Но особняк принадлежит посольству Нигерии, доступ в него – закрыт для посторонних. Вроде бы ничего особенного. Но, согласитесь, немного странно. Разве нет других особняков? Могли бы, скажем, в столице Франции отдать дом Наполеона (или в столице Англии – резиденцию адмирала Нельсона) некоему африканскому посольству? Не в обиду послам – но вряд ли, ведь это касается памяти величайших полководцев мировой истории. Но мы – можем!
 

Портрет А. В. Суворова в 1799 г.                 Карл Штейбен. Портрет А. В. Суворова 1815


          Эта двойственность по отношению к Суворову проявляется во многом: мы почитаем его, как полководца, но почти ничего не знаем и не говорим, как о человеке, деятеле культуры. Мы до сих пор никак не можем в точности определить – когда отмечать его юбилеи. По точным утверждениям ученых и биографов именно в ноябре 2004 года мы должны праздновать 275-летие со дня его рождения, а по издающимся по сию пору энциклопедиям оказывается, что в 2005.

157
 

       Современники считали его чудаком. Все это нынче напоминает незабвенные истории о российских юродивых и юродстве. Именно такие люди могли напрямую говорить царям все, что думают, голую правду. Чудакам все прощается. А кто-то ведь должен иногда говорить эту самую правду, иначе власти — конец.


         Умные императоры, а таковым был, по нашему мнению Павел I, это понимали. А потому слушали и делали выводы. Ненавидели при этом чудаков? Может быть. Обижались? Естественно. Били по столу кулаком и отправляли за откровенность куда подальше? Ну, как же без этого. Но слушали! И выводы делали, и званиями одаряли, вплоть до генералиссимуса.

 

 

Drawn in London after the French army was defeated by Alexander Suvorov in Italy and Switzerland. 1799

 


          Кстати, об императоре Павле. Тоже «причудливом» человеке. В процессе работы над книгой о композиторе Бортнянском, который, как известно, был придворным музыкантом при Павле, а также учил музыке всех его детей, я постоянно убеждался в том, что сын Екатерины Великой был одним из самых интереснейших людей своей эпохи.


          Например, он создал собственный, «павловский» стиль в декоративно-прикладном искусстве, чего не произошло ни с одним другим российским императором. Мудро создал православный мальтийский орден, в отличие от всех других, более скрытых орденов, и даже возглавлял его, как и все последующие помазанники русского престола. О его образованности складывались легенды. А мне однажды, еще в начале 1980-х, удалось попасть в запасники и подвалы Тартуского университета, где в одной из скрытых комнат хранилась громадная личная библиотека Павла I (попавшая туда весьма странным образом, а теперь — оставшаяся на территории иностранного государства). Так вот — с любовью переплетенные в красный бархат и расшитые золотом книги на многочисленных языках — почти все были испещрены личными пометками императора. Обладая таким богатством знаний, особенно в России, не легко ли прослыть «странным» человеком или «чудаком»?


          Только такой человек и мог заметить в другом «чудаке» — Суворове — уникального полководца. И заметил!


         Сейчас модно говорить о святости тех или иных деятелей русской истории. Не так давно даже поднимался вопрос о причислении к лику святых Ивана Грозного и Григория Распутина. Поговаривают и о Суворове, ведь есть же пример — адмирал Ушаков, иконописный лик которого в военном мундире (первый случай в русской иконописи нового времени!) при орденах и регалиях уже давно утвержден. Совсем недавно митрополит Смоленский Кирилл в телепрограмме «Зеркало» напомнил, что Ушаков был удостоен святости за то, что не проиграл ни одного сражения на воде. Но ведь и Суворов не потерпел ни одного поражения за всю свою жизнь!
158


        Похоже, можно говорить о появлении некоего критерия святости для военных мужей? Но достаточно ли только побед? Ведь владыка почему-то не припомнил важнейшего факта биографии Ушакова. После отставки из флота адмирал отправился в Мордовию к своему брату, который был настоятелем Синаксаркского монастыря, и прожил еще десятилетия в чистоте монашеского подвига. Вот в чем необычность его судьбы: от основателя средиземноморской республики до затворничества в дебрях российской земли.


          А что Суворов, был ли он столь благочестив? Скорее, относился к самым противоречивым личностям своей эпохи. Хотя иногда его причисляют к монашествующим в миру «юродивым». Известно, что он вообще не имел личных или близких друзей и признавал одну только службу. Это было не только не естественно для его окружающих, но и вызывало наряду с восхищением — бурю раздражения и непонимания.


         В отношениях с близкими Суворов был порой чрезмерно придирчив и суров, словно весь мир был для него одной большой армией, которую нужно построить в определенную систему. Во времена двух своих временных отставок он отправлялся в родовое имение Кончанское, где вдруг наводил такие порядки, что обитатели запоминали их на многие годы, пока он опять отправлялся на очередную войну. Если он создавал оркестр или хор из крепостных, то муштровал актеров или певчих до состояния «идеального», применяя все способы воспитания: от слов до телесных «убеждений». Те, кто не вписывался в распорядки и планы — немедленно вылетали вон. Если он разбирался в семейных отношениях, то по-армейски — быстро и твердо. Жену изгнал из дому в одно мгновение. Не люба, не покорна — развод, причем, немедленный и бесповоротный. Рассказывали, любил говаривать, почистив ружье: «Жена моя в надлежащем виде». Зато и оркестр, и хор слыли идеальными, а любовь полководца к дочери «Суворочке» уже стала легендарной.


          Был ли он столь беспощаден во всем, этот суровый человек? Ведь он имел тонкую поющую душу.


Поющая душа
 

       Он писал: «Хотите меня знать? Я сам себя раскрою... Друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили... Я бывал Эзопом, Ла-фонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который благодетельствовал России, кривлялся и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых...». Какие откровенные слова! Генералиссимус сам признает себя шутом, записывает себя в чудаки для истории.
159

         Пел он, по словам современников, на самом деле отменно. Один отставной сержант, прослуживший с ним почти всю жизнь, заметил в воспоминаниях, что Суворов певал по нотным книгам, а более всего любил концерты Бортнянского. Действительно он дружил с самыми известными российскими музыкантами своего времени.


        Лучший из них — композитор Дмитрий Бортнянский — посвятил Суворову два известнейших ныне духовных концерта: «Слава в вышних», исполненный во время встречи полководца после прибытия из Италии, а также «Живый в помощи Вышняго» — панихидный реквием, который на похоронах генералиссимуса пела вся Придворная капелла под управлением самого Бортнянского.


       Когда Суворов попал в опалу, то Бортнянский, имевший доступ к императору и друживший с его супругой, рискуя карьерой неоднократно вступался за него и тем самым во многом помог восстановлению его отношений с Павлом. Это запечатлел поэт Хвостов в строках о композиторе:
 

О Суворове хлопочет

И душою кроткой хочет,

Чтоб он буйства сверг ярем...


         Тот, кто знал Суворова, тот его понимал, почитал и любил. И мы ныне можем сказать, что кроме всего прочего почитаем егсгкак поэта, музыканта, ценителя искусств, мыслителя и не только военного, но и жизненного стратега. Благодаря своим чудачествам Суворов мог войти в любой кабинет и сделать то, что порой не могли сделать наделенные самыми большими полномочиями чиновники.


        Благодаря светлым мыслям и необычному литературному языку он оставил неизгладимый след в швейцарском монастыре, где сохранились записи его бесед с настоятельницей. Наконец, его имя породило целый поток народных песен и распевных баллад, посвященных его подвигам, победам и даже ранениям. Эти песни живы в некоторых деревнях по сию пору и совсем недавно еще фольклористы хвастались очередными находками и записями новых вариантов таких распевов.


Как во этих-то палатушках

Да лежал русский, больно раненый.

Ну лежал русский, больно раненый,

Да и тот батюшка Суворов наш!
160
 

       Поэт Державин воспел его в своих стихах и поэмах. И все таки он в некоторой степени остается для нас загадочным человеком. Ноон был своеобразен даже в своих советах. Круг его чтения напоминает немного странный набор имен и текстов, вполне приемлемый и понятный для человека XVIII столетия, но весьма разбросанный и неожиданный, словно обрисовывающий библиотеку просвещенного «графомана». Вот что он писал своему крестнику Александру Карачаю: «Вникай прилежно в сочинения Вобана, Кугорна, Кюраса, Гюбнера. Будь знающ несколько в богословии, физике и нравственной философии. Читай прилежно Тюренна, записки Цезаря, Фридриха II, первые тома истории Роллена и «Мечтания» Графа Сакса. Языки полезны для словесности. Учись понемногу танцам, верховой езде и фехтованию».


       Кажется, идеальный набор для российского дворянина-джентльмена, однако он не очень соответствует общепринятому кругу чтения человека его эпохи. Это какой-то собственный взгляд на то, что принято считать обязательным для воспитания настоящего вкуса и познания мира. Однако на фоне многих современников-«недорослей», этот взгляд был весьма проникновенным.


        Разве мог ли кто еще похвастаться таким багажом знаний и начитанностью, как Суворов? Он избегал общества, стремился к одиночеству. А на вопрос — почему? — отвечал: «У меня много старых друзей: Цезарь, Аннибал, Вобан, Кегорн, Фолард, Тюренн, Монте-кукули, Роллен... и всех не вспомню. Старым друзьям грешно изменять на новых».


         Не так-то просто и сегодня записаться в друзья к самому Суворову. ..
 

        Как, впрочем, не просто назваться и прослыть чудаком, при этом обладая погонами высшего военного звания России.


Ноябрь 2004 г., в дни неотмеченного юбилея 

 

 



 





Содержание | Авторам | Наши авторы | Публикации | Библиотека | Ссылки | Галерея | Контакты | Музыка | Форум | Хостинг

Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru

© Александр Бокшицкий, 2002-2009
Дизайн сайта: Бокшицкий Владимир